Я помог ему развернуть чертежи. Края бумаги пожелтели от старости, но чертежи были выполнены со всей тщательностью. Я прижал бумаги рациями, и Рено, Оукли и командир Уилл Мэтьюс склонились над ними.
Сверху собор Святого Патрика был похож на крест. Главный выход на Пятую авеню располагался внизу, а выходы на Пятидесятую и Пятьдесят первую улицы - по бокам. Из капеллы Девы Марии - пристройки в верхней части креста - выходов не было.
- Снайперы сидят в "Саксе" на Сорок девятой и на Пятой, шестьсот двадцать, прямо за нами, - сказал Оукли. - Чтобы закрыть капеллу, придется посадить еще одного на Мэдисон. Видимость через витражи, как через каменную стену, - никакая. Мистер Нарди, из чертежа не очень ясно, простреливается ли капелла Девы Марии через розу на фасаде?
- Частично, - серьезно ответил старичок, удивленно покосившись на него. - На плане это, видите, что-то вроде беседки за алтарем, но там ведь и колонны стоят, и балдахин висит, восемнадцать метров.
- Собор длиной в целый квартал. Сколько там, двести шестьдесят метров? - обратился Оукли к своему заместителю. - Проведем разведку. Может, забросим оптоволоконную камеру через одно из окон. Снимем тепловые показатели и по оружию вычислим засранцев. Сейчас самое время - можно спуститься с крыши по фасаду, выбить розу и все окна в капелле одним махом.
- Кажется, с годами я стал плохо слышать, - сказал смотритель Нарди. - Но мне на секунду показалось, что вы собираетесь уничтожить большую розу собора Святого Патрика.
- Мистер Нарди, полицейские дела вас не должны волновать, - ответил ему Оукли. - На кону человеческие жизни. Мы сделаем то, что должны сделать.
- Этой розе сто пятьдесят лет, сэр, - сказал смотритель, складывая худенькие руки на груди. - Она бесценна, так же как и окна капеллы Девы Марии и все остальные реликвии и статуи собора. Вы трижды подумаете, прежде чем пробить дырку в статуе Свободы, правда ведь? Так вот что я вам скажу: собор Святого Патрика - статуя Веры этого города, так что придумайте-ка что-нибудь другое. Вы разрушите его только через мой труп!
- Уведите мистера Нарди, пожалуйста, - раздраженно отдал приказ Оукли.
- Послушайте меня! - кричал Нарди, пока полицейский выводил его из штаба. - Я этого так не оставлю! Я созову репортеров!
"Только этого нам не хватало", - подумал я. Опять закавыка, очередное идиотское препятствие. Мало нам неприятностей, теперь нас еще и связали по рукам и ногам.
Оукли развернул бейсболку козырьком назад, закрыл лицо ладонями и шумно выдохнул. Сейчас он был похож на принимающего, пропустившего легкую подачу.
- Господи, Боже мой! Нет, вы посмотрите, какая засада! - воскликнул он. - Гранитные стены… сколько там? Более полуметра толщиной? Двери - тридцать сантиметров бронзы. Нам еще никогда не приходилось выламывать такие толстые двери. Тем более бронзовые.
Даже в этих бесценных окнах переплетения каменные. Провести подкоп из соседних зданий невозможно. Это настоящая крепость. Святой Патрик может выдержать осаду целой армии. И нам надо проникнуть туда, не оставив на нем ни царапины. Напомните мне, зачем я устроился на эту работу?!
- Наверное, начитался в детстве героических книжек… ну и захотел выпустить именную марку кроссовок, - ответил я. - Так же, как и большинство из нас.
Шуточка получилась так себе, но, чтобы выпустить накопившееся напряжение, нам не нужен был профессиональный комик. Все, включая стоического Оукли, от души расхохотались.
Хотя этот смех скорее был похож на рыдания.
35
Десять минут спустя мы стояли на морозце, разглядывая великолепный собор. Когда мы вышли на улицу, Оукли связался со снайперами по рации и приказал им взять на прицел бесценные окна капеллы Девы Марии.
В сером свете дня сводчатый вход и окна на втором этаже погрузились в тень. Фасад собора напоминал огромное лицо: широко раскрытые темные глаза и большой рот, разверстый в гневном крике.
Я резко остановился и чуть не схватился за "глок", когда зазвонили колокола. Сначала мне показалось, что это очередные шуточки похитителей, но потом я посмотрел на часы. Был ровно полдень.
Колокола, видимо, были подключены к таймеру. Сейчас они играли "Ангелус", созывая суетливых манхэттенских грешников на молитву, какую - я не помнил. Но даже если этому призыву никто не внял, по крайней мере звон на время заглушил гомон полицейских, журналистов и зевак.
Долгие громкие ноты тревожно носились в воздухе, отражаясь от металла, камня и стекла окружавших собор небоскребов.
Я окинул взглядом толпу, и тут мне в голову пришла идея.
Смотритель Нарди не успел далеко уйти - он разговаривал с какой-то девушкой у баррикады на Пятидесятой. Я подбежал к нему и вмешался в разговор:
- Мистер Нарди, где находятся колокола?
Прежде чем ответить, он пристально изучил меня и состроил кислую мину:
- В северном шпиле.
Я оглядел высоченный резной каменный конус. Где-то в тридцати метрах над землей я заметил на его поверхности какие-то зеленые дощечки - может быть, это медные ставни?
- К колоколам можно подобраться изнутри? - снова спросил я Нарди. Тот кивнул:
- Наверх ведет старая деревянная лестница, она осталась еще с тех времен, когда в колокола звонили вручную.
Затея была рискованная, но если бы мы могли как-то забраться туда и втихаря открыть ставни, то у нас появился бы проход внутрь.
- А северный шпиль просматривается изнутри церкви?
- Зачем вам это? - вмешалась женщина, с которой до этого разговаривал Нарди. - Вы его тоже хотите взорвать, детектив?..
36
Только теперь я заметил пропуск журналиста "Нью-Йорк таймс" у нее на лацкане. Вот тебе и профессиональная наблюдательность.
- Беннетт, - сказал я.
- Ах да, Беннетт. Вы из Манхэттенского северного, да? Наслышана. Как поживает Уилл Мэтьюс?
Как и большинство копов, я не ведусь на лозунг "Люди имеют право знать", которым так любят размахивать газетчики. Может, и повелся бы, если бы на их так называемой журналистской чести не болтался ценник. Насколько я помню, газеты на улицах продают, а не раздают.
Я угостил молодую репортершу своим фирменным коповским злобным взглядом. Наверняка получилось так же свирепо, как у самого Мэтьюса, но эта пиранья даже не моргнула.
- Почему бы вам самой его не спросить? - наконец ответил я.
- Я бы с удовольствием, но у него стоит определитель номера. Так что там за дела, детектив? Никто не в курсе, что ли? - Ее культурная речь внезапно съехала на общий нью-йоркский говорок. - Или все типа играют в молчанку?
- Выберите любой ответ на свой вкус, - бросил я, собираясь уходить.
- Хм-м… Раз уж мы заговорили о выборе - не знаю, понравится ли моему редактору заголовок типа "ПОЛИЦЕЙСКИЕ САМИ ПРОПУСТИЛИ ЗАХВАТЧИКОВ В СОБОР"? Или он выберет "ПОЛИЦИЯ РАЗРУШИТ СОБОР, КОТОРЫЙ НЕ СМОГЛА ЗАЩИТИТЬ"? - показала когти репортерша. - Кажется, звучит броско. Что скажете, детектив Беннетт? Или, по-вашему, слишком похоже на "Нью-Йорк пост"?
Я поморщился, вспомнив слова Уилла Мэтьюса. Вряд ли ему понравится, если благодаря мне департамент еще и пропесочат в прессе.
- Послушайте, мисс Калвин, - снова обернулся я, - давайте не будем начинать знакомство со скандала. Я скажу пару слов, но строго конфиденциально. Договорились?
Она быстро кивнула.
- На данный момент мы, строго говоря, знаем не больше вашего. Похитители вышли с нами на связь, но пока не огласили требования. Когда нам станет известно больше и я получу разрешение, то поделюсь с вами всей доступной информацией, хорошо? Но пока что у нас кризисная ситуация. Если у психов в соборе есть радио или телевизор и они узнают, что мы собираемся делать, погибнут люди. Очень важные для страны люди.
Обернувшись, я увидел, что Нед Мэйсон бешено машет мне из дверей штаба.
- Мы должны объединиться против них, - крикнул я через плечо, переходя на бег.
37
Едва я вошел в штаб, Мэйсон сунул мне в руки звонящий мобильник.
- Майк, - сказал я.
- Майк. Привет, дружок, - отозвался Джек. - Чего трубку не берешь? Неужели заснул? Если бы я не знал, какой ты душевный парняга, то подумал бы, что ты решил подстроить мне какую-нибудь бяку.
- Спасибо, что отпустили президента, - сказал я искренне.
- Ой, да не стоит. Это меньшее, что я мог сделать. Да, кстати, зачем звоню-то: я тут набросал список требований и подумал - может, кинуть их тебе на электронку? Ты не против? По правде сказать, я больше люблю старую добрую почту, но ты же знаешь, какой зоопарк творится в отделениях по праздникам.
Его обыденный тон начал действовать мне на нервы. Когда я проходил тренинги по переговорам, меня учили успокаивать опасных людей, которые шагнули за черту, съехали с катушек и нервничают.
Но этот Джек был просто наглым, заносчивым… убийцей?
При всем уважении к правам животных на свободную любовь на полицейском жаргоне таких преступников - людей, в которых осталось мало человеческого, - называют выродками. Тогда, говоря с Джеком по телефону, я мысленно напомнил себе, кто он такой на самом деле. Умный, может быть, даже гениальный, но все-таки выродок.
Я немного выпустил пар, представив себе, как надеваю на него наручники и тащу за шкирку на виду у людей, которых он терроризировал. Я знал, что так и случится. "Рано или поздно", - подумал я, принимая листок с адресом у связиста.
- Хорошо, Джек, диктую.
- О'кей, - ответил Джек, записав электронный адрес управления. - Ждите привета через минуту-другую. Я дам вам обмозговать информацию, а потом перезвоню, идет?
- Идет.
- Ах да, Майк!
- Что такое?
- Я очень рад, что вы нам помогаете. Мы все рады. Если все и дальше пойдет так же гладко, у нас и правда будет веселое, святое Рождество.
И Джек повесил трубку.
38
- Есть! - закричал молоденький полицейский с голосом мальчика-хориста. - Мы получили требования!
Я бросился к ноутбуку у задней стенки штаба и пораженно уставился в монитор. Я ожидал увидеть сумму выкупа, но письмо было скорее похоже на длинный, обстоятельный рекламный проспект.
Слева был список имен тридцати трех заложников. У каждого имени была проставлена сумма выкупа - от двух до четырех миллионов - и список телефонов контактных лиц: адвокатов, агентов, менеджеров, членов семьи…
В конце списка Джек написал номер банковского счета и подробные, очень четкие инструкции о том, как перевести деньги через Интернет.
Я не мог поверить в этот цирк. Вместо того чтобы вести переговоры с нами, похитители обратились прямо к источнику денег - богатым заложникам.
Лейтенант Стив Рено громко хрустнул костяшками пальцев у меня за спиной.
- Сначала они вывели нас из игры, - прошипел он. - А теперь превратили в мальчиков на побегушках.
Он был прав. Похитители вели себя так, будто нас не существовало. Так ведет себя преступник, засевший в безопасном тайном логове, - но не горстка парней, окруженных батальоном солдат, полицейских и фэбээровцев.
- Нам нужны еще люди, чтобы прозвонить все номера и организовать переводы, - сказал Уилл Мэтьюс. - Передайте номер счета в Бюро. Может, они что-то нароют.
Я закрыл глаза и постучал мобилой по голове, пытаясь встряхнуть мозг. Ничего дельного из него так и не выпало. Я посмотрел на часы. Зря! Прошло всего четыре часа - а я вымотался так, будто сидел тут уже четыре недели.
Кто-то протянул мне кофе. На стаканчике были нарисованы улыбающийся Санта и мультяшный олень. На секунду я подумал, как здорово было бы оказаться сейчас дома: играет тихая праздничная музыка, десять эльфов под руководством Мэйв наряжают елку…
Потом я вспомнил, что елки нет.
И Мэйв нет.
Я поставил стаканчик на стол и взял распечатку требований, пробегая список номеров трясущимся пальцем.
Великий и славный департамент на службе у преступников.
39
Что-то твердое пихнуло Джона Руни под ребра, и он поднял голову. Над ним возвышался Малыш Джонни с полицейской дубинкой.
- Эй, примадонна, - протянул он. - Что-то я заскучал. Давай-ка вали к алтарю и позабавь нас праздничной шуткой.
- Если честно, я совсем не в настроении, - ответил Руни и снова уронил голову на руки.
Его зубы громко щелкнули - Джонни дал ему дружескую "саечку" концом дубинки.
- Давай я тебя подбодрю, - сказал Малыш. - Дуй к алтарю. Если ты не заставишь меня хохотать, как гиена, я раскрою твой оскароносный череп.
"Боже", - подумал Руни, стоя у алтаря и глядя на остальных заложников. Некоторые все еще плакали. Почти у всех на лицах застыл ужас.
С такой тяжелой публикой ему еще не приходилось работать. Да и концертов он не давал уже лет восемь - с тех пор как ушел в кино. Но ведь и тогда он отрабатывал каждую шутку перед зеркалом в ванной комнате своей студии в одном из злачных районов.
Малыш Джон, устроившись в заднем ряду, сделал приглашающий жест дубинкой.
Что, черт возьми, здесь было смешного? Но ему ли выбирать? Руни пустил пробный шар:
- Всем привет! Спасибо, что зашли на огонек. С ва-а-ами… Джонни!
Он услышал, как кто-то из женщин хихикнул. Кто? Юджина Хамфри. Дай ей Бог здоровья!
И тут внутри у Джона что-то щелкнуло - как будто по электрической сети прошел первый разряд.
- Юджина, привет, как поживаешь, дорогая? - продолжил он, передразнивая ее манеру начинать утреннее шоу. Тогда ее по-настоящему взорвало, а вслед за ней - еще нескольких. Чарли Конлан широко ухмылялся.
Руни притворился, будто смотрит на часы.
- Что-то литургия у нас затянулась, - заметил он.
Раздались еще смешки.
- Знаете, что я больше всего ненавижу в этом городе? - разглагольствовал Руни, расхаживая взад и вперед перед алтарем. - Да и вам, наверное, знакомо это чувство, когда сидишь себе на похоронах старой подруги и вдруг - БАМ! - тебя берут в заложники!
Руни похихикал вместе с остальными, затягивая паузу для пущего эффекта. Недурно пошло, совсем недурно. Он чувствовал это каждым нервом.
- То есть сидишь себе в костюмчике, немного грустишь об усопшей и немного радуешься тому, что не оказался на ее месте… и тут - опаньки! Знаете, как это обычно бывает. Монахи у алтаря выхватывают обрезы и гранаты.
Смеялись почти все. Даже бандиты у задней стены похрюкивали. Смех волнами носился между стен.
Руни изобразил грегорианский напев и выхватил из-за пазухи воображаемую пушку, сделал испуганное лицо, побежал и спрятался за алтарем.
- "Вот, заберите мои бриллиантовые сережки, мне пора лететь", - запищал он, безупречно подражая Мерседес Фреер, и покатился по полу, держась за лицо и скуля, как раненый чихуахуа.
Бросив взгляд на публику, он увидел, что улыбаются все. Что ж, его кривлянье хотя бы помогло всем расслабиться. Малыш Джонни - тот и вообще согнулся, схватившись за бока.
"Смейся-смейся, подонок, - подумал Руни, поднимаясь на ноги. - У меня таких шуточек миллион. Погоди, я еще не рассказал о том, как похитителей сажают на электрический стул".
40
Чарли Конлан притворно ржал над выкрутасами Джона Руни, попутно изучая бандитов одного за другим.
У задней стены капеллы расположились шестеро шакалов, в том числе и здоровяк Джонни, но Джек и пятеро-шестеро остальных куда-то ушли.
Пока остальные заложники смеялись над комедией, Конлан попытался припомнить армейские тренировки. Пересчитал гранаты, оценил оружие и дубинки. Там, где сутана вспучивалась на животе, видимо, был край бронежилета.
Конлан пересел на полметра вбок, стараясь не привлекать внимания.
- Тодд, - шепнул он.
- Чего? - отозвался звездный "гигант".
- Браун с нами?
Финансовый воротила был крупным мужчиной и в пятьдесят лет вполне сохранил физическую форму.
- Идея ему здорово понравилась, - сказал атлет. - Он поговорил с Рубинштейном. Тот попытается завербовать мэра.
Конлан был рад, что квотербек с ними. Из всей компании двухметровый стокилограммовый спортсмен, пожалуй, единственный был способен справиться с бандитом один на один.
- Дело пошло, - уголком рта отметил Чарли. - Вместе с Руни получается пятеро. Чем больше, тем больше у нас шансов.
- Что будем делать? - спросил Тодд.
- Решение за нами. Помнишь, как они нас обыскали? Вытащили мобильники и кошельки? - Он остановился, как будто слушая очередную шутку Руни, а затем продолжил: - Они упустили пушку у меня в ботинке. Двадцать второй калибр.
Ну вот, он и соврал. На самом деле пистолета у него не было, но чтобы выжить, надо дать людям надежду, ободрить их, чтобы в нужный момент никто не спасовал.
Услышав аплодисменты, Конлан поднял взгляд к алтарю. Руни вышел на поклон. Шоу закончилось.
- У нас может получиться, - сказал Сноу, заглушаемый хлопками. - Скажи только слово. Мы поднимемся. Дадим им прикурить.
41
Морщась, Чистоплюй вслепую шарил затянутой в перчатку рукой за телефоном-автоматом на северо-западном углу Пятьдесят первой и Мэдисон. От будки так несло кислой вонью застарелой мочи, что резало глаза. Куда он запропастился?
"Надо же было так выбрать место встречи", - подумал он, нашарив наконец за металлическим ящиком провод в пластиковой изоляции.
Еще один пункт выполнен. Чистоплюй подключил наборный диск телефонной компании к паре цветных проводков. За три недели до начала операции его парни протянули через систему коммуникации собора два телефонных провода в подвал дома приходского священника, а потом вывели их через люк телефонной компании к трубке этого телефона-автомата. Они знали, что звонки по мобильным и стационарным телефонам будут прослушиваться, поэтому склепали собственную, неофициальную линию.
Чистоплюй взглянул на часы и поднес трубку к уху.
Ровно в шесть часов вечера в ней раздался треск - кто-то из подельников подключил к линии батарейку на девять вольт. Вместо мудреных высоких технологий они обдурили копов самым примитивным способом. Чистоплюй просчитал все с начала до драматической развязки и побега. Надо признать, идея была блестящая.
Он начал тихо насвистывать "Придите к младенцу" - свою любимую рождественскую песенку.
- Ты еще там, Джек?
- А куда я денусь… Как там снаружи?
- Когда ты выпустил первую волну, - улыбнулся Чистоплюй, - эти страдальцы не знали, ослепнуть или сначала обделаться. То же самое с Хопкинсом. Придурки до сих пор трясут башкой, не могут поверить.
- Приятно слышать.
- Как прошли интервью с нашими богатыми друзьями?
- Очень плодотворно. Вопрос только в том, не очнутся ли копы до того, как мы будем готовы к последней стадии?
- Судя по всему, что я тут видел… - рассмеялся Чистоплюй, - они будут бродить в потемках до следующего Рождества.
- Прости, не могу посмеяться вместе с тобой, - холодно отрезал Джек. - Почему-то в соборе, под прицелом у легавых всего города, все кажется не таким смешным.
- У каждого из нас своя роль, Джек, - ответил Чистоплюй.
Его подельник Джек был прирожденным истериком. Не самое приятное качество.
- Да-да, и на твоем месте я бы изо всех сил постарался ничего не перепутать, - угрожающе прошипел Джек и отключил их "частную" линию.