- Чего мне учитывать? Я сам им все сказал. Хотел, говорю, узнать: чего это нас раньше в гости с женой приглашали, а тут одну жену. Я, говорю, ревнив, есть, говорю, такой грех, ну и не совладал с сердцем, отпросился после обеда с работы - и в Драгалевцы.
- После обеда, говоришь? А почему следователю нельзя предположить, что ты еще до приезда всех проник на дачу и всыпал яд в чашу Георгия?
- Правдоподобно. Но пусть это докажут! - отвечал он, продолжая смотреть на вдову с усмешкой. - Пусть докажут!.. Слушай, Зина, все достаточно просто. Каждый из нас, подследственных, как выражаются эти товарищи из милиции, в своих показаниях обязательно что-то скрыл. Я тоже не исключение. Да, да, ты правильно меня поняла - я тоже скрыл одну вещь. А именно: я абсолютно точно знаю, кто отравил.
- Кто? - В ее голосе смешались любопытство, недоверие, удивление. - Извини, ревнивец Коста, но ты, кажется, зарапортовался.
- К чему высокопарные извинения, Зина? Я не зря торчал возле дачи. И многое увидел еще до того, как оттуда увезли твоего отравленного мужа.
- Допустим, ты все знаешь. Почему же не признался в милиции?
- Причин много, но я назову только две. Во-первых, я рад смерти Георгия. Не смотри на меня так, Зина, я действительно радуюсь. Никогда я не мирился со своими рогами, а в последние два-три года они очень потяжелели. Да, тот, кто угостил ядом Георгия Даракчиева, совершил истинное благодеяние для меня, рогоносца Даргова. Низкий ему поклон. Это, так сказать, первая причина. А вот и вторая. Факт, что я единственный - если не считать убийцу - знаю правду о смерти Даракчиева, дает мне в руки огромную мощь, Зина. И я оказался бы последним дураком, бросив свое могущество на ветер.
- Выражайся яснее, Коста.
- Все яснее ясного. Давай подумаем вместе: какое Георгий оставил наследство? Ковры? Хрусталь? Золотые побрякушки, дачу, машины? Все это мишура. Главное наследство - консорциум! А что такое консорциум, Зина? Фабрика по производству денег, вот что. И теперь она станет моей. Потому что я знаю, кто убийца.
- Твоей так твоей. Я не против, - сказала вдова спокойно. - Только мне на твои проекты золотые в общем-то начихать...
- Глубоко ошибаешься. Именно ты поможешь мне их осуществить и будешь достойно вознаграждена. А коли заартачишься - пеняй на себя.
Зазвонил телефон.
- Да, - сказала вдова в трубку. - Это я... Что-о-о? Хорошо, хорошо. Милости прошу. Сейчас открою. - Трубка была осторожно водворена на место, после чего Даракчиева округлила глаза и сказала замогильным шепотом:
- Подполковник Геренский! Он звонил снизу...
7
- Вы забыли представить меня товарищу Даргову, - сказал подполковник и сам подал руку Косте. - Моя фамилия Геренский. А ведь вы муж Богданы Дарговой, я не ошибаюсь?.. Хорошо, что не забываете вдову в ее неутешном горе.
Коста, как сквозь сон смутно различавший слова подполковника, сжался в старинном кресле. Глядя на этого рослого смуглолицего представителя законности и порядка, Даргов с ужасом думал, не слишком ли много лишнего брякнул он "неутешной" вдове. Ведь если у нее в квартире такие вот рослые и смуглые мужчины установили, к примеру, микрофоны, притом установили незаметно, тайно, скрытно, тогда, стало быть, все может сложиться нехорошо, ой как нехорошо.
- Да, мы как раз говорили о смерти моего мужа, - вздохнула Даракчиева. - Понимаю, это вас не удивляет. Ведь насильственная смерть потрясает людей сильнее, чем обычная. К тому же и Коста как бы в известной степени потерпевший: он был одним из близких друзей Георгия.
- Вы действительно были близким другом покойного? - спросил Геренский.
Коста Даргов, частично вернувший самообладание, ответил:
- Мало сказать - другом. Другом, притом интимным, была покойному и моя жена. Добрым, хорошим другом. Посредством своей жены я являлся ему в какой-то степени родственником... - Коста захихикал.
"Да ты король цинизма, - думал Геренский, удивленно разглядывая острослова. - К чему такое афиширование подробностей?"
- А с Зиной Даракчиевой мы старые приятели, - продолжал Даргов. - Следуя моей логике, вы можете подумать так: связь Даракчиева с моей женой породила естественный союз между нами, обманутыми супругами. И ошибетесь. Мы просто приятели.
Вдова, поставленная в неловкое положение, вынуждена была пояснить:
- Мы знали, что находимся приблизительно в одинаковом положении. Но наша дружба совершенно обычна, заурядна, независима от нашей общей, притом печальной судьбы. И он и я знали буквально о каждой оргии этих подонков, а поделать ничего не могли.
- И о коктейль-парти вы знали оба? - спросил подполковник.
- Да, Коста позвонил мне в четверг в Варну, спросил, как отдыхается. Он и раньше довольно часто звонил. А тут сообщил, что снова затевается сборище на даче. Чем я могла его утешить? Скажите, чем?
Геренский осмотрелся вокруг. Убранство огромного кабинета наводило на мысль о почти неограниченных финансовых возможностях владыки этих старинных гобеленов, живописных полотен, персидских ковров, дорогих безделушек. А леопардовую шкуру он вообще видел впервые в жизни.
- Я должна вас порадовать, товарищ Геренский, - нарушила молчание вдова. - Как раз перед вашим приходом Коста страшно меня заинтриговал. Вы не поверите, но вроде бы он знает, кто убийца моего мужа. Спросите его, может быть, он действительно раскроет страшную тайну.
- Нич-чего та-а-кого я н-не гово-орил, - заикаясь вымолвил Даргов. - То есть я... гово-орил, но шу-утил...
- Это была первая шутка, которую я занесу в дело, гражданин Даргов, - тихо сказал подполковник.
- Я шутил. Откуда мне знать, кто убил Георгия? - Даргов уже пришел в себя после неожиданных слов Зины. - Конечно, у меня есть свои предположения, но перед Зиной я их высказывал не подумав.
- Теперь, подумав, выскажите ваши предположения мне. Кто, по-вашему, убийца?
- Атанас Средков. Таможенник.
- Может быть... Не исключено. Но почему именно он?
- Все, кто тогда был на даче, люди честные, порядочные. Голову даю на отсечение - они и мухи не обидят, - не моргнув глазом выпалил Коста Даргов. - А у этого таможенника - заметили? - морда подозрительная. И глаза так и бегают, так и бегают.
- Дешево голову свою отдаете, - сурово сказал подполковник. - Насчет честных и порядочных людей мы наведем справки. А глаза, как я заметил, бегают не только у таможенника.
8
Геренский и его помощник молча брели по городу. Каждый был поглощен своими думами. Так они миновали несколько кварталов и наконец уселись в каком-то скверике на свободную скамейку.
- Сегодня навестил Богдану Даргову, - тихо начал Геренский. - Встретила меня в каком-то ночном пеньюаре, к тому же явно навеселе, представляешь. Я думал, что такие роковые дамы остались только в опереттах, ан нет, все еще благоденствуют...
- Почему же она кричала "я убью тебя"? Что там у них стряслось? - не удержался капитан.
- Ровным счетом ничего. Они там баловались как дети, хохотали, гонялись друг за другом, и она шутя все это ему крикнула. Знаешь, что сказала Беба, когда я возмутился такой низкосортной липой?
Смилов пожал плечами.
- Она, Любомир, сказала мне: "Вы что, никогда не были влюблены? Вы что, не знаете, что в устах влюбленных даже угроза убить - всего лишь любовная ласка, не более? Я женщина порывистая, горячая, несдержанная (я тебе точно передаю ее слова, Любомир!), вот и заорала Жоржу первое, что пришло в голову..." - "Допустим, - говорю, - вы, Даргова, правы. Почему тогда вы никак не реагировали на смерть Даракчиева и спокойно пили свой коньяк? Это при вашей-то порывистости, несдержанности".
- Тут она разрыдалась и призналась во всем, - усмехнулся Смилов.
- Тут она не разрыдалась и не призналась во всем. Тут она сказала: "Что ж, по-вашему, надо было разыграть сцену в гробнице Капулетти, когда Джульетта просыпается и видит труп Ромео? Откуда я знала, что у Жоржа не сердечный приступ, а что его хватил кондрашка? Или при сердечных приступах своей любовницы вы начинаете рвать на себе волосы?" Так, капитан, я и ушел несолоно хлебавши. Занятная женщина. Верх наглости и вульгарности. Такая вполне могла прикончить Даракчиева.
- Но ведь и другие могли. А поди дознайся, из пятерых заподозренных кто? - Смилов проводил взглядом какую-то жгучую брюнетку и сказал мечтательно: - Эх, раньше работенка сыскная была - позавидуешь!
- Когда раньше? - не понял подполковник.
- В средние, например, века... Пять заподозренных в убийстве? Вешали их, сердечных, на дыбу, затем для разнообразия - сапоги испанские и...
- И все пятеро сознавались в убийстве. А представь, что и у нас покаются вдруг все пятеро. Тогда начинай все заново... А если говорить серьезно, Любак, то "дело Даракчиева" затрагивает меня особенно глубоко. Не только самим фактом преступления. И убитый, и заподозренные - все они люди темные, нечистые, вульгарные. Антисоциальные типы. Они живут в невероятной роскоши, владеют неисчислимыми, по нашим с тобой представлениям, богатствами, в общем, благоденствуют. Нет, они не ограничиваются мелкими капризами - модными шубами, магнитофонами, телевизорами. Для них это детские игрушки... Задумайся: если сегодня вечером тысячи честных тружеников размышляют над своими обычными житейскими проблемами - костюм у сына уже мал, хорошо бы купить рубашку отцу, где найти кооператив? - в то же время это сборище антисоциальных типов утопает в роскоши. Они блаженствуют в своих сказочных дворцах, катаются в шикарных лимузинах, швыряют деньги направо-налево, выискивая все новые и новые удовольствия. Они растлевают свои жертвы нравственно и физически, сеют повсюду разврат, ложь, лицемерие. Вот что меня угнетает, капитан Смилов. Никак не могу свыкнуться с этой мразью.
- Каждый несет свой крест, - сказал помощник Геренского. - Угнетает или нет, а работа есть работа. Сколько мы бьемся, а дело ни с места. По-моему, после сегодняшнего вашего доклада генерал остался недоволен. Надо сдвинуться с мертвой точки. Не пора ли выяснить источник их огромных доходов?
КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ
1
Этот пункт спортлото ничем не отличался от всех подобных мест: обшарпанный стол в чернильных пятнах, старые газеты, торчащие из грязных чернильниц ручки столетней давности, снимки футболистов на стенах. Подполковник Геренский сначала рассмотрел все это через окно и лишь потом толкнул дверь.
Он купил билет и поинтересовался у заведующего, скоро ли тираж. Дамян Жилков отвечал с такой грубостью и досадой, что даже ко всему привыкший Геренский изумился. Он зачеркнул шесть номеров и бросил билет в желтый ящик. Потом, взглянув на свои часы, Геренский как бы в раздумье спросил:
- Кажется, пора закрывать на обед?
- А тебе какое дело? - огрызнулся Жилков.
- Советую запереть дверь и повесить табличку "Перерыв на обед", - терпеливо ответил подполковник и показал Дамяну свое удостоверение. - И если нетрудно, говорите со мной на "вы". Мы еще не успели стать близкими приятелями...
Жилков, действуя как автомат, выполнил распоряжение и вернулся к столу.
- Что вы от меня хотите? - Жилков облизал губы.
- Лишь одно - говорите правду. Не думаю, что после полного признания вы останетесь безнаказанным, зато оно наверняка вам поможет. А вам предстоит рассказать о целом ряде загадочных фактов: о толстой пачке денег с отпечатками ваших пальцев, об этой любопытной фотографии, что была найдена в кармане убитого, о вашем подозрительном везении в спортлото с неизменно крупными выигрышами...
Дамян Жилков лихорадочно соображал: глупо врать обо всем без разбору, тем более о вещах, которые так или иначе когда-нибудь раскроются. Но что делать? От каких показаний отказаться, на каких настаивать, в чем сознаться?
- О чем вам рассказывать?
- Для начала о связях с Георгием Даракчиевым.
- Я у него был вроде как слуга, - сказал Жилков. - Он наваливал на меня разные дела и платил мне за них.
- Щедро, должно быть, платил?
- Не скупился. Денег у Даракчиева всегда было достаточно, и он не жадничал.
- Какие же поручения он на вас возлагал?
- Он их называл мужицкими, плебейскими, не требующими ума. Вот, например, эта фотография. В своих прежних показаниях я сказал неправду. Все было иначе. На прошлой неделе Даракчиев мне говорит: "Дамян, завтра тебе нужно провернуть одно дельце. Вот гляди, - и показывает мне на запасное колесо от автомашины. - Эту, - говорит, - штучку возьмешь сегодня с собой. Завтра в четыре часа после обеда ты должен быть на шестом километре между Чирпаном и Стара Загор. Там ты застанешь на обочине одного иностранца, он будет менять заднее колесо. Ты ему предложишь свою помощь, и он согласится. Так вот, все, что от тебя требуется, это поставить ему наше колесо взамен испорченного. Он передаст тебе пакет с деньгами. Не вздумай утаивать из них ни единого лева. Деньги передашь мне в пятницу, когда мы соберемся на вилле. А я уж сам решу, сколько тебе дать за услугу..." Вот как все было. Да только я от Даракчиева ничего не получил.
- Деньги в ящике; это те, что дал вам иностранец?
- Те самые, - подтвердил Жилков.
- А фотография?
- Я сам ей удивляюсь. Выходит, Даракчиев послал кого-то следить за мной.
- Вы знали раньше этого иностранца?
- Как его зовут, я не знаю. Но однажды мы с ним уже встречались. В тот раз мы тоже менялись колесами.
Он заколебался, и Геренский счел нужным подтолкнуть его:
- Вы ведь наверняка знали, что было внутри колеса.
- Да уж, конечно, полюбопытствовал, было дело, - вздохнул Жилков. - Какие-то картины без рамок. Скрученные рулоном и завернутые в целлофан.
- Откуда Даракчиев их брал?
- Кто его знает... Я ж вам говорил, он мне подсовывал самую грязную работу. Для другой, почище, у него были другие люди. Кто они, откуда, как выглядят - я не знаю. Даракчиев говорил про них, что это его... каксоциум.
- Может быть, консорциум?
- Вроде того. В таких словечках сам черт не разберется.
- И это все?
- Все! Ни в чем я больше не виноват.
- А теперь расскажите мне все, что вам известно о Георгии Даракчиеве. Опишите его так, как будто я в первый раз о нем услышу.
- Ну что вам сказать? Человек как человек: высокий, видный собой, одет всегда с иголочки. Зато характерец у него... - Жилков многозначительно подтянул воротник, тем самым давая-понять, что характер у его бывшего компаньона был далеко не ангельский. - Я никогда не знал, что взбредет ему в голову. То он покладистый, мягкий - и вдруг взорвется, напустится на тебя, всю душу вытрясет. Ну и командовать любил! Но не всегда это проходило: если поговоришь с ним по-мужски, он осаживался. - Дамян Жилков призадумался и закончил философски: - Да, так в жизни и бывает, если не дашь отпора - каждый тебя топчет.
Александр Геренский медленно встал и направился к двери. Он повернул ключ в замке и вышел не прощаясь. Гораздо позже, уже к ночи, Жилков вспомнил: Геренский ничего не спросил о разговоре с Паликаровым у беседки. И этот необъяснимый факт испугал Дамяна больше, чем все остальное.
2
Коста Даргов, одетый в новый летний костюм песочного цвета с ядовито-зеленым галстуком, стоял у левой дверцы своего роскошного "опель-адмирала". В пять минут шестого из дверей таможни появился Средков, и Даргов лениво поманил его пальцем.
- Хэлло, Средков! Подойдите-ка на минутку сюда!
Вздрогнув от его голоса, Атанас Средков вобрал голову в плечи, несколько секунд подумал, потом медленным и нерешительным шагом приблизился к машине.
- В чем дело? - спросил он глухо.
- Ни в чем. - Даргов усмехнулся. - Проезжал мимо, и вдруг какой-то внутренний голос мне говорит: "Здесь работает твой закадычный друг Средков. Отчего бы не подождать дружка и не покатать на машине".
- Спасибо, - все так же скованно отвечал Средков. - Предпочитаю ходить пешком, да и к тому же...
- Что к тому же?
- Да и к тому же какие мы с вами друзья? Виделись-то всего-навсего один раз, притом у следователя. Не очень приятное место, чтобы вспоминать о нем с удовольствием.
Коста Даргов глубокомысленно изрек:
- Дружба, рожденная в испытаниях, гораздо крепче и надежней. На вашем месте я воспользовался бы приглашением. Не чуждайтесь общества!
Средков заколебался. Потом молчаливо кивнул, обошел машину и сел рядом с Дарговым. Они молчали, пока пересекали весь город, пока неслись среди яблоневых садов и кукурузных полей. Наконец Даргов свернул на обочину, заглушил мотор и сказал:
- Вот и приехали.
- Что вы собираетесь здесь делать? - В голосе Средкова чувствовался еле прикрытый испуг.
- Не опасайтесь, Средков! Пока я с вами, ничего плохого не случится. Просто хочется побеседовать с вами наедине. Погулять с вами по берегу озера, излить душу. И пусть все смотрят на нас как на двух почтенных тружеников, которые решили отдохнуть после того, как восемь часов строили социализм.
Но на пути к озеру Атанас Средков снова заколебался.
- Зачем нам кого-то опасаться, куда-то идти? Здесь и так никого нет.
- Даже таможеннику не грех насладиться природой, - насмешливо ответил Даргов. - Но уж если вы не хотите идти дальше, я прямо здесь напомню вам события, которые разыгрались неделю назад. В пятницу вечером...
- Хватит мне этих разговоров о Даракчиеве! - взмолился Средков.
- Напротив, теперь самое время напомнить вам о событиях, которые вы так исказили в своих показаниях. Итак, в пятницу вечером вы пошли в гости к господину Даракчиеву. Хозяин встретил вас любезно, однако этой любезности хватило ненадолго. Во всяком случае, от нее не осталось ни следа, когда он вам сделал совершенно конкретные предложения. Продолжать дальше?
- Продолжайте, - сухо сказал Средков.
- В сущности, речь моя подходит к концу. Так вот, все, что вы обещали Даракчиеву, пообещайте мне. "Король умер, да здравствует король!" - как говорили прежде.
- Чего вы от меня добиваетесь?
- Не мне вам объяснять чего. Теперь у вас будет другой хозяин - я. На вполне приличных условиях.
Атанас Средков остановился и метнул в собеседника испепеляющий взор.
- Ни-ког-да! - произнес он отчетливо, по слогам. - Даракчиев меня вынудил. О его шантаже я уже рассказал в милиции. Отныне ничто в жизни не собьет меня с прямого пути!
- Тогда вернемся опять к той печальной пятнице. Вы говорили следователю, что приехали на дачу около половины седьмого, правда? Точнее, в восемнадцать часов тридцать одну минуту. А ведь на самом деле вы пришли гораздо раньше, Средков. Вы появились возле дачи еще до того, как приехал с работы ее хозяин. Было около четырех, не правда ли? Вы долго разглядывали дачу со стороны улицы. Затем набрались смелости и позвонили. Никто вам не открыл, только за воротами лаяла собака. Тогда вы медленно пошли вдоль забора, пока не заметили небольшую лазейку. Ну а потом вы оказались у дверей, таможенник...
- Как вы докажете? - выговорил с трудом Средков.
- Я фотолюбитель, Средков. У меня прекрасная "Экзакта" и целый чемодан объективов. Есть и длиннофокусные. Именно длиннофокусным объективом я и запечатлел вас перед дачей Георгия. Точнее, воровато крадущимся к даче. Люблю снимать друзей и знакомых.
- И что же? - дрожащим от ярости голосом спросил Атанас. - Разве на фото видно, что я всыпаю яд в чашу Даракчиева?