- Вполне возможно, - не стал спорить Федя. - А ты попробуй-ка набрать Женькин мобильник. Чем черт не шутит…
Я достала из сумочки телефон, но тот оказался разряженным. Ничего удивительного, если хронически не ночевать дома, то и заряжать аккумуляторы нечем. Воспользовавшись Фединой трубкой, я набрала Женькин номер, но, увы, чуда не произошло. Настойчивые гудки так и остались без ответа.
К обеду мы прибыли в Зорино. Как оказалось, поселок городского типа - слишком громкое название для трех десятков извилистых улочек с преимущественно частными одноэтажными строениями. Большую часть кособоких домишек следовало бы пустить под снос еще пару десятков лет назад. Напрасно мы беспокоились, что Коммунистический тупик, согласно последним идеологическим веяниям, переименовали. Все улицы в поселке носили свои прежние названия, и все они, как на подбор, являли собой динозавров минувшей эпохи. Здесь имелась и набившая оскомину улица Ленина, и улица Пятидесятилетия Октября, и улица Первого Коминтерна… Не исключено, что известия о смене в стране политического режима в это захолустье попросту не докатились. Тут вообще не наблюдалось никаких примет современности. Ни бесчисленных торговых палаток, ни веселеньких зонтиков летних кафешек, ни трехэтажных новорусских особняков, вырастающих, как грибы после дождя, в окрестностях города. Что касается последнего атрибута, то, вероятно, отсутствие интереса нуворишей к местной недвижимости объясняется не слишком удачным расположением поселка. Поблизости нет водоемов, зато менее чем в километре расположилась городская свалка. В ветреную погоду она накрывает городишко облаком миазмов и, ко всему, портит грунтовые воды.
Дом под номером двадцать пять в Коммунистическом тупике ничем не отличался от своих убогих сородичей. Сложен он был из разномастного кирпича с поросшей мхом крышей и подгнившими оконными рамами. Вокруг покосившийся деревянный забор с множественными прорехами.
Мы с Федей зашли в незапертую калитку и огляделись. Участок явно запущен, никакой домашней животины тоже не видно. Создается впечатление, что тут вообще никто не живет. Амбарный замок, имевшийся на дверях, своим ржавым видом подтвердил наше предположение.
- Вы бабу Нюсю ищете? - Загоревшая молодка, перевалившись через плетень, разглядывала нас с неподдельным любопытством.
- Если баба Нюся является родственницей Глеба Николаевича Зимина, то мы ищем именно ее, - поддержала разговор я.
- Глебки? Так маманя она ему родная. Только Глебка давно в городе живет. Сюда носа не кажет. Чего ему на нашей помойке делать?
- А баба Нюся? Ее где найти можно?
- Так нет ее туточки. К сеструхе своей подалась. Старая совсем стала, тяжело одной по хозяйству. Халабуду, было дело, хотела продать, да только никто на такое добро не позарился. Так и стоит закрытая:
- Как жаль. А давно баба Нюся переехала?
- Да уж полгода будет. А вам она на что?
- Поговорить хотели, - неопределенно ответила я.
- Че с ней разговаривать? Она вся на маразм изошла. Бывало поздоровкаюсь, а она не признает. Вон и Степка к ней приезжал, так она его не признала, - продолжила болтать разбитная деваха.
- Степка - это кто? - осторожно полюбопытствовала я.
- Так сынок ейный, морда уголовная. Чтоб он сдох, падла! Как опосля второй отсидки вернулся, так глаз на меня положил. Из дому выходить стало боязно. Кстати, меня Варькой кличут, - как бы спохватилась она. - А вы, по всему видать, с города. Небось притомились в дороге. Ходите ко мне. У меня корова своя, молоко домашнее. Ходите, не побрезгуйте.
Грех было не воспользоваться приглашением соседки. Глядишь, и выясним у нее чего-нибудь путное про родню нашего заместителя. По крайней мере, уже теперь понятно, что у него где-то имеется родной брат. Возможно, этот брат как раз и мог бы помочь нам с опознанием тела.
Но очень скоро мы с Федей почти пожалели, что воспользовались хлебосольством хозяйки. Потчуя нас молоком, Варька вдохновенно навалилась нам на уши. Местные сплетни сыпались из нее как из рога изобилия. Мы узнали, что некая стерва Катюха тайно попивает горькую и норовит захомутать ее, Варькиного, сожителя Ивана. Поселковый почтальон Кабушкин на самом деле вовсе никакой не почтальон, а агент спецслужб, засланный в поселок для выявления неблагонадежных элементов. Цыганка Соня гадает сущую неправду. Именно из-за этого ведьмовского отродья по осени передохли все местные куры. А несостоявшийся фермер Антон скупает на халяву у населения кролей и потом втридорога спекулирует ими на городском рынке. От массы бесполезных сведений у нас головы пошли кругом.
Мне стоило больших трудов развернуть Варькино словоблудие в нужное русло. В результате мы узнали следующее. Баба Нюся много лет прожила с первым мужем, но детей им бог не давал. Ей было уже хорошо за тридцать, когда она вдруг округлилась. По поселку пошли упорные слухи, что виной тому стало не провидение, а завхоз местного клуба Яков Петрович. Но слухи слухами, а в означенный срок баба Нюся благополучно разрешилась мальчиком. Почти сразу ее супруг скоропостижно скончался от воспаления легких. Но вдова печалилась недолго и, не выждав положенного приличиями срока, повторно выскочила замуж за Якова Петровича. И года не прошло, как на свет появился второй сын, Степан. Правда, семейное счастье оказалось быстротечным. Завхоз стал сильно закладывать за воротник и по пьяному делу угодил под электричку. Так что бабе Нюсе пришлось одной поднимать обоих мальчишек.
Поначалу сынишки были матери настоящей отрадой. Оба светленькие, башковитые, даже пели хорошо в школьной самодеятельности. Но, как говорят, маленькие детки - маленькие бедки, большие детки… Но что поделать, ну не могла Нюся, работая в одиночку, обеспечить обоим и добротную одежонку, и кассетный магнитофон, и мелочишку на карманные расходы. Сначала у соседей стала пропадать мелкая хозяйская утварь, потом и нехитрые трудовые сбережения. Внеурочно вернувшийся с работы сосед застукал Глеба на горячем. Разразился грандиозный скандал, и кражи в поселке прекратились. Но спустя какое-то время к дому Нюси подъехал милицейский бобик. В селе неподалеку обчистили колхозную кассу, а Нюсины отпрыски как раз прикупили себе новенький мопед. Сторож, проворонивший кассу, мельком видел грабителя и якобы опознал Глеба. Припомнили парню и былые грешки. Небо в клеточку и штаны в полосочку отчетливо замаячили на горизонте… Нюся убивалась от горя. Она обивала пороги всех мыслимых и немыслимых инстанций, но дело все равно шло к суду. Но тут неожиданно в милицию явился Степан и сделал явку с повинной. По его словам, именно он, а не его брат позарился на социалистическую собственность. Сторож, единственный свидетель преступления, растерялся. У братьев между собой хоть и без малого два года разницы, но схожи они почти как близнецы. Следствие не мудрствовало лукаво, и Глеба отпустили.
Суд принял во внимание тот факт, что Степану на момент совершения преступления еще не исполнилось шестнадцати, а также учел явку с повинной и прочие смягчающие обстоятельства. Ему дали всего год колонии, но люди в поселке судачили, что тот сознательно взял на себя вину брата, рассчитывая по малолетству отделаться условным наказанием.
Но никто тогда и представить не мог, что годичное заключение настолько поломает Степана. Вместо веселого, обаятельного подростка домой вернулся обозленный крысеныш с повадками отпетого уголовника. Глеба к тому моменту уже забрали в армию, и матери пришлось расхлебывать беду в одиночку. А через полтора года Степан снова пошел по этапу за вооруженный грабеж ювелирного магазина. На этот раз он получил срок на полную катушку. Вся жизнь пошла под откос.
Глеб же, не в пример брату, остепенился. Домой из армии, правда, не вернулся, а осел где-то по месту службы. Женился, родил ребенка и даже закончил торговый техникум. К матери приезжал не часто, но, когда объявлялся, всегда привозил подарки и помогал по хозяйству. Спустя лет восемь семейный ковчег Глеба разбился о рифы провинциального быта, и он вернулся в родные пенаты. Не в сам поселок, разумеется. Он обосновался в городе, устроился на работу, стал чаще наведываться к матери. А тут и Степан вернулся после длительной отсидки. Свалился на голову бедной Нюси, как пир во время чумы. И давай ей жизнь отравлять! Сначала из-за иконки пропало скудное золотишко, а потом и сама старинная икона, которую Нюся унаследовала от прабабки, сгинула безвозвратно. Понятное дело, все деньги, что Глеб ежемесячно завозил матери, младший сын отнимал до последней копейки. И, ко всему, добавилась Варька. Девка тогда только восьмилетку закончила, еще толком женихаться не начала, а подлый Степка ее уже приметил. Подстережет, бывало, в укромном местечке и давай к ней лезть лапищами своими синюшными, бандитскими наколками разукрашенными. Прямо спасу от него никакого не было! И терпеть мочи нет, и сказать кому боязно. Поселок крохотный, слухи моментом расползлись бы по огородам. А там поди докажи, что сама не напросилась. Вот и дожидалась Варька приезда Глеба. Все же старший брат, вдруг поможет вразумить окаянного.
Глеб действительно взбеленился, узнав о проделках Степана. Свара в их доме была такая, что всю улицу переполошило. Степка схватился за нож. Мать побежала к соседям за подмогой. Приехала милиция. Дебошира повязали. В пылу потасовки он ухитрился сорвать с милицейских плеч погоны. И снова суд, и приличный срок. Какие уж поблажки рецидивисту!
Весь поселок вздохнул с облегчением. Даже баба Нюся приосанилась. Ей, как никому другому, досталось от непутевого сына. Поселковая жизнь потекла своим чередом. Прошли годы. Глеб в городе стал прилично зарабатывать и совсем забурел. Приезжал он не часто, но каждый раз на новых машинах, питая жирную зеленую жабу, которая чуть не до смерти душила все местное население. Бахвалился, что скоро прикупит себе "Мерседес". Варька даже пожалела, что побоялась разницы в возрасте и вовремя не окрутила перспективного мужика. Баба Нюся совсем постарела. Степана она и не вспоминала, а когда тот после очередного освобождения заявился прошлой осенью домой, она его будто бы не узнала. Только как-то быстро упаковала пожитки и переехала к сестре доживать старость. Ни Глеб, ни Степан с той поры в поселке не появлялись.
Дальше Варька попробовала поддержать наш интерес к разговору страшной историей про местную разлучницу Любку, но нам, понятное дело, выслушивать досужие сплетни было ни к чему. Мы стали собираться, а я напоследок понадеялась на удачу.
- Варя, а у вас, случайно, нет нового адреса бабы Нюси?
- Есть, - радостно сообщила она. - Щас поищу.
Она растворилась в соседней комнате и почти сразу вернулась с бумажкой в руках.
- Пишите. - Я достала из сумки ручку, а Варя принялась диктовать: - Львовская область, село…
- Погоди-погоди, - остановила ее я. - Львовская область - это же где-то на Украине.
- Ну да. Баба Нюся и сама хохлушка. Опосля учебы попала в наши края по распределению. Вот теперича и отправилась помирать на батькивщину.
Я все же записала адрес, хотя было понятно, что в оперативном режиме нам до бабы Нюси не добраться. Уже стоя на пороге, Федя предпринял последнюю попытку разжиться полезными сведениями:
- А вы не знаете, где разыскать Степана Зимина? Варя сначала немного растерялась, но потом сообразила:
- Степку? Так он не Зимин вовсе. Это Глебка на первого супружника бабы Нюси записан, а Степан Филимонов по батюшке.
- Что ж старшего-то папенька не усыновил? Ведь явно его кровь замешана, раз пацаны на одно лицо вышли.
- Да, видать, все недосуг было, - развела руками хозяйка. - А где ирода этого искать, мне неведомо. Верно, сидит опять. Ему тюряга - дом родной…
* * *
Зной и ухабистая дорога совсем меня доконали. Я тихонько злилась на себя за то, что так не собралась с духом для чистосердечного признания. Если бы Федя знал о моей настоящей жизни, то мы бы сейчас ехали не на его раздолбанной колымаге, а на моей "Вольво" с комфортом и кондиционером. Долго прикидываться Золушкой у меня все равно не получится. Уже сегодня я намереваюсь во что бы то ни стало ночевать дома. И Федя ведь снова возьмется меня отвозить. Нет, конечно, он уже сделал пространный намек на возможность пожить с ним в том шикарном загородном особняке с бассейном и бильярдом. Но я, как порядочная барышня, благоразумно пропустила его намек мимо ушей. Пускай Женька права, и мои моральные устои поросли мхом, как крыша на доме бабы Нюси, но я все равно считаю, что оказаться в постели с мужчиной после нескольких дней знакомства - верх безрассудства. И вообще: крутить роман в то время, когда жизнь моей единственной подруги, вполне возможно, висит на волоске от смерти - форменное предательство. Уж Женька это точно не одобрит. И прораба она, разумеется, тоже не одобрит. Сама выпишет мне по первое число и Гришане наябедничает. А тот, в свою очередь, скоренько настучит в Москву брату.
Мужики давно спелись, вроде даже какие-то дела совместно проворачивали. И любимый братец Славка в комплекте с нашими родителями немедленно примчится сюда меня воспитывать.
- Прораб Федя - вовсе не пара для великоразумной заведующей конгениальной кафедры социологии, - заведут они хором известную песенку. - Чем глупостями страдать, лучше бы докторскую диссертацию дописала.
Я же в своей привычной манере пойду у них на поводу, как послушная овца на заклание. Забуду про Федю, выдавлю из себя десяток страниц псевдонаучного текста… Потом семейство засобирается - у них ведь бизнес в Москве и крутая светская тусовка в придачу. А я останусь одна в четырех стенах вместе со своей кафедрой и опротивевшей докторской диссертацией. Женька примется меня утешать и строить грандиозные планы по поиску завалящего прынца. Нечто подобное мы уже когда-то проходили, и осадок на душе остался не самый приятный.
Ну и пусть! Пусть все так и будет! Лишь бы Женька нашлась целая и невредимая. Уже завтра Гришаня вернется из Вологды. Подключит свои связи, перевернет вверх дном весь город, но Женьку обязательно отыщет. Обязательно. Иначе и быть не может.
Федя как будто прочитал мои мысли.
- Да не переживай ты, - переключив скорость, он погладил меня рукой по коленке. - Найдем мы твою Женьку. Я по-прежнему считаю, что ее исчезновение не имеет отношения ни к Гроссу, ни к пропавшим деньгам. Подумай, может, у нее имеется в запасе какой-нибудь сердечный друг. Муж уехал, руки развязаны…
- За кого ты нас принимаешь?! - взъерепенилась я. - Что за ханжеские стереотипы?! Выходит, если женщина честным трудом зарабатывает себе в ресторане на кусок хлеба, то у ее постели мужики в очередь выстраиваются! - Я гневно сбросила его ладонь со своей коленки.
- А я что?! Я ж ничего! - попытался съехать с темы Федя. - Это же просто предположение.
- Мог бы предположить что-нибудь дельное. Нечего на мою подругу напраслину возводить! Нет у нее никого!
- На нет и суда нет. Не кипятись так. Попробуем разработать вариант Григория Стрельцова. Отследим по-быстрому его бизнес и связи. Вдруг он кому-то денег задолжал или в делах конкурентам дорогу перешел. Вот его и решили достать через жену. И на Степана Филимонова неплохо бы подсобрать материальчик. Этот махровый рецидивист брата своего, видимо, не слишком жаловал. Как-никак, но именно по вине Глеба он сделал первую ходку, а тот его собственными руками снова на шконки спровадил. Вот Степан с ним за все и поквитался. И в придачу еще приличных денег отхватил.
- Только откуда он, по-твоему, про деньги-то узнал? Не думаю, что Глеб Николаевич с ним о своих делах откровенничал, - недоверчиво усомнилась я.
- А если он и не знал про деньги? Просто взялся наказать брата и подстерег его у квартиры. А у того как раз целая торба баксов с собой оказалась.
- Тогда машина нашего заместителя осталась бы у подъезда.
- С какой радости? Филимонову ведь следовало избавиться от тела.
- Зачем? Скажи, пожалуйста, ну зачем ему рисковать и расчленять труп в ванной? Опять же, к чему проделывать путь к озеру на чужой машине? Почему бы не оставить убитого прямо в квартире? Сумку с деньгами под мышку - и бежать на ближайший вокзал. А он еще и всю квартиру переколошматил.
- Тебя послушать… - не желал хоронить свежую идею Федя. - Если бы все бандиты совершали преступления с твоей рациональностью, то с раскрываемостью у нас в стране была бы сплошная безнадега.
- Вот спасибочки. Сначала Женьку в оторвы записал, теперь и во мне углядел преступную рациональность.
- Не придирайся!
- Да не придираюсь я! И можешь обвинять в излишней рациональности сколько угодно, но, по-моему, мы зря списали со счетов ресторан.
- Что ты имеешь в виду?
- А то… Сколько может стоить ресторан "Этуаль" вместе со всем импортным оборудованием и шикарным интерьером?
- Я вообще-то не специалист по недвижимости, но, думаю, тысяч на двести потянет. Ясное дело, не в наших деревянных.
- Я бы даже сказала, на все триста.
- Что с того? - не уловил ход моих мыслей Федя.
- Номинально владельцем ресторана является прожженный алкоголик Всеволод Пришвин. Правильно?
- Правильно. Его использовали как подставное лицо для прикрытия центра по обналичке. Какой с алкаша спрос? В любой день может ласты склеить.
- То-то и оно. Если бы на его паспорт открыли очередную фирму-бабочку для увода безналичных денег, мне все было бы понятно. Но кому, в случае смерти Пришвина, достанется ресторан? Это ж какими надо быть идиотами, чтобы отдать такой лакомый кусок в доход государства?
- Почему сразу в доход государства? У него могут быть родственники.
- Вот-вот, могут быть родственники…
- Погоди-погоди. Ты хочешь сказать, что…
- Именно это я и хочу сказать! Нужно тряхнуть как следует Пришвина и выяснить все про его близких. По крайней мере, про тех, кто реально мог бы претендовать на наследство. Его сынуле или племяннику, например, не составило бы труда приделать ноги паспорту.
Федя тут же схватился за свой мобильный телефон, но я его остановила:
- Зачем твоих профессиональных друзей по пустякам беспокоить? Попроси-ка их лучше собрать нам полное досье на Степана Филимонова. А с алкоголиком мы и сами управимся. Купим сейчас пол-литра, и выложит он нам всю информацию на тарелочке с голубой каемочкой. И, кстати, про Гришанины связи информацию тоже собирать не обязательно. Он сам завтра должен назад прилететь.
За время моего отсутствия в многоэтажной панельке ничего не изменилось. Лифт по-прежнему не работал, и пришлось тащиться на шестой этаж пешедралом. Изрезанная дверь тоже никаких изменений не претерпела. Наученная опытом, я не стала ковырять поломанный дверной звонок, а что есть силы заколотила кулаком по облезлому дерматину.
На этот раз дверь отворил сам хозяин квартиры - небезызвестный мне Вован. Видок у него, мягко говоря, был хреновый. К хронической одутловатости синюшной физиономии добавился внушительных размеров фингал, отчего правый глаз заплыл и исказил алкашу картинку мироздания не в самую лучшую сторону. Вероятно, именно поэтому он рявкнул тоном, лишенным всяческого намека на доброжелательность:
- Шо надо?