* * *
Рабочий день закончился без осложнений. Около одиннадцати замдиректора снял кассу. Все цифры сошлись. Претензий никаких. Мы тут же получили около ста пятидесяти долларов в качестве ежедневных выплат персоналу. Эти деньги нам с Женькой следовало распределить между сотрудниками в установленном процентном соотношении. Еще двести долларов предназначалось помощнику шеф-повара для утренней закупки продуктов. На этом Глеб Николаевич откланялся, запер дверь в служебные помещения, велев нам дождаться прихода ночного охранника. Оказалось, что директор покинул ресторан еще раньше через черный ход.
Это показалось мне странным. Я всегда считала, что руководство ресторана должно покидать работу позже всех. Нужно проверить остатки продуктов на кухне и спиртного в баре. Остаток денег, полученных от последних клиентов, тоже лучше не оставлять на ночь в кассовом аппарате, а закрывать в сейфе. Хотя, возможно, персонал здесь настолько дорожит своей хорошо оплачиваемой работой, что никто даже не помышляет о злоупотреблениях. Одним словом, и Гросс, и его заместитель поступали опрометчиво, пуская дела в ресторане на самотек. Но с другой стороны, первый день работы - это еще не показатель.
После распределения денег сотрудники стали расходиться. На нашу с Женькой долю из общего котла перепало почти шестьсот рублей. Подруга едва не прыгала от восторга. Как ни крути, но это первые трудовые заработки в ее жизни. В ожидании охранника, который почему-то задерживался, мы присели за один из столиков, и мои растертые за день ноги получили счастливую возможность передохнуть. Отхлебнув чая, Женька разложила перед собой веером заработанные купюры и произнесла мечтательно:
- Давай думать, на что мы потратим нашу первую зарплату.
Пренебрежительно хмыкнув, я принялась размышлять вслух:
- На совместный поход в парикмахерскую не хватит. На ужин в приличном ресторане тоже, а "Макдоналдс" мой желудок не переживет. Боюсь тебя огорчать, но некоторая часть этой суммы уйдет на мазь и лейкопластырь для реанимации моих натертых ног. Еще мы должны в кассу сто пятьдесят рублей за питание. Хоть нас здесь и кормят по себестоимости, но все же не бесплатно. За авто стоянку тоже придется заплатить, а на оставшиеся деньги можем заправиться. Только каждой достанется горючки не больше чем по пять литров.
В ответ Женька скорчила обиженную физиономию.
- Вот вечно тебе неймется, так и нужно человеку весь кайф обломать. Никакой с тобой романтики, никакого полета фантазии… - Она задумчиво погладила пальцами разложенные банкноты.
- Я фантазировать на двадцать долларов не умею. В пределах этой суммы мое воображение испытывает глубокий творческий кризис. И нечего мусолить деньги руками. Вдруг к нам какая-нибудь зараза зацепилась.
Я решительно сгребла со стола купюры и засунула их в карман форменного пиджака. Неожиданно пальцы коснулись какой-то бумажки. Меня передернуло от мысли, что содержимое моего кармана, как и сама униформа, еще совсем недавно принадлежали другому человеку. Я брезгливо достала клочок белого листка и, скомкав, бросила его на пол.
- Что это? - и прежде чем я успела ей ответить, Женька проворно развернула листок. - Кажется, это какая-то записка.
- Не знаю. Это не мое. По твоей милости мы вынуждены щеголять в секонд-хенде. Проверь свои карманы, вдруг там презерватив завалялся. Будешь потом своему Гришане доказывать, что ты не верблюд.
- Хватит тебе злостью наливаться. Униформа практически новая. Подумаешь, поносил кто-то месяц-другой. Нашла, тоже мне, трагедию. Смотри лучше, что здесь написано. - Она повернула бумажку в мою сторону.
"Похоже, они догадались. Остерегайся!" Буквы в записке были кособокими и неровными. Так обычно пишут дети в начальной школе. Или же человек, писавший записку, очень торопился и не обращал внимания на каллиграфию.
- Что бы это могло означать? - Женька деловито сдвинула брови.
- Какая разница, - пожала плечами я. - Но не удивлюсь, если наши предшественницы потихоньку таскали продукты с кухни и боялись, что их застукают. Вот мы, например, сейчас остались здесь вдвоем и запросто можем утянуть домой пару килограммов отборного мяса. Наверняка на холодильниках амбарные замки не висят. И пропажу вряд ли заметят.
- Но мы же не собираемся мясо из холодильников тырить?
- Мы не собираемся, а кто-то другой мог не устоять перед соблазном. Не случайно ведь в ресторане образовались сразу две вакансии администраторов.
- Фу, как мелко, - поморщилась Женька, а потом вдруг удивленно уставилась на меня. - Слушай, а ты уверена, что записка адресована не тебе? Ее могли сегодня незаметно подложить в твой карман.
- С какой радости?
- Не знаю. Но вдруг наш директор или его заместитель догадываются, что ты - не безработный социолог из заштатного НИИ, а я - не убогая домохозяйка?
- И что тут такого страшного? Даже если наш обман откроется, то, думаю, нашему руководству совершенно без разницы, кто мы и откуда. Лишь бы мы с работой справлялись и не тащили домой все, что плохо лежит.
На этих словах входная дверь распахнулась, и в ресторан влетел крохотный щуплый паренек с коротким неровно подстриженным ежиком на голове.
- Молодой человек, ресторан уже закрыт, - немедленно отреагировала я на его появление.
- Знаю, что закрыт. Я - Сеня, охранник. Извините, немного задержался. Кто из вас новый администратор? - Он виновато улыбнулся, а я еще раз смерила его удивленным взглядом. Рост - метр шестьдесят или даже меньше, и во всем остальном - кожа да кости. Я-то представляла охранника дюжим бритым парнем с косой саженью в плечах. А такого коротышку соплей перешибить можно. Кто только додумался взять такого доходягу в охрану?
Мы познакомились с парнишкой и заторопились на выход. Уже стоя в дверях, я притормозила.
- Сеня, а вы в этом ресторане давно работаете?
- Скоро год будет. А что?
- Да вот нам с Женей стало интересно, почему уволились прежние администраторы? Платят тут хорошо, работа - несложная, а должности вдруг освободились.
- Почему уволилась Ангелина, мне неизвестно. Говорят, вернулась к себе домой, в село. А ее напарница Юля умерла две недели назад. Вроде сердце у нее барахлило.
- Ужас какой! Наверное, молодая совсем была?
- Молодая, - согласился охранник, - только-только двадцать семь исполнилось. Мы еще поминали ее недавно, почти до утра загулялись.
Он снова виновато улыбнулся, а мы спешно покинули ресторан. Оказавшись на улице, я с минуту глубоко вдыхала прохладный ночной воздух, после чего накинулась на Женьку:
- Мало того, что униформа с чужого плеча, так еще и кому-то из нас досталась одежда покойницы. Между прочим, я читала, что вещи долго сохраняют энергетику своих хозяев. У тебя сердечко как? Не пошаливало сегодня?
- Прекрати истерику! - попробовала осадить меня подруга, хотя по ее лицу было видно, что перспектива получить по наследству сердечные заболевания улыбается ей ничуть не больше, чем мне. - Просто придем завтра на работу в своей одежде, и дело с концом. А руководству все так и объясним.
Имели в виду они наши объяснения.
- Может, и имели, но любой темно-синий костюмчик запросто сойдет за униформу. Пойдем лучше скорей, а то темно совсем.
* * *
Идти до единственной в микрорайоне стоянки, где остались с утра наши машины, было недалеко, минут десять, не больше, но в полночь это расстояние показалось поистине бесконечным. Особенно принимая во внимание тот факт, что путь лежал через темный переулок, в котором фонарей отродясь не водилось.
Поэтому идти пришлось в полной темноте. Лишь раз мимо нас проехал одинокий автомобиль, на несколько мгновений осветив дорогу тусклым светом ближних фар. И хотя вокруг были в основном жилые дома, окна в них почти нигде не светились. Наши шаги гулко отдавались в вязкой тишине переулка, отчего меня вконец затрясло от страха. Женька непроизвольно ускорила шаг, и мне стало ясно, что она, как и я, прилично струхнула. Также мне стало понятно, что с моими растертыми в кровь ногами за ней не поспеть.
- Не лети так, - зашипела я ей вдогонку, - ты же знаешь, эти чертовы туфли превратили меня в калеку.
- Хочешь прямо здесь заночевать? - Женька притормозила, боязливо озираясь по сторонам.
- Я желаю тут ночевать не больше твоего, но быстро идти все равно не могу. Хочешь, можешь взять меня на закорки.
- Всю жизнь об этом мечтала, - проворчала она. - Пожалуй, идея с этой стоянкой была неудачной. Но кто ж знал, что тут ночью так муторно. Видишь слева ту арку? - Она указала рукой куда-то в темноту.
- Я в темноте плохо вижу. Зачем тебе арка?
- Мы можем не переться в самый конец дома, а срезать путь. Там во дворе наверняка есть выход на параллельную улицу.
Прежде чем я успела промычать, что не собираюсь лезть в глухую подворотню, подруга метнулась в сторону и в мгновение ока растворилась в темноте. Мне ничего не оставалось, как поспешить следом, поскольку перспектива оказаться в темном переулке в одиночестве совсем не улыбалась. Приблизившись к стене здания, я действительно увидела арку и нырнула в нее, бормоча под нос нелитературные выражения в Женькин адрес. Знает же, паразитка, что из-за близорукости я в темноте - как слепой котенок. Никакие очки не спасают. А внутри длиннющей арки даже лунный свет отсутствует, единственный ориентир - Женькины шаги метрах в десяти впереди. Хотя если я не потороплюсь, то скоро вообще потеряюсь во мраке. На этой жизнерадостной ноте мои ноги налетели на какое-то препятствие, и я рухнула вниз, успев на лету громко чертыхнуться.
- Что там у тебя? - недовольно окликнула Женька.
- Я упала. Зацепилась за что-то. И все из-за тебя! Просила ведь не спешить.
- Сильно ударилась? - Ее шаги стали приближаться.
- Кажется, нет. Здесь что-то мягкое лежит. - Я сделала неловкую попытку подняться, пытаясь найти на ощупь какую-то опору. Чувство осязания немедленно идентифицировало предмет, оказавшийся под рукой. В результате чего мне сразу расхотелось вставать. Вернее сказать, мое тело само собой обмякло и тихо стекло в осадок.
- Ж-ж-женька… - выдавила я страшным шепотом.
- Ну, что там у тебя? - Голос подруги оказался совсем рядом. - Давай руку, горе мое.
- Ж-женька… з-з-здесь человек лежит.
- Какой человек?
- Н-н-е знаю-ю. Он не п-п-представился. Но у н-него г-голова с в-в-волосами…
- Где? Я ничего не вижу.
- Я на нем сверху л-л-лежу. Сн-н-ними меня с н-него скорее.
Женька ухватила меня за шиворот и помогла отползти в сторону. Сама же присела на корточки возле тела.
- Кажется, это мужик, - деловито заявила она. - Как думаешь, он живой?
- В-в-вряд ли. - Меня продолжало колотить крупной дрожью. - Он н-не шевелится.
- Да не дрейфь ты! Может, просто пьяный. Вот сейчас зажигалку достану, и посмотрим.
Спустя несколько секунд чиркнула зажигалка. Робкий огонек нервно задрожал на легком сквозняке. Но и такого света было достаточно, чтобы понять, что мужчина лежит ничком и не подает признаков жизни.
- Нужно проверить пульс, - неуверенно проговорила Женька. Бодрости в ее голосе явно поубавилось.
- Нужно.
- Помоги его перевернуть. - Она погасила зажигалку и завозилась в темноте.
Мне наконец удалось подняться на ноги, и я, превозмогая дурноту, помогла ей перевернуть человека на спину. Снова вспыхнул огонек зажигалки, и в то же мгновение мы в унисон издали сдавленный стон. На асфальте в неестественной позе распластался наш замдиректора Глеб Николаевич. В его глубоко посаженных глазах навсегда застыли удивление и испуг. Проверять пульс было бесполезно.
Женька пришла в себя первой, что, в общем-то, неудивительно: не она же лежала верхом на трупе. Подруга молча ухватила меня за руку и что есть силы потянула за собой, прочь из злополучной арки. Я не сопротивлялась. Точнее, не могла сопротивляться, а просто передвигала ватными ногами, не ощущая боли в растертых ступнях. Из оцепенения меня вывел лишь лай собаки на автостоянке, куда мы вскорости добрались.
- Ты как? - поинтересовалась Женька, доставая из сумки ключи от машины.
- Нормально. Он, бедняга, наверное, тоже решил срезать путь к стоянке. А в арке на него напали с целью ограбления, - высказала я предположение. - Может, и не хотели убивать, но силу немного не рассчитали. Давай вызовем милицию.
- Зачем?
- Как это зачем? Нашего замдиректора убили!
- С чего ты взяла, что его убили? Вдруг с ним инфаркт приключился.
- В любом случае он не может там оставаться.
- Почему же не может? Уж поверь, ему теперь совершенно без разницы, где оставаться.
- Прекрати! Давай наберем 02. Нас же никто не заставляет представляться. Сообщим, где находится труп, и дело с концом.
- Ладно, считай, что уговорила. Только в милицию надо звонить не с наших мобильных, а с уличного автомата. У тебя есть телефонная карточка?
- Нету.
- У меня тоже нету. Поехали по домам, там разберемся. - Женька распахнула дверцу своей машины.
- Где мы разберемся? С домашних телефонов в милицию тем более нельзя звонить. Лучше уж с мобильного.
- Никогда. Хотя, погоди, по 02, кажется, можно звонить из автомата бесплатно. Только давай отъедем отсюда подальше. Вести машину сможешь?
- Смогу, - неуверенно ответила я и направилась к своей "Вольво", но вдруг поняла, что вижу подозрительно плохо, несмотря на довольно яркое освещение стоянки. Уяснив причину отсутствия в глазах резкости, я в ужасе бросилась назад к Женькиной машине.
- Стой!
- Подруга уже успела завести двигатель.
В ответ на мой окрик стеклоподъемник ее окна плавно пополз вниз.
- Что такое?
- Нам придется вернуться в арку.
- Спятила совсем?! Там же труп лежит. Ни за что туда не вернусь!
- Выхода нет. Я там свои очки потеряла. Наверное, соскользнули, когда падала.
- Раззява! Что ж ты сразу не хватилась?
- Так темно было. Я все равно ничего не видела, - стала оправдываться я. - Нельзя их там оставлять, оправа уж больно приметная. Любой официант ее признать может. Еще придется потом с ментами разбираться.
- Чтоб тебя черти взяли! - Женька подняла стекло и выбралась из автомобиля.
- Погоди, у меня где-то в бардачке валялся фонарик. С его помощью мы отыщем пропажу в два счета. - Я рысью метнулась к машине, после чего мы нехотя поплелись назад к арке.
- А вдруг его уже кто-нибудь обнаружил и вызвал милицию? - опасливо спросила Женька.
- Кто его мог в такой темени обнаружить? Лежит себе покойничек спокойненько, нас дожидается. И больше там ни одной живой души нету, - попробовала я успокоить подругу, но сама как раз подумывала о том, что тело пролежит спокойненько только до первого припозднившегося собачника. Любая шавка вмиг поднимет гвалт на всю округу.
- Но нам повезло. Темный двор встретил нас гробовой тишиной. Мы шли на цыпочках, стараясь почти не дышать. Фонарик я включила лишь тогда, когда мы ступили под своды арки. Пучок света весело запрыгал по грязному асфальту.
- Видишь его? - Не веря своим глазам, я понадеялась на Женькино острое зрение.
- Может, мы зашли не в ту арку? - предположила она, из чего я сделала вывод, что никакого трупа она тоже не видит.
- Кажется, здесь нет другой арки. - Но на всякий случай мы вернулись во двор и прогулялись вдоль стены дома. Вторая арка нашлась, но она была расположена почти в самом конце здания. Туда мы точно не заходили.
- Не мог же покойник так просто взять и исчезнуть? - Моему удивлению не было предела.
- А может, он того… ну, в смысле, не был покойником, - отозвалась Женька.
- Мы же его собственными глазами видели.
- Что мы видели? Лежал себе Глеб Николаевич на асфальте с сердечным приступом, например, или, скажем, в эпилептическом припадке.
- Я, конечно, не медик, но, по-моему, в таких случаях лицо больного имеет несколько иное выражение. Говорю тебе, он мертвый был.
- И куда же мертвый подевался?
- Откуда мне знать? Давай еще раз туда сходим посмотрим!
Мы прошлись назад к первой арке, и свет фонарика снова стал медленно обшаривать асфальт.
- Стоп! - скомандовала Женька. - Дай-ка сюда. - Она выхватила у меня фонарик и нагнулась возле самой стены, осветив пространство у себя под ногами. - Смотри, вот они.
Значит, это все-таки та самая арка, - задумчиво констатировала я, принимая из ее рук свои очки. Оба стекла были разбиты. Вернее, даже не разбиты, а раздавлены. При обычном падении мои довольно толстые стекла обычно не бьются, максимум появляется одинокая трещинка. Это мне доподлинно известно, поскольку я роняю очки с завидным постоянством. И вот теперь стекла представляли собой мелкую паутину трещин, к тому же при ближайшем рассмотрении одна из дужек оказалась сломанной.
- Их кто-то раздавил, - подвела я печальный итог.
- Не я, - тут же заверила меня Женька.