- Конечно, не ты. И не я. Мы с тобой не слышали характерного хруста.
- Значит, их раздавил Глеб Николаевич. Пока мы ходили на стоянку, он очухался, наступил в темноте на твои очки, а потом поехал домой.
- Женька, труп не мог очухаться!
- Ты опять за свое… Дался тебе этот труп! С чего ты взяла, что он был трупом? Давай лучше делать отсюда ноги. Завтра придем на работу, и ситуация сама собой прояснится. Выпьешь еще со своим Глебом Николаевичем на брудершафт.
- Твои слова да богу в уши. - Больше всего на свете мне хотелось, чтобы завтра замдиректора просверлил во мне дырку своими глазами-буравчиками. Я даже была согласна, чтобы он на меня накричал, отчитал на чем свет стоит за какие-нибудь несуществующие недоработки… Только бы воскрес! Но, увы, в тот момент я была абсолютно убеждена, что Глеб Николаевич мертв окончательно и бесповоротно.
Когда мы с Женькой вернулись на автостоянку, возникла проблема: без очков я не могла вести машину.
- Хочешь заночевать у меня? - заботливо поинтересовалась подруга.
- Неужели ты думаешь, что я выдержу второй день в этих проклятых туфлях? Мне нужно домой попасть.
- Ладно, я тебя завезу.
- Женечка, - взмолилась я, - останься у меня ночевать. Твои все равно уже спят. А утром мы позвоним Гришане и успокоим его. Ну, не могу я сейчас одна в четырех стенах.
- Чего ты, спрашивается, раскисла? Я-то думала, Маруська у меня железобетонная.
- Угу, только бетон весь закончился. Одно проржавевшее железо осталось. Того гляди, и оно в пыль рассыплется.
Женька заколебалась, а я заныла с удвоенной силой:
- Вдруг мне ночью покойник померещится? Знаешь ведь, у меня слабая нервная система.
- Вот заладила со своим покойником! Подумаешь, валялся себе мужик в темноте на асфальте. Может, это вовсе и не Глеб Николаевич был?
- А кто? Тебе что, совсем повылазило? То он не покойник, то вообще не Глеб Николаевич. Такими темпами через полчаса ты будешь утверждать, что там не человек лежал, а куча старой ветоши. И нас с тобой мучили коллективные глюки.
- Хоть бы и так! Какое нам до всего этого дело. - Чиркнув зажигалкой, подруга нервно закурила. - Во всяком случае, теперь точно нет необходимости вызывать милицию.
Вот в этом она, пожалуй, права. Информировать служителей правопорядка про труп, который невесть куда подевался, нет никакого резона.
- Так ты поедешь ко мне ночевать? - с надеждой уточнила я.
- Ну, что с тобой делать? Поеду, конечно. Только с Гришаней ты будешь утром объясняться.
- Нет проблем, - поспешно согласилась я. - У нас с твоим мужем полная любовь и взаимопонимание.
Не могу сказать, что ночью меня мучили кошмары, но и спокойный сон никак не шел. Я ворочалась в кровати, а из головы никак не шел Глеб Николаевич. Куда подевался его труп? Объяснение может быть только одно: убийца вернулся и спрятал тело, раздавив в спешке мои очки. Но тогда мы вполне могли столкнуться с этим человеком или даже с несколькими преступниками в арке. И появление сразу двух свидетелей никого бы не обрадовало. Значит, нас могли тоже… Кошмар какой! Все, пропади все пропадом! Не желаю больше появляться в этом ресторане. Не хочу никакой работы, не хочу никаких женихов. Уезжаю в Москву, в Крым, в Турцию, к черту на кулички, в конце концов!..
В семь утра меня разбудил настойчивый телефонный звонок. Спросонья я намотала по комнатам несколько кругов, прежде чем обнаружила трубку радиотелефона, которая почему-то оказалась под диваном.
- Машка! Женька у тебя?! - Гришаня явно был взвинчен и поэтому позабыл пожелать мне доброго утра.
- У меня. - Я приготовилась произнести оправдательную речь, но он не дал мне опомниться.
- Прекрасно! Раз уж ей семья не нужна, пусть остается у тебя на ПМЖ. Вещички заберете в чемодане у консьержки. Физкультпривет. - В трубке послышались гудки.
- Это Гришка звонил? - В гостиную вплыла Женька, сладко потягиваясь.
- Гришка. Сказал, что дома ты больше не живешь, а твои вещи он оставит у консьержки.
- Совсем оборзел, придурок. Дай-ка сюда телефон!
Подруга несколько раз набрала домашний номер, но он был хронически занят. Видимо, Гришаня устроил это нарочно, демонстрируя свое полное нежелание разговаривать с непутевой женой. Женька попробовала набрать его мобильный, но безучастный металлический голос сообщил, что абонент временно недоступен.
- Думаю, тебе стоит срочно ехать домой, - обеспокоенно предложила я, пытаясь сообразить, с какой такой радости безобидный Гришаня совершил столь резвый наезд на супругу.
- Еще чего, - отмахнулась она, - не дождется. Я теперь женщина работающая, а следовательно, независимая. Где хочу, там и ночую.
- С ума взбесилась?
- Вовсе я не взбесилась. Просто пора положить конец домашней тирании.
- Ты что же, разводиться надумала? У тебя ж на руках дети!
- Успокойся, ничего я не надумала. Только Гришке не позволю обращаться с собой подобным образом.
- Каким это, интересно, таким образом? Ты и так сидишь у него на шее, свесив ножки, - вступилась я за Гришаню. - А в том, что замужней женщине положено ночевать дома, твой муж абсолютно прав. Езжай домой!
- Ни за что! Пока он сам ко мне не приедет и не покается. Будет еще в ногах у меня валяться. Я ему не собачка, чтобы меня на улицу выгонять! Ты не против, если я пока у тебя перекантуюсь? А по дороге на работу заедем за моими вещами.
- Погоди-погоди… А дети?
- Что - дети? Артемку мы на днях в летний лагерь отправили, он вернется только через месяц. А младшего Гришка все равно собирался на лето к своим родителям в Вологду отвезти. Вот пусть и отвезет.
- Ох и доиграешься ты когда-нибудь! Собственными руками угробишь свое семейное счастье. Вот возьмет Гришаня, психанет и найдет себе малолетнюю профурсетку. Они до денежных мужиков падкие, а твой муж, между прочим, в скупости не замечен.
- Не найдет он никого, - уверенно заявила подруга. - У него на это просто времени нет. Он погряз с ушами в бизнесе и ничего, кроме своей финансовой отчетности, в упор не замечает.
- Никогда не говори "никогда", - скептически заметила я.
- Да что ты заладила! Сказала же: ноги моей дома не будет, пока он не вымолит прощения, осыпая меня сиренью, как на нашем первом свидании.
- С ума сошла! Где он возьмет сирень в конце июня?
- Это его проблемы! Пусть хоть костьми ляжет, хоть в лепешку расшибется, но засыплет меня белой махровой сиренью. Давай поспим еще пару часиков, а то будем на работе, как две сонные курицы. У меня от недосыпа мешки под глазами появляются.
- Женька, а может, мы того… ну… на работу больше не пойдем?
- Ты что, белены объелась?! От страху все мозги потеряла? Я не позволю тебе лишить меня честного трудового заработка. Меня муж только что выгнал. Оставил, можно сказать, на улице без средств к существованию. Или ты уже обо всем позабыла?
- Бедненькая ты моя, - хихикнула я, - если не ошибаюсь, у тебя в кошельке три банковские карточки имеются. При разумном подходе тебе денег на пару лет хватит.
- На карточках - неприкосновенный запас. А так я смогу сама себя содержать.
- Ага. Только твой парикмахер берет по сорок долларов за стильную укладку. Маникюрша довольствуется лишь двадцаткой, а абонемент в тренажерный зал обходится больше сотни баксов в месяц. Я уже не говорю про мартини, креветочный мусс и суши. Ты готова без всего этого обходиться? Если нет, то должна тебя предупредить, что на доходы администратора ты особо не разгуляешься.
- Плевать. Главное, я докажу этому самодуру, что смогу обходиться без его жалких подачек. - Женька явно вошла в раж. В данный момент бесполезно убеждать ее в том, что четырехзначные суммы в твердоконвертируемой валюте, исправно оседающие на ее банковских счетах, грешно обзывать подачками. Поэтому я не стала биться лбом о глухую стену, а спокойно проговорила:
- Я не пойду на работу. Все. Точка. Можешь считать меня конченой истеричкой, но трупы своих начальников я нахожу не каждый день, вернее сказать, не каждую ночь.
- Нет, ты не истеричка, ты предательница. Из-за какого-то валявшегося на асфальте мужика бросаешь лучшую подругу на произвол судьбы, да?
- Вовремя предать - это не предать, а предвидеть! А мое шестое чувство предвидит неприятности. И боюсь, что безвинно погребенные тараканы нас от этих неприятностей не спасут. К тому же ноги у меня в кровь растерты, а старые очки годятся только для домашнего употребления: оправа потертая, стекла в царапинах. Да в них я вообще похожа на черепаху Тортилу.
- Ты в любых очках похожа на Тортилу.
- Спасибо на добром слове, - проворчала я. - Умеешь поднять настроение в трудную минуту.
- При чем тут трудная минута? Я тебе давно талдычу, что с твоей внешностью нужно что-то делать.
- Оставь мою внешность в покое! И все равно в ресторан я больше не пойду. Ни за какие коврижки!
- Дело хозяйское, - фыркнула напоследок Женька и, надувшись, удалилась на кухню.
Оттуда незамедлительно долетел грохот кастрюль. Никакие переживания не заставят мою подругу отказаться от сытного завтрака.
* * *
В начале двенадцатого мы уже загружались в Женькину машину. По пути заехали к ней домой, вернее, даже не домой, а в ее подъезд. Естественно, никакого чемодана с вещами у консьержки не оказалось. Для Гришани произнесенные вслух угрозы сами по себе - сверхгероический поступок. Глупо было ожидать, что он действительно выставит за порог Женькины вещи. Правда, этот факт ничуть не уменьшил ее воинственного настроения. Она наотрез отказалась подниматься в свою квартиру, смирившись даже с тем, что ближайшее время ей придется провести в униформе, которая могла принадлежать покойнице.
Затем Женька довезла меня до стоянки, где осталась с ночи моя "Вольво", после чего наши дорожки разошлись. Я порулила на поиски ближайшей оптики, а моя подруга поспешила в ресторан.
Магазин, торгующий очками, отыскался практически сразу. Я выбрала симпатичную оправу и присела в кресло, ожидая, пока мастер вставит в нее стекла. Не прошло и десяти минут, как пиликнул мой мобильный.
- Маруська, ты где? - провизжала в трубку Женька.
- В оптике. Чего тебе надо?
- Давай там завязывай быстрее и дуй сюда, в ресторан. И бутылку коньяка купи по дороге.
- Зачем?
- Ну, я же тебе обещала, что будешь еще со своим замдиректора на брудершафт пить.
- Он что же, объявился на работе? - отказалась я верить собственным ушам.
- Явился не запылился твой покойничек. Демонстрирует лошадиное здоровье и махровую паскудность. Представляешь, углядел на ковролине одну несчастную соринку и потребовал от уборщицы пропылесосить весь зал по новой. А до открытия ведь всего несколько минут осталось. Так ты приедешь?
- Ладно, уболтала. Сейчас подъеду.
Правда, согласилась я вовсе не потому, что снова пошла на поводу у подруги. Мне просто необходимо было своими глазами увидеть человека, который вчера был безнадежно мертв, а сейчас раздает ценные указания уборщице.
Едва дождавшись, пока мастер закончит возиться с очками, я впрыгнула в машину и вернула свою "Вольву" на все ту же автостоянку неподалеку от ресторана.
Женька обнаружилась на кухне, поглощенная дегустацией какого-то аппетитного на вид блюда под чутким руководством добродушного шеф-повара.
- Уже добралась? - обрадовалась она. - Ух ты, наконец-то ты себе стильную оправку подобрала. Сразу на пару лет помолодела. Открывай рот. - С этими словами она затолкала в меня приличный кусок нежнейшего мяса с каким-то мягким, сладковатым соусом.
- Ладно тебе подлизываться, - пробурчала я с набитым ртом. - Потрясающе вкусно. Что это?
- Ты сначала проглоти. - Какое-то странное беспокойство закралось в душу, но я все же дожевала, после чего вопросительно уставилась на нее.
- Проглотила?
- Ага.
- Поздравляю. Мы теперь с тобой настоящие лягушатницы.
- Кто-кто? - в ужасе выдохнула я.
- Лягушатницы.
Лягушачья лапка, уже успевшая плюхнуться в желудок, активно запросилась назад, посягая на девственную чистоту кафельного пола и угрожая нанести сокрушительный удар по самолюбию шеф-повара. Женька, прекрасно осведомленная о моих проблемах с вестибулярным аппаратом, довольно ухмылялась, наблюдая, каких трудов мне стоит укрощение бунтующего организма. Но, следует отдать себе должное, - сила духа все же возобладала над зовом моей обманутой плоти.
Немного отдышавшись, я потянула Женьку в крохотную комнатушку, предназначенную для переодевания и отдыха персонала. Попутно высказала ей все, что думаю о ней самой, ее родственниках и о пращурах современных земноводных, французами-извращенцами превращенных в кулинарный изыск.
К счастью, никого из сотрудников в комнате отдыха в данный момент не было. Убедившись, что мы действительно наедине, я недоверчиво поинтересовалась:
- Ты Глеба Николаевича собственными глазами видела?
- Вот как тебя сейчас.
- И как он выглядит?
- Как живой. Вернее, он и есть живой. Хочешь, сама пойди убедись. Он у себя.
- Как ты себе это представляешь? Не могу же я просто так, без всякой надобности, взять и вломиться к нему в кабинет.
- Ты коньяк купила? - уточнила Женька.
- Разумеется, нет. Какой начальник одобрит пьянство в начале рабочего дня? Или ты предлагаешь мне зайти к нему с бутылкой и честно признаться, что вчера ночью мне померещился его труп.
- А почему бы и нет? Юмор сближает.
- Что ты нашла в этом смешного? Да и кто тебе сказал, что я намереваюсь с ним сближаться?
- Ну, ты прям точно собака на сене, - ворчливо отозвалась она, - сама не знаешь, чего хочешь.
- Я всего лишь хочу его увидеть. Если с ним все в порядке, то, следовательно, что-то не в порядке со мной. Галлюцинации - это тревожный звоночек.
- Успокойся, не было у тебя никаких глюков. Я ведь тоже видела этого мужика в арке. Отсюда напрашивается вывод: либо тот мужик был просто похож на нашего замдиректора, либо это действительно был он, но совсем не мертвый. Мало ли, какие припадки с людьми случаются. Полежал себе человек немножечко на асфальте, потом отряхнулся и поехал домой.
- Глупости! Труп не мог никуда поехать, - отрезала я.
- Тоже мне, докторша нашлась. Ты что, страшных историй не читала о том, как люди, которых дипломированные врачи признали умершими, в морге приходили в себя. Это, как его… сон литургический называется.
- Летаргический, - машинально поправила ее я, подумав о том, что, в общем-то, при нынешней безалаберной медицине от летаргии до поминальной литургии дорожка всего-то в полвершка. Открываешь себе глаза, потягиваешься спросонья, а вокруг темень кромешная и деревянная крышка сверху прочно заколочена. Может, поэтому у нас принято хоронить покойника на третий день? Дают люди новопреставленному последний шанс оклематься. Главное, не злоупотребить терпением родственников, а то могут второпях и на второй день закопать, не разобравшись.
- Чем это вы тут занимаетесь? - В дверном проеме невесть откуда образовался Глеб Николаевич собственной персоной.
Если он и пребывал прошлой ночью в состоянии летаргического сна, то на его здоровье это никак не отразилось. Он выглядел свежим, подтянутым и, по обыкновению, крайне раздраженным.
- Мы ту-у-ут… - затянула было Женька, но он не дал ей договорить.
- Почему не в форме? - Глеб Николаевич уставился на меня испепеляющим взглядом, а я только теперь сообразила, что благополучно пребываю в джинсах и футболке. Вот Женька, не имевшая возможности сменить одежду, не в пример мне, выглядит как порядочный администратор. А в моей голове нет ни одной умной мысли в свое оправдание. К счастью, вместо меня заговорила подруга, справедливо рассудив, что лучший способ защиты - это нападение.
- А почему вы нас не предупредили о том, что у вас умерла некая Юля? - скороговоркой налетела она на замдиректора. - Виданное ли дело, выдавать новым сотрудникам униформу, принадлежавшую покойнице. Маша у нас - человек впечатлительный. И по вашей милости ее всю прошлую ночь кошмары мучили. Даже вы ей мертвым пригрезились.
- Чего-чего? - опешил от такого напора Глеб Николаевич.
- Я говорю, Маша настолько распереживалась по поводу униформы, что вы ей привиделись мертвым в темной арке.
- Где-где я привиделся?!
- Да не важно где! Важно, как ей бедной работать после бессонной ночи? Еще толком и к обязанностям не приступили, а уже такие моральные издержки с трупом. Маш, скажи! - Женька требовательно глянула в мою сторону.
- М-м-мы, - красноречиво поддержала я ее выступление.
- Погодите-погодите, - в голосе Глеба Николаевича почувствовалась некоторая растерянность, - чей труп ты видела? Юли? Ты была с ней знакома?
- Да нет же! - принялась вместо меня объяснять Женька. - Никакой Юли мы знать не знали. Просто вчера выяснилось, что эта самая Юля умерла, а нам в наследство осталась ее униформа. Вот Маша и разнервничалась.
- А при чем здесь труп?
- Ни при чем! - Подруга начала раздражаться от его непонятливости. - Я говорю, у Маши на нервной почве галлюцинации. Ей привиделось, будто вы в темной арке мертвым лежали. Понятно?
- В какой арке? - Здесь уж нам стало понятно, что ему совершенно ничего не понятно. Вечно Женька суется, куда ее не просят, со своими объяснениями. Нет бы просто сказать ему, что униформу я нечаянно утюгом сожгла. Кому, спрашивается, нужна голая правда во всей своей неприглядной красе? Нагишом и женщина-то не всякая хорошо выглядит, а уж нагая правда… Теперь, чего доброго, замдиректора запишет меня в неврастенички. Я сочла необходимым вмешаться:
- Глеб Николаевич, простите, пожалуйста, мой внешний вид. Я правда не могу заставить себя надеть одежду после покойницы. Сейчас быстренько съезжу домой и надену какой-нибудь подходящий костюмчик. Можно?
- А арка? - На физиономии начальника застыло отрешенное выражение.
- Так не было никакой арки, - заверила я, повесив на лицо виноватую улыбку, - и никакого трупа тоже не было. Мне ночью приснился обычный кошмар. До сих пор не могу в себя прийти.
- Ну вы, блин, даете, девки. Ты, - он ткнул пальцем в Женькину сторону, - живо марш в зал. А ты, - Глеб Николаевич развернулся ко мне, - отправляйся домой. Как хочешь разбирайся, но чтоб завтра я тебя в таком прикиде не видел.
Изобразив раскаяние, я прошмыгнула к выходу, попутно соображая, означает ли это, что сегодня на работе можно больше не появляться.