Я тоже вздохнула, глубоко-глубоко: как бы мне хотелось оказаться сейчас где-нибудь в другом месте! Затем склонилась над Бартлетом, чтобы получше разглядеть рану. В центре пятна, пропитавшего трикотажную рубашку, виднелась дырка величиной с монетку.
С трудом сглотнув, я склонилась еще ниже. Надо ли зажать рану? Как зажимают глубокие царапины или порезы? Или давление только усилит внутренние повреждения? Ведь пуля все еще там… Рана сильно кровоточила, возможно, оттого, что Бартлет лежал на спине.
Мне вдруг вспомнилась памятка об оказании первой помощи, которую я собственноручно отпечатала и прилепила на дверцу кухонного шкафчика. Много от нее сейчас толку. Правда, когда я составляла эту памятку под названием "Бытовые травмы и их лечение", мне и в голову не пришло включить в список досадных происшествий огнестрельное ранение.
А зря. В наше время никогда не знаешь, что может с тобой приключиться в домашних условиях…
Я выпрямилась и крикнула в дверной проем:
- Джек, когда дозвонитесь, спросите у них, что нужно делать при пулевом ранении в грудь!
В ответ не раздалось ни звука, но зато я услышала Эми. Девушка по-прежнему стояла, как статуя, на пороге гостиной, но вдруг шумно и протяжно выдохнула. Словно шина спустила.
- Все в порядке, - постаралась я успокоить ее. - Этот малый выкарабкается.
Похоже, мои слова Эми не убедили. Она продолжала испуганно пялиться на Бартлета.
Успокаивая несостоявшуюся клиентку, я не заметила, как Бартлет открыл глаза. И когда внезапно обнаружила, что он смотрит прямо на меня, то слегка вздрогнула.
Наверное, будь у адвоката достаточно сил, он тоже бы вздрогнул, узнав меня. Его глаза удивленно расширились и - поверите ли! - на физиономии появилась недовольная гримаса. Очевидно, Бартлет предпочитал, чтобы ему на помощь пришел кто угодно, но только не Скайлер Риджвей.
Я его понимала.
Впрочем, секунду спустя раненый изменил отношение к моей особе. По-видимому, решил, что уж лучше я, чем вообще никого. Лицо его исказилось от боли, и он схватил меня за руку.
И больше не отпускал.
Каюсь, моим первым побуждением было отдернуть руку. Но я быстро справилась с собой.
Знаю, знаю, я треска бесчувственная. Но если вы помните, этот самый человек не далее как вчера публично - через печатный орган - усомнился в моей порядочности. А до того в течение нескольких месяцев распространял ложные слухи обо мне и моей профессиональной пригодности.
Не стоит также забывать, что я таки преодолела себя. Более того, крепче сжала руку Бартлета.
Хотя он и был хорьком вонючим, но, похоже, жить ему оставалось недолго.
- Все в порядке, - повторила я. Эми мне не поверила. А Бартлет? - Мы вызвали службу 911, они скоро приедут. И помогут. - Надеюсь, в моих словах прозвучал оптимизм, которого на самом деле я не испытывала.
Спорить бедняга был не в состоянии, но, видимо, поверил моему заявлению не больше, чем Эми. В ответ он медленно отвернулся и застонал.
Стон получился не слишком громким. Напротив, он прозвучал очень тихо и быстро смолк.
Тут-то меня и осенило: Бартлет может не дожить до прибытия "скорой помощи", или полиции, или кого бы то ни было. И тогда мы лишимся последней возможности узнать, как было дело.
Я наклонилась поближе к уху раненого и спросила первое, что пришло в голову:
- Что случилось?
Бартлет снова обратил ко мне лицо. Взгляд стал рассеянным, слова давались ему с невероятным трудом:
- Это… это… была…
Я сообразила, что ответ на такой расплывчатый вопрос потребует от раненого слишком большого напряжения и, возможно, чересчур много времени, которого у него в запасе оставалось негусто. Взмахом руки я освободила адвоката от необходимости описывать ситуацию и поспешила с вопросом, который, по моему мнению, обязательно задали бы полицейские:
- Кто в вас стрелял?
Бартлет скорчился от боли. Выглядел он совершенно измученным. То ли оттого, что сильно страдал, то ли оттого, что моя суетливость (вопросов на переправе не меняют!) мешала ему сосредоточиться. Наверное, лучше было оставить несчастного в покое. Но вместо этого я повторила громче, вероятно набравшись этой пакости от Джарвиса:
- КТО В ВАС СТРЕЛЯЛ?
- Это… это… - Бартлет снова обессиленно смолк. И вдруг выдохнул имя, но настолько тихо, что я ничего не разобрала.
- Кто? - переспросила я, приставив ухо к губам раненого.
Адвокат, очевидно, полагал, что общение между нами не клеится по моей вине. Он глянул на меня с явным раздражением, проглотил слюну и прошелестел:
- Портера…
Я в недоумении уставилась на него. Очень не хотелось приставать к страдальцу и требовать уточнений, но деваться было некуда: Бартлет выражался загадками. Что за "портер"? Это имя? Пострадавший зовет на помощь кого-то из своих друзей? Или возжелал хлебнуть крепкого пивка? По-моему, сейчас не время для возлияний.
- Какого портера? - осведомилась я, едва не засунув ухо в рот Бартлета, но тут заметила, что мои волосы упали ему на лицо. Жестоко щекотать нос человеку при последнем издыхании. Правую руку сжимал Бартлет, поэтому пришлось изогнуться и придержать волосы левой. Поза вышла не самая грациозная.
Бартлет взирал на мои манипуляции уже не с раздражением, но с явным отвращением. Он закрыл глаза - надолго. Мне даже почудилось, что он их больше никогда не откроет. Однако в конце концов страдалец все-таки поднял веки, глянул на меня в упор и произнес, задыхаясь, с огромным усилием:
- Это была… девочка… Портера Мередита…
Я насторожилась. Знала я одного Портера Мередита. Он, как и Бартлет, был адвокатом. Наше агентство не раз обращалось к нему, когда нужно было оформить сделку.
Раненый цеплялся за мой рукав, очевидно пытаясь сказать еще что-то. Ему даже удалось немного приподняться, чтобы я лучше его слышала.
- Больно… а-а… стало… - с трудом выдавил он.
По крайней мере, так я его поняла.
- Что?
Но адвокат, по-видимому, решил, что высказался с исчерпывающей полнотой, и для убедительности застонал. На этот раз стон был долгим и душераздирающим, у меня даже волосы на голове зашевелились.
А когда я увидела струйку крови, вытекающую из его рта, мне стало совсем худо.
Я не могла оторвать глаз от этой струйки. Я не врач и ничего не смыслю в медицине, но такое развитие событий, на мой взгляд, не сулило ничего хорошего.
И кое-что еще пришло мне в голову. Стыдно признаться, поскольку меня могут счесть мелочной, но я вдруг сообразила, что за ковер, если Бартлет зальет его кровью, отвечать придется мне.
Кровь из раны на груди в основном растекалась по рубашке. Но та, что сочилась изо рта, должна была неминуемо пролиться на пол. А кровавые пятна - как мне известно из личного опыта стирки детской одежды - смыть нелегко.
Дениз Каррико пыталась заставить посетителей снимать обувь при входе в дом. Бартлет намеревался совершить кое-что похуже, чем пройтись в ботинках по бежевому ковру.
Я быстро огляделась в поисках куска ткани. От рубашки Бартлета, без воротника и с короткими рукавами, оторвать было нечего. Конечно, я могла бы надорвать ее снизу, но рубашка была заправлена в брюки, пришлось бы ее вытаскивать, а я опасалась потревожить раненого.
В пределах досягаемости обнаружились лишь три подушечки, аккуратно разложенные на диване, и кружевная салфетка под антикварной лампой на изящном столике.
Боюсь, хозяйка дома не одобрила бы использование ее подушечек и салфеточек в качестве тампонов для остановки кровотечения.
- Эми! - заорала я. - Принесите полотенце из ванной!
Девушка по-прежнему торчала на пороге, глаза у нее были как блюдца. Она напоминала оленя, внезапно выхваченного светом фар в темном лесу.
Эми не двинулась с места.
- Полотенце из ванной! Живо!
Кровь изо рта Бартлета вот-вот должна была стечь на ковер. Еще секунда, и мне пришлось бы вытирать его щеку собственной юбкой. Из белого льна, между прочим.
В магазине она стоит 138 долларов, но я купила ее на распродаже за 33 доллара.
Можете себе представить, как я обожала эту юбку.
- Эми!
Девушка дернулась так же, как и ее жених, - словно собака, услышавшая команду. Оглядываясь через плечо, она выбежала из комнаты в прихожую, рванула дверь и исчезла в ванной. Не успела я глазом моргнуть, как она вернулась с бордовым полотенцем в руках.
Цвет полотенца, должна заметить, идеально подходил для моих целей.
Когда девушка передавала мне полотенце, Бартлет потерял сознание. Его голова безвольно скатилась набок.
Видимо, это зрелище - Бартлет теперь сильно походил на мертвеца - добило Эми. Она завопила, прижав ладони к щекам. Последний раз я видела этот жест у героинь старых черно-белых триллеров, которых в детстве насмотрелась в невероятных количествах.
Я не была готова к резким звукам. Когда Эми потеряла контроль над собой, от неожиданности я едва не повалилась на пол рядом с Бартлетом.
Девушка все не умолкала. Орала как оглашенная. Может, встать и влепить ей затрещину, как обычно поступали в тех старых фильмах? Но тут, слава богу, в комнату влетел Джек.
Своим возвращением он доставил мне большую радость. Поскольку я совершенно уверена, что риэлтору не рекомендуется общаться с клиентом посредством оплеух.
- Джек, что сказали в 911? Что делать с огнестрельным ранением, пока они не приедут?
Молодой человек направился прямиком к своей невесте. На меня же глянул, как на надоедливого комара.
- О чем вы? - Прежде чем я успела ответить, Джек обнял Эми. - Милая, как ты? Ах ты моя маленькая, иди сюда, крошка, иди к своему папочке.
Вот уж ни за что бы не подумала, что к двадцатидвухлетнему юнцу с ясными голубыми глазами можно относиться, как к папочке. Однако девушка придерживалась иного мнения и, не раздумывая, прильнула к жениху.
Оказавшись в объятиях Джека, она по крайней мере перестала вопить и теперь, к моему великому облегчению, лишь тихонько всхлипывала.
- Все хорошо, дорогая, - успокаивал невесту Джек, - я с тобой. Все обойдется, малышка.
Понимаю, с моей стороны было бестактностью прерывать столь трогательную сцену, но Бартлет, похоже, умирал.
- Джек! - вмешалась я. - Что нам делать?
Юноша глянул на меня пустыми глазами.
- Ждать "скорую". - Его тон явно подразумевал: сама могла бы догадаться.
- Разве вы не поняли, о чем я просила? - процедила я сквозь зубы. - Нужно было узнать, что делать при ранении в грудь.
Джек по-прежнему обнимал Эми и повторял как заведенный: "Ах ты моя девочка…" Тем не менее он меня услышал.
И недоуменно пожал плечами.
Я молча взирала на него. Очевидно, в списке приоритетов Джека Локвуда "Спокойствие Эми" стояло много выше "Спасения умирающего".
- Наверное, не мешало выяснить, - произнес молодой человек, бросив беглый взгляд на Бартлета, - но все равно они будут здесь через минуту. - Разрешив таким образом проблему, Джек снова повернулся к невесте. - Маленькая моя, напугалась, да? Я бы вернулся раньше, но никак не мог найти телефон! Обыскал весь дом, пока не заметил аппарат под шкафчиками на кухне. Нашли место для телефона! Если бы я не нагнулся, то вообще бы его не увидел…
Я поверила ему на слово. Дениз Каррико, несомненно, полагала, что телефонные аппараты портят ее идеальные стены.
- Обшарил спальню, кабинет, ванную и… - продолжал Джек расписывать свои подвиги.
Я же сидела на полу рядом с Бартлетом, держала его за руку и жалела о том, что пошла в риэлторы, а не в медсестры.
Никогда прежде не чувствовала себя такой беспомощной. Но что я могла поделать? Я боялась зажать рану, дабы не навредить Бартлету. Боялась его перевернуть. Словом, боялась всего и сразу.
Поэтому ничего другого не оставалось, как держать беднягу за руку и ждать, а в ожидании размышлять над его словами.
Неужто мы с Бартлетом знакомы с одним и тем же Портером Мередитом?
Ничего странного в том нет. Наверное, у адвоката Бартлета и у меня, проработавшей в риэлторском бизнесе девять лет, было немало общих знакомых среди юристов. Просто до сих пор не представилось случая их вспомнить.
А Портера Мередита я знала, можно сказать, совсем неплохо.
Одно время мы даже встречались. Около двух месяцев. Собственно, до того, как я познакомилась с Матиасом, Портер Мередит был последним мужчиной, с которым у меня были мало-мальски серьезные и длительные отношения, - то есть когда не ограничиваешься двумя свиданиями. Если вдуматься, в моей связи с Портером также не было ничего удивительного, поскольку мистер Мередит не пропустил ни одной сколько-нибудь привлекательной женщины в Луисвиле. Он был, что называется, бабником. Именно это обстоятельство и побудило меня расстаться с ним. Была и другая причина: Портер возомнил, будто близкие отношения дают ему право мною командовать.
Когда он начал указывать, какого цвета помадой мне следует пользоваться, я решила, что с меня хватит, и дала командиру отбой.
Но пострадавший, кроме имени, произнес кое-что еще. Он сказал: "Девочка Портера Мередита". Неужто нынешняя подружка Портера пристрелила беднягу Бартлета?
Однако поразмыслить хорошенько над последними словами умирающего я не успела, потому что прибыла полиция. И "скорая".
Я так обрадовалась сиренам за окном, что едва не составила компанию Эми, которая до сих пор не прекратила лить слезы, шмыгать носом и тереть глаза.
Когда же я увидела, как двое полицейских входят в дом Каррико и направляются в мою сторону, то с трудом удержалась, чтобы не разрыдаться в голос. Но уже не от радости.
Полицейских звали Мюррей Рид и Тони Констелло.
Я имела удовольствие столкнуться с ними три месяца назад.
Тогда они терзали мою особу расспросами по поводу убийства Эфраима Кросса, богатого владельца домов для престарелых, оставившего мне в наследство больше ста тысяч долларов. Помнится, я так и не сумела удовлетворить любопытство копов, каким образом оказалась наследницей по кривой. Собственно, мне и сказать-то было нечего, кроме того, что я знать не знала Эфраима Кросса.
Рид и Констелло скептически отнеслись к моим признаниям. Они возвели меня в ранг главной подозреваемой и все допытывались, как же могло случиться, чтобы совершенно чужой человек отвалил мне целое состояние.
Спешу сообщить, что подозрения с вашей покорной слуги в конце концов были полностью сняты. Более того, я приложила руку к поимке настоящего преступника. В связи с чем теперь имела все основания надеяться на более приязненное отношение со стороны Рида и Констелло.
Но не тут-то было. Облом. Ни намека на дружеские чувства в их пытливых глазах.
Мне даже почудилось, что копы были рады видеть меня не больше, чем я их.
К чему бы это?
Глава 4
Мюррей Рид и его напарник, Тони Констелло, всегда напоминали мне солонку и перечницу. Рид с белесыми волосами, прилипшими к черепу, и приземистой фигурой штангиста, разумеется, был солонкой, а смуглый Констелло с густыми черными усами и тяжелыми веками над темно-карими глазами - перечницей.
В гостиной бригада медиков обрабатывала Бартлета. Я топталась в прихожей дома Каррико и дивилась тому, сколь угрожающе могут выглядеть обычные столовые приборы - солонка и перечница.
- Ну-ну, - произнес Рид. Невинное междометие в его устах прозвучало обвинительным заключением.
Такая уж у Рида манера высказываться - монотонная и отрывистая, как у бездушных полицейских боссов из старых телесериалов. Те экранные начальники даже биг-мак заказывали прокурорским тоном.
Думаю, современному полицейскому не стоит подражать персонажам, которые не вызывают симпатии публики. Сначала я подозревала, что Рид разговаривает так нарочно, дабы попугать, однако за все время нашего знакомства он ни разу не сбился на человеческую интонацию. И тогда я догадалась: у Рида такой голос от рождения. Потому-то он и стал полицейским.
С голосом, как у бездушного копа из телесериала, у него просто не было выбора.
Вероятно, этим даром природы объясняется неизменно плохое настроение Рида. Возможно, он мечтал стать дантистом. Или священником. Но куда там! По причине особого устройства голосовых связок у бедняги была только одна дорога - в полицию. Пожалуй, станешь тут раздражительным.
- Кого я вижу, - пробурчал Рид, нахмурившись. - Куда ни придешь, всюду вы.
В его интонации не было и намека на "рад снова встретиться с вами".
Когда прибыла "скорая", Эми и Джек перебрались в прихожую, и, хотя холл в доме Каррико размером с мою столовую, молодые люди заняли позицию в двух футах от полицейских, жадно прислушиваясь к каждому слову.
- Что значит "всюду"? Уже три месяца прошло, как мы не виделись, - обиделась я. Не хотелось, чтобы мои клиенты возомнили, будто я регулярно имею дело с полицией.
Констелло пожал плечами:
- Как быстро летит время. - Высокий и худой Констелло походил на мелкого мафиози из "Крестного отца", но голос у него был, как у фермера из Восточного Кентукки, - глубокий и раскатистый.
Рид пригладил ладонью белесую шевелюру. У кого-нибудь другого пальцы запутались бы в волосах, но военная стрижка Рида не позволяла намотать волоски даже на кончик мизинца.
- Получается, всех ваших знакомых убивают, - ворчливо заметил он.
У молодых округлились глаза. Они быстро переводили взгляд с Солонки и Перечницы на меня и обратно, словно следили за теннисным матчем.
- Минуточку, - возразила я. - Если помните, Эфраим Кросс не был моим знакомым. Того, кто лежит там, - я махнула рукой в сторону гостиной, - я действительно знаю, но он еще жив.
Все, кто находился в прихожей, повернули головы и посмотрели на Бартлета, словно ожидая, что он подтвердит мои слова.
Я тоже глянула на раненого. По-моему, нам придется подождать, прежде чем Бартлет сможет произнести хоть слово. И возможно, мы так ничего и не дождемся.
Медики разорвали рубашку и теперь присоединяли к его груди и рукам различные трубки, проволочки и бутылочки. Не знаю, что именно делали врачи, но, похоже, толку от их стараний было мало. Голова Бартлета была по-прежнему безвольно повернута набок, а цвет лица еще сильнее напоминал сырое тесто.
Полицейские повернулись ко мне. Рид прищурился:
- Вы знаете этого парня?
Тут с ответом торопиться нельзя. В прошлый раз, когда я общалась с Солонкой и Перечницей, убитый был мне совершенно не знаком, и все равно в его смерти обвинили меня. Ясно, что в нынешней ситуации следовало осторожнее выбирать выражения.
- Не очень хорошо, - уклончиво заявила я. - С Эдвардом Бартлетом нас связывали деловые отношения. Несколько месяцев назад я помогла ему купить дом и продать прежнее жилье. Вот и все. С тех пор я его больше не видела.
Разумеется, в течение этих нескольких месяцев я время от времени беседовала с Бартлетом по телефону, когда он звонил мне с угрозами, но сейчас я сочла эти подробности излишними.