Он развернулся и начал удаляться от солдат. Немцам было проще – они шли в полный рост. А ему в колени то старая коряга воткнется, то он ногой об камень ударится. И шуметь, водой плескаться нельзя.
Справа открылась небольшая заводь, покрытая тинкой. Алексей бросился туда. Он выбрался на берег – тот был сплошь покрыт камышом.
Немцы прошли по воде, но следом по берегу уже шла другая группа.
Алексей чертыхнулся про себя и снова залез в воду. Расшевелил он осиное гнездо, теперь самому бы спастись. Он снова опустился на четвереньки и направился назад, к своим.
Прошло полчаса, потом еще четверть… Впереди послышался всплеск, и Алексей тут же бесшумно нырнул в осоку. Едва слышное движение, потом снова всплеск и матерок на русском. Похоже, наши. Разведка или он уже на своей стороне? Нет, все-таки разведка, иначе зачем им тихариться?
Осторожно, приглушенно позвав "Эй, славяне!", он тут же метнулся в сторону – на случай, если ударят из автоматов на голос. Однако стрелять не стали, спросив шепотом:
– Кто тут, выходи!
– Я свой, русский…
– Покажись.
Алексей вышел из осоки. Перед ним была группа из четырех человек.
– Вы из разведки? – спросил Алексей.
– Предположим.
– Немцы по реке к берегу цепью идут, но уже удаляются, – предупредил Алексей.
– По твою душу? – поинтересовались разведчики.
– Не исключено. Дозорные у немцев есть?
– Пулеметный расчет на берегу.
– Был. Мы их в речке притопили – не испугайся.
Они разошлись, не прощаясь.
Метров через сто Алексей и в самом деле наткнулся на тело, лежащее под водой. Он был к этому готов, но все равно с трудом удержал невольно рвущийся из груди вскрик.
На повороте речки он выбрался на берег и пополз. Казалось, "нейтралка" никогда не кончится, а винтовка весила пуд. Мокрая одежда неприятно холодила тело.
Наконец впереди щелкнул затвор.
– Стой!
– Да я лежу. Свой я!
– Разведчик, что ли?
– Нет, снайпер.
– А, так это тебя твои в траншее дожидаются? Ползи.
По идее, он должен был знать пароль, а часовой назвать отзыв. Но вчера командир взвода пароля ему не сказал, полагая, что Алексей отправляется на "нейтралку" на свою позицию ненадолго.
Рейд Алексея в тыл врага продолжался сутки. Он свалился кулем в траншею, прямо под ноги уже бежавших к нему снайперов.
– Жив, братишка!
Его хлопали по плечам, радовались. Потом помогли подняться – Алексей почти обессилил.
– Ты скажи, снайпера убил?
– Убил, можете доложить майору.
– Ура! А то он уже несколько раз интересовался. Ох и грязен ты, Леха! И попахивает от тебя тиной, как от лешего…
– По речушке полз.
Товарищи сняли с него винтовку. Он дошел до землянки и, едва сняв сапоги, рухнул на нары.
Проснулся он от какого-то движения. Открыл глаза. На пустом патронном ящике сидел Виктор и чистил его винтовку.
– Проснулся? А я твою винтовку чищу, грязная – жуть! Да ты и сам не лучше. Иди, умойся.
– Помоги – польешь.
Алексей сбросил грязную одежду. У колодца, рядом с избой разведчиков Виктор черпал воду и поливал ею Алексея. Вода была холоднющая, и Леша даже взвизгивал. В баню бы сейчас, помыться горячей водичкой с мылом и мочалкой – но… чего нет, того нет.
Он обтерся полотенцем, оделся в чистое и сухое обмундирование.
– Теперь бы еще поесть, и я буду чувствовать себя человеком.
– Вон котелок с кашей стоит, остыла уже, наверное.
Было бы чего поесть! Алексей жадно набросился на еду – в последний раз он ел полтора суток назад. Съел все, даже хлебные крошки собрал, бросив их в рот.
– Все! – выдохнул он.
– Отдыхай! Парни "на охоту" ушли, а нам поздно. Расскажи, как там все прошло?
Алексей рассказал, не забыв упомянуть, что Виктор показывал каску-обманку неправильно.
– Да что же я, на свою башку надевать ее должен был? – обиделся Виктор.
– Мы все виноваты. Надо было на палку тряпье намотать, чтобы каска плотно сидела, не болталась. Мне со стороны хорошо видно было, и снайпер немецкий не купился.
– Вот гад, хитрый какой! Чтобы ему в ад попасть!
Вечером в землянку пришел посыльный и передал приказ – завтра явиться в штаб, к майору Фролову. Приказ надо было выполнять, и утренний выход на позиции откладывался.
Утром обе пары снайперов явились в штаб. Майор придирчиво их оглядел:
– Разобрались со снайпером?
– Так точно, убит.
– Да? – удивился майор. – Молодцы! Кто застрелил?
– Красноармеец Ветров! – сделал шаг вперед Алексей.
– Докладывай.
Алексей коротко и четко доложил о том, как он пробрался в тыл врага, как немец купился на обманку с каской, как обнаружил себя, и как он, Алексей, не промахнулся.
– Так просто? – удивился майор. – А я хотел его на медаль представить… Жаль! Свободны!
– Есть!
Снайперы вышли на улицу.
– Эх, Леха, не мог расписать все покрасочней, мол – отстреливался, уходя, еле к своим прорвался.
– А чего врать?
– Дурак ты, Леха! Медаль мог получить. Вон у майора их две, а сам в штабе сидит. Живого немца небось только пленным и видел, когда разведка "языка" приводила.
Поскольку "охота" сегодня сорвалась, снайперы направились к землянке. Со стороны передовой раздалось несколько взрывов, затем началась ожесточенная пулеметная стрельба. Не сговариваясь, снайперы бросились в сторону передовой. По дереву, совсем рядом с ними, защелкали пули: видимо, их увидел пулеметчик, но в горячке боя промахнулся.
Снайперы бросились на землю, пользуясь естественными укрытиями, и поползли к траншеям. Уже издалека было видно, что немцы поднялись и идут в атаку. Давненько Алексей не видел такой картины!
Снайперы спрыгнули в траншею.
– Парни, стреляйте по второй и третьей цепям. Цельтесь в живот и ноги.
Снайперы поняли, заняли места в траншее и открыли частый огонь – с оптикой на двести – двести пятьдесят метров промахнуться невозможно.
Каждый из снайперов успел опустошить по магазину. Заряжать его снова было некогда – заряжали по одному патрону и стреляли так часто, как только это было возможно.
Немцы дрогнули и побежали назад. Но снайперы продолжали вести стрельбу – как упустить такую возможность?
Немцы, прикрывая своих, накрыли наши позиции минометным огнем. Снайперы, как и пехотинцы, попадали на дно траншеи. Виктор и Алексей лежали головой к голове.
Перекрывая звуки рвущихся мин, Виктор спросил:
– Почему в живот и ноги стрелять надо было?
– Раненые кричать начнут, панику создадут – причем за спинами первых цепей, и у немцев духу не хватит атаку продолжить. Да так, собственно, и получилось.
– Ага, понял.
После пятнадцатиминутного огневого налета разрывы стихли. Отряхиваясь от пыли и комков земли, снайперы поднялись и увидели – на "нейтралке" лежало много убитых и раненых немцев. Некоторые подорвались на минном поле, других срезали наши пулеметчики, но изрядная часть была следствием работы снайперов.
– Ну вот, хлопцы, а вы переживали, что "охота" сорвалась, – пошутил Алексей.
Из-за поворота траншеи вынырнул младший лейтенант.
– А, вот кто здесь стрелял! А я-то понять не могу – шпарят, как из пулемета. Спасибо, снайперы!
– Одно дело делаем.
– Это верно…
Когда стемнело, немцы начали выносить с "нейтралки" своих убитых и раненых.
Снайперы выспались, а рано утром, когда возвращались на позиции, Алексей сказал:
– Парни, идея есть. Как вернемся, надо на кухню сходить, набрать пустых консервных банок. И будет вам знатная "охота"!
– Чего удумал?
– Завтра увидите.
По возвращении Алексей выпросил у старшины бечевку. Виктор сходил за банками и принес полный "сидор". Ножом они пробили в них дырки, связали десяток банок в связку и привязали к ним бечевку.
– Я ночью поближе к немецким траншеям подберусь, сюрприз им приготовлю, а утром будем стрелять "на поражение". Поэтому идем все вместе и располагаемся недалеко друг от друга. Стрелять сразу, цели будут – обещаю.
Виктор рассмеялся:
– Ты сегодня добрый!
Алексей закинул за спину "сидор", взял в руки винтовку в чехле. Выбравшись на "нейтралку", он оставил винтовку на облюбованной позиции. Если он сейчас столкнется на "нейтралке" с немецкими солдатами или разведчиками, от винтовки проку будет мало. Для самозащиты есть пистолет "ТТ" и нож. Ночью дальний выстрел невозможен, практически все ночные бои рукопашные – когда стреляют в упор, бьют ножами и саперными лопатками.
Алексей пополз к немецким окопам.
Вот уже слышится приглушенный разговор, пахнуло дымком от сигарет.
Потихоньку, по сантиметру Алексей вытащил консервные банки, положил на землю и, разматывая бечевку, пополз назад. Занял свое место в окопчике.
Через некоторое время мимо прополз Виктор. Приближался рассвет, и снайперы занимали свои позиции.
Встало и постепенно начало пригревать солнце.
Алексей дождался, когда у немцев закончится завтрак, подтянул к себе бечеву, выбрал слабину и резко дернул раз, за ним – другой; тут же схватился за винтовку.
Немецкие пехотинцы, услышав перед траншеями странный звук, решили полюбопытствовать – вдруг русские придумали новое оружие? Над бруствером показалось сразу несколько голов. Снайперы дали залп, и пехотинцы поплатились за свое любопытство.
Уже вечером снайперы восхищенно хлопали Алексея по плечу.
– Ты хитер, как змей! Сам придумал?
– Сам. Немцы на колючую проволоку пустые консервные банки подвешивают. Если кто ползет и цепляет, сразу грохочет. Вот они на звуки и выглянули. Только у них звук другой, банки на проволоке поодиночке висят; а тут – целая связка, да еще звук перемещается.
Снайперы посмеялись.
– Провел ты их, Леха, здорово обманул. Надо запомнить.
– Запомнить прием надо, только два раза на одном участке применять его нельзя – немцы не дураки.
Война – это в первую очередь борьба умов. Кто кого перехитрит, у кого больше терпения, наблюдательности, осторожности.
А через два дня со снайперами случилась беда. Вечером Алексей обратил внимание на то, что Балабанов с озабоченным и встревоженным лицом хлопает себя по карманам, выворачивая их.
– Ты что потерял, Федя?
– Стрелковую карточку на позиции оставил.
– Эка беда – бумажка, – отмахнулся его напарник Ведерников. – Завтра заберешь.
Для каждой позиции снайперы готовили стрелковые карточки. На бумаге наносили цели на немецкой стороне – пулеметные гнезда, ДОТы, ДЗОТы и хорошо заметные ориентиры вроде одиночно стоящих деревьев или сгоревшего танка с измеренными через оптику дистанциями. Это позволяло сократить время для подготовки к выстрелу.
Любой прицел – механический или оптический – перед выстрелом требуется остановить на определенную дистанцию до цели, иначе будет промах. Для каждой позиции у снайпера была своя карточка.
Однако ночью немецкие разведчики обнаружили окоп со стрелковой карточкой, сразу поняли, что она принадлежит советскому снайперу, и сделали засаду. Один разведчик занял место в окопе, другие замаскировались поблизости.
Ничего не подозревающий Балабанов подполз к своему окопчику на позиции и получил удар по голове. Его тут же "спеленали" и утащили на немецкие позиции. Винтовку забрали тоже. Захват был проделан быстро и без шума. Ни в нашей траншее, ни на позиции Ведерникова, в ста метрах от места захвата, никто ничего не слышал.
Началось расследование. Приходил "особист" и долго расспрашивал снайперов – не замечали ли они чего подозрительного за Балабановым, не говорил ли он о переходе к немцам. Как понял Алексей, Балабанова подозревали в измене, в том, что он сам, добровольно, перебежал к немцам. Никто из парней в вероятность такого события поверить не мог, однако "особист" заставил всех писать рапорты. Так он и ушел ни с чем.
А еще через день, заняв с рассветом свое место на позиции, Алексей заметил перед немецкими траншеями нечто необычное. Он поднес к глазам бинокль и замер.
Немцы волокли столб, к которому был привязан мертвый Балабанов. Он был раздет до пояса, на теле – многочисленные раны. Увидели его и другие снайперы.
Немцы пытались запугать снайперов и пехотинцев смертью Федора, но получили обратный эффект. Снайперы обозлились и решили за убитого Федора уничтожить десять гитлеровцев.
Выполнять обещанное начали на следующий день, придумав дерзкий план, немного рискованный, но вполне реальный.
С немецкой стороны на участке полка снайперов не было – на этом и строился расчет. Перед рассветом Ведерников и Алексей заняли позиции перед первым батальоном. Они дождались, пока рассвело окончательно и немцы позавтракали – у них, как всегда, все было четко и по расписанию. Потом Виктор Субботин выскочил на бруствер без оружия и пробежал по земле метров двадцать, чтобы пулеметчик, напротив которого залегли снайперы, успел увидеть Виктора и схватиться за пулемет. Виктор спрыгнул в траншею, и в это время, когда он уже был в безопасности, ударила запоздалая очередь. В оптику было видно, как немец устроился за ручным пулеметом за бруствером.
Алексей выстрелил в лицо пулеметчику.
Приманка сработала, но этим дело не кончилось. Через полчаса, когда немцы решили, что снайпер, убив пулеметчика, переключился на другие участки, один из пехотинцев стал доставать пулемет – солдат никогда не позволит себе оставить оружие на поле боя.
Алексей выстрелил еще раз, убив рачительного солдата. Больше с этой позиции стрелять было нельзя. Один, при необходимости второй выстрел – и все, иначе накроют минами. У немцев на вооружении пехотных рот были легкие 50-миллиметровые минометы, и стояли они прямо в траншеях. И мин немцы не жалели.
Чем хорош миномет – так это навесной траекторией полета мины. Снаряд из пушки летит почти по прямой, и бойцу в окопе или траншее он не страшен. А минометная мина падает сверху, и она достанет цель в окопе, в траншее, в овраге и на обратном склоне холма. Дальность стрельбы легких минометов была невелика, но всю "нейтралку" они простреливали.
Более тяжелые и мощные минометы стояли в глубине немецкой обороны, метрах в трехстах-четырехстах от передовой, – при необходимости немцы задействовали и их.
Обозленные гибелью двух солдат, немцы полчаса засыпа€ли минами "нейтралку", а потом перенесли огонь на траншею. Однако вычислить, определить позицию Алексея они не смогли, и били не прицельно, а по площадям.
Утром немцы, выполняя операцию "Блау", перешли в наступление. Временное затишье на фронте закончилось. Высохли после весны дороги и грунтовые аэродромы, немцы завезли в тылы боеприпасы, горючее и, узнав через стратегическую разведку, что летом союзники откроют второй фронт, подтянули свежие дивизии, перебросив их с Западного фронта. Наша промышленность еще не успела в полной мере перестроиться, наладить массовый выпуск танков, самолетов, боеприпасов, насытить ими войска.
Немцы бросили в бой 90 полнокровных дивизий. Это были дивизии, укомплектованные по штатам 1941 года, а не урезанные, как в 44-м и 45-м годах. Они пошли мощно, взламывая нашу оборону. С конца июня до второго июля немцы смогли полностью оккупировать Курскую область, к 10 июля – правый берег Дона и правобережье Воронежа.
В нашей Ставке считали, что летом 1942 года немцы снова нанесут удар по Москве, но фашисты все силы сосредоточили на юге – они рвались к Ростову и Кавказу. Для танковых соединений немцев широкие южные степи – самое удобное место для боев, для клиньев и охватов. В лесистых и местами заболоченных Смоленской, Брянской и других областях центра России танковым группировкам было тесно для маневра.
Ставка спохватилась, и 7 июля был образован Воронежский фронт, но части РККА продолжали с боями отступать, оставляя противнику все новые города и районы.
28 июля 1942 года Сталин издал свой знаменитый приказ № 227, названный "Ни шагу назад". Вводились суровые меры наказания за оставление позиций без приказа, позади воинских частей стали устанавливаться заградотряды НКВД.
Ничего этого Алексей, как и его товарищи, конечно, не знал.
С рассветом немцы открыли по передовой массированный огонь из орудий и минометов. Потом они перенесли огонь вглубь, громя советские тылы, уничтожая резервы и штабы.
После артподготовки налетели "лаптежники" – пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-87". Они сбрасывали бомбы на артиллерийские капониры, на танки, на склады.
Как танк ни маскируй, сверху он заметен – хотя бы по отбрасываемой тени. У немцев маскировка была на высоте, у нас же маскировочные сети, позволявшие укрывать танк или пушку, в массовом количестве пришли в войска позже.
Кроме бомб "Юнкерсы" сбрасывали пустые бочки из-под бензина, многократно продырявленные. Падая, эти бочки издавали ужасающий, сводящий с ума вой.
Передовая скрылась в дыму и пыли. Едва стихли моторы пикировщиков, на немецкой стороне, пока еще далеко, послышались звуки моторов множества боевых машин – танков и бронетранспортеров.
Уцелевшие пехотинцы стали выползать из щелей, блиндажей и занимать места в окопах и траншеях. Снайперы, уцелевшие при артналете и бомбежке, переползли со своих позиций в траншеи, оставаться на "нейтралке" было безумием, самоубийством.
Алексей сразу припомнил бои осени 1941 года, теперь все повторялось снова – бомбежка, танки.
Рев моторов накатывался. Едва стала видна немецкая пехота, остатки батальона открыли по ней огонь. "Далековато начинают", – поморщился Алексей. Это он и его товарищи могут бить без промаха с оптикой. А пехотинцы попусту жгут патроны – до немцев верных четыреста метров. Для снайпера это, по сути, ближний выстрел, можно спокойно "положить" пулю между глаз.
Снайперы стреляли без перерыва. Немцы падали, а за убитыми были видны солдаты второй цепи.
Начала стрелять единственная уцелевшая противотанковая пушка-сорокапятка, прозванная на фронте "Прощай, Родина!", с первого же ее выстрела загорелся T-III, второму снаряд перебил гусеницу; он крутанулся на месте и получил снаряд в борт. Изо всех щелей повалил дым, танкисты стали покидать подбитую машину. На них перенес огонь Алексей.
Чтобы подготовить танкиста, нужно время и ресурсы – с пехотинцами намного проще. Потому при всех равных условиях лучше убить танкиста.
Двух из четырех членов экипажа Алексей успел уничтожить, другие укрылись за танком.
Справа от Алексея выстрелило противотанковое ружье – раз, другой, третий… Видно было, как его пули высекают искры из лобовой брони танка. Раз видны искры, стало быть – рикошет, непробитие. А еще стрельба ведется из одного места.
Немцы стрелка засекли, танк выстрелил из пушки, и ПТР замолчало.
Алексей стрелял, пока не кончились патроны в обоих подсумках. Снайперы не берут на задание много патронов. Сделал один-два выстрела – и меняй позицию на запасную или же жди темноты. А выстрелил три-четыре раза – считай, что подписал себе смертный приговор, немцы обязательно засекут и накроют. Их наблюдатели внимательно осматривали "нейтралку" и передний край обороны. С небольшого возвышения, с оптикой в виде стереотруб они просматривали два-три километра наших тылов.