Я украдкой прикоснулась к рисунку, надеясь, что частица везения передастся мне.
Зазвонил сотовый Дэвида. Он ответил, извинился и скрылся в соседней комнате. Я же стала наслаждаться открывающимся из его окон видом, который не мог оставить равнодушной даже исконного уроженца Чикаго вроде меня.
- Ты явно процветаешь, Дэвид, - сказала я, когда он вернулся. - Научная степень по английской литературе редко способна обеспечить такой квартирой, как эта.
- Процветаю? Ты, Ди Ди, как обычно любишь преуменьшать, - в глазах Дэвида мелькнул огонек. - Я просто гений по части выигрывать большие гранты.
- Мне казалось, во время этого жуткого кризиса деньги достаются очень нелегко.
- Верно, просто я знаю, где нажать, в этом весь фокус.
Скорее, на кого нажать, подумала я, припомнив, как мастерски манипулировал Барнс нашими университетскими профессорами.
- Хочу дать тебе попробовать нечто особенное. Это австралийское вино, - он снова вышел, но продолжал говорить. - Китайцы до сих пор не научились делать хорошее красное, ха!
Дэвид вернулся с двумя бокалами бордового вина.
- Шираз, - объявил он, протягивая мне один. - Тебе понравится. Оно полнокровное, как сами осси.
- За старые времена, - провозгласил Дэвид, когда мы чокнулись.
Вино оказалось насыщенным и приятным.
- М-м-м, - одобрительно протянула я. - Кто бы мог ожидать от такой глухомани?
- Не сомневался, что тебе понравится. - Дэвид отпил еще глоток. - Я слышал про Фрэнка, Ди Ди. Мне жаль.
Мне стало интересно, сколько еще раз предстоит ему высказывать свое сожаление.
- Говорили, что вы собирались пожениться. Фрэнк был хорошим человеком. Но почему никто в университете не знает, где тебя искать?
- Давняя история. Я больше не участвую в академических крысиных бегах, и занимаюсь чем-то вроде расследований для страховых компаний.
- Страхование? Как-то плохо вяжется с тобой. А что случилось с твоим фундаментальным трудом по литературе семнадцатого века?
- С ним все кончено, и точка.
Мне совсем не хотелось распространяться про неприятную историю с Фрэнком, его смерть и последующие события. Мы собирались пожениться и жить долго и счастливо. Но после его трагической гибели коллегам из университета потребовался козел отпущения, и таковым выбрали Ди Ди Макгил. Меня не только обвинили в смерти Фрэнка, но и отказались публиковать мою книгу, "Скандалы эпохи Реставрации". Ее заклеймили как легковесную и завернули из "Юниверсити-Пресс". Сделанные мною выкладки ученые мужи сочли, правда, безошибочными, но, по их мнению, они представляли больше интереса для простого читателя, чем для избранных знатоков. Нет смысла говорить, что именно к этому я и стремилась, хотя вполне отдавала отчет, почему коллеги против меня. Впрочем, после смерти Фрэнка мне стало все равно, и я ушла. За какие-нибудь несколько недель я лишилась не только жениха, но и карьеры. Вот так я стала страховым следователем, и вот почему встретила Скотти Стюарта. Но обсуждать все это с Дэвидом Барнсом не хотелось, поэтому я промолчала, надеясь, что он сменит тему. Намек дошел до него.
- Ну ладно, Ди Ди. Признайся, ты всегда не слишком вписывалась в академический образ, и тем самым очень раздражала определенных лиц.
- Например, доктора Бейли, помнишь?
- Твои генеалогические исследования слова "муха" ее просто бесили.
- Ага. Отличное слово, как и насекомое. А словосочетание "джентльменский убор" ее и вовсе скосило.
- Проклятье, ты прекрасно знаешь, что для обозначения определенного элемента мужской одежды ты использовала совсем другой термин, Ди Ди.
Мы оба рассмеялись. Общие воспоминания оживили прежнюю дружбу.
Решая про себя, стоит ли уйти или остаться, я еще раз пригубила бокал и спросила:
- Так какая помощь тебе от меня понадобилась?
Взгляд Дэвида стал серьезным.
- Помнишь, как я всегда мечтал найти те потерянные рукописи Хемингуэя? - сказал он после затянувшейся паузы.
- Те, которые были украдены у его первой жены, Хедли, на железнодорожном вокзале в Париже?
- Все помнишь, молодчина.
- По твоим словам, те рукописи могли бы послужить ключом к личности Хемингуэя и его творчеству.
- Готова к сюрпризу? Я нашел их.
3
"Корона № 3" - единственный психиатр, которому я склонен исповедоваться.
Эрнест Хемингуэй
Я уставилась на Дэвида. Вот мы сидим и угощаемся китайской едой, обсуждая событие, которое, если рассмотреть всерьез, способно стать крупнейшей литературной находкой двадцать первого века. Инцидент на вокзале в Париже в декабре 1922 года, когда первая жена Хемингуэя, Хедли Ричардсон, потеряла саквояж со всеми литературными опытами Эрнеста, был хорошо известен. Поколение за поколением ученые и фанаты Хемингуэя рассуждали на тему, сохранились ли украденные рукописи, и если да, то какова их судьба. Но до сих пор не существовало ни малейшей зацепки. Мне подумалось, не уловка ли это - способ привлечь мое внимание после стольких лет разлуки. Но какой смысл?
Ошеломленная, я поставила бокал на кофейный столик и села на кожаный диван.
- Как-то это все не очень понятно, Дэвид. Где ты их раскопал? Уверен, что они подлинные? Бог мой, если это правда, то все, от "Нью-Йорк Таймс" до "Нэйшнл Энквайрер" тебе прохода не дадут.
- Они настоящие, поверь, - ответил он, тоже присаживаясь. - Одиннадцать рассказов, завязка романа и двенадцать стихотворений, если быть точным.
- Невероятно! Спустя столько лет…
Правая рука Дэвида описала круг в воздухе.
- Представь себе шоу с Опрой Унфри, Барбарой Уотерс и вообще все это телевизионное сумасшествие.
Я встала и заходила по комнате.
- Дэвид, я рискую облить тебя холодным душем в самый неподходящий момент, но как ты можешь быть уверен, что это настоящий Хемингуэй?
- Современные технологии. Самой простой частью была аутентификация бумаги. Потом я выяснил, что страницы были напечатаны на машинке, аналогичной той, которой автор пользовался в те дни - "Корона № 3".
- Но этот аппарат использовался в начале двадцатых годов прошлого века, где…
- Ди Ди, ты воистину витаешь в облаках. Я обнаружил не одну даже, а целых две подлинных печатных машинки "Корона № 3" на одном из интернет-аукционов. И вот, вуаля, - он указал на машинку, которую я заметила на книжных полках, - она перед тобой, во всей своей славе.
Я пересекла комнату и тщательно осмотрела "Корону".
- Она прямо в идеальном состоянии. Думаю, это всего лишь муляж.
- Это не муляж, а винтаж из начала 1920-х. Абсолютно такая же, как та, что Хедли подарила Хемингуэю на двадцать второй день его рождения в 1921 года, когда они собирались в Париж. У меня даже чехол для нее есть.
- И она еще печатает?
- Строго говоря, Ди Ди, печатает машинистка, а не машинка.
- Ха-ха, очень смешно. Ну ладно, возможно напечатать на ней что-нибудь?
- Запросто, их делали на совесть. Помнишь, Хемингуэй таскал свою по всему миру и по зонам боевых действий, когда работал военным корреспондентом? Конкретно на этой западали несколько клавиш, но я все прочистил и смазал, и теперь все работает лучше некуда. Я орден заслужил - это был настоящий подвиг.
Дэвид вставил лист бумаги, передвинул каретку и настучал: "Привет, Ди Ди Макгил! Как хорошо, что я тебя встретил".
- Удивительно.
- Удивительно, что ты находишься здесь сейчас, Ди Ди.
Повисла пауза. Я молчала и старательно избегала возможности встретиться с ним взглядом.
- Ну, хорошо, - промолвил наконец Дэвид. - Что еще вызывает удивление, так это компьютерная программа, которую я задействовал, чтобы проверить, принадлежат ли тексты перу Хемингуэя. Эта программа анализирует слова, предложения и пунктуацию, используемые в тексте. Можешь поверить на слово: выданный ею результат говорит, что это стопроцентный Хемингуэй.
- Непостижимо! - воскликнула я, снова плюхаясь на диван и стараясь не поддаваться аромату стоявших нетронутыми на столе свинины "мушу" и говядины по-монгольски. - Расскажи мне все.
- Много лет назад я приехал в Париж по дружескому обмену и начал искать их.
- Ну, эту часть я хорошо помню, - сухо сказала я.
- Мне действительно очень жаль, Ди Ди. Я намеревался сохранить наши отношения, но…
- Забудь.
- Так вот, я искал во всех местах, где Хемингуэй жил или бывал в Париже, ездил даже в Испанию, но везде упирался в каменную стену. Вернувшись в Штаты, я обнюхал все, что имело хоть малейшее отношение к Хемингуэю. Посетил Мичиган, Оук-Парк, Висконсин, Канзас, даже Торонто. Пусто. Пока три месяца тому назад кто-то не прислал их мне.
Тут я поняла, что Дэвид меня разводит. Я привстала с дивана и потянулась за сумочкой, стоявшей рядом с нетронутой едой.
- Подожди. Я не шучу, Ди Ди. Понимаю, звучит нелепо, но это правда. Не уходи, пожалуйста, - проронил он. - Мне действительно очень нужна твоя помощь. Прошу.
Я замерла, прижав сумочку к груди, и посмотрела на него.
- Так кто же прислал тебе рукописи?
- Понятия не имею. И очень хотел бы выяснить.
- Такое впечатление, что эта история сошла со страниц желтой прессы, - заметила я.
- Ты знаешь, как я лез из кожи вон в стремлении найти эти рукописи, Ди Ди. Но в итоге получилось так, что в Сити-Колледж пришла посылка на имя профессора Дэвида Барнса. Я тебе покажу.
- Как-то абсурдно все это. На посылке было что-нибудь? Какая-то зацепка, намек на отправителя?
- Ничего. Я пытался найти что-нибудь, но бесполезно. Внутри обнаружились старый саквояж, рукописи, а также загадочная записка, на которой красными чернилами, едва разборчиво, были перечислены названия рассказов и стихотворений с датами их написания. На записке стоял автограф: "Regacs Ma Fily".
- Эта записка сохранилась? Пытался ты найти отправителя? Дай взглянуть на рукописи.
- Рукописей здесь нет, и записка вместе с ними.
- Понятно, - сказала я, направляясь к двери. - Меня на мякине не проведешь.
- Ди Ди, умоляю! Это все правда. Знаю, после того как я бросил тебя, ты вряд ли склонна мне верить. Но я все покажу. Я проследил путь посылки, но отправитель как в воду канул. Отправлена она была через одну почтовую компанию из города Квакертон, штат Пенсильвания. Ее служащие просмотрели все свои записи, но на квитанции было указано название несуществующей фирмы и выдуманные адрес и телефон.
- И ты покажешь мне все?
- Абсолютно. Единственная причина, по которой я не храню находку здесь, это потому что мой адвокат считает возможным существование других заинтересованных сторон, которые могут заявить свои права, если что-то пронюхают. А новости могут просочиться в любую минуту. Не исключаю, уже завтра. Поэтому я поместил рукописи в надежное место, где до них никто не доберется.
- И как ты намерен поступить с полученными материалами? - спросила я, все еще не до конца убежденная, что имею дело не с розыгрышем.
- Продать с аукциона. У меня на руках контракт с крупным аукционным домом.
- И не сохранишь рукописи для исследования? Ты уже сейчас большой авторитет по части Хемингуэя, но такая находка способна навеки вписать твое имя в историю.
- Оно будет вписано в историю, даже если я не сохраню находку. Зато стоит мне оставить рукописи при себе, и остаток жизни я проведу в судах и спущу все деньги на адвокатов. Наследники писателя, Фонд Хемингуэя в Оук-Парк, Сити-Колледж - все они не что иное, как стая голодных акул. Мне надо продать все и как можно скорее. Особенно важно не допустить публикации ни одной из рукописей до аукциона, не то встанет вопрос об общественном достоянии.
- Общественном достоянии? Но оно-то здесь при чем?
- Мой юрист говорит, что любая публикация автоматически переводит рукопись в категорию общественного достояния, и мне потом придется в лепешку расшибиться, чтобы доказать свои права.
- Похоже, твой адвокат придумал изящную уловку: продажа этих вещей с аукциона сама собой станет подтверждением твоих прав на них. Восхищаюсь этой иезуитской логикой. Но полагаю, он считает твои претензии достаточно обоснованными, раз советует вообще выходить на аукцион?
- Незыблемыми, ибо они основываются на праве владения. В живых нет никого из тех, кто имел отношение к рукописям, и никто не может рассказать, что на самом деле произошло с ними.
- Но не обратится ли Фонд Хемингуэя с требованием остановить аукцион?
- Аукционный дом говорит, что только правительство или библиотека могут повлиять на аукцион. Но в силу того, что Хемингуэй сейчас в такой цене и время продажи наступает, аукционеры подстраховались и вступили в контакт с юридической фирмой, обслуживающей Фонд Хемингуэя. И заполучили письменное свидетельство, что Фонд не возражает против аукциона.
- Получается, ты весь в шоколаде?
- Не совсем. Мне тоже пришлось подписать этот документ, дав согласие, что впоследствии мы с Фондом оспорим аукцион в суде.
- Значит, тебе грозит шанс остаться при своих интересах?
- Напротив. Фонд признает, что рукописи у меня, и девять десятых прав за мной. Поэтому я в любом случае получу гарантированный минимальный процент от продажи. И мне одних этих процентов хватит с головой, даже если суд не постановит выплатить еще что-то.
- Умно, - кивнула я. - Это соглашение послужит отправным пунктом, и любой покупатель рукописей на аукционе станет новым полноправным и законным владельцем.
- Мой адвокат считает точно так же. И аукционный дом. Покупателю предстоит решать вопрос с дальнейшей публикацией, а наше с Фондом судебное разбирательство подогреет общественный интерес и поднимет для нового владельца цену свежеприобретенного лота.
- Понятно, - кивнула я, начиная, вопреки первоначальному скепсису, верить, что Дэвид говорит правду. - Мне вспоминается случай с рукописью книги Марджори Киннан Роулингс "Плоть от плоти моей": книгу семьдесят четыре года считали утраченной, и вдруг ее находят в какой-то коробке в чьем-то доме. Второй муж писательницы старался доказать свои права на нее, но проиграл.
- Глава аукционного дома тоже приводил в пример этот случай, и, по его мнению, данный прецедент усиливает мою позицию.
- Так зачем я тебе понадобилась?
- Рукописи должны быть застрахованы, и страховая компания желает просмотреть все материалы. Пока я имел дело только с ее ведущим менеджером, которому скормил несколько листов на пробу - ничего, что он мог бы опубликовать. Но теперь фирма настаивает, чтобы ей показали все, иначе страховки не будет. Рисковать мне совсем не охота, поэтому придется показывать.
- О'кей, но ты так и не ответил на мой вопрос.
- Там, в театре, я сказал, что искал тебя. И это так. Я тебя знаю, Ди Ди, и могу довериться. До сих пор не могу поверить своему счастью, что столкнулся с тобой сегодня!
"Угу, - подумала я. - Спасибо Тому Джойсу за лекарство. Я заставлю его сполна заплатить за этот треклятый билетик".
- Ты осознаешь всю колоссальность этой находки, Ди Ди? Не передать рукописи я не могу, сама понимаешь. И проще простого будет под прикрытием страховки взять и увести их у меня из-под носа. Я тогда теряю все. Но предположим, что на проверку понесешь их ты. Про наши с тобой отношения никто не знает, поэтому ты всех устроишь. А я буду знать, что ты присмотришь за коллегами и не дашь им снять никаких копий.
Ошеломленная, я снова опустилась на диван.
4
Про мораль я знаю только, что морально то, после чего тебе хорошо, и аморально то, после чего тебе плохо.
Эрнест Хемингуэй
День второй, понедельник.
Утро следующего дня я встретила в постели Дэвида. Было еще рано, а ночь получилась долгая. Дэвид еще спал, мне же требовалось уйти и все обдумать.
Надев сброшенную вечером одежду, я поехала домой, держать отчет перед котом, и всю дорогу старалась не думать про Дэвида. Я знала, что деться от него некуда, но подобно Скарлетт, откладывала решение на потом.
Я живу на третьем этаже дома без лифта и постоянно напоминаю себе о том, что подниматься по ступенькам гораздо более дешевый способ поддерживать себя в форме, чем покупать тренажер "Тайммастер". По сравнению с роскошным лофтом Дэвида моя квартирка напоминает спичечный коробок, зато расположена в двух кварталах от стадиона "Ригли-Филд", где играют "Кубз". Я стараюсь не пропускать домашние игры, и, ходя пешком, уже сэкономила кучу денег на парковочных талонах.
На сегодня в Чикаго предсказывали девяностопятиградусную жару. Ночной свежести совсем не ощущалось, и мой встроенный в окно кондиционер надсадно гудел, явно не справляясь с задачкой, заданной ему матерью-природой. Я выругала себя, что не сняла жилье с центральным кондиционированием или, еще лучше, не переехала на Аляску. Обитая в Чикаго, не просто решить, "за" ты или "против" глобального потепления.
Кавалер встретил меня, поочередно сокращая все тридцать две мышцы каждого уха - вопрос в том, выражает ли он таким образом радость или снова подцепил ушных клещей? Я сцапала его в охапку и на всякий случай закапала ему лекарство. После чего сомнения, что восторги его относились ко мне, исчезли.
Включив CNN, я приняла порцию болтовни про обширную волну жары, захлестнувшую Средний Запад. На остальных каналах толковали тоже исключительно о погоде, поэтому я погрузилась в свою черную записную книжечку, сверяясь с планами на день. На восемь утра намечена встреча с Филом Ричи, значит, надо поспешить. Фил - это один из поверенных, которые дают мне заказы на страховые расследования. Про очередное намечающееся задание он не рассказал практически ничего, и я не уверена, что оно мне понравится. Но Фил знает, что я все равно соглашусь. Мне нужна работа.
На половину одиннадцатого назначено свидание с мистером Пуссеном, агентом ВНС, который уже года три занимается аудитом моих налоговых деклараций. Он цепляется ко всем мелочам, а в прошлую пятницу позвонил мне прямо-таки в царственном гневе: "Будьте любезны быть в понедельник у меня в офисе ровно в десять тридцать, мисс Макгил. Это ваш последний шанс предоставить квитанции и прочие бумаги, о которых мы говорили. Давайте проясним все по декларации раз и навсегда".