– Верю, верю, – успокоил капитана Паленый. – Давайте не будем растекаться мыслию по древу, а вернемся к нашим баранам.
– Что касается наших баранов, – с иронией сказал Тимошкин, – то чувствуют себя они хорошо, кормушки у них золотые, хлеба – белые, а вина – заморские. Живут – не тужат.
– Камень в мой огород?
– Что вы, и в мыслях не было…
– Да ладно вам, – жестко сказал Паленый. – Не нужно оправдываться. Сейчас меня меньше всего волнуют ваши бзики по части неравноправия и классовой ненависти. Продолжим разговор по существу.
– Существо у нас существенное, – не удержался, чтобы не съехидничать Тимошкин. – За эти бумаги… – он потряс папкой, – кое-кто дорого заплатил бы.
– И я в том числе, – пристально глядя прямо в глаза Тимошкину, сказал Паленый. – Не так ли?
– Вот что мне в вас нравится, так это проницательность. Иногда мне кажется, что вы можете читать мысли.
– Не кидайте мне леща, уважаемый Емельян Степанович. Свои достоинства и недостатки я знаю. А ваши пытаюсь понять.
– Получается?
– Не совсем.
– Что так?
– Вы сказали, чем я вам нравлюсь. А вот вы мне не нравитесь.
– Почему?
– Тем, что пытаетесь хитрить даже там, где не нужно.
– Что-то я не понял…
– Да поняли вы, любезный Емельян Степанович, еще как поняли. На той дискете, что вы мне дали, есть все, кроме деяний семьи Князевых. Чтобы вы, такой большой правдолюбец и человек, который терпеть не может богатеев, да не нарыли что-нибудь эдакое на меня и Анну Григорьевну – ни в жизнь не поверю.
– Хе-хе… От вас трудно что-либо скрыть. Ну, подработал я маленько матерьялец, что записан на дискете, так это только из уважения к вам и Анне Григорьевне.
– Не надо нам ля-ля, Емельян Степанович. За это "уважение" заплачено звонкой монетой в заграничных тугриках. Я понимаю, вы переживали, боялись, что клиент соскочит и вам не удастся дополучить обещанное.
– Примерно так.
– Не примерно, а точно. Мало того, вам хочется убить двух зайцев: получить бабульки, чтобы скрасить свое холостяцкое существование, и проникнуть в логово врага, дабы разложить его изнутри. Я не верю в ваши добрые намерения и вашу порядочность. Мне плевать на ваше отношение ко мне. Мало того – чихал я на тот компромат по части моей персоны, что вы успели наковырять. Мне важно главное – найти убийц, в любой момент готовых повторить нападение. И вы мой главный помощник в этом деле. Потом – я не исключаю такой поворот событий – мы можем снова оказаться по разные стороны баррикады. Но это будет ПОТОМ. А сейчас, пока мы союзники, извольте не кривить душой, а выкладывать все начистоту.
– Эк вы завелись… Ну, сволочь я, мент поганый. (Правда, мусором себя все-таки не считаю). И мозги мои испорчены, работают несколько в ином направлении, нежели у гражданских. Специфика профессии, ничего не поделаешь. Но мне не хотелось бы сдавать вас ни своей системе, ни вашей шобле.
– Это почему?
– Потому что вы не вор, который храбрится только на словах, вы серьезный человек. Очень серьезный и – уверен – злопамятный. Вы отвинтите мне башку даже по истечении десяти лет, проведенных в зоне, если я вас сдам. Кстати, насчет зоны весьма проблематично, так как богатых людей у нас не сажают, а если даже такое случается, то в виде исключения и ненадолго.
– И каков вывод?
– Раз уж вы поняли мою сущность, буду колоться. Но уж не обессудьте, если мои материалы вас маленько травмируют… – Тимошкин как-то нехорошо ухмыльнулся. – Естественно, в моральном плане.
– Ничего, я выдержу.
– Что ж, коли так…
Тимошкин щелчком отправил к Паленому несколько листков, сколотых примитивной канцелярской скрепкой. Этим жестом, скорее всего, он хотел выразить свою независимость – при всем том.
– Читайте и наслаждайтесь, – сказал капитан, закуривая. – Это краткие выдержки, так сказать, эссе. Не мог же я притащить сюда гору материалов из наших архивов.
Паленый прочитал. И вынужден был признать, что Тимошкин – очень умный и опасный человек. То, что капитан по крохам наклевал в архивных загашниках, неожиданно выросло до размеров небоскреба. И когда только успел?
Действительно, сведения были из разных источников. До Тимошкина никто не додумался собрать их вместе и проанализировать. Картина получалась впечатляющей.
Город служил перевалочной базой наркотрафика. Часть зелья, поставляемого из различных районов Средней Азии, оседала в области, но в основном опасные во всех отношениях грузы следовали дальше.
Куда? Дальнейший маршрут наркоты Тимошкину выяснить не удалось. Но для Паленого это было не суть важно.
Главное заключалось в другом – в городе действовала группа лиц, занимающаяся наркоторговлей. Причем оптом. И ее состав Тимошкин запечатлел на бумаге: Виленчик, Тривуш, Щуров и… Князев!
Конечно, Паленый в последнее время ждал чего-то подобного, хотя и не хотел себе в этом признаваться. Но все равно прочитать "свою" фамилию в списке негодяев было весьма неприятно. Не говоря уже о последствиях, которые могут последовать в случае обнародования изысканий Тимошкина..
"Посадят за чужие грехи и отдувайся за муженька Анетт… – с тоской подумал Паленый. – Угораздило же меня найти на свалке именно труп Князева и сунуть в карман его паспорт. Лучше бы я попросил Шуню, чтобы он или его кореша слямзили для меня ксиву у кого-то другого".
– Все это филькина грамота, – сказал он, так же небрежно отправляя бумаги обратно Тимошкину. – Сведения косвенные. Не более того.
– Верно. Многое я домыслил. А кое-что осталось за кадром. Например, донесения моих осведомителей. Их светить я не собираюсь. По крайней мере, пока. Однако общий фон и фамилии в списке остаются. Правда, их должно быть больше, в этом я уверен. Как организаторов наркотрафика, так и исполнителей. Но вычислять их – не моя задача. Для этого есть специальное подразделение. Им и карты в руки.
– Значит, по-вашему я преступник…
– Я этого не сказал.
– Ах, да, я и забыл. Человека можно назвать преступником лишь тогда, когда его таковым назовет наш самый гуманный и справедливый в мире суд.
– Вот именно. А я всего лишь простой мент, опер. Мне ли о таких высоких материях толковать.
– Ладно, обмозгуем сложившуюся на данный момент ситуацию. Во-первых, я потерял память и ничего из своего преступного прошлого не помню. Во-вторых, если я даже и был замешан в торговле наркотиками, то теперь, побывав на само дне жизни, не хочу о них даже думать. С этим покончено. В-третьих, на меня идет охота, и наконец стало понятно, почему, – по какой-то причине я стал неугоден своим подельникам. То есть, в любом случае мне возврата к прежнему занятию нет. Они все равно меня кокнут. Не так ли?
– Ну… возможно…
– Не возможно, а точно. Спрашивается в задаче: будет ли "сверхпринципиальный" мент, капитан Тимошкин, по-прежнему работать в том же русле или начнет мне палки в колеса вставлять, считая меня страшным злодеем, которого только могила исправит?
– Да, логика у вас железная. Я распят, раздавлен, уничтожен. Вы удивительно точно указали мне на мое место. Моя "сверхпринципиальность" в итоге может обернуться для меня большими неприятностями. Это вы хотели сказать? Это, не спорьте. Если я вас заложу, передав материалы, куда следует, меня первого же и потащат на цугундер. Даже если я это сделаю инкогнито, вы не позволите мне остаться в стороне. И отставка будет меньшим из зол. А поскольку у меня "доброжелателей" пруд пруди, они отоспятся на мне по полной программе.
– Тогда будем считать, что мы по-прежнему в одной упряжке. Заметано?
– Хотите начистоту? Ну, как на духу.
– Конечно.
– Я встречал многих… толстозадых и крутовыдрюченных. Да, я терпеть их не могу. Признаюсь. Это отмороженные живоглоты, готовые при всех своих богатствах за копейку удавиться. Но вы исключение из правил. Не сказал бы, что приятное, но исключение. Вы ДРУГОЙ. Я не могу вас понять. Это меня и тревожит, и привлекает к вам.
– Пытаетесь решить еще одну задачку, на это раз из области психологии?
– Возможно. Но, как бы там ни было, а я с вами. Мне пятиться назад нельзя. Это ответ на ваш вопрос.
– Я искренне рад.
– Есть предложение обмыть наш союз. По сотке?
– Это вы в точку… – Паленый чувствовал, что он сильно напряжен и ему не мешает расслабиться. – Наливайте…
День за окном уже звенел обеденными колоколами.
Глава 29
Тимошкин ушел. До вечера еще была уйма времени. Но чем себя занять, Паленый не знал. Впрочем, он подозревал, что и вечером ему делать будет нечего. Наступила временная передышка – как затишье перед грозой.
Уединившись в тренажерном зале, Паленый стал на "бегущую" дорожку и углубился в мыслительный процесс, не очень быстро перебирая ногами. Ему совсем не хотелось думать о материалах, которые раздобыл Тимошкин, но они лезли к нему в голову отовсюду как перья из худой подушки.
У Паленого даже нос зачесался, и он чихнул, представив на миг такую картину.
Он вспомнил свое первое появление среди компании "друзей-приятелей" Анны Григорьевны. Конечно, почти все они сильно удивились – даже остолбенели – и, наверное, сильно обеспокоились. По крайней мере, криминальный дуэт в составе Семена Марковича и Жоржа-винокура – точно.
Что касается Щурова, то он вообще был поражен до глубины души. Поражен и напуган до полуобморочного состояния.
Отсюда напрашивался вывод – устранением Князева занимался Щуров и, скорее всего, по собственной инициативе, возможно даже не поставив в известность всю "честную" компанию. Только он один знал, что Князев не просто по какой-то причине ударился в бега (что в бизнесссобществе не было чемто из ряда вон выходящим), а лежит на два метра ниже уровня почвы.
Конечно, Щуров убил Князева не лично; он нанял киллеров, каких-нибудь отморозков. Возможно даже тех, что недавно напали на него и Анну Григорьевну.
Итак, Князев исчез, канал поставки наркоты был временно заблокирован. Но ненадолго. За дело взялся Щуров, который, видимо, знал, откуда растут ноги в этом деле.
Однако, вся беда была в том, что поставки наркотиков велись через фирму Князева, по ее официальным каналам. А в ней всеми делами начала заправлять Анна Григорьевна, которая понятия не имела, чем занимался ее денежный муженек.
И она – что вполне естественно – отказалась от странных партнеров со Средней Азии, которые ввозили в Россию черт знает что, фирме в убыток. Анна Григорьевна ведь не знала, что официально задокументированный груз – это всего лишь прикрытие других делишек.
Какое-то время ее обували в лапти, пока она не вошла в курс дела, – наверное, среди сотрудников фирмы был человек Щурова (а может, и не один); или Семена Марковича, что одно и то же. Но потом Анна Григорьевна накинула удавку на маршрут наркотрафика и задавила его в корне.
Вот тут-то у компашки и возникла идея избавиться от нее тихой сапой – при помощи кредита, который дал фирме банк Семена Марковича. Кредит не возвращается, – для этого постаралось ООО "Генезис" – происходит по суду смена владельца фирмы, и все становится на круги своя.
Почему такая сложная схема? Не проще ли наладить другой канал?
Нет, не проще. Связи фирмы Князева со Средней Азией давние, не раз и не два апробированные, прочные и главное – вне всяких подозрений. К тому же фирма солидная, не однодневка, работает на рынке добрый десяток лет, у всех на хорошем счету.
А если что и случится, то "компаньоны" останутся в стороне, и отдуваться придется какому-нибудь зицпредседателю Фунту, который сменит Анну Григорьевну на ее посту.
Хорошо, допустим это так. Но почему тогда все вдруг возжелали убрать "воскресшего" Князева? Ведь с его появлением, по идее, все должно было закрутиться, как и должно. Чем он так взбудоражил "общественность"?
Или босс этой криминальной троицы (интересно, кто он? неужто Семен Маркович? возможно…) надумал решить все проблемы одним махом. Кредит не возвращен (кто бы о нем думал во время похорон семьи Князевых? да и после – тоже), а значит, дело передается в арбитражный суд. И так далее…
Хитро. Умно ли? Трудно сказать. Ведь нельзя было исключать вариант, что когда-нибудь раскроется вся подноготная этого грязного дела. Хотя… Большие деньги кому хочешь глаза замылят.
Скорее всего, народ решил хапнуть побольше и слинять за бугор. Другое объяснение трудно придумать.
Из этого выходит, что дела Семена Марковича плохи и банк вот-вот прихлопнут. Паленый тут же вспомнил выпуски новостей, где говорилось о кампании отзывов лицензий коммерческих банков, работающих в основном налево.
Но Тривуш какого хрена во все это ввязался? Водочный король города и окрестностей, живи и радуйся жизни… Русский мужик пил, пьет, и будет пить до скончания века. А значит, водочное дело Тривуша всегда будет востребовано, и всегда будет приносить немалую прибыль.
Скорее всего, Жоржа-винокура подвигла на торговлю наркотой элементарная жадность. Человеку всегда мало, а уж тому, кто занимается большим бизнесом, – тем более. Погоня за большими дивидендами сродни маниакальному синдрому.
Итак, в осадок пока выпали трое: Лизка, Ник и Лили. То, что Лилия Вячеславовна имеет свой процент с оборота наркотиков, почти факт. Но она всего лишь маленький винтик в большой машине.
Что касается Лизки, то здесь возникает много вопросов. В ее искренность Паленый мало верил. Чересчур уж назойливо она вела себя все это время.
Пользуясь военной терминологией, можно было предположить, что Лизка являлась передовой разведгруппой компании наркоторговцев. Не исключено, что ее использовали втемную. Но далеко не бесплатно.
Впрочем, он мог и ошибиться. Ему хотелось бы ошибиться. Временами Паленому казалось, что его силой затолкали в грязь, и он никак оттуда не выберется, потому что нельзя найти ни единого сухого и чистого места, на которое можно опереться.
"Ну и кореша у Анны Григорьевны… мать их!.. Имея таких "друзей", врагов не нужно. На свалке и то было проще. Там всегда знаешь, кто есть кто. Если кто-нибудь держит камень за пазухой, его за версту видно. А вращаться в среде этих нуворишей с их сладенькими улыбочками и всякими там ути-пути все равно, что идти босиком по серпентарию, где змеи не в клетках, а ползают на свободе, притом в высокой траве, где их не видно".
Остается Ник. Друг Князева. Друг? Скорее, собутыльник и напарник по различным похождениям, в простонародье называемым "ходками налево". Интересно, он тоже в деле? Или его держат ради прикрытия?
Возможно. Такой рубаха-парень, выпивоха и бабник, со своими гусарскими замашками может растормошить любую компанию, направив самые нехорошие мысли собутыльников в нужное русло.
В общем, с Ником пока непонятно. Ладно, пусть его. Главное заключается в другом – как сесть на раскаленную сковородку, чтобы не обжечь зад.
Будь он один, все было бы гораздо проще. Разобраться со всей этой камарильей – раз плюнуть.
Но теперь на его совести Анна и Антошка. Они тут ни при чем. А оставить их наедине с этим зверьем, значит, похоронить. Чего он просто не может себе позволить. И дело даже не в человеколюбии, а в элементарном чувстве справедливости.
Да, за большие деньги можно купить все. Или почти все. Но только не человеческую душу, которой противны всякие оковы, а такие – тем более. Даже у самого отъявленного негодяя она иногда просыпается и начинает бунтовать.
А все потому, что человеку вставил душу ТВОРЕЦ всего сущего, а не тот, кто ее купил. И она живет по своим законам, высшим, которые неподвластны разуму…
Размышления Паленого прервал Володя. Он позвонил по внутренней связи и сказал:
– Есть важный разговор…
– Приходи, я жду.
Паленый выключил тренажер, быстро принял душ, закутался в просторный и длинный махровый халат и прошел в гостиную. Там он сел в кресло и начал втирать специальный крем в кожу лица, которая начала немного шелушиться.
Володя был сильно озабочен, даже испуган, как показалось Паленому. На хмуром лице охранника бегали желваки, а в глазах затаилось виноватое выражение.
– Что-то случилось? – встревожился Паленый.
– Да, – немного помедлив, ответил Володя.
– И наверное, не очень приятное. Рассказывай. В последнее время к неприятностям мне не привыкать.
– Черт! – неожиданно взорвался Володя. – Как же я лопухнулся!
– Ты это о чем?
– Я имел разговор со снайпером.
– Что-о-о!?
– А то… – Володя с возмущением посмотрел на свои сильные руки, словно они одни были виноваты в его промашке. – Он подловил меня на автостоянке, когда я возвращался из магазина с продуктами. Домой закупал…
– Говори, говори! – поторапливал его Паленый.
– Он подошел ко мне сзади, приставил к пояснице ствол и спросил "Хочешь жить?"
– Твой ответ мне ясен. Дальше что.
– Конечно, ясен. Я сказал "Да". А что мне еще оставалось? Руки заняты пакетами, ствол за пазухой… Пока я развернусь, он грохнет меня пять раз.
– Ну и?..
– Он сказал "Тогда стой и не дергайся. Ты знаешь, кто я?". Конечно, знаю! Я кивнул. Александр Игнатьевич, я не испугался! Но это случилось так неожиданно, что у меня в голове образовался вакуум. Ни одной толковой мысли. Ступор.
– Володя, о своих переживаниях поведаешь потом, за рюмкой водки. Что он тебе сказал?
– Он сказал "Передай Ворону, что я приду. Пусть ждет".
– И все?
– Все.
– А что было потом?
– Потом он исчез. Испарился. Был – и нет. Я даже шагов его не услышал. Обернулся – а там какая-то девица садится в машину.
– Надеюсь, ты поспрашивал ее насчет нашего общего "друга"?
– Конечно.
– И она ничего не заметила.
– Откуда вы знаете? – удивился Володя.
– Предполагаю. Это в женской натуре заложено. Будь у тебя за спиной дама со "шмайсером", девица описала бы и ее прическу, и лицо, и помаду на губах, и в чем она была одета, и даже сколько стоит ее шмотье и в каких бутиках оно куплено.
– Ну… наверное…
– Не наверно, а точно. Закон женской диалектики. А потом ты сел в машину и уехал…
– Что мне еще оставалось делать?
– Верное решение, – одобрил Паленый. – Судя по всему, это очень опасный тип. Начни ты искать его, неизвестно чем обернулась бы для тебя эта инициатива. Впрочем, он был уверен, что ты не сделаешь такую глупость.
– Почему вы так думаете?
– Володя, он знает о нас ВСЕ. В том числе и про охранников – сколько их, расписание смен, где они служили, с кем и где живут, как себя поведут в экстремальных ситуациях… Ну и так далее. Это профи. Очень серьезный противник. Он ничего не делает с кондачка.
– А как насчет того, что он по вас промахнулся? – не без ехидства спросил Володя.
– Это меня как раз и смущает. Подозреваю, что промахнулся он НАМЕРЕННО. Уж не знаю, из каких соображений…
– Александр Игнатьевич! – возмущенно воскликнул Володя. – Что вы такое говорите!?