Глава 27
Она прилетела вечером, чартерным рейсом, не предупредив никого, даже своего "мужа". Ее сопровождали нанятые в столице мощные бойцы, – сотрудники какого-то частного охранного предприятия – которые сразу же возвратились обратно.
– Ты здорово рисковала, – заметил Паленый, немного сбитый с толку ее молниеносной решительностью. – Я ждал тебя утром, как договаривались. Что-то случилось?
– Случилось, – резко ответила Анна Григорьевна. – Ты сам говорил мне об этом.
– А… Ты имеешь ввиду проверку?
– Да. После твоего звонка я связалась с коммерческим директором…
– И он наплел тебе три короба всякой-всячины, – подхватил Паленый. – Пусть проверяют. Надеюсь, это долго не продлится.
– Почему ты так академически спокоен!?
– Хочешь, чтобы я бегал по стенкам, как обезьяна, и рвал на себе волосы? С какой стати?
– Хотя бы потому, что работа фирмы сейчас попросту парализована, – со злостью ответила Анна Григорьевна. – Идет выемка документов и проверка складских помещений. Все опечатано.
– В ситуации с фирмой меня больше волнует другое.
– Что именно?
– К сожалению, я по-прежнему ничего не помню, а хотелось бы знать хоть что-то. Например, какими вопросами я занимался лично вплоть до своего исчезновения.
– Ты не посвящал меня в свои дела, – сухо сказала Анна Григорьевна. – Я была домохозяйкой.
Последнее слово она произнесла с отвращением. Не в этом ли кроется отчужденность Анны Григорьевны? – подумал Паленый. Возможно, Анетт опасается, что воскресший муж приберет к рукам вожжи управления фирмой (что было бы вполне естественно), а она снова превратится в домашнюю клушу, занятую лишь воспитанием сына и посещением модных салонов и парикмахерских.
– Прости меня, – серьезно сказал Паленый.
– За что? – невольно удивилась Анна Григорьевна.
– Я был держимордой. Больше это не повторится. Ты с блеском доказала свою состоятельность по части бизнеса.
Анна Григорьевна некоторое время пристально смотрела ему прямо в глаза, словно пытаясь найти в них какой-то подтекст сказанному, а затем, бледно улыбнувшись, ответила:
– Если честно, то мне сейчас хочется бросить все и вернуться к кухонному комбайну. Я так устала…
– Как бы мне хотелось тебе помочь…
– Да, твоя помощь была бы неоценима. Раньше у нас никогда не возникали финансовые проблемы. Ты мог раздобыть любую сумму денег наличными, что называется, в любое время дня и ночи. А нам как раз немного не хватает оборотных средств.
– С кредитом все связалось?
– Да…
Она явно что-то хотела сказать еще, скорее всего, касающееся финансов, но не решалась. Паленый уже научился понимать Анну Григорьевну с полуслова, а потому понял о чем она думала.
– Возможно, у нас были какие-то деньги на тайных счетах… – сказал он осторожно.
– Я в этом уверена.
– И ты, конечно же, не знаешь, ни где и в каких банках они находятся, ни какие суммы на них числятся…
– Ты не считал нужным рассказывать мне об этом, – с горечью ответила Анна Григорьевна.
– Виноват, каюсь. Мне хотелось бы исправить эту оплошность, но как? Может, в моих записях что-то осталось?
– Я пыталась разобраться с ними. Увы.
– Но не мог же я все это держать в голове. Остается предположить, что где-то в доме есть тайник – сейф или что-то наподобие.
– Думаешь, я не искала?
– Тогда остается последний шанс – попробовать гипноз. Может, все-таки память вернется ко мне, и наши финансовые проблемы будут успешно решены.
– Это было бы здорово…
"Что-то не слышно в ее голосе энтузиазма, – подумал Паленый. – По-моему, ей не очень хочется, чтобы Князев стал прежним, и все вернулось на круги своя. А ведь еще совсем недавно она была готова тащить меня к доктору на аркане…"
– Я так проголодалась, что меня уже ноги не держат, – пожаловалась Анна Григорьевна. – Мне удалось только позавтракать. А Маргоши нет…
– Справимся без Маргоши. Ты иди в душ, а я займусь кухней.
Получив в ответ удивленный взгляд, Паленый покинул комнату Анны Григорьевны. Похоже, думал он, мысленно ухмыляясь, Князев принадлежал к тем мужчинам, которые умеют приготовить только яичницу.
"Пусть считает, что готовить ее мужа научила скитальческая жизнь. Впрочем, фиг его знает, за кого она меня держит…"
Спустя полчаса они уже сидели за столом. Паленый постарался блеснуть своими поварскими способностями, благо свежие продукты завезли еще утром по указанию Анны Григорьевны, которые она дала по телефону.
Главным украшением стола были большой лобстер в обрамлении зелени и бутылка шампанского в ведерке со льдом. А еще на столе присутствовали разные закуски, черная икра и фрукты. Кроме того, в холодильнике дожидалось своей очереди мороженое.
Сказать, что Анна Григорьевна было удивлена, значило ничего не сказать. Она была приятно шокирована. И уж совсем Анну Григорьевну добили свечи, которые Паленый зажег при ее появлении.
– По случаю чего у нас праздник? – с напускной небрежностью спросила она, принюхиваясь к аппетитным запахам.
У нас! Паленый неожиданно понял, что это ее выражение весьма приятно для его слуха.
– А без случая нельзя посидеть за прилично накрытым столом? Просто так.
– Почему нельзя? Можно. Спасибо тебе…
– Рад был услужить, – ответил Паленый, мягко улыбаясь.
Ужинали они недолго. И не потому, что Анна Григорьевна торопилась лечь спать. Просто у них не клеился разговор.
Что-то встало между ними, какая-то невидимая преграда, сотканная из потаенных мыслей и желаний, которые материализовались в самый неподходящий момент. И прорвать ее они никак не могли…
Паленый лег в постель с чувством неудовлетворенности своим поведением. Он все еще не мог понять, как ему относиться к Анне Григорьевне. Ситуация явно была тупиковой. И главное – он сам себя загнал в этот тупик, откуда не желал выбираться.
Так пролежал он без сна не менее получаса, когда неожиданно отворилась дверь и на пороге появилась Анна Григорьевна. Паленый не видел ее лица, только фигуру, подсвеченную сзади. Она стояла неподвижно, как статуя.
Паленый затаил дыхание. Но его сердце заколотилось со страшной силой. Что ей нужно? Никогда прежде Анна Григорьевна не приходила к нему ночью. Хочет поплакаться в жилетку?
– Ты спишь?
Голос Анны Григорьевны напряженно подрагивал.
– Нет, – ответил Паленый непослушными губами.
– Скажи, я по-прежнему тебе нравлюсь?
Вот те раз! Ничего себе заявочка, подумал Паленый, совсем сбитый с толку. Что ж, если хочешь начистоту, дорогая Анетт, скажу тебе правду, пусть этот вопрос и относится не ко мне, а к твоему покойному мужу.
– Очень.
– Что-то не видно…
– Да, ты права. Неплохо бы включить свет.
– Перестань ерничать! Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Не совсем. Объясни.
– Хорошо. Если ты такой непонятливый…
Анна Григорьевна закрыла дверь, и в комнате воцарилась чернильная темень. Послышались легкие шаги, и она присела на кровать у ног Паленого.
– Тогда я задам вопрос по-другому – ты еще любишь меня? – сказала Анна Григорьевна с надрывом.
Черт побери! Этого Паленый никак не ждал. Анна Григорьевна захватила его врасплох – хотя бы потому, что он не знал (или забыл) как это любить и быть любимым.
Личностные отношения, которые показывали по телевизору, на любовь никак не тянули. Это был грубый животный секс, совершенно не предполагающий какие-либо душевные переживания. Люди ИГРАЛИ в любовь, притом чаще всего бездарно и пошло.
Больше узнать о любви ему было негде, да и недосуг.
Конечно, он не раз думал об Анне Григорьевне как о желанной женщине, партнерше, но в его эротические мысли постоянно врывался образ Князева с пулевым отверстием в голове. Таким Паленый запомнил его, наверное, на всю свою оставшуюся жизнь.
И вот сейчас ему нужно ответить на этот весьма непростой вопрос..
Что ей сказать? Любит, не любит… От имени кого она ждет ответ? Вот в чем весь вопрос.
Если Анна все-таки считает его своим настоящим мужем, а не подделкой, это одно. Тут, в принципе, все ясно. Он не вправе отвечать за Князева даже будучи под его личиной.
Но если Анетт подразумевает человека, который живет с ней под одной крышей и выдает себя за ее мужа – это другое дело. Могла ли она полюбить обманщика? В принципе, да. Но тогда эта любовь дурно пахнет и больше похожа на брачный контракт из серии "Ты – мне, я – тебе".
Паленый отдавал себе отчет в том, что сейчас Анне Григорьевне нужно крепкое мужское плечо как никогда. Она убедилась, что ему можно доверять, в отличие от тех, кто ее окружает. По крайней мере, на каком-то жизненном этапе. Сейчас он единственный ее защитник.
А что дальше? Что будет, когда положение фирмы стабилизируется, а его инкогнито раскроется? Такой поворот событий вполне вероятен.
Эти мысли пронеслись в голове Паленого, как вихрь. "С ума сойти! – думал он в отчаянии. – Я предполагал, – нет, даже знал – что женщины категоричны и непредсказуемы, но не до такой же степени…"
А, была, не была! Семь бед – один ответ. Не знаю, как насчет любви, решил Паленый, но во всем остальном лучше и милее Анны я не встречал. Она по душе мне – и весь сказ.
– Да… люблю… – Эти слова он буквально вытолкнул из глотки.
Затем Паленый словно взорвался. Уже совершенно не помня себя и не понимая, что делает, он заключил Анну Григорьевну в объятия…
… И наступило утро.
Это была сумасшедшая ночь. Она пролетела, как один миг, и выжгла Паленого и Анну Григорьевну до самого донышка. Они любили друг друга в каком-то исступлении, словно ночь была последней в их жизни. И все это происходило молча, если не считать страстные стоны, – у них просто отнялась речь.
Наверное, так было лучше. Потому что в голове Паленого даже не мелькала ни одна толковая мысль. Он плыл, купался в неземном эфире, где все слова и чувства передавались телепатически.
Достаточно было одного прикосновения, чтобы понять намерения друг друга; их тела переплетались так тесно, что, казалось, происходило взаимопроникновение душ. И Анна Григорьевна, и Паленый отдавали друг другу всю свою страсть, копившуюся долгое время.
… И наступило утро.
Это была безумно прекрасная ночь. "Теперь можно и умереть… – отрешенно думал Паленый, чувствуя себя безмерно уставшим и счастливым. – Потому что такая ночь может быть только раз в жизни".
Глава 28
Анна Григорьевна уехала на фирму когда Паленый еще спал. Его разбудил телефонный звонок. Все еще во власти сна, он поднял трубку и услышал голос Тимошкина:
– Алло, Александр Игнатьевич, это вы?
– А то кто же… – пробурчал Паленый, глазами разыскивая свои плавки.
– Мне нужно вас видеть.
– Приезжайте…
Тимошкин выглядел здорово уставшим. Его красные, как у вурдалака, глаза беспокойно перебегали с предмета на предмет, иногда с непонятной тревогой останавливаясь на входной двери, словно капитан ожидал, что вот-вот на пороге появится нечто неприятное и даже устрашающее.
– Что это с вами, Емельян Степанович? – не удержался, чтобы не спросить Паленый. – Вы какой-то весь дерганый…
– Меня пытались убить.
– Ого! Даже так… Кто?
– Ну и вопрос… – Тимошкин шумно сглотнул слюну. – Самому хотелось бы это знать. У вас выпить найдется?
– Сколько угодно. Что вам – водку, коньяк, вино?..
– Мне бы чего-нибудь покрепче. Лучше беленькую хорошей очистки и соленый огурец.
– Огурцов не гарантирую, есть маринованные грибы. Водка – финская, так себе, не супер, но холодная.
– Сойдет.
– Тогда держим курс на кухню…
Тимошкин выпил полстакана, как за себя кинул. "Да, здорово мужика достали…" – с неожиданно проснувшейся тревогой подумал Паленый.
– Вчера вечером по мне стреляли, – сказал капитан, пытаясь вилкой подцепить скользкий гриб.
– Как это случилось? Где?
– Дома. Стреляли через окно. Скорее всего, профессионал.
Паленый хмыкнул и недоверчиво сказал:
– Что-то не вяжется. Профессионалы не промахиваются. Или передо мной не вы, а ваш призрак?
– Ага, призрак. Плесните еще чуток…
Подождав, пока Тимошкин оприходует очередную порцию "Абсолюта", Паленый спросил:
– Как же вы остались живы?
– Чутье. Оно редко меня подводит.
– Ну, в таком деле одного чутья мало…
– Верно. Знаете, почему я пошел работать в угрозыск?
– Даже не догадываюсь.
– В детстве разных книжек начитался про доблестных сыщиков и мрачных злодеев. Захотелось быть похожим на Шерлока Холмса.
– Какое отношение имеет книжный герой к нашим реалиям?
– Прямое. В какой-то из повестей Шерлок Холмс подставил под выстрел вместо себя свою копию из воска. Работая над одним делом, я заказал себе бюст. Опасался, – и не без основания – что меня могут грохнуть. Моя квартира на первом этаже, напротив окон сквер, так что для снайпера, у которого ствол с глушителем, расстрелять меня не составило бы никакого труда. Но тогда все обошлось.
– Значит, вы соорудили манекен…
– Вроде того. И посадил на кухне, задернув окно занавеской. Пуля вошла точно в голову.
– Но откуда вам стало известно, что за вами пошла охота?
Тимошкин сухо рассмеялся.
– В розыске я работаю уже не один год, – ответил он, закуривая. – У меня много добровольных помощников. Бабки, дедки, пацаны местные… Это мои глаза и уши. Они вычислили, что за моей квартирой идет слежка, и вовремя доложили.
– Все это так, но ведь вас могли застрелить, например, в подъезде.
– Я похож на идиота?
– Не сказал бы.
– То-то. У меня есть приятели среди сотрудников патрульно-постовой службы. Я попросил их составить мне компанию до самой двери квартиры. Киллер не рискнул.
– С чем вас можно и поздравить. Но почему?
Капитан хмыкнул и сокрушенно покачал головой.
– Говорила мне мама, – царство ей небесное – что жадность фраеров губит. А я, дитя неразумное, позарился на ваши денежки и влип по уши. Теперь мне ходу назад нет. Это я предварил ваш следующий вопрос.
– Значит, вы глубоко копнули…
– Куда уж глубже… – Тимошкин посмотрел на Паленого нехорошим взглядом. – И самое хреновое в этом деле, что я уже не могу спрыгнуть с телеги, которая вот-вот свалится в пропасть.
– Утешьтесь тем, что у вас будет хорошая компания.
– Вы имеете ввиду себя? Утешение, конечно, слабое и не выдерживает никакой критики. И мне от этого почему-то не стало легче.
– Тогда я больше ничем не могу вам помочь. У НАС только один выход – выкарабкиваться вместе.
– Так-то оно так…
– Вас еще что-то смущает? Может, предложенной вам премии маловато?
– А зачем она будет мне нужна? Разве что на мраморное надгробие. Да и то я не уверен, что родственники не заначат мои денежки, а могилку сварганят задешево, из гранитной крошки. Возразить ведь я не смогу.
– Не хороните себя раньше времени. Сначала разберемся в тех материалах, которые вы раскопали. А они, похоже, вас сильно смущают.
– Как вы догадались? – с издевкой спросил Тимошкин.
– Не будем пикироваться без нужды, – миролюбиво молвил Паленый. – Нам еще не хватало поссориться.
– Ладно, в общем, вы правы, – неохотно согласился капитан. – Впрягся в гуж – не говори, что не дюж. С чего начнем?
– С последних событий. Я хочу проверить стыковку некоторых моментов.
– Тогда для начала расскажите, как прошел ваш допрос. Мне тоже нужна информация, чтобы окончательно расставить все точки над "i".
Паленый рассказал почти все. Он лишь утаил, что и его пытались убить.
– Вам здорово повезло, – сказал Тимошкин.
– Это почему?
– Напротив УВД, в доме, предназначенном под снос, вас поджидал в засаде снайпер. Вот только непонятно, с какой стати он решил покончить жизнь самоубийством…
Тимошкин ожег Паленого, как кипятком, недоверчивым взглядом. "Да, чутье у него и впрямь фантастическое, – подумал Паленый. – Уверен, что он догадывается, кто посодействовал снайперу отправиться в мир иной…"
– Это новость.
– Да уж…
– Он застрелился? – спросил Паленый с невинным видом.
– Нет. Сожрал капсулу с цианистым калием. Или с какой-нибудь другой дрянью.
– Снайпер… Не тот ли, который уже пытался меня убить?
– Самое интересное в этой истории, что не тот.
Тимошкин раскрыл свою папку.
– Снайперы, мать их, косяками пошли… – бурчал он, отыскивая нужный лист. – Докладываю: пули из его винтовки не соответствуют тем, что были найдены на вашей даче. Эксперты проверили винтовку сразу же, едва закончили работать с трупом. Начальство предположило, что ствол "засвечен" в заказных убийствах, поэтому нажало на экспертов.
– Ну и?..
– Насчет заказных – не знаю. Меня это особо не интересовало. Пусть другие ковыряются в этих делах. Я попросил знакомого эксперта лишь сравнить те пульки, что он настрелял в тире из винтовки самоубийцы, с теми, которые по счастью не попали в вас. Результат – минус нуль. Эта винтовка в вашей истории не замешана.
– Непонятно…
Капитан торжествующе ухмыльнулся и сказал:
– Еще как понятно. Снайперов было двое. Вот и вся тайна.
– Вы все-таки считаете того стрелка, который испортил ваш бюст, снайпером…
– Несомненно, – твердо ответил Тимошкин и снова начал копаться в своей папке, которая смотрелась на белоснежной скатерти как коровий шлепок.
– Почему?
– Здесь все сказано. – Он подал Паленому листок. – Пуля, которую я вынул из головы своего бюста, тождественна той, которую вы мне дали. Вот так-то.
– Значит, главная опасность не ликвидирована, – тихо сказал Паленый, отвечая своим мыслям.
– Что вы сказали?
– А то, что этот снайпер еще придет по мою душу. Как пить дать, придет. Профессионал обязан доводить начатое дело до конца, это вопрос престижа. Ладно, пусть его, что-нибудь да будет… В данной ситуации остается невыясненным лишь один вопрос: с какой стати киллера, который за свою работу берет немалые деньги, послали охотиться за простым опером?
– Вы ведь уже определили, что я чересчур глубоко копнул.
– Ну, это всего лишь мое предположение. Может, на вас имеет зуб кто-нибудь из ваших бывших "клиентов".
– Мои бывшие "клиенты" более привычны к "перу" и кистеню. Шандарахнули бы меня где-нибудь в темном месте по кумполу – и все дела. Но дело в том, что я, как это ни странно, пользуюсь определенным авторитетом среди блатных.
– Они вас что, за пахана держат? – с иронией спросил Паленый.
– Вроде того, – серьезно ответил Тимошкин. – Я никогда не распускаю руки, как некоторые мои коллеги, и действую строго в соответствии с законом. Я государственный человек и всего лишь честно исполняю свой долг. Ничего лишнего. Воры это понимают. Знают они и то, что если я надумал кого-нибудь прижучить, то лучше ему сразу идти сдаваться, чтобы оформить явку с повинной.
– А вы, Емельян Степанович, оказывается, хвастун.
– Я мог бы обидеться, но вас извиняет то, что вы мало меня знаете. Поэтому, поверьте мне на слово.