Впрочем, на каком таком основании я пишу о ней "постылая"?!
Мало ли, что он говорил когда-то?
Вот ведь, плохо ему теперь. Белый свет не мил.
И укрылся он от всего белого света за ее спиной, не за моей.
Но смириться с этим я не могу.
И тысячный раз перебираю в уме сотни имен и фамилий, размышляя, кто бы еще мог позвонить Г. и кому, возможно, повезет побить брешь в круговой обороне железобетонной В. П.
За этим занятием меня застает не кто иной, как сам В., неожиданно появляясь на пороге кабинета.
Честь - не по чину.
Мог бы вызвать.
- Я хочу, чтобы вы встретились с Д.
- А он хочет? - Не удержалась. Вышло как-то глупо, по-хамски. Но он стерпел.
- Я доложу. Не думаю, что он откажет.
- Я ничего не буду для себя просить.
- Не сомневаюсь. Главное, не вздумайте просить за…. - В. неожиданно замялся. - Словом, вам ясно, я полагаю. Вопрос решен и обсуждению не подлежит.
- И что же я ему скажу?
- Говорить будет он. Вернее, предлагать. Вам нужно просто согласится.
Еду домой.
Возвращаюсь непривычно рано, еще светло, и я глазею по сторонам.
Похоже на прифронтовой город.
Опаленные стены, черные глазницы окон.
Там, внутри гуляет теперь ветер, я знаю.
Тот же ветер гуляет в моей душе."
Некоторое время она молчала.
А потом, заговорила, обращаясь к безмолвному пространству казенного дома.
Но ведь он выжил! - сказала она громко, словно ожидая, что ей возразят. - Он выжил. И, судя по всему, научился жить по-другому….
Дом молчал.
И женщина снова взялась за письмо.
Старик и женщина. Год 2000
Однажды, они чуть было, не рассорились всерьез.
Знаете, - неожиданно призналась женщина, когда старик отдыхал, и в разговоре наступила пауза - нас ведь объединяют не одно, а целых два обстоятельства. Во- первых, мы оба родились в России.
Но есть еще кое-что.
Вы всю жизнь занимались психологией, а я - психолог по образованию.
Правда, работать по специальности почти не пришлось….
Она не закончила фразы, потому что старик неожиданно и резко остановился.
Глаза его злобно сверкнули из- под тяжелых век, и женщине стало не по себе - столько ярости и презрения было в этом взгляде.
Вот как? Коллега? Что ж, мои поздравления. Неплохой сценарий, совсем неплохой…
Я не понимаю
А вот это уже - швах!
Он пошел прочь, стараясь уйти от нее, как можно скорее.
Но быстро идти не мог, и потому смешно приседал и семенил ногами.
К тому же немедленно увяз в мелкой прибрежной гальке, отчего едва не упал.
Женщине стало безумно жаль старика, хотя вспышка внезапного гнева испугала и оскорбила ее.
Я действительно не понимаю, что вас так рассердило?
Она не понимает, какая милая наивность!
Бросьте!
Коллеги, вроде вас являлись ко мне в образе журналистов, социальных агентов, врачей и медицинских сестер, которые приезжали сделать укол.
Да, чуть не забыл! Были еще "случайные" попутчики в самолетах.
И соседи тоже были.
Но русская книга! Это, действительно, хороший трюк.
Я заглотал наживку. Но не обольщайтесь, вздернуть меня на крючок вам не удастся.
Скажите хозяевам, что рыба сорвалась.
Такое бывает.
И еще скажите, что я не стану больше работать ни на кого, и никто ничего не получит по моему завещанию.
- Все, все, что хранится здесь - он энергично ткнул пальцем в свой лоб - и только здесь! Посему не утруждайте себя поисками моего архива! - будет погребено вместе со мной. Теперь убирайтесь.
- Можете не беспокоиться, я сейчас уйду.
- Но прежде я скажу, кто вы такой. Вздорный, подозрительный, злой человек! А я - наивная дура! И поделом мне!
Раскисла, поверила, что нашлась душа, которая…. Вообразила, что вы пытаетесь помочь…. справиться…. Справиться со всем…. этим, что было…. Внушила себе, будто становится легче….
Вранье и глупость!
Все глупость и вранье…
Она расплакалась уже в самом начале своей тирады, к концу же, и вовсе плакала навзрыд, громко всхлипывая и захлебываясь словами.
Так, рыдая, женщина добежала до отеля, и лишь на пороге старинного здания немного пришла в себя, наспех вытерла слезы и попыталась придать лицу безразличное выражение.
На ее счастье, портье в этот момент был занят телефонным разговором.
Он не заметил, что веки женщины предательски опухли, а нос покраснел.
Вечером, случайно подойдя к двери, она обнаружила, конверт, подсунутый кем-то снаружи, а в нем - открытку с изображением отеля.
Конверты и открытки лежали в каждом номере, в ящике небольшого письменного стола, а в номерах подешевле - прямо в тумбочке возле кровати.
На оборот открытки она прочла следующее.
"Сейчас я отчетливо вижу, насколько был не прав днем, и как бессовестно и незаслуженно обидел Вас. Я, действительно, подозрительный, злой старик, но этому, поверьте, есть оправдание. Или объяснение, по меньшей мере. Простите меня, Бога ради! И, пожалуйста, выходите утром к завтраку, как обычно. В противном случае, я, честное слово, наделаю глупостей.
P. S. Вам не почудилось, я, действительно, пытался, как умел, помочь. Но, видимо, не слишком успешно.
Она поплакала еще немного, но быстро заснула и крепко спала до самого утра.
А утром отправилась завтракать на террасу.
Старик был уже там.
- Вы хотите, чтобы я сейчас попросил у вас прощения?
- Нет. Зачем же? Вы ведь уже извинились в письме.
- И вы простили?
- Я же пришла.
- Я должен объяснить свой вчерашний поступок?
- Вы достаточно подробно все объяснили вчера. Я понимаю. Думаю, что на вашем месте вела себя точно также, если не хуже.
- Благодарю - он неуклюже приподнялся в кресле, и церемонно поцеловал ее руку.
Потом разговор был продолжен так, словно вчера не обрывался вовсе.
- Вы сказали, что не довелось работать по специальности. Отчего?
- Я встретила человека, который…. Впрочем, эту историю я вам уже рассказывала. Она завершилась, и я приехала сюда.
- Вы поступили правильно. Теперь, действительно, стало легче?
- Стало легче? Нет, это не совсем верное утверждение. Мне просто легко. И просто. Потому, что все понятно. Я знаю, что буду делать дальше, и главное, пожалуй, я знаю, как хочу теперь жить. И какой быть. Скажите правду, вы ведь работали со мной все это время? Я поняла это совсем недавно, хотя, наверное, следовало бы раньше….
- Немного. Мне, действительно, захотелось вам помочь. Но это было несложно, вы сами активно искали выход, вы боролись за свое душевное спокойствие. И заслужили его по праву. Я рад. Что же до того, что не сразу заметили мою работу, не огорчайтесь. Это нормально.
- Какая-то странная техника. Почти неуловимая. Вы не расскажите мне?
- Нет.
- Думаете, что моих знаний недостаточно?
- Нет, так я не думаю. Сейчас настали времена, когда получить необходимую для работы сумму знаний в нашей с вами профессии может каждый, кто этого всерьез захочет. Вы - толковая девочка, и полагаю, к учебе относились серьезно.
- Я, действительно, училась хорошо. И работать хотела…. Впрочем, я и теперь хочу работать. Может даже в большей степени, чем тогда. Вернее, более осознанно…. Вы молчите?
- Я очень хочу сказать вам кое-что по этому поводу. Но не знаю, имею ли на это право?
- Но вы уже сказали, правда, пока непонятно…. Теперь уж продолжайте, пожалуйста.
Да, теперь я, действительно, должен мысль закончить. Но не сердитесь, она, скорее всего, вам не понравиться.
- Не рассержусь, даю слово. И не обижусь. Говорите!
- Вы молоды. Умны. Красивы. Найдите себе другое занятие.
- Но почему?! Неужели я кажусь вам такой бесталанной?
- Напротив, вы можете достичь многого. И потому мне страшно за вас. Груз этот страшен и тяжел. Удержите ли вы ношу? А, удержав, будете счастливы?
В то утро, они долго оставались на террасе.
Официанты давно убрали со столов посуду, оставшуюся после завтрака.
И заменили скатерти.
Их белоснежные края трепетали на ветру, как крылья птиц, словно скатерти пытались взлететь и устремиться вслед за чайками, парившими над проливом.
Лола. Нефть
Салон этого самолета очень мало походил на…. салон самолета.
По крайней мере, в том виде, каком представляет его подавляющее большинство нормальных людей.
Нечто похожее - но весьма отдаленно - мелькало иногда на экране, если речь шла о жизни президентов и миллионеров.
Удивляться тут было не чему - теперь она была и тем, и другим.
Верилось слабо.
Нельзя сказать, что происходящее казалось ей сном.
Но и абсолютной реальностью оно - вроде как - тоже не было.
Так, нечто среднее между правдой и ложью.
Не ощущения пока, а смутные предчувствия.
Может - сбудутся, и тогда надо будет ко всему этому спешно привыкать.
А может - и нет.
И тогда - слава Богу, не слишком-то и поверила! - не придется мучительно возвращаться к действительности.
Хотя действительность, которая вот уже тридцать три года окружала Лолу Калмыкову, надо признать, была не такой уж страшной.
Она родилась в небольшом южном городе, с рождения была окружена любовью многочисленных родственников, и в первую очередь - мамы. Красавицы, талантливой, как говорили, балерины, вынужденной после рождения дочери покинуть сцену, довольствуясь скромной должностью руководителя танцевального кружка в городском Доме пионеров.
Потом следовала, бабушка - тоже, в прошлом, актриса, правда - драматическая, отыгравшая на сцене местного театра целую вечность - пятьдесят, без малого, лет.
Потом - целая плеяда "двоюродных" - бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек, сестер и братьев.
Семья была веселой, дружной, хотя немного безалаберной.
Жили одним днем, ценности духовные ставили много выше материальных, и потому, наверное, испытывали вечные затруднения с деньгами.
Но - не унывали.
Дети в такой обстановке чувствовали себя комфортно.
Единственным семейным "изъяном" было отсутствие Лолиного папы.
Сначала, когда Лола была еще маленькой, но уже начала теребить родственников вопросом: "А где мой папа?", делая при этом ударение на слове - мой - у других детей в семье папы были - ей говорили, что папа уехал в командировку.
Что, собственно, означает таинственная "командировка", Лола не знала, но само слово ей нравилось, и это обстоятельство легко мирило девочку с отсутствием папы.
Позже, когда объяснять затянувшуюся командировку, было уже сложно, бабушка торжественно и скорбно объявила Лоле, что папа был военным и погиб на афганской войне.
Мама при этом отрешенно молчала.
Новую версию Лола приняла также легко, как и предыдущую.
Папу, ей было, отчего-то, совсем не жаль, зато стало жаль маму. Теперь Лола страстно мечтала, чтобы мама, наконец, перестала горевать о нем, и вышла замуж.
Заполучить папу - пусть и не родного - все же хотелось.
Но замуж мама так и не вышла.
Лет в четырнадцати от роду Лола вдруг поняла, что и вторая, бабушкина, версия про папу - "афганца" не выдерживает критики.
В доме не было ни оной фотографии героя.
Ни одной вещи, напоминавшей о нем.
Не было писем.
Семья не получала пенсии, которая - Лола интересовалась этим вопросом специально - полагалась если не матери, то уж, по крайней мере - ей, дочке.
Словом, аргументов накопилось достаточно и однажды, со всей беспощадностью детского максимализма, она потребовала ответа.
Бабушка пыталась что-то сказать, но мама остановили ее слабым движением руки.
- Да. Он не погиб. И вообще не воевал. Просто не захотел с нами жить. Или не смог. Можешь выбрать, что тебя больше устраивает.
- Но почему?
- Когда мы встретились, он уже был женат. А, когда родилась ты, стало ясно, что семью оставить не может.
- Почему?
- Тебе трудно будет понять. Это связано с его работой.
- А кем она работал?
- Начальником…. - мама неожиданно усмехнулась.
- Каким начальником?
- Большим.
Лола закатила истерику.
Первую настоящую истерику в своей жизни.
Она требовала, чтобы ей назвали имя отца, сказали, где он живет и кем работает, она хотела немедленно его увидеть или, по крайней мере, говорить с ним по телефону.
Бабушка со слезами суетилась вокруг.
Но мама была непреклонна.
- Тебе незачем знать о нем больше того, что я уже сказала. И ты не узнаешь.
- Он бросил тебя, бросил…. бросил… бросил…
- Можешь говорить, что угодно.
- Ты не имеешь права…. Я пойду….
- Куда, интересно знать? В милицию? Иди. Насмешишь людей.
Следующий год был трудным.
Лола и без того переживала переходный возраст, вдобавок к этому, она буквально "заболела" отцом.
Вполне возможно, впрочем, что в такую форму вылилась у нее пресловутая болезнь роста.
Скандалы она устраивала теперь довольно часто.
Любое замечание матери или ее отказ выполнить какую- ни- будь просьбу, немедленно оборачивались бурным объяснением со слезами, упреками и угрозами:
- Ты просто боишься, что я найду папу и уйду к нему…. Ты ненавидишь его за то, что он тебя бросил….. И все врешь про него…. Я не верю…
- Но, в таком случае, он и тебя бросил тоже
- Нет, меня он не бросил….
- И где же он?…..
- Ты меня прячешь…. Ты ему тоже врешь….. Я все равно узнаю….
- Узнавай.
Лола, действительно, периодически бралась за поиски.
Дом был перевернут вверх дном, пересмотрены все документы, перечитаны старые письма и открытки, изучены фотографии.
Следов отца не было нигде.
Единственное, чего она не могла себе позволить - мешала гордость, и жалко все-таки было мать - это расспрашивать родственников, соседей и немногочисленных материнских подруг.
Зато бабушку третировала нещадно.
Но та только плакала, и бесконечно повторяла:
- Зачем он тебе, Лолочка, он же отрекся от вас с мамой? Зачем же, деточка, унижаться? Разве тебе не хватает чего- ни- будь в жизни? Мы с мамой все делаем, чтобы тебе было хорошо…. И ничего для тебя не пожалеем… Зачем он нам, сдался, такой….?
- А почему он не платит нам алименты? - однажды спросила Лола. Мысли об отце в этот момент внезапно перескочили с эмоциональной волны на прагматическую.
- Что ты, деточка! Он хотел. Он предлагал нам любую материальную поддержку. И многое другое, можешь мне поверить….
- Что еще за "другое"?!…
- Карьеру мамину устроить. Предлагал - Большой или Мариинку… На выбор. И, квартиру, разумеется, сразу же….
- И что же она, отказалась?
- Разумеется, отказалась! И как можно было поступить иначе? Твоя мама - гордая женщина, и сильная…. Только - несчастная…..
Бабушка залилась слезами.
А Лола почувствовала, как в сердце впивается острая игла жалости, а после - словно кто-то ласково, но крепко взял его теплыми ладонями - сердце сжалось от нежной и бескрайней любви к матери.
И вины перед ней.
Переходный период, судя по всему, близился к завершению.
Отец, а вернее его бледная тень, еще раз возникла на горизонте в тот год, когда Лола заканчивала десятый класс.
Выбор профессии отчего-то давался ей очень сложно.
Глаза разбегались, и хотелось всего сразу.
Манили журналистика, археология, медицина и даже такие, редкие, по тем временам, профессии, как дизайнер и модельер.
На сцену, конечно, хотелось тоже, но в семье этот вариант всерьез не рассматривался никогда: по мнению бабушки - а уж на ее опыт можно было положиться! - актерским талантом Лола не блистала. А быть посредственной актрисой, много хуже, чем не быть актрисой вообще!
Выбор сделан был неожиданно и в самую последнюю минуту.
За полгода до выпускных экзаменов, Лола объявила дома, что собирается поступать - ни много, ни мало! - в институт кинематографии в Москве.
На режиссерский факультет.
Бабушка в ужасе заломила руки:
- Тебя провалят в первом туре! Одумайся. Ты не знаешь, что такое - провал. Это шок. Трагедия. Травма на всю оставшуюся жизнь.
- Не ври, бабуля. Ты сама рассказывала, как тебя освистали на гастролях в Саратове!
- Да, освистали! Но я была уже опытная актриса. С именем. Не прима, конечно, но играла весь репертуар, и все понимали, что - это не мой провал. Пьеса была - ни к черту! Освистали, если хочешь знать, драматурга. И все равно, я переживала страшно. Думала оставить сцену…. Богом клянусь!
- Не оставила же! Я тоже хочу попробовать силы….
- Что ж, пробуй…. Дерзать надо. Я, к сожалению, поняла это слишком поздно…
Мать согласилась неожиданно легко.
А бабушка заключила:
- Вы сумасшедшие - обе!
Однако ж, поздним вечером, когда Лола отправилась в ванную, именно бабушка завела разговор, который Лола подслушала нечаянно - выскочила голышом за пилочкой для ногтей.
Женщины на кухне этого не заметили.
- Единственный раз…. В такой решающий момент…. Ты обязана! В конце концов, речь идет не о тебе, и можно на время отложить принципы в сторону….
- Не знаю, мама. Не уверена, что смогу….
- Что там мочь?! Поднять телефонную трубку? Судьба девочки будет устроена, и я, наконец, умру спокойно….
- Оставь, пожалуйста! И потом, образование - это еще не судьба!
- Но половина судьбы! И подумай только - столица: выставки, театры, общество, наконец…. Ребенок попадет в другой мир. Неужели ты хочешь для нее своей судьбы - чахнуть и стариться в этом захолустье?!
- Нет. Не хочу.
- Дай мне слово! Слышишь, я требую! Дай слово, что позвонишь ему.
- Я попробую.
- Нет, не попробую, а позвоню. Скажи: "Мама я позвоню ему!"
- Мама, я позвоню ему.
- Завтра же!
- Хорошо, завтра. Но почему ты так уверена, что он вообще захочет со мной говорить?
- Ах, не лукавь, пожалуйста. Кокетство тебе уже не к лицу…. Захочет. Ни секунды не сомневаюсь. Еще как, захочет!
Стараясь не шуметь, Лола нырнула в остывшую ванну.
Ей было страшно и….. радостно.
- Госпожа желает чего - ни - будь? - стюард в белом кителе склонился над ее креслом в почтительном полупоклоне
"Желает. Госпожа желает удостовериться, что все происходит на самом деле. Но это желание вы вряд ли сможет исполнить"
Кампари - тоник, пожалуйста.
Он вернулся через минуту, неся на серебряном подносе запотевший стакан, наполненный ярко-розовым напитком.
Кубики льда тихо постукивали о стекло.
- Включить музыку или видео?
- Спасибо, не надо.
- Еще на минуту отвлеку вас, госпожа. Когда желаете обедать? И что предпочитаете - мясо, рыбу, дичь?
Рыбу, пожалуй