Единственный сын крупного советского журналиста-международника, работавшего в разных странах, Шура Позин с детства принадлежал к кругу советской интеллектуальной элиты, где считалось хорошим тоном ругать советскую власть, взяв при этом у этой власти все, что только можно: квартиры, дачи, машины, командировки за границу.
Еще мальчиком Шура побывал с родителями во многих странах, страстно увлекался иностранными языками и историей. Старший Позин, естественно, видел сына еще более, чем он сам, известным и влиятельным журналистом. Но, окончив школу с золотой медалью, Шура подал документы в физтех. Что это было? Закономерный протест против запланированной отцом карьеры? Желание проявить самостоятельность и попробовать себя в том деле, в котором почти не разбирался? А может, просто присущий натуре юного Позина откровенный авантюризм? История умалчивает…
Так или иначе, прирожденный гуманитарий, книгочей и театрал, без труда поступил в сложнейший технический вуз и успешно его закончил. Карьеру великого физика ему не прочили, но приличные деньги он всегда мог заработать, делая переводы с трех европейских языков, которыми он с детства владел в совершенстве. Он и в студенческие годы принципиально не брал деньги у отца, существенно приращивая стипендию гонорарами за переводы и выигрышами в карты: среди знатоков преферанса он слыл редким виртуозом. До перестройки он практически не интересовался политикой.
Но первая мощная и мутноватая волна "демократизации" выплеснула на поверхность целую когорту разного калибра и разных специальностей научных сотрудников, которые в одночасье стали видными политиками - Гайдар, Мурашев, Попов, Станкевич и иже с ними. В их числе оказался и Шура Позин, что, в принципе, было неудивительно. В отличие от своего приятеля домоседа Долоновича, Позин был человеком светским, посещавшим все вернисажи и премьеры. Он в буквальном смысле знал всех и со многими людьми, даже существенно старше себя, был на "ты".
Он обладал изумительным даром легко сходиться с самыми разными людьми и умудрялся поддерживать с ними приятельские отношения. В этом нечастом в наши дни умении общаться, поддержать разговор на любую тему и сохранять, по сути, бескорыстные приятельские отношения Позину не было равных. Быть может, он учился этому с детства, поскольку в родительском доме с младенческих дней сиживал на коленях у разных знаменитостей.
Еще в те далекие годы, когда рядом с опальным Ельциным были только Коржаков и Суханов, будущий Президент на какой-то встрече московской интеллигенции с кандидатами в российские депутаты заприметил милого, интеллигентного, хорошо воспитанного и прекрасно выступавшего молодого человека. Когда Ельцин стал Председателем Верховного Совета России, он пригласил Позина работать в свой аппарат. Зоркий глаз опытного политика разглядел главное свойство характера Позина - он не был карьеристом. Власть и деньги как таковые его вовсе не интересовали.
А занимал его исключительно род человеческий, вернее, его ничтожность. Более всего на свете Шурик Позин любил наблюдать, как ведет себя человек, попавший в экстремальную ситуацию. Шура просчитывал его шаги наперед и в подавляющем большинстве случаев оказывался прав. За это глубинное понимание человеческой природы и мотивов поступков тех или иных людей прежде всего и ценил его Президент.
Мало кто и помыслить мог о том, что большинство знаменитых кадровых "рокировочек" Президента сделано по советам милого и обаятельного Шуры, который всегда оставался в тени.
Можно было бы считать его злобным циником и мизантропом, однако сам Шура никогда никому не желал и не делал сознательного зла и ко всем относился доброжелательно, хотя и не без иронии.
В политической игре, как и в карточной, его занимал не выигрыш, а сам процесс, метод проб и ошибок. Его задачей было спланировать стратегию и выработать модель, оптимально ведущие к поставленной заказчиком цели, а уж конечный результат его не тревожил, пусть о нем заботится заказчик.
Женат Позин никогда не был, но время от времени появлялся на презентациях и светских приемах с юными привлекательными девицами, которых представлял как своих невест. Вечера он проводил в казино и ночных клубах. Одно время даже ходили слухи о его не совсем традиционной ориентации, шептались даже о его бурном, хотя и непродолжительном романе с модным беззубым певцом Шурой, с ударением на втором слоге, как будто их где-то видели вместе, но скорее всего это были беспочвенные сплетни, которые сам Александр Викторович и распускал исключительно ради собственной забавы.
Последним членом славной троицы, пьющим крепкий кофе без сахара, в отличие от двух Александров, приверженцев чая, был персонаж несколько старший их по возрасту и еще более колоритный. Звали его Гавриил Петропавловский. Внук православного священника по линии отца и хасидского раввина, знатока талмуда и каббалиста, по линии матери (оба деда, отец Гавриил и ребе Габриэль, бесследно сгинули в лагерях) с детства был антисоветчиком и диссидентом.
На его долю выпало три года лагеря, пять лет ссылки, отъезд в США, где он получил диплом политолога, женился и даже несколько лет преподавал курс русской истории и политики в одном, правда, не самом знаменитом университете. В Москву он вернулся с теплыми рекомендательными письмами от Дмитрия Саймса, известного американского политолога, тоже выходца из России, женатого на дочери бывшего помощника Ельцина по международным делам.
Приятели не спеша допивали чай и кофе из старинных фарфоровых чашек. В камине уютно потрескивали сухие поленья. Мебель, картины на стенах, посуда, коллекция старинных тростей, в каждой из которых таился острый стилет, - все это создавало особую изысканную атмосферу, располагавшую к размеренным движениям и неторопливой дружеской беседе.
Позин очень любил этот дом. Его хозяин, известный антиквар, приятель Шуры, без излишних расспросов выпив, с гостями чашку чая, несколько минут назад ушел работать в мастерскую, расположенную в самой дальней части дома на третьем этаже.
Ставни в гостиной никогда не открывались, телефона поблизости не было. Приятели выжидали, кто начнет предстоящий важный разговор. Первым не выдержал Шура. Светский и "государственный" человек терпеть не мог долгих многозначительных пауз.
- Санек, а кстати, где Велихов? - спросил он Долоновича.
- Отсиживается в своем округе, дом там купил, - односложно ответил неразговорчивый Долонович.
- Неужто Аркашонка наконец-то взялся за ум и притих хоть ненадолго? - эмоциональный Петропавловский относился к Велихову с известной долей презрения, считая того жлобом и мелким аферистом. - Моя покойница бабушка, мир праху ее, всегда меня учила: нигде, ни в родной стране мира богатых евреев не любят. Скопил себе капиталец и сиди тихо, не высовывайся. Вот ты, Саша, правильно себя ведешь. А этот… То он уговаривает кого-то замочить, то его взрывают! Если он что-то покупает - газету, телеканал или нефтяную компанию, так все об этом только и говорят. Если не он покупает, то все уверены, что покупает на самом деле он, но через подставных лиц. Скоро будут писать о том, кто и как готовит ему кошерную курочку. Ну ни в чем человек меры не знает! Согласны? - Он вопросительно посмотрел на собеседников. Долонович пожал плечами, а Позин примиряюще сказал:
- Гаврик, ты умный и активный. Не трать свои нервные клетки на Аркашу - он тебе за это ничего не заплатит. Давай переходи к делу!
Эта троица составляла своего рода "мозговой трест" будущей предвыборной кампании и должна была конкретизировать и развить разрозненные идеи, впервые прозвучавшие на встрече "семьи" на даче Бакурина.
- На коммунистической опасности эту кампанию не построишь, - задумчиво произнес Петропавловский.
- Да какая уж от них опасность. Дядюшка Зю блаженствует в роли бессменного лидера оппозиции. Да и зачем им брать на себя ответственность за страну, когда и так хорошо. Блага получай - ни за что не отвечай, - охотно подтвердил Шура.
- Олигархам опаснее всего тандем Лужков - Примаков. Если кто-то из них придет к власти, обязательно прогонит их со скандалом и назначит олигархами своих. - Петропавлорский бросил взгляд на невозмутимого Долоновича. - А "Яблоко" с его пацифистскими настроениями избирателей потеряет - страна жаждет чеченской крови.
- Да уж, Гришенька занял на нашей политической сцене ложу честного, бедного и непонятого и пусть там сидит. Иметь принципы да еще и отстаивать их в нашем мире недешево стоит, - произнес как приговор Шура.
- С доблестным "сыном юриста" у нас проблем, само собой, не бывает. И правые давно приручены. Если вдруг наш сорокалетний вечный "киндер-сюрприз" зачудит, Толик его мигом на место поставит, - соображения Гавриила не вызвали никаких возражений. - Печально одно: дорогое в прямом и в переносном смысле дитя нашей власти НДР сдулся, как детский цветной шарик. Есть идея, - Петропавловский выразительно глянул на потолок, - создать новое движение в пику Лужкову и Примакову, опираясь в основном на регионы…
- Идея-то здравая, а успеем ли? - подал голос Долонович.
- При солидных наличных деньгах в России за два месяца можно раскрутить любую кандидатуру и на пост Президента, - самодовольно заявил Петропавловский.
- Ты циник, Гаврик, - ухмыльнулся Позин.
- Ну, хочешь на спор, сделаем Саню депутатом, к примеру, от Ямала, - с вызовом произнес политтехнолог, - понадобится небольшая пластическая операция - укоротим нос, изменим немного форму глаз, чисто побреем, а когда будешь выступать перед избирателями, не забывай говорить "однако". "Однако" завезешь им туда горючее и продукты первой необходимости, только до голосования, поскольку плановый северный завоз государство в очередной раз провалило, и будешь ты, Санек-ненец, достопочтенный депутат. Обойдется тебе все это примерно в три миллиона долларов.
- На операцию не согласен, - на полном серьезе заметил тот.
- Забыл добавить "однако". Попробуем обойтись без операции. А то Велихов тебя опять на кривой кобыле объедет, как пить дать пройдет в депутаты, а ты
- нет.
- Однако Долонович-ненец - красивый депутат будет, - добродушно пошутил Шура, всегда немного покровительственно относившийся к "ботанику" Долоновичу, что, впрочем, не мешало ему занимать у того деньги, которые он чаще всего забывал возвращать.
- Итак, главный вопрос решили - свой депутат у нас уже есть, - торжественно провозгласил Петропавловский. - Однако пора уделить внимание и более прозаическим и незначительным предвыборным сюжетам. Шурик, кто у нас на этот раз сидит в лавке за кассой? У кого коробочка из-под ксерокса?
- Покойный Джанашвили с Аркадием деньги в Россию завезли, и Нугзар их где-то припрятал. Не знаю, нашел ли Аркадий этот полноводный источник и припал ли уже к нему жадными губами.
- По-моему, нашел. Он ведь в Чечне расплачивается не своими деньгами. Кроме того, он очень приличную сумму уже дал Березненко на его программу и вообще… - не стал развивать эту тему Долонович.
- Сколько конкретно? - поинтересовался любопытный Позин.
- Да миллионов десять долларов, - ответил Долонович.
- Ну, тогда волноваться нечего. За пару миллионов зеленых Димка Березненко маму родную уроет, логически обосновав, почему никак нельзя поступить иначе, не то что бедных Лужкова с Примаковым. - Шура Позин, чистоплюй и эстет, откровенно презирал этого популярного, расторопного и продажного журналиста, что опять-таки не мешало ему находиться с ним в доброжелательно-деловых отношениях. - Значит, Аркадий все же нашел припрятанные лысым Нугой деньги, молодец. Следовательно, Гаврик, на кассе у нас лично Аркадий Романович Велихов.
Проницательный и информированный Шура догадывался, откуда Велихов получил эти деньги, но это его нисколько не расхолаживало: затевалась большая игра, и он впадал в обычный азарт, который был ему необходим, как очередная доза наркоману. Нельзя обойти молчанием и тот факт, что Тайный Орден давно приглядывался к Позину, хотя Великого Магистра смущала внешняя несерьезность Шуры. Все-таки один раз Велихову было позволено предварительно позондировать почву, выяснить Шурину реакцию. Но Позин наотрез отказался даже обсуждать вопрос о своем возможном вступлении в Орден:
- Не люблю дисциплину, не люблю подчиняться, люблю быть вольным стрелком, осторожным охотником. А кроме того, я уже член одного Ордена - клуба фэнов московского "Спартака". - Как и всегда, Позин, не принимая на себя никаких конкретных обязательств, собрался сыграть в очередную большую игру на чужие деньги.
- Раз деньги есть - вот вам проект: создаем абсолютно новое, ничем не запятнанное движение под условным названием "Медведь". Лидера нам спустили сверху - Шойгу. Парень обаятельный, улыбка добрая, и притом единственный из министров, кто может похвастаться реальными результатами своей деятельности. Ведь он и правда спасает, не всех, но ведь спасает. А и то сказать: он же не Господь Бог, чтобы всех спасти…
- Ты все-таки ужасный циник, Гаврик, - перебил Позин.
- Зато твоя душа прозрачна, как слеза младенца, - отпарировал политтехнолог.
- А что, я всего лишь получаю от жизни радость и удовольствие, не преследуя никаких далеко идущих целей. Скажите, уважаемый депутат, разве это плохо?
- Не ерничай, - сказал Петропавловский, не давая Долоновичу вставить слово. - Значит, Шойгу во главе. В первую тройку добавим какого-нибудь знаменитого спортсмена и какого-нибудь силовика как потенциального борца с коррупцией, народу это понравится, а дальше предложим губернаторам отобрать своих людей в их регионах, желательно чиновников и бизнесменов средней руки, чтобы зря не дразнить народ. Деньги, естественно, отслюним губернаторам: сорок процентов на раскрутку и шестьдесят после - в качестве премии, если в их регионах наше движение получит нужные голоса.
- А программу движения мы писать должны? - спросил прагматичный Долонович.
- Однако, Санек, и наивный же ты, и впрямь будто чукча какой, - напустился на него Гавриил. - Подумай сам, зачем им программа? Кто ее читать-то будет? А если и прочтут, не дай бог, что и кто в ней поймет? Вот у Явлинского вполне добротная программа. А толку-то что? Коммунисты тоже своей гордятся. Но кому это нужно? Вы оба такие умные и образованные, что все время забываете, что Россия - страна специфическая.
Темпераментный Петропавловский все больше распалялся и уже звучал как проповедник, видно, гены мучеников за религию его предков делали свое дело.
- На Западе власть не любят, но уважают, у нас, наоборот, не уважают, но любят. В чем была непобедимая сила Сталина? Его не только уважали или боялись, но прежде всего любили, жертвуя во имя него даже самыми близкими людьми. Такой у русских менталитет. Ведь и Ельцина народ исключительно по любви выбирал. Крупный, сильный, серьезный, говорит просто, без затей, обещал, что заботиться будет. Ну и разлюбили потом, что ж поделаешь? А теперь кого любить-то? Не Гайдара же? Тот как занудит: эмиссия, инфляция, макроэкономика… А людям отдохнуть от забот культурно хочется. Явлинский
-скучный очень и все всерьез принимает, обижается. Обидчивых не любят, как и старых. Так что Примакову ничего не светит. Лужков - мужик крепкий, но это - Москва, а кто когда в России Москву любил? Вот кто у нас любимец публики - так это Жирик. За него только по любви и можно голосовать. Я хоть и не разделяю их вкус, но право признаю, свобода волеизъявления и все такое. Так вот наша задача - создать движение из людей простых, не очень заметных, не слишком богатых, но своих, чтобы народ их полюбил, как в девяносто шестом возлюбил Лебедя.
- Так ведь и разлюбили же быстро, - возразил Долонович.
- А ему такая судьба была предначертана, чтобы разлюбили, и советы соответствующие давались, - загадочно объяснил Петропавловский. - Да бог с ним, с Лебедем. Задача наша ясна - чтоб полюбили и поверили. Кстати, Санек, а ты, однако, власть-то любишь?
- Евреи традиционно всегда поддерживали существующую власть, - серьезно ответил Долонович, - еще со времен Римской империи.
- А чего тогда они вместе с большевиками царя-батюшку скинули, а потом и того больше - расстреляли? - не удержался ехидный Шурик.
- Так царь же их притеснял… - начал было Долонович, но его тут же прервал Петропавловский:
- Ребята, хватит уже споров на исторические темы, а то еще начнете считать по головам чекистов-евреев… У нас выборы на носу. Шурик, завтра в десять встречаемся у меня в офисе, смотрим списки губернаторов и распределяем, с кем работает напрямую Администрация Президента, с кем ты, а с кем я и моя дружина. Санечка, за тобой деньги для Ямала и извлечение Аркашки из его кавказского логова. Пора уже ему нам деньги давать, а то любви не будет. Каков корыстный век, о времена, о нравы! - Гавриил картинно развел руками и опустил голову на грудь. - Как только обнаружишь Аркадия, срочно посылай его ко мне.
Обратно в Москву оба Александра ехали вместе в "Мерседесе" Долоновича. За Петропавловским приехал "Форд" с водителем из его политологического фонда. Чтобы не понял водитель "Мерседеса", Позин спросил Долоновича по-французски:
- Я только одного не понимаю, почему в "семье" так уверены, что смогут руководить нынешним премьером, если он станет Президентом? Ведь у них с военными всегда плохо получалось, вспомни Лебедя, Бордюжу, Примакова, наконец…
- Я тоже не понимаю, - задумчиво по-английски ответил другу Долонович. Савелий, Гапур и Андрей вышли на улицу. У здания офиса стоял роскошный цвета синего металлика лимузин Ростовского, несколько иномарок ребят его бригады и две машины с телохранителями Гапура.
Гапур подал знак, и его "ребятишки" быстро подошли к ним.
- Послушайте моего друга! - сказал он.
- Ребята, сейчас едем в одну неправильную контору, - сказал Ростовский собравшимся у машин людям. - Это чистый беспредел бывших в употреблении ментов, любому авторитету западло с такими ручкаться. Они, по полному беспределу, едва не угрохали моего братишку, а еще одного хорошего пацана уложили на долгое время в больничку. За это им причитается по полной, но мы сейчас ответку давать не будем, пока нам надо только выяснить, кто моего братишку "заказал". Поэтому тихо, без "шухера", берем шефа этой конторы и вежливо удаляемся.
Если тамошние охранники начнут борзеть, тогда придется немного повоевать. Только не кровожадничать: ручки поднимут, оружие отнять, положить на пол и если кто слишком борзел до этого и потому терпеть невмочь - так вмазать хочется, то можно чуть-чуть бока помять… Когда приедем, всех вряд ли пустят внутрь, значит, сидеть и прислушиваться: если что-то не так, то стволы в руки и к нам прорываться… Все поняли? По коням!
Все расселись по машинам. Ростовский, его брат Сергей, Гапур и Савелий оказались в лимузине Ростовского, который первым и двинулся вперед, указывая дорогу всем остальным. Перед тем как сесть в "Линкольн", Гапур подошел к своим телохранителям, дал им особые инструкции, и те быстро сели в две машины: в черную "Вольво" и темно-синий "Ленд-крузер".
Машины шли настолько плотной колонной, что водители, увидев ее, благоразумно освобождали дорогу.
- Делаем так, - предложил Ростовский, глядя на Савелия, - я строю из себя клиента и с парочкой ребят и Гапуром прямиком иду к шефу в кабинет. Там быстренько прижимаем его и выдергиваем на волю. Ребята мои и Гапура прикрывают отход. Ты смотришь за тылом.
- Не пойдет, - сказал Савелий, - я тоже иду к шефу.
- Ты же у них засвечен, тебя ж и на порог могут не пустить, - напомнил Андрей.