Джек Робинсон последовал совету: вымыл руки и лицо цветочным мылом и направился в оранжерею для знакомства с цветущей новинкой госпожи Батлер. Это действительно была бело-розовая каттлея, и она действительно порадовала его. Вернувшись в столовую, Робинсон молча выпил две чашки чая и откинулся на спинку кресла, чувствуя себя если не заново родившимся полицейским, то, по крайней мере, изрядно обновленным.
- Спасибо. Это именно то, что надо. А цветок и впрямь хорош. Без сомнения, госпожа Батлер знает толк в орхидеях.
- Да и в завтраках тоже, если вы проголодались.
- Нет, я поел часов в шесть. Жирная похлебка из передвижной столовой. Мисс Фишер, поганый у нас случай-то, простите за выражение. Никогда прежде у меня не было такого дела - столько свидетелей, и никто из них ничего не видел! Я поговорил с каждым, кто находился в зале рядом с покойным, и никто не заметил, как произошло убийство. Даже такая наблюдательная особа, как вы! Я могу точно сказать, когда это случилось: на тридцать пятом такте "Дрозда". Все музыканты видели, как этот человек упал. Трое из них спустились, чтобы поднять бедолагу, но он уже помер. Это совпадает с тем, что видели вы?
- Да. Я стояла спиной, когда он упал. Он замер и повалился назад, я полагаю, он умер раньше, чем коснулся пола. Я свалилась на него, его партнерша опустилась на колени, другая пара участников марафона тоже рухнула. В одну минуту весь пол был завален телами. Оркестр перестал играть, трое музыкантов подошли к нам: я помню, трубач, Тинтаджел Стоун и кто-то еще.
- Кларнетист Хью Андерсон.
- Да. Тот человек уже умер. Это было очевидно. Я сказала об этом Чарльзу, и он отполз, поджав хвост.
- А затем он сбежал и до сих пор не объявился.
- Что дал обыск? Вы нашли орудие убийства?
- Нет, - признался детектив-инспектор Робинсон и хмыкнул, - зато нашли кучу других вещей. Поразительно, сколько выпивки люди тайком протаскивают в танцзал. Там было несколько перочинных ножичков и прочей подобной мелочи, открывалки для бутылок, два порошка неизвестного происхождения - как было сказано, от головной боли, обычное дело. Но никакого ножа, ничего нужной длины и остроты. Мы обшарили "Зеленую мельницу" сверху донизу и ничего не обнаружили.
- У меня есть версия, как его могли вынести, - сказала Фрина. - Готова поспорить, вам это в голову не приходило.
- И как же?
- Шляпная булавка, - коротко сообщила Фрина.
Робинсон задумчиво поглядел на свои ногти и потянулся за трубкой.
- Булавка, ну надо же! А что, бывают такие длинные?
- Дот, принеси, пожалуйста, длинные булавки! - крикнула Фрина.
Через минуту Дот спустилась по лестнице с небольшим арсеналом в руках: здесь были разнообразные миниатюрные пики с квадратным сечением, украшенные аметистами, драгоценными камнями и эмалью. Одна из таких булавок, если специально подготовить лезвие, вполне могла бы пронзить сердце Бернарда Стивенса, тридцатичетырехлетнего клерка, мгновенно и без особых усилий.
- И как ее можно было спрятать?
- Воткнуть обратно в шляпу, разумеется. Вы провели досмотр посетителей?
- Нет, но их обыскивали на предмет орудия убийства. Я велел своим людям искать нож. Возможно, что… Бог мой, такую штуку могли и не заметить. Несколько дам были в больших шляпах. Ну что ж, может, и прошляпили. Все равно ни на ком из тех, кто находился поблизости, не было подходящего экземпляра. На мисс Джордан была повязка для волос, как и на госпоже Винтер, даме в пюсовом. Если бы такая булавка была у мужчины, при обыске наверняка это заметили бы. Правда, мы не досматривали ту худенькую девушку в голубом, партнершу убитого. Она все еще в больнице. Доктор говорит, у нее нервное истощение и перелом ноги. Зовут ее Педрестина Шор.
- Вряд ли она убийца, - рассмеялась Фрина, но тут же взяла себя в руки. - Какое, однако, необычное имя. Простите, Джек, что задала вам еще одну задачку. Где вы искали моего беглого кавалера?
- В доме его матери, в его клубе, еще в нескольких подобных местах. Никто его не видел. До сих пор не обнаружено никакой связи между этим вашим Фриманом и покойным. Ума не приложу. Ну и дельце!
В конце концов Робинсон раскурил трубку и некоторое время неподвижно сидел, тупо разглядывая гостиную, выполненную в морских тонах. Фрина молчала. Джек Робинсон вдруг подумал, что она может быть вполне тихой и спокойной, если не устраивает никакой заварухи, и на минутку прикрыл глаза.
Полчаса спустя его разбудила музыка. Из фонографа лились странные, но приятные звуки.
- Что это? - спросил он, с трудом разгоняя глубокий сон.
- "Бэйзин-стрит блюз". Ладно, Джек, если я вам пока больше не нужна, пойду навещу госпожу Фриман, а то еще взорвется. Может, вас куда-нибудь подвезти?
- Да, подбросьте домой. - Робинсон выбил потухшую трубку в пепельницу. - Надо поспать хотя бы немного. Передайте мои поздравления госпоже Батлер - она превосходный садовник. - Он поднялся, натужно крякнув: - А вы отдадите мне Чарльза, если найдете его?
- Он будет доставлен к вам незамедлительно. У вас был плащ? Господин Батлер! Я поехала к госпоже Фриман. Когда вернусь, не знаю. Если успею к обеду - позвоню. Пойдемте, Джек. И можете обойтись без своих обычных нотаций насчет правил ограничения скорости, - добавила она, заходя в гараж и пропуская полицейского в большую красную машину. - Я прекрасно их знаю.
- А я никогда и не утверждал обратного, - запротестовал детектив-инспектор Робинсон, когда машина выехала на дорогу. - Я лишь говорил, что вы не обращаете на них никакого внимания!
Госпожа Фриман, худая взволнованная дама с ярко выраженной неврастенией, возлежала на кушетке, в окружении стопки носовых платков и флакончиков с нюхательной солью. Возмущенная горничная провела к ней Фрину.
- С ней творится что-то ужасное, - шепнула она. - Я никогда не видела ее в таком состоянии. Мисс Фишер, может, вам как-то удастся повлиять на нее, а то ведь она ничего не ест и не принимает успокоительных, а доктор ничего не может с ней поделать.
- А где господин Фриман? Ах да, забыла. И давно он?..
- Шесть месяцев назад, мисс, хозяйка уже свыклась с этим. Все равно она не слишком любила его, но вот Чарльз для нее все, настоящий маменькин сынок. Если бы она знала хотя бы о половине его похождений, она бы с ним так не носилась.
Последнее высказывание явно носило личный характер. Фрина скосила глаза и увидела на лице служанки гримасу отвращения.
- И ладно еще были бы девушки… - начала горничная, но осеклась.
Фрина попыталась найти подходящий эвфемизм:
- Вы хотите сказать, что он… вряд ли женится?
- Вот именно, - прошипела горничная. - Парни!
Затем она открыла дверь и, объявив: "Мисс Фишер!", пропустила Фрину.
Фрина очень сожалела о том, что гомосексуализм существует, поскольку он отнимал у нее много ярких и привлекательных молодых людей. Но считала его неизбежностью - все равно что родиться рыжим, а потому не одобряла попыток излечить страдальца, особенно если тот не очень-то и страдал и, возможно, хотел излечиться от пристрастия к симпатичным юношам не больше, чем сама Фрина. Бедный Чарльз! Это многое объясняло. Раз уж у него была Страшная Тайна, ему приходилось либо мучиться, либо трястись от страха.
Интересно, знает ли об этом госпожа Фриман?
Секундного наблюдения хватило, чтобы убедиться: госпожа Фриман знает исключительно то, что ей хочется знать.
- О, мисс Фишер, извините, что не встаю, но я в таком расстройстве! Куда же мог деться Чарльз? Он так никогда раньше не делал! Как он мог так поступить со мной?
Поскольку на этот вопрос мисс Фишер отвечать была явно не готова, она пропустила его мимо ушей и присела на краешек кушетки.
- А как насчет его приятелей? - спросила она.
Костлявая лапка, похожая на птичью, потянулась к ее пальцам, и Фрине пришлось собрать волю в кулак, чтобы не отдернуть руку. Госпожа Фриман говорила хрипло и прерывисто, словно рыдания повредили ей горло.
- Я обзвонила всех его друзей, которых знала. Никто из них его не видел. Бобби Салливан - знаете, эти Салливаны из Корка, эти ирландцы, - так вот, он рассмеялся и сказал, что Чарльз вернется сам, как овечка Мэри, если я оставлю его в покое. Он смеялся! Чарльз, конечно, якшается с весьма легкомысленными молодыми людьми, они ветрены, но не порочны.
Ага, как же, подумала Фрина и мысленно выругалась. Знаем мы этих молодых красавцев. Они напоминают мне о том, что я уже не так юна, как прежде.
- Да, госпожа Фриман, - ободряюще согласилась Фрина. - Так вы поговорили со всеми?
- Бобби очень близкий друг. Кто-кто, а он должен знать, где Чарльз. О, мисс Фишер, меня не оставляет мысль… а вдруг авария, а ведь есть еще и река!
- Есть ли причина опасаться, что Чарльз мог… - Фрина помедлила, подыскивая нужные слова, и остановилась на самом туманном определении: -…совершить какую-нибудь глупость?
Оно оказалось не особенно туманным. Госпожа Фриман вскрикнула и разразилась такой истерикой, что Фрине пришлось воспользоваться бренди, нюхательной солью и очередным платком.
- Послушайте, - строго сказала она. - Если вы намерены взвиваться в стратосферу при малейшем упоминании о возможных неприятностях, нас это ни к чему не приведет. Успокойтесь. Будете так себя изводить - долго не протянете. И какая польза Чарльзу, если вы превратите себя в развалину? Итак, успокойтесь. Я прикажу подать вам завтрак, вы его съедите, а потом мы поговорим о Чарльзе, и вы прекратите вопить.
Это лекарство подействовало. Фрина отдала необходимые распоряжения; госпожа Фриман перестала хныкать и покорно съела вареное яйцо, три ломтика поджаренного хлеба, а также выпила две чашки чая. Поднос убрали. Привести себя в порядок хозяйке помогла словоохотливая горничная, которая Фрину явно не одобряла, однако сказать об этом не решалась, поскольку никто с момента исчезновения Чарльза был не в силах заставить госпожу Фриман поесть хоть что-нибудь.
Служанка вышла, чересчур громко хлопнув дверью, и Фрина вернулась к своему вопросу:
- Итак?
- Нет, судя по поведению, он никогда не хотел… сделать такое.
- А наркотики? Подозрительный белый порошок, оставленный в кармане выходного костюма? Не замечали у него возбуждения или подавленности? Постарайтесь припомнить. Вы должны были обратить внимание.
- Нет, он всегда вел себя одинаково, - судя по виду, госпожа Фриман снова собиралась разрыдаться, однако, взглянув на Фрину, передумала. - Он был очень чувствительным, это верно - за завтраком всегда замечал, что яичница пережарена или что рубашка плохо накрахмалена, такие вещи. А вечерами по большей части его дома не было - уходил куда-то с Бобби или другими молодыми людьми; вот почему я была так рада, мисс Фишер, что вы взяли его с собой в "Зеленую мельницу". Он почти не знается с девушками, хотя эта придира Мэри Эндрюс пыталась заполучить его для своей чахлой невзрачной дочурки. Разумеется, Чарльз на такое не польстился, хотя денег у них куры не клюют. Нет, Чарльз всегда вел себя ровно. Был таким заботливым, когда скончался его отец. Оставался дома, читал мне и… Он же у меня один остался, с тех пор как Виктор…
- Его старший брат?
- Да, Виктор. Он участвовал в боях на Галлиполи. Такой впечатлительный мальчик, пошел в армию, когда ему исполнилось восемнадцать. Там, на фортепьяно, его фотография.
Фрина взяла снимок. Юное лицо, менее симпатичное, чем у Чарльза, широкие скулы, решительный рот под маленькими усиками, глубоко посаженные глаза. Взгляд его казался напряженным, словно в ожидании грядущих сражений. В своей шляпе со страусиным пером юноша напоминал рыцаря в дозоре.
- Он так и не вернулся? - осторожно спросила Фрина.
- Ах нет, мисс Фишер, вернулся. Но мы все равно его потеряли. Потеряли и теперь даже не знаем, как он и что с ним. Бедный Вик! Он вернулся совсем другим - не выносил городской жизни и ушел куда-то странствовать. Мы много лет посылали ему чеки куда-то в Гипсленд, он всегда получал их, но никогда не писал. Затем, года четыре назад, чеки стали приходить обратно. Я не знаю, что случилось с Виктором. Видите ли, у меня был Чарльз. Теперь же, когда Чарльз пропал, полагаю, я должна выяснить, что с Виктором. Но он всегда был таким трудным мальчиком, нетерпеливым и своевольным, а Чарльз…
А Чарльз, язвительно подумала Фрина, был тут как тут, постоянно утешал маменьку, подавал ей нюхательные соли и говорил, что не стоит беспокоиться о непочтительном и, возможно, контуженом сыне, который вдобавок не столь привлекателен и чье тело и разум, вероятно, обезображены отметинами войны. Так пусть бедный Виктор влачит свою жалкую долю в безлюдном буше, тогда как милашка Чарльз останется, чтобы купаться в материнской любви и наслаждаться деньгами и положением.
- И вы действительно не знаете, что произошло с Виктором? - спросила Фрина, безуспешно пытаясь скрыть звучащее в голосе недоверие.
Госпожа Фриман сдержалась и потянулась к нюхательной соли.
- Там, в буше, ему не угрожала никакая опасность, а я всегда могла написать ему. И писала ежегодно на день рождения, рассказывала, что произошло за год, как идут дела и что Чарльз…
Что Чарльз просто великолепен, подумала Фрина, а Виктор не нужен здесь, и лучше ему оставаться на прежнем месте и не рушить домашнее благополучие. Ох, госпожа Фриман, вам очень повезет, если вы не растеряете своих сыновей - при таком-то обращении. Но вслух она произнесла:
- Итак, госпожа Фриман, каких действий вы ждете от меня? К сожалению, в последнее время мне пришлось поднять гонорары. Знаете, жизнь дорожает.
- Гонорары? Мисс Фишер, я так поняла, что…
Взгляд Фрины был учтив, но тверд.
- Ну да, конечно. Сколько скажете, если отыщете Чарльза. - Затем госпожа Фриман добавила: - Я думаю, вы могли бы еще и Виктора найти. Если Чарльз пропал, мне может понадобиться Виктор. В последний раз, когда мы о нем слышали, он был в Толботвилле, в Гипсленде.
- Давно?
- В двадцать четвертом. Затем чеки начали возвращать.
- А письма?
- О, я перестала писать, - не задумываясь, ответила госпожа Фриман. - Какой смысл, если его там уже нет?
- Понятно. - Фрина проглотила рвущуюся наружу ярость. - А как насчет наследства? Разве ему ничего не причитается, раз его отец э-э… скончался?
- О Господи! - госпожа Фриман резко выпрямилась. - Завещание! Господин Фриман так и не изменил его! Мисс Фишер, вы должны установить, что Виктор умер! Дело переходит к Чарльзу, а дом и деньги - к Виктору!
- Это вам скажет адвокат. Я полагаю, у вас есть адвокат?
- Конечно, - подтвердила госпожа Фриман. - Но я сказала ему, что Виктор умер. Ради Чарльза, понимаете?
- Ради Чарльза, - кивнула Фрина. - Разумеется.
Глава четвертая
О, Чолли, сыграй на той штуке,
Ну вон на той, на тромбоне.Джордж Брукс "Тромбон Чолли"
Фрина устроила себе обед в "Ритце" - такой обильный, что с трудом съела его. Мисс Фишер была потрясена встречей с госпожой Фриман и решила, что омар поспособствует ее мыслительному процессу.
Она снова взглянула на фотографию Виктора Эрнста Фримана, который вернулся с Великой войны контуженным и был так запросто отвергнут. Очень приятное лицо, подумала она, честное, открытое и до боли юное. Расспрос язвительной горничной госпожи Фриман показал, что внешне Виктор пострадал не слишком сильно, лишь на виске у него остался белый шрам - там его задела шрапнель, едва не снеся голову. Однако юноша стал раздражительным, резким, не выносил никакого шума и того, что горничная назвала "хозяйкиными глупостями".
- Он был хорошим мальчиком, - признала горничная, - лучше Чарльза да и честнее - всегда было понятно, что у него на уме. Но эта мерзкая война испортила его, и он сильно изменился.
Разумеется, изменился. Кампания в Галлиполи оказалась безуспешной и малоприятной. Фрина решила, что стоит пригласить на обед Берта и Сеса и расспросить их об этом.
Однако остается еще и Чарльз. Куда он мог подеваться? И какое отношение имеет к убитому?
Неторопливо смакуя кофе с конфетами, Фрина вспоминала Тинтаджела Стоуна, на которого положила глаз. Затем позвонила домой.
- Господин Батлер, меня никто не спрашивал?
- Да, мисс Фишер. Звонил господин Тинтаджел Стоун, просил пойти сегодня вечером в клуб вместе с ним. Номер телефона он оставить не мог, так что позвонит позже.
- Скажите ему "да". Что-нибудь еще?
- Кто-то звонил, но ничего не сказал и бросил трубку. Два раза.
- Хм. Интересно, может, это Чарльз? Если звонки повторятся, скажите ему, что я скоро вернусь и подойду к телефону с шести до семи. И не могли бы вы позвонить господам Берту и Сесу и попросить их поужинать у меня завтра вечером? А сегодня пригласите к ужину господина Стоуна. Вероятно, у госпожи Батлер еще осталась та восхитительная телятина, и, может, она приготовит из нее лангеты.
- Полагаю, еще осталась, мисс Фишер. Этот новый мясник - настоящая находка. Вы не против, если ужин будет в семь? Госпожа Батлер хочет посмотреть новую картину.
- Конечно. Сообщите господину Стоуну, а если он не сможет прийти на ужин так рано, закажите мне столик в "Виндзоре". Спасибо, господин Батлер, я буду дома к шести.
Она положила трубку и вышла из отеля. Прогулка вдоль модных витрин на Коллинз-стрит - это как раз то, что нужно.
Фрина завершила восхитительный послеполуденный променад покупкой платья от мадам Флоретт, расшитого бисером с узором в виде павлиньих перьев, причем за более чем разумную сумму, если учесть, сколько швей понадобилось, чтобы пришить все эти бесчисленные бусинки. Она прошлась до конца Коллинз-стрит, чтобы сесть в машину и, оказавшись в назначенное время дома, дождаться звонка. Домой она добралась около пяти - оставалось время выпить чашечку чая и примерить новое платье.
- О, мисс! - воскликнула Дот. - Оно прекрасно!
- Неплохо, а? Мне нравится, что оно спадает сзади до самых пяток.
- Но у вас же голая спина, мисс, вы бы лучше подождали, пока станет теплее. А кто этот человек?
- Что? А, это пропавший брат Чарльза Фримана. Я тебе все расскажу, когда у меня появится хоть какая-нибудь идея, как отыскать его. Что ты о нем думаешь, Дот?
- Его не назовешь симпатичным, - отозвалась служанка, наклоняя рамку со снимком так, чтобы на нее падал солнечный свет. - Но я бы такому поверила. Открытое лицо, этот человек вызывает доверие.
Она поставила фотографию на ночной столик Фрины.
- А что он натворил, мисс?
- Он пропал. Как и его непутевый братец. И теперь, Дот, я должна найти одного или обоих, я даже и не знаю. Ладно, наверняка что-нибудь да придет в голову. Господин Стоун звонил?
- Да, мисс, и он будет сегодня к ужину. Надеюсь, вы найдете его.
- Кого? Господина Стоуна?