- Нет, мисс, молодого человека с фотографии. Он мне нравится, - решительно добавила Дот, отправляясь наливать ванну для Фрины.
В одиннадцать минут седьмого зазвонил телефон. Фрина сняла трубку и услышала чье-то дыхание.
- Фрина Фишер слушает.
- О, Фрина, что мне делать? - воскликнул обезумевший голос.
- Ты должен вылезти из гардероба, в котором сейчас прячешься, и пойти со мной в полицию, - рассудительно заметила Фрина.
Трубка охнула:
- О нет, я не могу, они все узнают!
- Узнают что?
- Про Бернарда. Они про него узнают. О, Фрина!
- Так, Чарльз, поменьше стонов, побольше информации. Что они узнают? Где ты? Ты понимаешь, что твоя мать бьется в истерике?
- Ничего ей не сделается, она всегда такая, - легкомысленно заявил Чарльз. - Я в безопасности. За меня не беспокойся.
- И не думаю, - откровенно призналась Фрина. - Ты где?
- Прячусь, - сказал Чарльз.
- Да-да, это я уже поняла! - вспылила Фрина. - Так что насчет Бернарда?
- Он был… он… ой нет, я не могу…
На этом связь прервалась. Фрина подождала еще немного, а затем повесила трубку.
- Ну так что, мисс, это был господин Фриман? - поинтересовалась Дот. - Вы наденете это павлинье платье?
- Нет, не хочу быть слишком заметной в клубе. Лучше темно-синий костюм и шляпка-клоше. Это действительно был Чарльз, похоже, он все еще паникует, но он на это мастер. Он сказал, что полиция узнает про него и Бернарда, а если учесть, что рассказала мне эта злючка-горничная, боюсь, этот Бернард был э-э… очень близок с Чарльзом. Что, несомненно, дает этому плутишке мотив. Какая банальность! Впрочем, не обращай внимания. Дай-ка мне работу Перси Грейнджера о джазе и оставь меня на волю судьбы.
Фрина быстро пробежала глазами ученый трактат, сообщавший, что джаз изначально назывался "джэс", а до этого - "джэзм" или "джизм"; последний термин господин Грейнджер обсуждать отказывался, однако сексуальная подоплека этой музыки была очевидна. Церковники и добродетельные матери-католички, возможно, были правы, объявляя джаз негритянской музыкой, полной темных страстей и дикого грохота африканских барабанов. Джаз, как сообщал Фрине сведущий в этом деле Грейнджер, это истинно народный стиль - соединение европейской духовой гармонической конструкции с африканскими пентатонными напевами. И поэтому, утверждал Грейнджер, он уникален и должен поощряться.
Похоже, в своем мнении он был одинок. Фрина завела граммофон, поставила "Диппермаус блюз" и вслушалась. Да, она тоже ощутила это. В пентатонной гамме отсутствовали третья и седьмая ноты гаммы европейской, а выходцы из Африки, пытаясь приспособить свою музыку к этой новой гамме, не знали точно, какую ноту вставить, из-за этого блюз и получил свое неповторимое звучание. Фрина почувствовала удовлетворение от собственной образованности. В школьные годы ей пришлось напряженно бороться, чтобы не посещать уроки фортепиано, как полагалось всем хорошим девочкам, поскольку она твердо решила быть плохой девочкой; теперь же она об этом жалела. Возможно, музыкальная грамота помогла бы ей устроить какую-нибудь диверсию, вроде той, что учинили освобожденные рабы, воспользовавшись духовыми инструментами как боевым трофеем и приспособив непоколебимое "ум-па-па" польки и марша к собственным нуждам.
Тинтаджел Стоун пришел без опоздания, да еще в вечернем костюме, который хоть и был несколько поношен, но казался вполне приличным. Госпожа Батлер, как и обещала, приготовила овощной суп и лангеты.
- Шикарно выглядите, - заметила Фрина, передавая соль.
Тинтаджел Стоун усмехнулся.
- Это моя рабочая одежда, - пренебрежительно сказал он. - Скажите, мисс Фишер, как продвигается ваше расследование?
- Мое? Меня наняли, только чтобы найти Чарльза, а еще его брата - госпожа Фриман вдруг вспомнила, что потеряла его некоторое время назад. И я понятия не имею, где они находятся. Вы разговаривали с полицией еще раз?
- О да. Они перерыли все наши комнаты, даже заведение Айрис. Она была в ярости! Но так ничего и не нашли.
- А что они искали?
- Нож, - ответил Тинтаджел Стоун, глядя прямо в глаза Фрине.
Мисс Фишер уже давно поняла, что подобной уловке доверять не следует. Из этого она моментально сделала вывод: Тинтаджелу есть что скрывать. Впрочем, у большинства людей есть секреты, которые могут не иметь отношения к убийству в "Зеленой мельнице".
- И они его не нашли?
- Нет.
- Хорошо. Возьмите еще лангет. Я тут читала кое-что о джазе, - сказала Фрина, меняя тему. - Как это начиналось, я поняла, но вот что было дальше? И почему Новый Орлеан?
- А! Интересное местечко. - Тинтаджел немного помолчал, отдавая должное кулинарному искусству госпожи Батлер. - В девяностые был регтайм - рваный ритм рваного времени. Затем цирковые оркестры и им подобные начали выступать в поселках и городках и в конце концов обосновались в Новом Орлеане, поскольку это французский город, и там существуют традиции популярной музыки; кроме того, в Сторивилле возле Нового Орлеана жили негры и креолы.
- А в чем разница?
- Креолы освободились раньше, - пояснил Тинтаджел. Говорил он кратко, довольно отрывисто, с едва ощутимым намеком на корнуоллскую картавость. - Креолы принадлежали старым французским плантаторам и получили свободу задолго до Гражданской войны. Поэтому креолы смотрели на американских негров свысока, что породило социальные трения. Джаз родился из столкновения, он - слияние различных музыкальных стилей. Вот поэтому, ведь если что-то идет не так, то по-крупному. Это местечко, Сторивилль, было, прошу прощения, скопищем борделей. В таких заведениях всегда играли хорошую музыку, и вот утонченная креольская и энергичная африканская музыка соединились, и мы получили новоорлеанский джаз. Позже, во время Великой войны политики решили, что Сторивилль представляет угрозу для здоровья моряков, и прикрыли его. Многие джазисты перебрались в Чикаго, где джаз играли и белые. В старом новоорлеанском стиле используется три основных инструмента - тромбон, труба и кларнет, а белые оркестры использовали все: и фортепиано, и скрипку, и банджо. Так получился чикагский стиль.
- В котором и играют ваши "Джазисты".
- Единственная разница - в синкопировании и соло. Джазисты не упускают случая покрасоваться.
Он небрежно усмехнулся. Внезапно он показался Фрине невероятно привлекательным.
- Куда идем сегодня? - поинтересовалась она, когда господин Батлер, убрав тарелки, принес яблочный пирог и сливки.
- В "Джаз-клуб". Местечко несколько…
- Убогое? - предположила Фрина, и он засмеялся.
- Показушное, - согласился он. - И подают только кофе. А джаз-бэнд трудно раскочегарить одним кофе.
- Ну, вы-то с этим справляетесь, если учесть то количество выпивки, которое вы выносили из "Зеленой мельницы".
Тинтаджел вздрогнул - совсем чуть-чуть, Фрина могла бы этого не заметить, если бы не смотрела на него так пристально.
- Невозможно часами дуть в трубу без пива, - попытался оправдаться он. - Требуется усиленное дыхание, и теряется много жидкости. Даже Айрис признает, что пиво идет на пользу тем, кто играет на духовых.
- А как насчет красного вина для банджоистов?
Он снова усмехнулся.
- Я не люблю пиво. В парижских клубах всегда подают vin ordinaire. Très ordinaire.
- Ах, да, припоминаю. Столовое вино, которое, кажется, и делают из досок.
- В Париже я разучил много хороших мелодий. Можно назвать это ностальгией. Так вы интересуетесь джазом, мисс Фишер?
- Зовите меня Фриной. Да. Замечательная и почти не изученная музыка. Перси Грейнджер считает, что это новый музыкальный стиль.
- Никогда про такого не слыхал - что он играет?
- Господин Стоун, с вами не поймешь - вы шутите или нет?
- Если я буду звать вас Фриной, пообещайте называть меня Тинтаджелом. А вообще-то многие зовут меня Теном.
- Откуда у вас такое имя?
- Мои родители были в отпуске и зачали меня на скале у замка Тинтаджел. Могло быть и хуже. Моего брата зачали в Блэкпуле. К счастью, его решили назвать Александр.
- Александр?
- Сэнди, в честь песков.
Фрина хихикнула.
- Ну, так мы идем?
- Еще нет, они разогреются только часам к одиннадцати. А пока можно послушать какие-нибудь ваши диски. Ладно, ладно! Я объявляю расовую Дискриминацию!
Он почтительно перевернул пластинку Бесси Смит. Фрина отхлебнула кофе.
- Блюзы. Я всегда любила блюзы, - пояснила Фрина. - Вот и попросила одного из друзей в Америке купить для меня пластинки с негритянскими записями. Их издавали подпольно. У "Колумбии", должно быть, духу не хватает. Но теперь, когда джаз завоевал популярность, думаю, они снова будут выпускаться.
Появились господин и госпожа Батлер - супруги направлялись в кино. Фрина помахала им рукой.
- Приятно вам провести время! - напутствовала она.
Из фонографа неслись причитания "Блюза пустой постели". Фрина и Тинтаджел сидели молча, а голос, исполнявший божественный распев, тянул каждую ноту, демонстрируя невыносимое страдание.
- Хватит, пожалуй, - сказала Фрина. - А то на меня нападет хандра. У меня есть и новоорлеанские пластинки - поставьте одну из них.
Тинтаджел завел граммофон и поставил "Бэйзин-стрит блюз".
- Потанцуем? - предложил он и раскрыл объятия.
Фрина поднялась к нему.
Продолжительный контакт с мускулистым гладким телом, источающим мужественный запах, смешанный с ароматом мыла и крахмала, всегда сокрушительно действовал на ее и без того не слишком эффективный контроль над основными инстинктами. Фрина неохотно отстранилась и осторожно поцеловала партнера в губы, отметив про себя, что банджоистов целовать гораздо приятнее, чем духовиков, у которых от мундштука твердеют губы.
- Пошли, - вздохнула она. - Мы ведь идем в клуб, помните?
- Ах да, "Джаз-клуб", - пробормотал Тинтаджел Стоун без особого энтузиазма. - Может, в другой раз?
- Сегодня, - настойчиво повторила Фрина и взяла его за руку. - Интересно, - проговорила она. - У вас на мизинце мозоль.
- Интересно? - удивился Тинтаджел. - Я ведь играю на банджо. Струны-то стальные.
- Такие сильные руки, - сказала Фрина. - Послушайте, нельзя же весь вечер любоваться вашим физическим совершенством.
- Неужели? - проговорил Тинтаджел, проводя рукой по спине Фрины.
В "Джаз-клубе" царил приятный полумрак и пахло кофе. Фрина оставила свою "Испано-Сюизу" на Гертруд-стрит, попросив патрульного полицейского присмотреть за ней. Похоже, Тинтаджела здесь хорошо знали: несколько человек, неразличимых в полумраке, помахали ему, приглашая к себе. Он не обратил на них внимания и прошел прямиком к эстраде, где пела девушка в красном платье, которое обтягивало ее, словно вторая кожа, в сопровождении контрабаса, барабана и Бена Роджерса на корнете. Печальная мелодия тянулась своим двенадцатитактовым путем под пронзительные и прекрасные звуки духовых инструментов. Это была жалостная песня проститутки, которая по принуждению сутенера обманывает клиентов. "И это все из-за того, кто бьет меня и мучит, - напряженно и хрипло стенала рыжеволосая женщина. - И это все из-за того, кто бьет меня и мучит, придется мне убить его…" Корнет вскрикнул, голос стал ниже, напоминая драматичный, вибрирующий от гнева и страха тенор чернокожего исполнителя: "…Тогда любить наскучит". Публика слушала, разинув рты. Никто в Мельбурне прежде не слышал блюзов.
- Потрясающе! А кто она? - спросила Фрина.
Тинтаджел вздохнул.
- Это Нерина, девушка Роджерса. Боже, она может петь, как Бесси Смит. Если только…
- Если только - что? Ну же, Тен, скажите мне!
- Вы можете сами спросить у нее, - уклончиво ответил банджоист. - Если она захочет рассказать. Но она довольно чувствительна.
- Готова поспорить, что в этом она уступает старине Бену. Но трубачи…
- Вообще такие. Вы быстро схватываете, - с удовольствием заметил Тинтаджел. - А еще они очень классные, только никому не рассказывайте, что я так сказал. Труба - сердцевина джаза. А Бен играет как сам архангел Гавриил.
Фрина всегда представляла себе архангела, исполняющего "Зазвучит труба…" Генделя, но сейчас ей хотелось, чтобы ее переубедили. Что отличало Бена Роджерса от ангельского образа, так это темперамент. Несмотря на всю свою суровость, архангел наверняка так не хмурился.
- Значит, на трубачей большой спрос.
- Да, а надежные в особой чести. На Бена можно положиться. Малый он не слишком дружелюбный, но если сказал, что придет, - точно придет. Это нечасто встречается. Кроме того, он мой старый приятель, - добавил Тинтаджел. - По крайней мере, он не рвется петь.
- Почему?
- Фальшивит. А голос у него - словно со дна колодца. - Тинтаджел рассмеялся.
Подошел официант, и Стоун заказал кофе.
- Вы бы не стали пить чай, который тут подают, - пояснил он. - Эй, Нерина, иди сюда! Ты только что приобрела новую поклонницу в лице этой дамы.
Нерина моргнула, погладила трубача по руке и осторожно стала спускаться с эстрады. Фрина поняла, что она близорука и идет, ориентируясь на голос Тинтаджела.
- Нерина, это Фрина Фишер.
Певица села на предложенный деревянный стул и взяла кофейную чашку Тинтаджела.
- Вам понравилось? - спросила она глубоким приятным голосом уроженки Джорджии. - Я рада.
На этом ее красноречие иссякло. Бен Роджерс, застрявший на сцене из-за следующей песни, мрачно глядел на Фрину. Она улыбнулась ему своей самой обворожительной улыбкой. Это не возымело эффекта.
- Нерина, я кое-кого ищу, и вы могли бы помочь мне. Я частный детектив, - начала Фрина.
Нерина порылась в сумочке и достала очки. Линзы были очень сильными, в очках она становилась похожа на Бетти Буп.
- Правда? - Казалось, она приняла какое-то решение. - Хорошо. Я помогу вам, если вы поможете мне. Я хочу найти своего неблаговерного, чтобы развестись.
- Ты замужем? - изумился Тинтаджел. - Прости. Я думал, что вы с Беном…
- Ты прав, Тен. Я хочу выйти за Бена. Тот подлый пес охмурил меня, когда мне было шестнадцать, оставил без гроша и смылся в неизвестном направлении.
- Я попробую что-нибудь сделать, - пообещала Фрина. - Расскажите мне все подробности, и, если получится, я найду его, чтобы вы смогли выйти замуж за Бена - если вы, конечно, отдаете себе отчет, что он трубач, - а вы поможете мне найти человека, которого ищу я.
- Договорились, - согласилась певица. - Тен, дорогой, принеси мне лимонада. А потом исчезни на время. Нам с мисс…
- Фишер.
- …с мисс Фишер надо кое-что обсудить.
Тинтаджел мужественно стерпел свою отставку, принес лимонад и скрылся, направившись к кому-то из своих закадычных приятелей, невидимых в сигаретном дыму.
- Так вот, мисс Фишер, зовут этого человека Билли Симондс, мы с ним расписались в Мельбурне двадцать первого января двадцатого года.
- Ваше полное имя? - осведомилась Фрина, деловито записывая.
- Нерина Синклер. Урожденная Нерина Мэри Родригес. Моя мама любила цветы. Этот негодяй Билли, я полагаю, родился здесь, а потом уехал в Сидней. Никто тут его не видел с декабря двадцатого. Вы можете найти его?
- Попытаюсь. Чем он занимался?
- Он был моряк. Я всегда от них теряла голову. Обожаю их раздвоенные белые шапчонки. - Нерина мечтательно улыбнулась. - Но теперь хочу выйти замуж за Бена.
- Разумеется. Если получится, я найду его, однако на это может уйти некоторое время. У моряков есть свойство пропадать.
- Сделайте все, что в ваших силах, душечка, мне нужно отыскать этого человека. Я не слишком полагаюсь на своего Бена. Теперь вы: кого вы хотите найти? Похоже, мы, женщины, вечно жаждем найти какого-нибудь мужчину.
- Чарльза Фримана, - сказала Фрина.
Нерина поперхнулась лимонадом, закашлялась, затем отдышалась, вытерла глаза и воззрилась на Фрину почти так же пристально, как до этого Бен Роджерс.
- Зачем он вам? - буркнула она.
- Нерина, прежде чем я умру от любопытства, скажите: что вам-то он сделал? Я бы не стала задавать этот неделикатный вопрос, но я ведь прекрасно знаю, что дело не в его распутстве.
Нерина глубоко вздохнула, отчего сидевшие поблизости лица мужского пола, казалось, потеряли способность дышать, и встряхнула копной рыжих волос.
- Вам надо это знать? - Ее голос дрожал от гнева.
- Надо, - подтвердила Фрина.
- Он ко мне клеился, - сердито выпалила Нерина. - Цветы мне слал, украшения, водил меня по ресторанам, я даже подумала… Я подумала… Ну, это было еще до того, как я решила выйти за Бена. Как-то раз мы сидели у него в квартире, свет был приглушен, и Чарльз присел возле меня, он сказал, что хочет сделать мне предложение. Душечка, я чего-то в этом роде ожидала - все эти бриллианты, орхидеи и все такое. Но он… Он…
- Что? - спросила Фрина, затаив дыхание.
- Он хотел, чтобы я пела в новом оркестре! Хотел, чтобы я бросила Бена и стала петь с группой какого-то его приятеля! Я сказала, что дала Тену честное слово, и останусь у них. Он засмеялся - так подленько хихикнул - и сказал, что у женщин нет чести.
- О, - протянула Фрина, не зная, смеяться ей или нет. - Так значит, он к вам не приставал?
- Как раз этого я и ожидала, дорогуша, - презрительно буркнула Нерина. - А потом поняла, что он один из этих чудиков - у нас на юге они тоже есть, - швырнула все цветы и побрякушки ему в физиономию и ушла. Я поклялась, что никогда в жизни не буду петь для него, вот почему Тену приходилось обходиться без меня, поскольку я больше никогда в жизни не желаю видеть этого Чарльза.
- Откуда вы родом?
- Из Джорджии, - сообщила Нерина. - Я приехала сюда с Билли, я вам уже говорила, что к морякам у меня слабость. А потом мне тут понравилось. Знаете, если бы не Фриман, я бы тут осталась навсегда.
- Он исчез, - сказала Фрина, пробуя кофе, который, казалось, был приготовлен из древних зерен, весь свой век боровшихся за выживание.
Нерина просияла.
- Исчез? Тогда я могу остаться! Меня в жизни так не оскорбляли! Просить меня нарушить клятву! Надо будет рассказать Бену.