Раньше в таких случаях я молча прикрывала дверь и уходила, проглатывая обиду. Но сегодня настроение было совсем другое, усталость и чувство голода трансформировались в злость.
– Дай пройти! – крикнула я. – Ишь, развалился посреди дороги, как боров!
– Обойдешься, – ухмыльнулся Генка, не тронувшись с места.
Я топнула ногой, от этого из пирамиды Хеопса, стоящей на буфете, вывалился очередной коробок и шлепнулся Генке на голову.
– Ты чего это в такую рань? – полюбопытствовал он, отбросив коробок. – Тебя с работы уволили?
– Не твое дело, – ответила я, – собирай живо свои деревяшки, я есть хочу.
Генка поглядел нагло, потом, не вставая с пола, протянул руку к плите, не глядя запустил руку в сковородку и вытащил из нее голубец. Откусил и стал жевать у меня на глазах. Я проглотила голодную слюну: обожаю мамины голубцы, а тут еще с утра не евши. Мать тоже хороша, готовит то голубцы, то котлеты, то блинчики с мясом! Этот троглодит и таскает их прямо со сковородки. Делала бы рагу или бефстроганов какой-нибудь! Хотя с Генки станется, он и мясо из борща руками вытащит!
Генка ощутимо сглотнул, прислушался к себе и нагнулся за лобзиком. Я подавила желание пнуть его в увесистый зад, хлопнула дверью и увидела через стекло, как с пирамиды Хеопса на Генку дождем посыпались спичечные коробки. Жаль, что не кирпичи!
– Что, съела? – ехидно спросила Тинка.
Казалось бы, она терпеть не может Генку, все время с ним ругается, и с матерью тоже у нее плохие отношения. Что ей стоит поддержать меня хоть иногда? Если бы мы все трое объединились, возможно, удалось бы приструнить сестру с ее муженьком? Но нет, моя племянница не может преодолеть себя, обязательно ей нужно вставить словечко. Я крутанулась на пятках и ушла в ванную.
Вид лошадиного зада привычно расстроил. Хотелось сейчас принять горячий душ, чтобы смыть с себя всю усталость и нервное напряжение, но как это сделать? Кажется, проклятая половина лошади стала еще больше, разбухает она, что ли? Тут к тому же я вспомнила, что забыла переодеться, и пришлось возвращаться.
Тинки в прихожей уже не было, из кухни доносились голоса.
– Дадут мне когда-нибудь работать или нет? – надрывался Генка. – Ты что, не можешь эту дуру угомонить?
– Успокойся, – говорила сестра, – сам знаешь, какой у нее характер, она всем завидует и злится – типичная старая дева. Мне всю жизнь завидовала, что я красивая, а она – уродина. Все детство мне испоганила – ни погулять, ни в кино сходить, вечно мать с ней сидеть заставляла...
Все это я уже слышала неоднократно. Однако воспринимала совсем не так. Я одинока, думала раньше я, у меня никого нет, они – моя семья. Мама, Тинка, Сашка и даже Генка, раз он муж моей сестры. А в семье чего не бывает, и не выбирают родных-то...
Сегодня я взглянула на вещи по-другому. Вот, оказывается, как сестра про меня думает, она всерьез считает, что нянчила меня в детстве, недосыпала-недоедала, как несчастный чеховский Ванька Жуков. Раньше я думала, что Сашка все врет, чтобы ее пожалели, но теперь я, стоя за дверью, слушала ее беспристрастно и поняла, что сестра искренне верит в то, что говорит.
Я вспомнила, как Сашка хохотала и визжала в углу двора, окруженная мальчишками, а меня в это время едва не убили в темном заброшенном доме...
Но странно, раньше при этих воспоминаниях сердце начинало биться где-то у горла, кровь стучала в висках, я ощущала дикий ужас, сейчас же ничего этого не было. То есть я все помнила: как навалилось на меня тяжелое мужское тело, руки, сжимающие мое горло, ощущала, как крошки битых кирпичей и штукатурки впиваются мне в спину, но не было панического страха, я никого не боялась. Более того, я была твердо уверена, что никогда больше не будут мне сниться кошмары. Неужели я освободилась?
Ладно, об этом мы подумаем после. А сейчас разберемся с семейкой.
Рывком я распахнула дверь кухни. И как вы думаете, чем они там занимались? Правильно, Сашка повисла у Генки на шее и обслюнявила всю его морду. Показалось мне или нет, что Генка вовсе не в восторге от ее приторных ласк? Впрочем, он тут же перевел взгляд на меня и совершенно озверел.
– Опять подслушиваешь и подсматриваешь! – взревел он и отшвырнул сестру. – Ну я просто не знаю, что сейчас с ней сделаю!
– Ты соберешь свои деревяшки и уберешься из кухни, – отчеканила я. – И в прихожей не забудь убрать. И вообще, будь любезен, избавь нас от своих проектов, скоро все пространство заполонишь. Надоели твои трубы и лошадиные задницы!
– Да что ты в этом понимаешь! – заорал Генка. – Она еще мне указывать будет!
– Ты в квартире живешь не один, – твердо сказала я, – с другими тоже надо считаться. А если тебе не нравится – скатертью дорожка, мы никого не держим.
Генка прямо задохнулся от возмущения, а пока он приходил в себя, вступила сестра.
– Да как ты смеешь так разговаривать с моим мужем! – заорала она. – Да ты вообще тут не хозяйка!
– Ой, достала она меня! – Генка едва продышался.
– Да она всю жизнь всех достает! – орала сестра.
Генка бросил свой лобзик, пнул ногой фанерки и ушел в комнату. На кухне появилась мама, испуганно на нас глядя. Я кинулась к сковороде – голубцов не было. Нарочно все сожрал, сволочь, и как только не подавился!
Ярость заволокла глаза и требовала выхода. Сестра еще что-то кричала мне вслед, но я устремилась к стенному шкафу в прихожей. С грохотом вывалилась оттуда старая обувь, Тинкины коньки, какие-то коробки. И в самом дальнем углу я нашла то, что искала, топор. Хороший топор, ладный, топорище гладкое.
– Ух ты! – взвизгнула Тинка, увидев меня с топором наперевес, она думала, что я иду убивать Генку.
– Женя! – слабо вскрикнула мать, а сестра с визгом бросилась в комнату.
Я вошла в ванную и вспомнила свой последний сон, как я бью и бью ненавистного рыжего мужика лопатой.
Хрясь! – несчастная половина лошади упала на пол. Хрясь! – отвалилась одна нога. Через несколько минут в ванной валялась куча ошметков. Я собрала их в старую наволочку и наконец приняла настоящий душ.
Выходила я из ванной осторожно, держа топор наготове. Они все торчали в прихожей.
– Видел? – Я показала Генке наволочку. – Вот так-то.
– Сука, – выдохнул он и сделал шаг в мою сторону, но сестра ухватила его за руки.
– Слушай внимательно, сестричка, – заговорила я миролюбиво. – Я, конечно, в этой квартире не хозяйка, но ты сколько уже не работаешь? Месяцев пять или больше? А твой муженек когда последний раз приносил в дом хоть что-то полезное, а не это барахло? – Я пнула ногой остатки бедной лошади. – Так позволь разъяснить ситуацию. Вы все живете на мои деньги.
– Так и знала, что ты опустишься до попреков! – высокопарно выкрикнула сестра.
– А если я вас достала, то вот интересно, как это кусок вам поперек горла не становится?
Никогда не ожидала я от себя подобных слов, вот и у мамы в глазах ужас.
– Женя, вы же родные сестры! – прошептала она.
Сашка быстро опомнилась и сообразила, что разговор принимает неприятный для нее оборот. Что-что, а свою выгоду соблюдать она всегда умела.
– Но я же не виновата, что не могу найти работу! – заговорила она нервно. – Сколько раз тебя просила устроить меня в банк!
– Угу, и кем? – поинтересовалась я. – Начальником? Ты же ничего делать не умеешь, никакого диплома у тебя нет. Могу рекомендовать тебя только уборщицей, да и то не стану, потому что ты лентяйка, мне же потом выскажут!
– Ну знаешь! – вспыхнула Сашка.
– В общем так, дорогие мои. Тебя, сестрица, и твоего дармоеда кормить я больше не собираюсь, – твердо сказала я. – Хватит сидеть на моей шее, переходите на собственную.
– Да с них обоих где сядешь, там и слезешь! – влезла Тинка.
– Ты пока помолчи! – оборвала я. – С тобой отдельный будет разговор по поводу учебы и мальчиков. Спрошу по всей строгости!
Тинка поскучнела и удалилась.
– Мама, я не шучу. – Я повернулась к матери. – Хватит уже им потакать! Переходим на раздельное хозяйство! Пускай Сашка сама своего борова обихаживает!
– Хоть какой, а муж, – пробормотала мать, – без мужа плохо жить...
– Ты мне просто завидуешь... – начала сестра.
– Перестань! – перебила ее я. – Слушай, если я вам так мешаю, то отчего бы тебе не переехать к мужу? Все-таки у него отдельная квартира, однокомнатная, правда, но все же разместиться можно. Пускай он там творит, воплощает в жизнь свои идеи, а ты будешь за ним ухаживать. Я же не против... А Тинку можете оставить здесь, я прокормлю...
Сестра хлопнула дверью, а я пошла пить чай.
На следующее утро погода испортилась, как это часто случается в июне у нас в городе. Небо за окном хмурилось, явно обещая дождь, и градусник показывал далеко не летнюю температуру.
Я вздохнула и надела плащ.
И, разумеется, едва я вышла на улицу, солнце выглянуло из-за туч, и воздух быстро прогрелся, так что я в своем плаще выглядела белой вороной. Точнее, светло-оливковой – именно такого цвета был мой плащ.
Войдя в свой кабинет, я удивленно нахмурилась: на моем столе, рядом с клавиатурой компьютера, стояла чашка из-под кофе с коричневыми разводами на стенках.
Накануне, перед уходом с работы, я вымыла эту чашку. Точно помню, что вымыла... или нет?
Что же это – у меня начинается склероз?
После вчерашних переживаний в этом нет ничего странного. После такого не то что склероз – шизофрения начнется. Или паранойя. Впрочем, я не разбираюсь в психиатрии и не очень понимаю, чем отличаются друг от друга эти две болезни.
Я отвернулась от загадочной чашки и направилась к стенному шкафу, чтобы повесить туда плащ на плечики.
Дернув ручку шкафа, я распахнула дверцу...
И чуть не свалилась в обморок.
В шкафу, неудобно привалившись к его задней стенке, сидел на корточках мужчина.
То есть это только в первый момент мне показалось, что это просто мужчина. Уже в следующую секунду я узнала в этом мужчине Антона Степановича Мельникова. Разыскиваемого, между прочим, по подозрению в убийстве.
Антон Степанович был мужчина крупный, даже немного полный, и помещался в шкафу с трудом. Самое удивительное, что, несмотря на неудобное положение, он там спал.
Правда, как только я открыла дверцу, он проснулся и уставился на меня заспанным недовольным взглядом.
Первым моим побуждением было завопить во все горло.
Но я тут же вспомнила, что на самом деле произошло накануне в кабинете Антона Степановича, и передумала кричать. Если на мой крик сбежится охрана – от этого всем будет только хуже, и мне – в первую очередь.
Все перечисленные мысли пронеслись в моей голове в долю секунды, и я захлопнула рот, для верности крепко сжав зубы.
– Кричать не будешь? – прошептал Антон Степанович, глядя на меня из шкафа.
Я помотала головой – открыть рот я боялась, поскольку не была уверена в себе – а вдруг все же закричу.
– Ну и молодец! – одобрил мое решение Мельников. – Я в тебя всегда верил.
– К...как вы здесь оказались? – спросила я дрожащим голосом, когда справилась с первым испугом и убедилась, что желание кричать у меня прошло.
– Это не главный вопрос. – Антон Степанович отмахнулся. – Во-первых, я должен тебе сказать – я не убивал Меликханова.
– А я знаю, – брякнула я, не успев подумать.
– Откуда? – В его глазах загорелся живейший интерес.
– Вы – не тот человек, который способен убить... – сказала я первое, что пришло в голову. Мне самой противно было себя слушать, но Антон Степанович принял это неубедительное объяснение.
– Ну, если ты мне веришь, может быть, поможешь выкарабкаться? – проговорил он с надеждой в голосе.
– Сейчас, конечно... – И я подала ему руку, чтобы помочь выбраться из шкафа.
– Да я не об этом! – Он поморщился и вылез наружу без моей помощи, кстати, довольно ловко для своего возраста и телосложения.
Впрочем, это раньше, когда я видела Антона Степановича в основном через широкий стол начальника, он казался мне пожилым и слишком солидным.
Сейчас я разглядела его вблизи и поняла, что ему немногим больше сорока, да и не такой уж он полный – просто крупный, плечистый и сильный мужчина.
Выбравшись из шкафа, Антон Степанович с хрустом потянулся, помассировал плечи и уселся в мое кресло.
– Так это вы пили кофе! – догадалась я. – А я-то думала, что у меня начинается склероз...
– Я там у тебя в столе нашел еще полпачки печенья, – сознался Антон Степанович.
– И это все, что вы ели со вчерашнего утра? – ужаснулась я.
То есть для меня-то самой в этом не было ничего поразительного, мой дневной рацион бывает иногда таким же, но на примере Генки я знаю, как много едят среднестатистические мужчины, а Антон Степанович – не среднестатистический, он крупный, энергичный мужчина, не чета Сашкиному мужу.
– Да, это все, – вздохнул он и посмотрел на меня с таким странным выражением, что я на всякий случай попятилась – кто его знает, на что он способен от голода.
– Еда – это еще ладно, это полбеды... – продолжил он, тяжело вздыхая. – В конце концов, без еды человек может прожить несколько дней... но вот другие потребности... в общем, я тут всю ночь думал и решил сдаться в руки милиции.
Я хотела сказать, что, когда открыла шкаф, он вовсе не думал, а спокойно спал, но решила не портить с ним отношения.
– А если так – чем я-то могу быть вам полезна?
– Но ты же только что сказала, что веришь в мою невиновность!
– Вряд ли это произведет на милицию впечатление. Мою веру к делу не подошьешь...
– Но ты можешь помочь мне собрать доказательства невиновности. Во всяком случае, доказательства того, что я не замешан в деле "Астролябии", то есть у меня не было мотива...
– Интересно, – протянула я, подозрительно взглянув на Мельникова, – а откуда вы знаете, что милиция использует "Астролябию" в качестве мотива? Такое впечатление, что вы присутствовали на моем вчерашнем допросе!
– В каком-то смысле так и есть. – Антон Степанович потупился и рассказал, что вчера, сбежав из своего кабинета, какое-то время прятался в аппаратной системы безопасности, откуда мог прослушивать почти все помещения банка, и подслушал всю сцену моего допроса.
– Именно после этого я понял, что ты не веришь в мою виновность, и решил довериться тебе!
– Спасибо, конечно, за доверие... – протянула я без энтузиазма.
Про себя я подумала: знал бы он, почему я уверена в его невиновности – не так бы со мной разговаривал!
– Кстати, – проговорила я, оглядевшись по сторонам, – а в моем кабинете тоже установлена система наблюдения и прослушивания?
– Нет, – успокоил меня Антон Степанович. – И это было второй причиной, по которой я пришел именно к тебе...
И в этот самый миг в дверь моего кабинета постучали.
– Одну минуту! – вскрикнула я в панике и замахала на Мельникова руками, чтобы он скорее убирался обратно в шкаф. Он испуганно вылетел из кресла, упал на четвереньки и в такой позе торопливо пополз к шкафу. Видел бы его кто-нибудь из подчиненных! Несмотря на серьезность момента, я фыркнула, затолкала шефа в шкаф и захлопнула за ним дверцу. Только после этого вернулась к столу и крикнула в сторону двери:
– Ну, заходите, кто там?
Почему-то я не сомневалась, что в кабинет войдет Лариса Ивановна. И очень этого боялась: эта ведьма отличается завидной наблюдательностью и может заметить следы постороннего присутствия.
Однако на пороге появился Стасик Творогов, наш местный компьютерный гений и по совместительству то, что называется "городской сумасшедший". Стасик был в своем обычном виде – в драных джинсах, растянутом на локтях свитере и с одной небритой щекой.
– А ты чего это закрылась? – пробормотал он, склонив голову к плечу, как любопытный фокстерьер. – Что это ты тут делаешь? Травку, что ли, тайком покуриваешь?
Он принюхался, забавно шмыгая носом, и закончил:
– Да вроде не пахнет!
– Да у меня колготки порвались, я меняла! – сообщила я, демонстративно поправляя юбку. – А тебе чего надо-то?
– Какая ты грубая и негостеприимная! – протянул Стасик. – Неужели ты мне совсем не рада?
– Рада, рада, только у меня работы много. – Я показала на стол, заваленный папками. – Мне, в отличие от тебя, платят не за гениальность, а за работу.
– Да ладно тебе! – Стасик хмыкнул. – Я вообще-то пришел к тебе кофе занять. У меня кончился, а у тебя, я знаю, всегда есть, ты девушка хозяйственная!
– Кофе? – переспросила я. – Ладно, только на обмен: я тебе кофе, а ты мне – чего-нибудь пожрать: я сегодня позавтракать не успела.
– До чего же все стали прагматичные! – вздохнул Стасик. – Давай так: ты мне сейчас дашь кофе, а я тебя потом угощу обедом...
– Как же, дождешься от тебя! Да и вообще – я до обеда умру с голоду! Так что если хочешь кофе – неси еду, причем еду вперед: мама меня учила никогда не верить мужчинам.
– Безжалостная ты! – Стасик сделал еще одну попытку разжалобить меня, но я была холодна как лед.
Вдруг из шкафа донесся отчетливый чих.
Стасик удивленно покосился в направлении звука.
Я достала из пачки бумажный платок, громко высморкалась и проговорила в нос:
– Кажется, я простудилась, так что на твоем месте я бы сократила контакты: к тебе же любая инфекция моментально пристает!
– А мне показалось, что это оттуда... – Он покосился на шкаф.
– У меня здесь такая акустика... – Я для верности еще раз фыркнула в платок.
Стасик снова вздохнул и отправился за едой.
– Ну что там, можно вылезать? – донесся из шкафа придушенный голос Мельникова.
– Сидеть! – прикрикнула я на него. – Сидеть и не чихать! Он сейчас вернется!
– Это я от пыли... – пробурчал шеф. – У тебя здесь такая пылища... ты хоть иногда тут прибираешь?
– Я что – уборщица? За свою зарплату я и так слишком много делаю! И вообще, в вашем положении не приходится привередничать!
Я оказалась права: Стасик вообще-то на редкость медлительный, но когда хочет кофе, может поставить личный рекорд в беге на короткие дистанции. Так что не прошло и пяти минут, как он снова появился в моем кабинете.
В руках у него была коробка с пончиками и оранжевая кружка с крупной надписью "Я ненавижу Windows XP".
– Ты какой будешь – с вишней или с клубникой? – деловито осведомился Стасик, усаживаясь напротив меня и открывая коробку с пончиками.
– Оба, – ответила я строго, убирая пластиковую коробку с выпечкой в верхний ящик своего стола. – А ты бери кофе и выматывайся: у меня много работы.
– Да ты че? – Стасик уставился на меня, отвесив челюсть. – Ну ты даешь! Я думал, мы с тобой как люди попьем кофе, потрендим за жизнь... а ну, отдавай один пончик!
– И не подумаю! – Я нагло посмотрела на него и показала на дверь. – Хочешь кофе – бери, нет – так проваливай!
– Ну как же меняет людей повышение по карьерной лестнице! – воскликнул Стасик, насыпая в свою кружку две ложки с горкой. – Ты стала просто другим человеком!
– Повышение? – недоуменно переспросила я. – Какое повышение? О чем это ты?
– Ну как же. – Он задумчиво посмотрел на кружку и добавил третью ложку. – Все знают, что новый шеф хотел назначить тебя на место Ларисы... хотя теперь... – До него, похоже, дошло, что нового шефа убили, и он замолчал.
– Взял кофе? Можешь идти!