Стасик вздохнул и поплелся прочь из моего кабинета.
Как только дверь за ним захлопнулась, из шкафа донеслась возня, дверцы распахнулись, и Мельников вывалился наружу.
– Кто-то говорил про пончики... – воскликнул он, голодным взором оглядывая мой стол.
– Вы какой будете – с вишней или с клубникой? – повторила я вопрос Стасика, вынимая из ящика коробку с пончиками.
– А? Что? – переспросил Антон Степанович, запихивая в рот пончик. – Что ты спросила?
– Да неважно, – ответила я, наблюдая, как он торопливо заглатывает первый и тянет в рот второй. – Кофе будете? Питаться всухомятку вредно...
– Всухомятку! – передразнил меня Мельников. – В моем положении только и приходится питаться всухомятку, потому что... в общем, сама понимаешь.
– Не понимаю и понимать не хочу!
– Какая ты! – Мельников надулся. – Сама посуди, в туалет я могу выйти только ночью, и то с оглядкой – чтобы не попасть на глаза охране и не оказаться в зоне обзора видеокамеры... а до ночи еще ох как далеко, так что придется резко ограничить потребление жидкости!
Я вынуждена была признать, что вопрос серьезный. Немного подумав, сказала:
– Ну, до обеденного перерыва как-нибудь дотерпите, а там я вас выведу. Есть у меня одна идея.
– До обеда доживу! – Антон Степанович явно оживился. – Тогда, пожалуй, налей мне чашку кофе...
Я с грустью взглянула на коробку из-под пончиков: позавтракать мне действительно не удалось, а в свете только что обозначенных планов в обеденный перерыв поесть тоже не удастся.
Напоив шефа кофе, я загнала его обратно в шкаф. Перед тем как закрыть за собой дверцы, Мельников сказал:
– Давай договоримся об условном сигнале на случай тревоги. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, ты запоешь арию Лизы из "Пиковой дамы", а если все спокойно и я могу вылезать...
Но я молча повертела пальцем у виска, и он усовестился, а я наконец смогла приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей. Пусть один начальник убит, а другой прячется в стенном шкафу, клиентам банка до этого нет никакого дела, и наша финансовая машина должна работать без перебоев.
Заработавшись, я едва не прозевала обед.
Однако ровно в час из шкафа донеслось негромкое покашливание: Антон Степанович напоминал мне о моем обещании.
Я отложила бумаги, выключила компьютер и выглянула в коридор.
Помещение банка опустело: трудоголики вроде меня сидели по кабинетам, а секретарши, офис-менеджеры и прочие персонажи, в течение дня непрерывно шастающие по коридорам, воспользовались законным перерывом и разлетелись по окрестным кофейням и бистро.
Так что путь был свободен.
Я быстро перебежала от своего коридора до кладовки, где уборщица тетя Клава держала свои нехитрые инструменты – ведра, швабры, большой моющий пылесос, банки и коробки с разными моющими и чистящими средствами.
Здесь же стоял столик на колесах, который тетя Клава обычно катила перед собой, составив на него свое оборудование. Этим-то столиком я и хотела воспользоваться для транспортировки Антона Степановича.
Закатив столик в свой кабинет, я покосилась на шкаф.
Что он там велел петь в случае, если все в порядке? Кажется, ничего не успел сказать.
Тогда я просто позвала его по имени-отчеству:
– Антон Степанович, на выход!
Дверцы распахнулись, и он буквально выпал из шкафа.
– Ну, я уж думал, ты никогда не вернешься! Тебя только за смертью посылать!
– Можете меня уволить, – сказала я жизнерадостным тоном. – По-моему, сейчас для этого самый подходящий момент!
Он пробурчал что-то невразумительное и удивленно уставился на тети Клавин столик:
– А это еще зачем?
– А вот сюда вы сейчас залезете! – Я показала ему на нижнюю полку столика, откуда предусмотрительно убрала все тети Клавины моющие средства.
– Я? Сюда? – Он уставился на меня с детской обидой. – Я ведь не йог и не цирковой акробат! Я сюда ни за что не помещусь!
– Нужда делает чудеса! – холодно проговорила я. – В туалет хотите?
Он покраснел, но тут же согнулся и послушно полез в столик. Самое интересное, что через пять минут он сумел там как-то устроиться, только одна нога в дорогом модном ботинке предательски вылезала наружу. Я попыталась впихнуть ее глубже, но тогда с другой стороны высунулся локоть.
Я махнула рукой на несущественные детали, завесила столик застиранной простыней, найденной в той же кладовке, и выкатила столик с Мельниковым в коридор.
К счастью, там не было ни души.
Я представила себе, что кто-то из деловых знакомых Антона Степановича увидит, как его, управляющего отделением банка, в сложенном виде везут в туалет, и невольно прыснула. Из-под простыни донеслось возмущенное пыхтение.
Впрочем, мне и самой стало не до смеха: без груза столик был легким, но с Мельниковым внутри я его едва катила, чувствуя себя каторжником, прикованным к тачке с рудой. К счастью, ехать пришлось недолго: ближайший туалет был через две двери от моего кабинета.
Я вкатила столик внутрь, убедилась, что в туалете никого нет, и выпустила Антона Степановича наружу.
Выбравшись из столика, он огляделся и побагровел:
– Куда ты меня привезла? Это ведь женский туалет! Ты надо мной просто издеваешься!
– А чего вы хотели? Чтобы я таскала вас с этажа на этаж по лестнице или вызывала лифт? На этом этаже мужского нет! И вообще – хватит привередничать!
Мне действительно осточертели его бесконечные капризы, так что буквально подмывало послать бывшего шефа к черту... однако я вспомнила вчерашнюю сцену в его кабинете, осознала, что он страдает фактически за меня, и я уже хотела извиниться, но он тоже, наверное, понял, что позволил себе лишнее, пробурчал что-то примирительное и скрылся в кабинке.
Я встала перед зеркалом, как говорят, на стреме, и от нечего делать оглядела свое лицо.
Как ни странно, выглядела я довольно неплохо: в глазах появился блеск, на щеках играл румянец... похоже, что стрессы двух последних дней действовали на меня благотворно.
Однако обстановка была нервной. Я покосилась на кабинку и уже хотела поторопить Мельникова, как вдруг дверь туалета открылась и в него вошла Лена Андросова.
Я вздрогнула и, чтобы предупредить Антона Степановича, запела первое, что пришло в голову.
Это оказалась песенка из детской передачи "Спокойной ночи, малыши".
– Спят усталые игрушки... – пропела я как можно громче.
Андросова посмотрела на меня с ужасом.
– Жень, ты чего? Тебе плохо? Это на тебя так смерть начальника повлияла?
– Да нет, мне хорошо. – Я широко улыбнулась и продолжила: – Книжки спят!
Андросова на всякий случай отступила к двери.
– Ты извини, – проговорила она, вглядываясь в мое лицо. – Если ты тут... того... нюхаешь чего или колешься... так я про это ничего знать не хочу!
– Да ты не бойся. – Я улыбнулась еще шире. – Мне врач велел петь для укрепления легких, вот я и пою, пока никто меня не слышит! Одеяла и подушки ждут ребят...
– Ну ладно, я тогда в другой туалет пойду! – И испуганная Ленка вылетела в коридор.
– Можете выходить! – окликнула я Антона Степановича.
Он тут же выбрался из кабинки и спросил:
– Что это было?
– Это вы о чем?
– Ну, вот это... спят усталые игрушки...
– Ну, вы же велели мне петь в случае опасности!
– Да, но ведь не это! Я предлагал вам петь арию Лизы из оперы "Пиковая дама"...
– А что, вы думаете, это выглядело бы менее глупо?
На самом деле я просто не помню эту арию, но не обязательно же ему в этом признаваться!
– Давайте, скорее залезайте в стол, а то как бы еще кто-нибудь не пришел, пока мы тут обсуждаем ваши музыкальные пристрастия!
Он тяжело закряхтел и полез обратно.
На этот раз на упаковку ушло гораздо больше времени – теперь у него не было такого мощного стимула.
Наконец Мельников кое-как упихнулся в стол, я завесила его простыней и покатила в обратном направлении.
До моего кабинета добрались без приключений. Я взглянула на часы и подумала, что, пожалуй, еще успею чего-нибудь быстренько съесть.
Антон Степанович с трудом выбрался из стола, размял конечности и проговорил:
– Да, вот еще что... будьте добры, принесите мне чистое белье. Носки, рубашку... трусы...
Перед последним словом он немного замялся.
– Да?! – Я уставилась на него как баран на новые ворота. – Это еще зачем?
– Что значит – зачем? – Он преисполнился искреннего возмущения. – Я, между прочим, цивилизованный человек и привык менять белье каждый день! Конечно, принять душ или ванну мне здесь не удастся, – при этом он окинул мой кабинет неодобрительным взглядом, как будто это я виновата, что здесь нет ванной комнаты, – но это не значит, что я должен совершенно опускаться!
– И где я все это должна взять? – осведомилась я, стараясь сдержать переполнявшее меня возмущение.
– Ну, где... купите в магазине! Ах да... – Он достал из кармана бумажник и протянул мне карточку "Виза Голд".
Я сосчитала до десяти, чтобы не взорваться, и покинула кабинет.
Выйдя из здания банка, я захотела есть. Однако обеденное время катастрофически заканчивалось, и вместо того, чтобы не торопясь пообедать и выпить чашечку кофе в соседнем бистро, я понеслась в сторону Большого проспекта – искать белье для "цивилизованного человека".
Миновав целых три обувных магазина, я так и не увидела ни одного подходящего профиля. Наконец, свернув в переулок, увидела несколько лотков, около которых суетились две разбитные тетки с громкими, как у политического оратора, голосами.
– Девочки, берем кофточки! Пижамки всех расцветок! Лифчики любых номеров, от нулевого до цирка шапито!
– Мужское белье имеется? – осведомилась я, остановившись возле лотка.
– А как же ж! – обрадовалась одна из торговок. – Все, что душе угодно! Тебе в подарок или чтоб носить?
– Не поняла. – Я удивленно уставилась на продавщицу.
– Ну, когда в подарок – это только чтобы красиво выглядело, главное дело – упаковка, а там уж – как получится, а чтоб носить – это уж упаковка не очень, зато не сразу выбросишь, даже после стирки пригодно к употреблению...
– Тогда – в подарок! – проговорила я мстительно. Уж что-что, а стирать это белье я не собиралась.
– Понятненько! А что насчет фасона?
– А какие бывают фасоны? – Я как-то никогда не задумывалась о фасонах мужского белья.
– Ну, если у вас отношения серьезные, длительные, с настроем на семейную жизнь – тогда бери "боксеры", семейные по-старому, а если одна романтика – тогда стринги...
Я представила Карабаса в стрингах и хихикнула:
– Нет, лучше уж "боксеры"...
– Ну а размер-то какой?
– Размер? – Я всерьез задумалась. – Черт его знает, какой у него размер... вроде большой...
– Ну ты даешь! – изумилась продавщица. – Я на тебя, девушка, просто поражаюсь. Раз ты ему такие интимные подарки делаешь – значит, отношения у вас близкие, судя по "боксерам" – серьезные, а самого главного про близкого человека не знаешь...
– Ну, наверное, размер пятьдесят второй или даже пятьдесят четвертый... – предположила я.
– Значит, икс-икс-элька... – Продавщица выдала мне яркую упаковку с трусами и носками. Разумеется, заплатить за покупку мне пришлось из своих денег – не предлагать же уличным торговкам мельниковскую "Визу"! Они меня просто на смех поднимут...
Кажется, он просил еще рубашку, но я решила, что обойдется – не буду же я по всему району за рубашкой бегать, и так обеденный перерыв давно уже кончился...
Ну, слава богу, с покупками разобралась. Теперь нужно прихватить еды побольше, чтобы Карабас не умер с голоду до завтрашнего утра. Проще всего было, конечно, набрать гамбургеров в ближайшем Макдоналдсе, но я представила, что мне скажет бывший шеф, и прошла мимо. Мужчину нужно кормить хорошо, утверждала мама, чтобы он на сторону не глядел. При этом она тяжко вздыхала – видно, жалела, что в свое время не готовила отцу разносолы.
Судя по комплекции, Антон Степанович поесть любит. Но где я ему сейчас возьму домашний борщ и котлеты? И так слишком много с ним вожусь!
Поразмыслив, я решила зайти в китайский ресторан – там можно попросить еду с собой. Только вдруг он не любит китайской еды? А, наплевать, пускай лопает, что дают!
С утра вожусь с бывшим шефом, и как же я устала решать его бытовые проблемы! Бедные замужние женщины, сколько же они трудностей выносят на своих плечах! Разумеется, это не касается таких, как моя дорогая сестрица, – уж она-то умеет переложить бытовые проблемы на кого угодно!
Первой, кого я увидела в китайском ресторане, была Лариса Ивановна. Она сидела в уголке в темных очках и с аппетитом ела курицу в кляре, запивая ее зеленым жасминовым чаем. Из-за очков я не сразу ее узнала, а когда разглядела, то неудобно было демонстративно повернуться и уйти. Она же, несмотря на очки, очень хорошо меня разглядела и зашипела, как кобра:
– Что это ты не на работе? Обед давно кончился...
– У меня скользящий график, – буркнула я, кстати, зараза прекрасно это знала.
Очевидно, после смерти Меликханова Лариса поняла, что никто ее теперь не понизит, а, учитывая чрезвычайно сложное положение бывшего шефа Карабаса, вероятно, даже повысят, во всяком случае, на своем месте она сидит очень прочно и может себе позволить поиздеваться над подчиненными.
– Думаешь, теперь ты на работе удержишься? – продолжала Лариса, решив не тратить время на бесполезные разговоры. – Уж я об этом позабочусь...
Вот что плохого я ей сделала, а? Однако если раньше, да что там, еще вчера, я услыхала бы от своей начальницы такие слова, то впала бы в жуткую панику. Я не могла себе позволить потерять работу. Но со вчерашнего вечера из всей семейки, висящей на шее, осталась только Тинка. Мама не в счет, у нее какая-никакая пенсия, да и человек она нетребовательный. Да что я, работы не найду, что ли?
Не спрашивая разрешения, я присела за Ларисин стол и поинтересовалась самым невинным тоном:
– Как себя чувствуете, Лариса Ивановна? Головка после вчерашнего не болит? Шума в ушах не слышите? Сами говорили, что шеф вас папкой сильно приложил...
Наверно, Лариса сильно удивилась, что я ее нисколько не боюсь. Потому что откинулась на стуле и сняла очки. Я невольно вскрикнула. На лице ее вокруг глаз отчетливо выступили черные синяки, как у очкового медведя.
Впрочем, в китайском ресторане это было очень уместно – ведь родина очковых медведей, если я не ошибаюсь, именно Китай.
– Вроде бы он только в один глаз вам дал... – сдуру ляпнула я.
Она прорычала, что это от ушиба головы, когда она шлепнулась затылком о паркет.
– Врач сказал, что сотрясения мозга нету, но все равно этому мерзавцу я никогда не прощу! Уж попомнит он меня, за все хорошее! Будет париться на нарах возле параши или на зоне лес валить и вспоминать свою Ларисочку!
Тут она поймала мой изумленный взгляд, поняла, что болтает лишнее, и засобиралась.
– А вы уверены, что это он убийца? – пролепетала я.
Лариса круто развернулась и поглядела на меня в упор через очки.
– А кто еще-то? В кабинете никого больше не было, да и кому быть-то? Это его кабинет... Окна закрыты...
– Как? – вскинулась я. – Как вы сказали – окна закрыты, вы точно помните?
– Да что с тобой, Комарова? – протянула Лариса Ивановна. – Ты не в себе, что ли? Какое тебе до всего этого дело? Может, у тебя с Антоном роман был?
И, поскольку я молчала, задумавшись о своем, Лариса продолжала издевательским тоном:
– Вот это вряд ли, ни за что не поверю. Антоша наш всегда красивых женщин любил, с фигурой и вообще... А у тебя – ни рожи ни кожи. Может, думаешь, кто-то на тебя внимание обратит, что ты сильно работящая? Ошибаешься, этим мужиков не возьмешь! Да и не больно-то ты умная. Вечно все перевираешь и путаешь...
Последнее была заведомая ложь, однако меня в данный момент волновало совсем не это.
– Вы уверены, что окна в переговорной были закрыты? – Я сделала над собой титаническое усилие, чтобы голос звучал спокойно.
– Точно, закрыты, – подтвердила Лариса, – когда этот, как его, охранник Деткин пришел, он занавески раздернул – закрыты окна были... Да при чем тут окна? Ты что думаешь – НЛО, что ли, влетел да Меликханова вазой по кумполу стукнул? Совсем ты рехнулась, лучше бы о работе думала...
С этими словами Лариса удалилась, а я продолжала сидеть, ошеломленная. Если окна в переговорной были закрыты, это значит... значит...
– Вот ведь стерва! – раздался надо мной знакомый голос, и за столик присела Лидия Петровна.
– А? – нехотя оторвалась я от раздумий. – Вы про Ларису? Да уж, жуткая женщина. С чего это ее так разбирает, не пойму! Топит и топит нашего Карабаса Барабасовича. Вроде бы у них раньше были отношения нормальные...
Лидия Петровна откинула голову и поглядела на меня с превосходством тайного знания.
– Вы еще не обедали? – спохватилась я. – Так давайте поедим! Я угощаю!
Лидия приняла мое предложение благосклонно и заказала дорогущие тигровые креветки. Я же удовольствовалась тушеными баклажанами с ореховым соусом и салатом из морской капусты. Мысль о том, чтобы прихватить еще пару-тройку китайских блюд с собой для Антона Степановича, пришлось отбросить как совершенно неприемлемую: Лидия Петровна неминуемо бы заинтересовалась, кому это я тащу такую прорву еды.
Отправив в рот креветку, Лидия зажмурилась от удовольствия и заговорила невнятно:
– Ты, Евгения, сколько у нас работаешь?
– Пятый год, – ответила я, – но всю предыдущую историю знаю – что до банка в этом здании НИИ был и Антон Степанович работал там каким-то начальником.
Этими словами я хотела дать понять Лидии, чтобы не тянула резину, не устраивала вечер воспоминаний, не тратила время на длинное вступление, а переходила прямо к делу.
– Мы все там работали. – Лидия прожевала креветку и пыталась палочками подцепить следующую, – в том числе и Лариса Ивановна. Только она раньше была просто Ларисой.
– Ну-ну, продолжайте! – оживилась я, сообразив, куда она клонит.
– Антон – мужчина интересный, видный...
– Вы думаете? – усомнилась я.
– Если ты все время будешь перебивать, я никогда до сути дела не дойду! – обиделась Лидия.
– Молчу! – испугалась я.
– Опять же – начальник. И положила Лариска на него глаз. Он, конечно, женатый – какой приличный мужик без хомута останется? – но детей у них не было: сердце у нее слабое, и врачи рожать запретили. А Ларисочка хоть и хрупкая с виду, но здоровье у нее лошадиное, об асфальт не расшибешь! И решила она на этом сыграть – закрутить с Антоном любовь, забеременеть, а дальше все само собой решится, он на ней женится, потому что скандала не захочет.
"А вы-то откуда все в таких подробностях знаете?" – подумала я, боясь произнести вслух хоть слово. Однако Лидия Петровна не зря хвасталась своим знанием человеческой природы, она все поняла, как будто прочитала мои мысли.