"Перетопчешься, тварь! - решила Тамара. - Я почти одержала победу, и теперь мне нет никакого резона рисковать жизнью. Как-нибудь переживу сутки на хлебе и воде. А в понедельник, хочешь не хочешь, придется меня выпустить в школу. Я прямым ходом отправлюсь хоронить тебя и дядьку Игната. Интересно, как менты квалифицируют то, что вы учинили с моим еще не утвержденным наследством?
Жаль только, что у вас хватило фантазии лишить меня книг. Без еды как-нибудь обошлась бы. Без воды - тоже. А вот то, что больше суток придется маяться скукой, - плохо! Но ничего, и это переживу. Посижу у окошка. Помечтаю о том, что вас ждет послезавтра…"
Тамара придвинула к окну стул и до темноты наблюдала за тем, как на улице граждане гуляют с собаками, колясками, друг с другом и просто так. Едут машины. Шатаются пьяные. Трусцой убегают от инфаркта пенсионеры. Метят свою территорию коты.
Когда стемнело и возле окна стало нечего делать, Тамара переместилась на кровать и попыталась заснуть. Безрезультатно! Было еще то время, когда в постель не загоняют даже детсадовцев, и сон ни в какую не шел. Впрочем, удалось придумать развлечение.
Из гостиной доносились приглушенные отзвуки работающего телевизора, и Тамара попробовала угадать, что сейчас смотрят ее опекуны. Но громкости не хватало, не удавалось разобрать ни слова. И тут девочка вспомнила, как прошлым летом в пионерском лагере они с подругами через стенку подслушивали, о чем у себя в спальне разговаривают мальчишки. В качестве стетоскопа использовалась обычная эмалированная кружка. А ведь алюминиевая миска для этой цели подходит, пожалуй, даже и лучше.
Уже через пару секунд миска была крепко прижата к стене, ухо плотно приникло к миске.
Приблизительно через полчаса Тамара уже была в курсе, что толстуха смотрит "Подкидыш" с Фаиной Раневской, а дяде два раза звонил какой-то Арсений насчет покупки пятисотого "Мерседеса".
"Уж не папиного ли?" - насторожилась Тамара и стала внимательнее вслушиваться в разговоры за стенкой.
Если бы Светлана Петровна не заперла ее в этой комнате, если бы не лишила книг, не посадила на воду и хлеб, который доставила в алюминиевой миске, она никогда бы не додумалась до такого - подслушивать, о чем говорят в гостиной.
Глава 7
АНГЕЛЫ ЧАРЛИ ПО-РУССКИ
Герда. 17 июля 1999 г. 22-45 - 23-30
Нечто подобное я не раз видела по телевизору в сериалах про бандюков и новых русских. Просторный, отделанный вагонкой предбанник с небольшим бассейном, душевой кабинкой, двумя угловыми диванами и заставленным закусками столиком.
Я присаживаюсь на мягкий диван. Юрик берет со столика пульт, жмет на кнопочки, и внутри бассейна включается зеленоватая подсветка. Встроенный в потолок яркий светильник гаснет, и два тусклых бра, немного рассеивая темноту, создают в предбаннике уютный полумрак. Из невидимых колонок доносится легкая музыка. Щелкает зажигалка, и оживают три высоких свечи в бронзовом подсвечнике. Три огненных лепестка отражаются в хрустальных бокалах.
- Лет тридцать назад, когда я узнал о том, кто такие нудисты, то ужасно жалел, что мне довелось родиться в благопристойном Советском Союзе, а не где-нибудь на загнивающем Западе, - Юрик стягивает с толстого бампера штаны. - Но минули годы, и как же все изменилось!
"Да, за тридцать лет для тебя изменилось, действительно, многое. Например, твой озорник уже вышел на пенсию, и приходится ограничиваться созерцанием сцен лесбийской любви двух продажных наркош-уголовниц и нудистскими посиделками в бане. Всё, жизнь утекла, старичок, и ее уже не догонишь. Пора на покой. Скоро я тебе это устрою".
Касторка, уже нагишом, заботливо раскальсонивает генерала. Гизель помогает разоблачаться хозяину. Волосы на лобке у обеих подбриты. Аккуратные девочки. Не то что мы с Диной - две чушки. И чего не подумали о том, чтобы изобразить себе хоть какие-нибудь прически?
Дима уже на полную масть шьется к Диане. Стянул с нее топик. Теперь возится с заупрямившейся молнией на шортах А Дина-Ди всем своим видом выражает полнейшее безразличие.
- Чего не раздеваешься? - Я поворачиваюсь к Олегу.
- Почему же? Я сняла туфли. - Я действительно наконец-то избавилась от проклятых "мыльниц". - А сам-то?
На Олеге по-прежнему отутюженные черные брюки и расстегнутая до пупка белая шелковая сорочка. На волосатой груди толстая змейка с массивным золотым крестом. На пальце левой руки болт со сверкающим в свете свечей рубиновым голышом. Через правую руку перекинута махровая простыня.
- Я же не собираюсь с вами в парилку. Зачем раздеваться? А вот тебе придется. Неужели стесняешься?
- Признаться, действительно, как-то не по себе. Не привыкла к такому. Это им, - я имею в виду Гизель и Касторку, - всё параллельно.
- Им как раз и есть что стараться не выставлять напоказ, - замечает Олег. - Но уж никак не вам с Диной. Впрочем, я слышал твою историю. Так что в какой-то мере тебя понимаю. И даже сочувствую. Но не пойдешь же ты в парилку одетой. Стягивай сбрую и на вот… накинь простыню. Плюнь на этих пердунов. Все равно им недолго остаюсь.
"Какой ты, оказывается, симпотный, Олег! Я стремительно начинаю западать на тебя. Я даже чуть-чуть возбуждаюсь при мысли о том, что сейчас сниму с себя топик… Потом, грациозно переступив ногами, стряхну на пол джинсовые шорты… Нехотя соскользнут вниз черные трусики… И я останусь совсем обнаженная… Рядом с тобой… Черт, что за мысли!"
Я, ощущая легкую дрожь, суетливо стягиваю через голову топик.
Дима наконец победил непослушную молнию на Дианиных шортах, избавился от своих брюк, остался в расстегнутой рубашонке и черных трусах-слипах и теперь изнемогает от похоти, засунув ладонь Диане в трусы. Дина-Ди и не думает возражать, но в то же время у нее на лице нельзя прочитать ни единой эмоции.
А Дима, распаляясь все больше и больше, уже вовсю, как кобель о ногу хозяина, трется о Дионину попку.
"Проклятье! Этот мудак может испортить нам всю обедню! - Я, уже не испытывая стеснения, быстро стряхиваю с себя остатки одежды, забираю у Олега простынку и накидываю ее на плечи. - Надо его тормознуть! Если он будет продолжать в том же духе, неизвестно, чем это закончится".
Уж кто-кто, а я за два года изучила Диану до мельчайших подробностей. И кому, как не мне, знать, что такое, как сейчас, отрешенное выражение ее личика - предвестник взрыва. Еще немного, и Дина-Ди может утратить контроль над собой и легко наломает дров. И похоронит все, складывающееся до сего момента так хорошо. Лучше бы она, как и в зале, как-нибудь отвечала на Димины приставания. Тогда я была бы спокойна. Надо срочно вмешаться!
- Диан, на секундочку.
Она переводит взгляд на меня. Легонько шлепает по блудливой ладошке своего кавалера.
- Эй, дорогой, ты сейчас протрешь во мне еще одну дырку. Что, Герда?
Я не успеваю ответить. Меня опережает обломавшийся Дима:
- Слышь, че ты лезешь?!! Не видишь, не до тебя?!!
- Нам надо поговорить, - не сдаюсь я.
- Потерпите!!!
И тут мне на помощь приходит Олег.
- Димыч, в натуре, им надо перешепнуться. Оставь пока девочку. Успеешь еще, наиграешься.
- Ну ни хрена себе! - Дима возмущен, но ослушаться Олега не смеет. Отлипает от Дины-Ди с таким кислым видом, словно выкушал без закуски бутылочку уксуса. - Тебе-то ништяк. Ты со своей уже оттянулся.
- А кто тебе мешал, когда мы с Гердой… - Я подхватываю Диану под локоть, отвожу в сторону.
- Когда мы отправимся париться, не ходи с нами.
- Почему? - не понимает она.
- Потому, что умрешь.
- Умрешь… Все мы когда-нибудь… Что, начинаем? - догадывается она.
- Да.
- Олег с нами? - Диана умная девушка. Ей даже не надо ничего объяснять.
- Да. Ты сейчас останешься с ним. Скажи, что не переносишь парную. А Диму постарайся стряхнуть. Только не грубо. Навешай ему, что через десять минут отдашься ему во все дырки.
- Может быть, нужна моя помощь?
- Скорее, ты можешь помешать.
- …Олег, ты чего не разделся? - громко интересуется хозяин. - Все в парную!
- Я не пойду. Посижу здесь.
- Чего так?
- Сердце. Мне однажды уже стало плохо в парилке. После этого не рискую…
- Хорошо, я остаюсь, - послушно кивает мне Дина-Ди и игривым тоном звонит на весь предбанник: - Олеженька, раз уж так, позволь, составлю тебе здесь компанию. Я тоже терпеть не могу париться.
Нельзя сказать, что при этом озабоченный Дима испытывает большое удовлетворение. Но не предпринимает никаких попыток остаться с Дианой. Презрительно хмыкает, пожимает плечами (Мол, как хочешь, стервоза. Если предпочитаешь этого мачо, на! Подавись!) скидывает рубаху и слипы и гордо шествует следом за Юриком и Гизелью в парную.
Отлично! Ловушка потихонечку наполняется. Скоро настанет пора ее захлопывать. Вот только меня беспокоит одно: как бы не помешал разгорячившийся Дима. Возьмет и вообразит, что у него за спиной мы с Дианой произвели обмен партнерами: Дина-Ди теперь будет с Олегом, а ему, обломавшемуся, предстоит подкатывать бейцалы ко мне.
Но мои опасения не оправдываются. Когда я, скинув на пол тунику и оставив в предбаннике Олега с Дианой, захожу в парную, то обнаруживаю там полнейший покой и порядок. Обиженный Дима, взгромоздившись на верхний ярус полка, отвернулся к стене. Юрик, напялив на лысину тулью от шляпы, замачивает в дощатой бадье два березовых веника. Генерал зажимает в уголке попискивающую Касторку. Всеми забытая Танька, приткнувшись на нижней ступеньке, ловит приход.
- Герда, ты ближе всех, - обращается ко мне Юрик. - Подбавишь парку?
- Да.
В генеральских объятиях, изображая оргазм, начинает взвывать толстуха Касторка. Вот она разворачивается к своему престарелому партнеру спиной и наклоняется, опершись руками о стену. Генерал тут же пристраивается к ней по-собачьи.
- Герда, открой вон ту заслонку. И плесни немного водички.
Юрик прав. Пора начинать. Сейчас самый подходящий момент - все заняты своими делами: Дима жалом к стене возлежит на полке; генерал обрабатывает Касторку; Касторка, притворяясь, будто это ей по приколу, глухо мычит; Танька поджала к подбородку колени и зависает в астрале; Юрик колдует над вениками. Такой удачный момент может не повториться. Да и чего тянуть? Раньше сядешь, раньше выйдешь. Вперед!
Я, немного раздвинув ноги, словно томпакс за грубую нитку, вытягиваю из себя флакончик, который мне передал Олег. Поддеваю ногтем пластмассовую пробку, но она неожиданно упирается - не желает, паскуда, покидать своего уютного гнездышка.
"Вот и проблемы! - думаю я и прикидываю, а не попробовать ли, рискуя нализаться отравы, прихватить пробку зубами. - Нет, пока рано. Попробую так".
Блин! Проклятая пробка! Время идет!..
- Герда! - напоминает о себе Юрик. - Да плесни ты на каменку, наконец! Что, уснула?!!
- Я себя что-то неважно чувствую, - чтобы как-то оправдать свою заторможенность, бормочу я и правой рукой снимаю с гвоздика деревянный ковш. А левой продолжаю судорожно дрочить упертый флакон.
Пробка наконец поддается.
"Слава Всевышнему! - Я перевожу дух, автоматически отмечаю, что сломала ноготь, и смахиваю со лба обильные капельки пота. Вид у меня сейчас, и правда, неважный. - Осталось всего ничего".
Сперва набрать в ковшик водички…
- Да что с тобой? - упирается в меня обеспокоенным взглядом хозяин. Ему совершенно не улыбается, чтоб в его бане какая-то девка по вызову хлопнулась в обморок. - Отправляйся в предбанник, посиди на диване, охладись немного под душем.
…Потом поддеть остатками ногтя пробку - теперь она вылезет без затруднений…
- Да… Да… Конечно… Только сначала все же подбавлю вам пару.
…Опрокинуть флакончик над ковшиком. Вылить туда его содержимое…
"Ну и хрен ли ты вылупился?!! Отвернись, Юрик! Дай мне закончить!"
…И останется лишь выплеснуть эту гадость на каменку. Задержать дыхание и валить поскорее отсюда в предбанник. Посидеть на диване. Охладиться под душем. Далее выкурить сигарету.
Хотя я почти не курю - придерживаюсь, фанатка, здорового образа жизни.
"Вперед, Герда! Срок, отведенный тебе, на исходе!
Я зачерпываю воды из бадьи. Поворачиваюсь к хозяину спиной и левой рукой, в которой по-прежнему зажат флакончик с отравой, открываю чугунную заслонку. Ногтем уже без проблем поддеваю пластмассовую пробку, и до меня доносится еле слышный звук ее падения на пол. Ковшик плотно прижат к животу, так что манипуляции с флаконом надежно укрыты от посторонних глаз.
Есть!
Я выплескиваю отравленную воду на каменку, и краем глаза успеваю отметить, как оттуда с шипением вырывается облачко пара. Спешу к выходу из парилки.
И слышу вслед Юрино:
- Спасибо, Герда. Иди, отдохни.
Я тщательно прикрываю за собой дверь и без сил опускаюсь на краешек ближайшего к входу в парилку дивана. Мне сейчас это до фонаря.
- Все путем, Герда? - отставляет в сторонку бокал с золотистым напитком Олег. Он абсолютно спокоен. Он даже может хладнокровно потягивать коктейль.
- Я еще никогда никого не убивала, - с трудом выдавливаю я.
- Все путем, Герда? - настойчиво повторяет Олег и наливает в бокал сок. Я догадываюсь: для меня.
- Да, все в порядке.
"Хотя какой там, на хрен, порядок!" - Я придвигаюсь к столу и нетерпеливо протягиваю дрожащую руку.
- Гони мне мой сок! У меня глотка пересохла! - В другой руке все еще зажат флакончик. - И забери свой пузырек!
К тому моменту, как Олег, прикрыв лицо влажной салфеткой, отваживается заглянуть в парилку, чтобы убедиться, что там все чики-чики (пять мертвяков), я успеваю (не считая "мыльниц"-колодок) одеться. Смываю с лица остатки косметики, которую наложила еще на зоне. Диана ободряюще похлопывает меня по спине:
- Прошел нервяк, Герда? Вот и кайфово! А про эту парилку забудешь уже завтра утром.
- Такое не забывается.
- Хм… У кого как… По себе знаю: к этому легко привыкаешь. А иногда можно и пристраститься.
- Вот уж не собираюсь, - мычу я, плеща в лицо холодной водой.
- Никто и не говорит, что ты станешь серийной мокрушницей. Просто не бери в голову. Похоже, что нам еще предстоит сегодня повоевать. Поубивать, Герда!.. Олеженька, ну и чего там в газовой камере?
- Бухенвальд, - бормочет Олег, отбрасывает салфетку и начинает шмонать Юрины шкеры. - Трупохранилище. Сеанс ингаляции привел к впечатляющим результатам, - цинично ухмыляется он и выуживает то, что искал - связку отмычек. В виде брелока на связке болтается маленький нэцке размером с лесной орех. Довольно крякнув, Олег опускает добычу в карман и забирает со столика "Моторолу".
- Пока все катит по плану. Но впереди еще огромная куча дерьма.
- Целая свора собак, - вспоминаю я долговязого молоденького стояка.
- И они тоже! Я рад, красавица, что ты пришла в себя. А то бы пришлось тебя замочить.
- Ты это серьезно? - хмыкаю я.
- Нет, не серьезно. Это нервяк. Готовы, девчата? Тогда за мной! В оружейку! Надень туфли, Лариса. Или ты собираешься таскать их в руке?
"Нет. Покажи, где здесь помойка, и я вышвырну их туда, - думаю я и послушно втискиваю ступни в компактные орудия пыток. - О, Всевышний! И как не хочется опять надевать эти колодки!"
И как не хочется воевать!
И как не хочется убивать!
Тамара. 1991 г. Сентябрь (продолжение)
- …На себя посмотри, идиот! Я-то как раз делаю все, что надо, и даже больше! Прилагаю все усилия, привлекаю все свои связи, чтобы исправить то, что ты напорол!
Выяснять отношения толстуха и дядюшка начали в воскресенье после обеда. До этого все у них шло тихо-мирно. В субботу они рано убрались в спальню. И довольно рано проснулись на следующий день. Позавтракали на кухне, потом смотрели телевизор, пока домоправительница не вспомнила, что еще не выпускала Тамару в сортир. При этом дядя заметил: мол, ничего страшного, если припрет, то крысеныш присядет где-нибудь в уголке. Тамара едва успела поставить миску на стол и сложить в нее хлеб, как дверь распахнулась и на пороге нарисовалась Светлана Петровна: "Выходи!"
А потом снова миску к стене, ухо к миске…
Опять громко включен телевизор, и под его аккомпанемент толстуха и дядюшка на диване занимаются сексом. Светлана Петровна ухает филином, дядя громко кряхтит… Фильм про какую-то стройку… Концерт классической музыки… Фрекен Бок недовольно выговаривает Игнату за то, что он прокурил всю квартиру.
Ухо, плотно прижатое к миске, начало уставать. Шея затекла. Тамара закрыла глаза и уже собралась чуть-чуть подремать, когда за стеной началось самое интересное.
- …Если б не я, ты бы вляпался в дерьмо по самые уши и уже давно бы сидел за решеткой! Не забывай, что это я сделала все для того, чтобы оформить опеку. И я сама, как работник РОНО, обеспечиваю надзор, не подпускаю к девчонке посторонних. И пока ухитряюсь держать ситуацию под контролем. Но не знаю, сколько это еще продлится. Месяц? Два? Нам крупно повезет, если сумеем дотянуть до декабря и утвердить завещание! Господи, как бы все было просто, если бы эта отрава погибла вместе с родителями! А как ее убрать теперь, я даже не представляю! Я даже не могу ничего придумать, чтобы девчонка не посещала школу! А она тем временем все больше и больше выходит из-под контроля. И, подозреваю, начала потихонечку совать нос в это дело.
- Да ну, Света, брось. Куда ей, малолетке…
- Эта малолетка опережает в развитии своих сверстников года на три, если не больше. К тому же у нее железный характер. Неуступчива настолько, что даже я, как ни стараюсь, не сумела ее сломить. А это, поверь, впервые в моей педагогической практике. Ты посмотри, как она со мной спорит. Шутя бьет все мои аргументы, как козырями шестерки. А вспомни, как легко эта бестия разобралась с тобой, когда ты решил поприставать к ней в бане. Решительна, хитра, артистична… Одним словом, суперребенок.
- А если освидетельствовать ее у психиатра? Ты же собиралась звонить какому-то старичку.
- Нет, Игнат, старичок нам не подходит. Если, действительно, ставить крысеныша на учет в ПНД, то надо все делать заочно, так, чтобы ее никому не показывать. Нужен эксперт, который согласится принять от нас вознаграждение. Я посмотрю, что здесь можно сделать… Эх, если бы ты тогда, в мае, не напортачил и довел все до конца! Но ладно, чего вспоминать! А пока какое-то время девчонка пусть посидит дома. Обойдется без школы. Справку я сделаю…
"В мае, дядюшка? О чем она говорит? Что такое, касающееся меня, ты напортачил еще в мае! Не позже, в июне или июле, когда, по-быстрому оформив опеку, вы с толстухой принялись прибирать к рукам коттедж и имущество, которые остались после смерти моих родителей, а ИМЕННО В МАЕ!!! КОГДА ИХ УБИЛИ!!! НЕУЖЕЛИ?!!" - ослепительной вспышкой взорвалась в мозгу у Тамары ужасающая догадка.
Девочка поставила миску на стол, автоматически побросала в нее куски черствого хлеба. Потом поднялась с кровати, медленно, словно во сне, подошла к окну.
"НЕУЖЕЛИ ДЯДЯ ИГНАТ И ТОЛСТАЯ ЗАДНИЦА ПРИЧАСТНЫ НЕ ТОЛЬКО К МАХИНАЦИЯМ С МОИМ НАСЛЕДСТВОМ?!! ВСЕ ГОРАЗДО СЛОЖНЕЕ!!! ВСЕ ГОРАЗДО УЖАСНЕЕ!!!"
Она вспомнила, как орала в деревне толстуха, когда учиняла дяде Игнату разнос за то, что приставал к племяннице в бане: