- Вы переутомились накануне, - настойчиво проговорил туманный силуэт, - а потом немного повеселились. Поэтому вам нужно немного поправиться. Вот, выпейте. Из тумана к самым глазам Сережи вынырнул фужер с чем-то холодным и легко пузырящимся. Он принял панацею мелко дрожащей рукой и не без помощи своего утреннего благодетеля отправил в рот. По телу пробежало приятное неестественное тепло, и в разобранной многодневными ночными парад-алле голове страдальца начало стремительно проясняться. И силуэт перед глазами тоже поддался общей тенденции и вырисовался в высокого, атлетически сложенного парня с короткими светло-каштановыми волосами, в темной футболке с коротким рукавом и строгих черных брюках.
- А, Фирсов, - выдавил Сережа и неожиданно засмеялся хрипло и сорванно, отчего по всей голове тягучим колокольным звоном поплыла тупая боль. - Здорово. Откуда ты такой кокттейль выкопал… это же у нас в отряде… в спецвзводе в Чечне… делали такие коктейли… на основе куриного яйца и с добавлением синтетических антидепрессантов. А ты откуда это?…
- Прекрасно, - проговорил тот, - сразу видно, дело пошло на лад.
- А где это я? - Сережа приподнялся на кровати, благо с улучшением самочувствия ожили и забитые абстинентным синдромом куда-то в район аппендикса глухая тревога и недоумение. И чем дальше, тем больше.
- Здрас-а-а-асьте! - протянул Алексей. - Ну зачем же тебе так волноваться, Андрюха? Как говорил Буба Касторский, который родом из Одессы, я артист, а значит, нервы ни к черту. Так что никаких треволнений, Андрей Львович, сейчас вам принесут завтрак, а потом придут ваши сотрудники и будут готовить к концерту.
- А! Понятно, - выдавил Сергей, в беспросветный хаос в мозгу которого, кажется, проник лучик света, который мало-помалу начал прояснять положение дел. - Значит, прямо сейчас начинаем играть этого принца… Асколь…
- Ни слова больше, - довольно бесцеремонно перебил его Алексей, оглядываясь на служителя гостиницы, прикатившего в номер просто-таки целую этажерку с самыми разнообразными фруктами, напитками и легкими закусками. - Время выполнения контракта затикало. Вот ваш завтрак. Приятного аппетита, Андрей Львович.
* * *
Алик Мыскин проснулся в квартире дедушки Воронцова, как водится, от телефонного звонка, как частенько просыпались и он, и Воронцов, и даже дедушка Воронцов, страдавший бессонницей в те редкие дни, когда он не накачивался самогоном до чертей и розовых крольчат на обоях. Во всей этой компании телефон выступал в бонус-функции будильника. Алик было подумал, что звонил скоропостижно пропавший накануне Сережа, которого он искал полночи, но так и не обнаружил ни в одном из обычных ночных мест дислокации. Но, взяв трубку, убедился, что зазвучавший в ней женский голос едва ли может принадлежать его другу. Алик покрутил головой. По всей видимости, в квартире он был один, потому что у дедушки Воронцова было громкое звуковое сопровождение: если бодрствовал, то он на полную катушку врубал телевизор и матерился на политических деятелей или на действующих лиц сериалов, а если спал, то своим храпом он мог заглушить даже телевизор, работающий на полную громкость. Телефон надрывался. Алик дернулся, дополз до престарелого аппарата и выдрал трубку из рычага.
- Але, - пробормотал он. - В-в-в… чаво так рано?
- Рано? - спросил высокий и явно не мужской голос.
- Э-эм…
- Ты, Мыскин?
- Да-а… а кто так ра-а…
- Снова - "рано"! Ничего себе рано! - весело отозвался женский голос, и в трубке раздался мелодичный смех. - Ты, Алик, наверно, вчера опять нажрался, а?
- Не без того… а это кто вообще?
- Это Лена… Лена Солодова. Ты что, меня не узнаешь, нет? Не помнишь?
- М-м-м… нет.
- Ладно. А Сергея там у тебя под боком нет?
- Я что… педераст, шо ли, чтоб он у меня под боком прорисовывался? - скептически промычал Алик, синхронно разглядывая в зеркало свое помятое узкое лицо с заплывшими глазами. - Н-нет его, черт побери. И где он, я тоже не знаю. Сам бы спасибо тому сказал, кто сообщил, где этот дятел… ошивается. А что… может, я его заменю?
В трубке на секунду воцарилось молчание. Потом голос Лены с легкой досадой выговорил:
- Нет, ты меня все-таки не узнал. Мы учились в параллельных классах. Не помнишь?
- Н-нет.
- Ну Сергей еще был в меня влюблен. Он тогда подрался из-за меня с Савиным, который потом друзей привел. И ты тоже потом подрался с ними, заступался за Сергея. Не помнишь?
- А-а-а! - обрадовался Мыскин. - Ленка! Вспомнил! Это ты, да? Да… ну да! Вы же еще хотели пожениться, а Сергея в армию забрали. И меня тоже. Вспомнил!
- Ну да, - после паузы чуть дрогнувшим голосом проговорила Лена, и в похмельную голову Алика закралось смутное сомнение: а не ляпнул ли он чего лишнего?
- Извини, - машинально сказал он.
- Да ничего. Я уже не сожалею… Я чисто случайно вас нашла. Представляешь, какая история? Я вчера пришла в казино со своим мужем…
- Мужем?
- Ну да. А что, я так уродлива, что не могу надеяться выйти замуж?
Мыскин сглотнул, вспомнив внешность девушки из параллельного класса, в которую был влюблен Сережа Воронцов и которую он поэтично именовал "феей": ее бархатные темно-синие глаза, точеные черты несколько бледного лица с неожиданно яркими чувственными губами, ее грациозную фигуру с совершенными женственными формами, которые причинили ей, Лене Солодовой, Леночке, столько неприятностей. В свое время Серега Воронцов сказал, что ему даже страшно, что она так красива, потому что ничего хорошего из этого выйти не может и не выйдет. Он говорил, что чувствовал в ней какую-то губительную, роковую нерешительность, беззащитность и одновременно притягательность, которая рано или поздно убивает, как огонь затягивает и убивает налетевших на него бабочек. Такая гремучая смесь, говорил Сережа, могла быть, скажем, у булгаковской Маргариты, но уж никак не продвинутой девушки с внешностью фотомодели, живущей на рубеже двадцатого и двадцать первого веков. Впрочем, ему тогда было шестнадцать лет, он был романтически настроен и писал стихи. Сам Сережа считал их гениальными, а Алик Мыскин - полной туфтой. По этому поводу он даже написал стихотворный пасквиль, заканчивающийся обидными строчками:
"Погиб поэт, невольник грез, - так скажут все, кто свято верил в псевдолирический навоз, которым он обильно серил". Сережа тогда страшно обиделся и не разговаривал с Мыскиным аж два дня. Все это в одно мгновение промелькнуло в голове Алика, а когда ему показалось, что Лена повторила свой вопрос, он сказал:
- Да нет, конечно. Такая, как ты… только мужа тебе нужно по меньшей мере банкира или какого-нибудь… из бомонда.
- Не говори ерунды, Алик, - уже более жизнеспособным голосом произнесла она, - мой муж вовсе не банкир и не из бомонда. Но близко к тому. И вот, когда мы вчера пришли в "Золотые ворота"…
- Куда-а-а-а?! - заорал Мыскин.
Голос Лены в трубке оборвался, и только спустя несколько секунд она заговорила снова:
- Ты… чего? Ты… меня напугал. И что из того, что я вчера была с мужем в казино?
Алик сконфуженно ткнулся головой в стену:
- Да нет… ничего… извини.
- Ты, Алик Иваныч, то ли в самом деле с грандиозного бодуна, то ли это самое… недолюбливаешь это казино. Ну ладно. И там мой муж и крупье казино говорили при мне о Сергее и… так я узнала, что он здесь, в нашем городе. Что он уже отслужил. Там у них были какие-то документы с адресом, ну и… я по адресу узнала телефон и решила позвонить.
- Твой муж говорил о Сергее с крупье? - стараясь говорить спокойно, спросил Мыскин. - А крупье, случайно, был не с забинтованной рукой?
- Да, - удивленно ответила девушка. - Но как ты узнал?
- Прости… можно нескромный вопрос?
- Да можно.
- Как зовут твоего мужа?
- Моего мужа?
- Ну, не моего же!
- Алексей его зовут. А что?
- А фамилия?
- Фирсов. Я тоже теперь Фирсова по паспорту, - неизвестно к чему прибавила Лена.
- Та-ак, - протянул Алик Мыскин. - А с гражданином певцом по имени Аскольд ты, случайно, не знакома?
Голос Лены удивленно дрогнул:
- Зна… знакома. Я в его подтанцовке работаю. В шоу-группе. Но…
- Интересно получается, - пробормотал Алик Иваныч, который с похмелья всегда отличался чрезмерной подозрительностью. - А ты что, собственно, звонила? Просто так?
- Просто так, - отозвалась Лена, и в голове ее прозвучали нотки обиды. - Просто узнала, что вы здесь… так подумала, что нужно встретиться. Хотела дать вам билеты халявные в "Белую ночь"… там шоу будет сегодня ночью. После концерта в этом… ледовом дворце "Триумфальный".
- А Серега там и так будет, - сообщил Алик Мыскин. - Так что билетов нам не надо, а я… тоже приду в "Белую ночь". Так, кажется?
- Ну да.
- Ну тогда до встречи, Ленка. Не об… не обижайся. Меня просто по утрам часто колбасит. Пока.
И Алик Иваныч Мыскин положил трубку и мрачным остекленелым взглядом уставился в стену. Переборов время от времени накатывающую дурноту, Мыскин не без труда поднялся на ноги и медленно побрел к ванной комнате, чтобы принять утренний душ. Возможно, после этого он несколько взбодрится и выдаст какую-нибудь здравую идею по вопросу дальнейших действий. Он прошел по коридору, зацепив по дороге одежный шкаф в прихожей и едва удержавшись оттого на ногах - ежеутренний симптом, чего же еще хотите, - и рывком распахнул дверь ванной. И обомлел. Перед зеркалом стоял и пристально рассматривал свое отражение парень лет двадцати-двадцати одного, высокого роста, с синеватым свежевыбритым черепом, оптимистично переливающимся под ярким светом лампы. Кисть правой руки его была аккуратно забинтована, и на повязке проступали пятна свежей крови. Лицо молодого человека было помято и распухло почти до неузнаваемости - левый глаз заплыл, бровь над ним рассечена, обе губы были разбиты и распухли, мочка левого уха надорвана, как если бы оттуда с мясом вырвали серьгу. Но как бы ни был неузнаваем этот парень - с перекошенным лицом, забинтованной рукой и с обритой "под ноль" головой, - Алик Мыскин не мог не узнать его.
- Се-ре-га? Кто это тебя так отделал? И зачем это ты налысо побрился?
Тот вздрогнул и оторвал взгляд от зеркального отражения, и его единственный - единственный неповрежденный - мутный глаз уперся в Александра, и свирепое недоумение проползло по многострадальному лицу.
- Что за бодяга, блин? - резко вытолкнули припухлые губы Воронцова (или кто это там был). - Ты кто такой, ежкин крендель?!
- Сере… - начал было Алик, но был оборван вторично, и еще грубее, чем в первый раз:
- Че ты там мямлишь… stinkin` God sodomizer?!
* * *
Сергей Борисович Романов был превосходным организатором. Он быстро рекрутировал весь обслуживающий персонал гостиницы "Братислава" для оказания всех мыслимых и немыслимых услуг заезжей московской суперзвезде.
- Вы не понимаете, с кем имеете дело, что ли? - резко выговаривал он администратору. - Вот приедет к вам какая-нибудь Таня Овсиенко или прочая Маня-Клава Буланова, вот тогда и будете строить из себя пятизвездочный отель в Пальма-де-Мальорка!
- А что такое? - несколько стушевавшись, спрашивал опешивший администратор. - Разве что-то не так, господин Романов?
- Пока так. Но именно на случай отклонения от стандарта я и довожу до вашего сведения эти азбучные истины. "Азбучные истины" человека, непонятно каким образом занявшего место, представляющее собой среднее арифметическое постов импрессарио, начальника охраны и координатора гастролей при "звезде" из столицы, сводились к душеспасительным нравоучениям, нередко скатывающимся до банальных угроз. Однако в результате полперсонала "Братиславы" сбилось с ног, выполняя указания Сергея Борисовича и Алексея Фирсова, кстати, не являющегося сотрудником охраны Принца. Конечно, последнего пункта биографии никто не знал, но это не мешало Алексею внушительно показывать репортерам на дверь гостиницы и говорить несколько утрированным басом:
- Никакой пресс-конференции, господа.
- Он что, плохо себя чувствует? - пискнула какая-то журналисточка в бесформенном пестром балахоне, взмахивая веснушчатой рукой прямо перед носом Фирсова.
Тот смерил представительницу пишущей прессы снисходительным взглядом с высоты своего двухметрового роста и, не меняя индифферентной интонации, отчеканил:
- По всей видимости, девушка, у вас плохо со слухом. Я же достаточно ясно сказал: никаких комментариев!
…Свежеиспеченный Аскольд сидел в кресле перед огромным зеркалом в одних узеньких трусах, более пригодных для мужских дефиле в стрип-клубах, нежели для выполнения бытовых функций. Над ним хлопотали две девушки и один откровенно педерастического вида молодой человек. Девушки обмахивали Сережу какими-то кисточками и готовили косметику, а молодой человек - как оказалось, стилист и главный визажист Аскольда, - колдовал над его волосами, которые еще вчера составляли добротную мужскую прическу, а сегодня превратились в какое-то буйство глаз и половодье чувств на сюрреалистический манер.
Впрочем, нельзя сказать, что это - в смысле обмахивание кисточками и чудодействование в волосах - было совсем уж неприятно.
- Так, - пробормотал стилист, брызгая в разроненные фрагменты недавней шевелюры чем-то чрезвычайно тонко пахнущим и словно обволакивающим мягкой аурой теплого, почти осязаемого аромата. - Что-то не разберусь никак, что ему подобрать на сегодня. Лондонский вариант не пойдет… да и вообще… что-то непонятно.
Он довольно бесцеремонно повернул податливую шею Сережи Воронцова и посмотрел на его профиль.
- Мм-м-м… н-да, принц. Бросать тебе пора.
- Что бросать-то? - неожиданно визгливо выговорил Сережа. - Что бросать-то?
- Да ничего, - покачал головой тот, - это я так. Вареный ты. Не в тонусе. Залипаешь. Сейчас, впрочем, поправим. Алиска!
- Да? - Одна из девушек, которая в данный момент подпиливала ногти на ногах псевдо-Аскольда, приподняла голову и посмотрела на стилиста. - Чего, Элтон?
Джон, что ли, подумал Сережа, растерянно глядя на собственное - непривычное до жути - отражение в зеркале.
- Напрягается он что-то. Наверно, ночью немного перестарался, пидрила. Небось, опять "дорожки" клевал да текилой батонился.
Сережа встрепенулся: это что, про него? Или они привыкли называть так и настоящего Аскольда? То принцем титулуют, а то… вот. Если это действительно так, то дело становится совсем забавным.
- Прогони-ка ему легкий массажик по укороченной программе, а я посмотрю, какие тона ему подобрать. Так лучше просекаешь… да ты сама не хуже меня знаешь. - И молодой человек хитро подмигнул вызывающе распустившей красивые чувственные губы Алисе. - Давай, девочка.
Это что же это за массаж по укороченной программе, подумал Сережа и тут же почувствовал, как последнее прибежище его скромности, невинности - и неводочности, как не преминул бы добавить Алик Мыскин, - его скудные, как фиговый листочек, трусы, - легко стаскивают с него две легкие и умелые девичьи руки.
- Ну что ж, - промуркала Алиса, беря в руки мужское достоинство "его высочества", - это, пжа-алуй, получше будет, чем у…
Концовка фразы была порнографично заглочена вместе с объектом "массажа по укороченной программе". Вот так подбор тонов!
А девушка оказалась техничной до виртуозности: перед глазами Сережи Воронцова тут же завороженно завертелись разноцветные круги и перехватило дыхание: массажик по укороченной программе… Алиса… Миеллофон…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. "Р-Р-Р-РОКИРОВОЧКИ" ПРОДОЛЖАЮТСЯ
* * *
Я думаю, ни у кого не составит труда представить чувства человека, который поутру обнаруживает в своей наглухо запертой квартире друга, коего он долго и безуспешно искал накануне весь вечер и часть ночи. Как он попал сюда, почему не дал понять, что он находится рядом, за стеной, прекрасно понимая, что его должны искать, - непонятно.
Но ощутить себя на месте того же человека в тот момент, когда этот счастливо обретенный друг агрессивно-недоуменным тоном спрашивает у него, хозяина квартиры, кто он такой, - это, простите, переходит все рамки человеческого разумения.
И гадай, что же такое произошло с парнем, если он не признает ближайшего друга и не отдает себе отчета в том, где находится. При этом выглядит вполне вменяемой человеческой особью.
- Ты кто такой? - повторил человек у зеркала.
- Да ты че, Серега? - опешив, пробормотал Алик. - Ты вообще как тут оказался?
Тот отвернулся с таким видом, словно пытался отвязаться от назойливого призрака ванной комнаты, появляющегося в самый неподходящий момент:
- Какой я тебе Серега?
- Ну и рррокировочки… сильные! - выдавил из себя Алик фразу, входящую в классический перечень номеров, данных Б. Н. Ельциным. - Понима-а-аешь…
- Ничего я не понимаю!
- По-моему, кто-то из нас сошел с ума, - сказал Мыскин и, довольно бесцеремонно отстранив разглядывающего свое распухшее лицо страдальца, включил душ.
Тот, казалось бы, только по-настоящему заметил Алика Иваныча. Повернулся к нему с лицом Ипполита Матвеевича Воробьянинова, не обнаружившего денег в очередном стуле, и рявкнул дребезжащим, но, несомненно, хорошо поставленным голосом:
- Так это Романов шутит такие мерзкие штучки, чертова каракатица? Я думал, блин, что это отель какой-то особо занюханный, а это, блин… Ну, он у меня попарится с собственной жопой, дурачок хре…
Продолжение этой искрометной фразы Алик так и не услышал: раздался долгий звонок в дверь.
В страдающей от абстинентного синдрома голове это прозвучало как железом по стеклу.
Дз-з-з-з!
Алик сдавленно глотнул, ощутив, как по спине холодной будоражащей волной катится озноб - от неожиданной, бессознательной тревоги…
- Открывать? - Он вопросительно посмотрел на ничуть не отреагировавшего на звонок "Воронцова". - Что-то я не припомню, чтобы кто-нибудь так звонил… может, Лена? Да нет, она вряд ли…
- Да открывай ты! - оборвал его тот. - Это, по ходу, за мной. Кончился арсенал шуточек. Я помню, было дело, когда в Лондоне…
Алик смерил его, мягко говоря, недоуменным взглядом, а потом распахнул дверь ванной и пошел к входной двери. Звонок прозвучал вторично. Алик протянул было руку к замку, чтобы защелкнуть дверь на цепочку и спросить через глазок, кто это, собственно, пожаловал, но в этот момент в замке что-то щелкнуло и дверь распахнулась.
Алик машинально отпрянул, и в прихожую ввалился здоровенный парень в черной футболке, обтягивающей мощные мышцы рук и торса, и в короткой жилетке.