Понятно, что с Витей серьезный человек дела иметь не будет. Он наладил скупку в нескольких подобных точках и пропойцы волокли к нему преимущественно разную дрянь: нательные крестики, покрытые темными зелеными пятнами прошлого, картинки на религиозные сюжеты, иконы, которые можно было продавать лишь на дрова. Но иногда среди этого мусора ярким бриллиантом могла вспыхнуть действительно уникальная вещь. Впрочем Виктор каким-то чудом успешно перепродавал даже явную дрянь и для начинающего коллекционера мог показаться редчайшим знатоком. Он пичкал молодых всякой дешевкой до тех пор, пока они не начинали понимать, что вершиной экспонирования их коллекций может служить лишь городская свалка. Тогда Виктор тихо отваливал в сторону и находил новых дилетантов. Несколько раз пытался работать на кого-нибудь из серьезных людей, но ни к чему хорошему это не привело, потому что он умел шевелить чем угодно, даже ушами, но только не мозгами. Так и парил гордый петух Виктор между небом и землей, сносно проживая благодаря людям, готовым отдать ему за пол-литра все, что угодно, поэтому он чувствовал себя еще и вершителем судеб огромного числа алкоголиков, чья выпивка часто зависела от благосклонности этого принца пивных.
И у него был когда-то шанс, после того как Виктор купил за три рубля икону, ту самую икону, о которой до сих пор ходят легенды, икону, что впоследствии была продана в Афинах всего-навсего за миллион долларов… Но если у человека не хватает ума постоянно повышать свой образовательный уровень, ему только и остается обходить питейные заведения с карманами, набитыми грязными рублевыми бумажками.
С такими мыслями я открыл дверь автомобиля, щелкнул крышкой "бардачка", вытряхнул из пластиковой коробочки приятно пахнущую беленькую подушечку, которой родина великого Леонардо очень выручает водителей во всех концах земного шара. И через три минуты уже был готов дышать на самый сверхчувствительный "пегас". В кино все проще: выпил - поехал. А может быть, при монтаже вырезают то место на пленке, где водитель принимает пилюлю, аналогичную моей перед тем, как повернуть ключ в замке зажигания?
Возле мебельного магазина проезжая часть уставлена ящиками. Мера необходимая. Потому что мои коллеги автолюбители тут же понатыкали свои машины, а как потом разгружать мебель - до этого им дела нет. Мила сидела за кассой в крохотной комнатке, служившей одновременно подсобкой и гардеробом.
- Твой заказ выполнен, - быстро произнесла она своим мелодичным голосом и тут же гаркнула октавой ниже, - гражданин, не нужно бить кулаками по софе, это же не ваша жена! Купите, а потом хоть ногами бегайте…
Грузчики, зарабатывающие здесь в среднем тридцатник в день, тут же взяли под охрану государственное имущество.
- Папаша, отойдите от дивана, очень вас просим, - обратился к покупателю один из них, - неровен час, сломаете вещь, а нам потом сплошные неприятности.
Одинокий покупатель, нервно озираясь по сторонам, вышел на пышущую жаром улицу.
- Ирина, - позвала Мила свою коллегу из "Трансагентства", откровенно мающуюся в зале за заваленным бумагами столиком, - тащи сумку…
Нравятся мне эти маленькие магазинчики. И прежде всего тем, что они могут обеспечить всем необходимым. Как-то довелось просидеть в этом крохотном мебельном царстве целый день: Мила уехала на базу за стенкой, предназначавшейся в мою только что отремонтированную квартиру, попросив приглядывать за товаром, а пуще всего за грузчиками, которые иногда могли себе позволить заработать не только горбом, но и на некоторой части древесного дефицита, всецело принадлежащего заведующей. И пока Мила выбивала на базе мебель, я провел в ее лавке ряд переговоров относительно товаров повышенного спроса. Какие-то люди с пухлыми портфелями и сумками постоянно заходили в крохотную комнатку и предлагали кофе, икру, крабы, книги, помаду, женское белье и мужской лосьон, вечернее платье и туалетную бумагу, часы и джинсы. С той поры я изредка оставлял Миле предварительные заказы.
Ирина вытащила из туго набитой сумки отливающий серебром комбинезон "Космос" и тут же акцентировала мое внимание на том, что полтинник сверху за такую вещь - просто подарок. С этим железным доводом не согласиться было просто невозможно. Алые бутоны роз, которые я купил походя у молодого человека неопределенного возраста, прекрасно оттеняли "Космос" на заднем сиденьи машины.
Оля открыла дверь сама: замок почему-то заедал, да и цветы не хотелось опускать на серый цемент парадной дома, сравнительно недавно сданного в эксплуатацию. Я протянул ей букет и, коснувшись губами свежей щеки, торжественно объявил:
- Поздравляю с праздником появления личного дорогого и всеми любимого…
Она мягко отстранила меня и спросила с оттенком утверждения:
- Ты, наверное, голоден?
- Как уссурийский слон! Готов съесть все вплоть до корпуса холодильника, если при этом будет присутствовать режиссер передачи "Малоочевидное, зато вероятное". А пока я буду уничтожать продовольствие, примерь вот эту штуку.
Пара тостиков и чашка кофе пришлись как нельзя кстати. Невероятно, но факт, пока я управлялся с пищей, Оля успела не только надеть комбинезон, но и подвести глаза, пройтись помадой по губам. Раньше она тратила на это не менее получаса.
Я смотрел на Олю и почему-то думал о том, что жизнь устроена изначально как-то шиворот-навыворот. Какая-нибудь дура, ни лица ни фигуры, смолоду выскакивает замуж за интересного парня, крутит им всю жизнь, как веником, при этом еще и рога наставляет, если, конечно, желающие найдутся, а они почему-то непременно находятся; а Оля. очень красивая и, что редкость для женщины, по-настоящему умная, никак не может устроить свое нехитрое бабье счастье. Может быть, потому, что броская, дерзкая красота настораживает и отпугивает мужчин с серьезными намерениями?
Молча достаю из кармана серебряный перстенек в виде змеи с изумрудными глазами и замечаю:
- Вот с этим, пожалуй, композиция костюма будет законченной. Но откровенно говоря, без комбинезона ты смотришься…
- Прими душ и на мгновение успокойся.
Молча подчиняюсь, и холодные тугие струи воды обволакивают тело, упруго барабанят по темени, смывают накопившуюся усталость и злость на самого себя - неужели никогда не решусь жить с ней под одной крышей?
Солнечный лучик с трудом пробился сквозь крохотную щель между шторами. Золотистые длинные волосы, раскинувшиеся на подушке, малиновый сосок упругой груди, длинные стройные загорелые ноги, перечеркнувшие белоснежную простыню. И прежде чем прикоснуться губами к впадинке за ее ухом, отчего-то подумал, что она очень похожа на Эльзу Мюллер из кинофильма "Любовные грезы Казановы". Хотя какое там к черту похожа! Это Эльза просто смахивает на мою Олю… Вообще-то дальше принято говорить, что время для нас остановилось. Может быть для нее это было так, но только я никогда не позволял себе подобную роскошь, и дважды успел бросить взгляд на часы в то время как она, задыхаясь и плача, любила и ненавидела меня.
- Когда ты снова появишься?
- Не знаю, не хочется тебя обманывать.
- Знаешь, однажды я могу не открыть тебе…
- Но у меня есть ключ…
- Разве это главное? Ключом можно открыть только дверь…
Я гнал машину сквозь утомившийся город и лучи фар выхватывали из темноты силуэты вечно спешивших куда-то людей. Куда постоянно бегут они? Домой, к семье. А может быть, плюнуть на все, жениться, работать по давно полученной специальности восемь часов в день без нервотрепки и привычных ночных бдений, приходить домой, выслушивать от жены все дворовые новости, плотно ужинать перед экраном телевизионного ящика и заваливаться на боковую, чтобы завтра вся эта неторопливая круговерть повторилась снова: работа, нудящиеся перед сном дети, постоянное дыхание за спиной женщины, которая надоест рано или поздно, бодрый голос телевизионного диктора, сон в одно и то же время… Я отогнал от себя эти рассуждения мгновенно. По одной простой причине: в двадцати метрах от капота выделялся темным контуром шедевр современной архитектуры - пивбар "Лотос".
Виктор нашелся сравнительно быстро. Обремененный большой хозяйственной сумкой, он вышел на относительно свежий воздух и очень удивился, увидев меня в своих владениях.
- Говорят, у тебя есть очень интересный портрет? - без предисловия пошел я в атаку. - Хотелось бы познакомиться с ним.
- Иди ты, - деланно-безразлично развел свободной рукой Мужик Дерьмо от своего уха до моего плеча, - он уже уплыл.
- Жаль, так нужен хороший мужской портрет.
- Какой это мужик? На картинке была баба…
- А может, это был мужик в парике?
- Какой парик? - удивился Виктор. - Она же была по пояс голая.
Виктора можно исключать хотя бы по той причине, что он так прекрасно разбирается в искусстве, что в состоянии отличить мужчину от женщины, даже если они написаны в обнаженном виде.
10
Вечер плотно окутал город и в темном, затянувшемся небе холодным пронзительным блеском отсвечивали крохотные звезды, против окна сквозь густую зелень пробивалось неровное изображение серповидного полумесяца. Кресло легко приняло тело, словно это были не спрессованные древесные опилки, обтянутые поролоном, а живая тугая волна моря, возле которого в этом году так и не удалось побывать. Щелкнув дистанционным управлением, отдаю безмолвную команду чуду двадцатого века, и мужественный Клинт Иствуд оживает на экране телевизора, чтобы настичь и обезвредить маньяка, истязающего детей.
И пока продолжалась эта мастерски отснятая Доном Сигелом киносказка о мужественном полицейском и мягких законах, мешающих ему бороться с преступностью, почему-то вдруг подумалось, что безбытность Мендельштама нам уже не грозит. Вал вещей захлестывает с каждым годом все больше и больше, и остановить процесс их приобретения практически невозможно. Уж на что я давал клятвы самому себе видеомагнитофон не приобретать, как внезапно выплывший "Панасоник" тут же разбил вдребезги эти благие намерения. И приходится мне теперь смотреть его одному, потому что даже Богу известно, к каким последствиям может привести это недешевое приобретение.
Шелест недавно, смеясь, рассказывал, как за ним явились прямо на кафедру и доставили в дом, в который по странному стечению обстоятельств никто добровольно не стремится попасть. А там уже сидят, нервничают его коллеги по видеоувлечению. Задержали какого-то парня при перепродаже кассет, обыск выявил, что в его домашней кинотеке преобладают фильмы с порнографическим уклоном. И вот теперь у владельцев видеотехники выясняют: у кого еще есть в городе эти самые "Акаи"? Игорь смеялся, но тогда ему было не до смеха: почти два месяца обладатели видеомагнитофонов жили, как на вулкане. А затем собралась комиссия. В нее вошли люди, разбирающиеся в искусстве кино так же прекрасно, как я в проблемах разведения редьки на Марсе, которые не в силах отличить секс от эротики, и вынесли соломоново решение: стереть все записи. В том числе и концерт Маккартни. Наверное, не понравилась фамилия. Впрочем, удивляться не приходится, живучи потомки тех, ради кого Петр Великий ставил вооруженных гвардейцев у статуи Венеры. Это им подобные уничтожали полотна Дюфара, Клингера, Макарта, объявив порнографией эротические произведения искусства. Дай им волю - и они сожгут уцелевшие от огня прошлого столетия картины Буше, изрежут полотна Веронезе, разобьют античные камеи и проведут показательный суд над художником Джулио Романо, создавшим дошедшую до наших времен фреску "Зевс в облике дракона у Олимпии".
Можно, конечно, вспомнить и об уничтожении искусства Фонтенебло, но пример этот удачным не будет, потому что все-таки кинопленка существует не в единственном экземпляре. Решение этих видных кинознатоков, предпочитающих порнографию духа порнографии тела, выдержано всецело в духе времени: как бы чего не вышло. Пусть видеолюбители что-то другое запишут на своих кассетах, а если им что-то не нравится, могут жаловаться аж в прачечную Центрального разведывательного управления. Достойный ответ буржуазной пропаганде, разлагающей нас своими кинофильмами, которые яростно поносят не видевшие их критики, был воспринят хозяевами видеомагнитофонов противоречиво, и некоторые из них на всякий случай расстались со своей техникой. Поэтому о том, что у меня есть видео, знает только парень, снабжающий меня кассетами. На той, что я просматривал несколько дней назад, есть потрясающая порнографическая сцена: несколько гангстеров расстреливают из автоматов купающихся в бассейне обнаженных девушек. Покажи такую ленту нашим экспертам, они тут же объявят, что над головой ее владельца уже висит статья Уголовного кодекса. А так как к моим делам только ее и не хватало для полного счастья, приходится самому коротать время у экрана телевизора.
…Резкий удар в плечо отбросил меня назад на несколько метров, пошатнулся потолок, дорожка рванулась из-под ног; "каракор", словно через вату послышалось решение судьи, и с трудом отрывая ноющую коленную чашечку от пола, ищу разбитыми пальцами "пистолет" рапиры. Машинально резким движением подтягиваю карабинчик и чувствую спиной, как из пасти катушки вырывается вперед освобожденный метр провода, поправляю насквозь промокший металл маски, замыкаю пуандоре с дорожкой и на аппарате тут же зажигается желтая лампочка: все в порядке. Провожу распухшим рашпилем языка по прокушенной губе, смахивая солоноватый привкус крови, знаком даю понять рефери: к бою готов и тут же опускаю согнутую в локте руку, услышав резкий звонок…
Продираю глаза и тут же убеждаюсь, что звонок мне не приснился. Открываю дверь и отпрыгиваю в сторону: свободное пространство коридорчика уверенно таранит своим животом Ким Барановский.
- Где ты шляешься? - возбужденно дышит Ким таким тоном, что поневоле хочется вытянуться во фрунт и рявкнуть "виноват, ваше благородие!" Вместо этого поплотнее запахиваю халат, достаю из нагрудного кармана взмокшей рубахи Кима сигарету без фильтра, прикуриваю и вопросительно смотрю на него.
- Что ты стоишь, как монумент? Я нашел портрет. Бери бабки - и вперед.
- Куда идем или едем, а может, судя по твоему виду - летим?
- Протри глаза, портрет у Мужика Дерьмо…
- Слушай, Ким, тебе придется платить неустойку за то, что подымаешь с постели людей в такой ранний, кстати, который час?
- Половина десятого, - без запинки отвечает Барановский. - Сведения точные, отвечаю…
- Тогда давай поподробнее.
Ким плюхается в кресло, тут же вскакивает и тычет пальцем чуть ли не в мой нос:
- Шлангом кидаешься. Я тебе все выложу, а ты меня потеряешь, полотно выкупишь, а Мужику скажешь говорить, что он его кинул кому-то другому…
- А тебе за титанический труд достанется кукиш без масла, - продолжаю мысль Барановского.
- А что, не так?
- Нет, не так. Подумай сам, если я пригласил тебя в долю и не отвечу за это, ты же со мной дела больше иметь не будешь. И никто не будет. А это не выгодно. Потому что с таким парнем, как ты, еще не одно дело провернуть можно.
Комплимент, конечно, сомнительный. Как говорят в деловых кругах, с Кимом можно только дерьмо наперегонки жевать - он всегда норовит обогнать события. Но Барановский успокаивается, принимая сказанное как должное.
- Полотно точно у Мужика. По крайней мере было дней десять назад.
- Откуда такие ценные сведения?
- Случайно узнал, - выпалил Ким, и тут же поправился. - Зашел к Предиусу, он мне остался должен за…
- За наколку, ты ведь в кредит и копейки не отпустишь…
- И не отпущу. Вдруг завтра Предиус под трамвай попадет или отправится путешествовать в "желтом вороне"…
- Путешествуют ногами…
- Ногами вперед все пойдем. Так вот, бакланили мы с ним, а он высказался, мол, у Мужика есть хороший портрет, ханыги не одно дерьмо ему несут.
- Значит, обсуждали, кто сколько варит, перемывали кости всем подряд.
- Да заткнись ты, слушай. Витька ему портрет предложил, но у Предиуса столько бабок при себе не оказалось. Встретились потом, Мужик и говорит, мол, извини, промашка вышла, портрет уже куплен.
- Женский портрет это был.
- Никак не женский. В том-то и дело, что Витька чуть ли не ползал на коленях: мол, никому не говори об этом, в крайнем случае, портрет - женский.
- Ну а толку что, Витька ни за что не скажет, куда его дел.
- А если ему заплатить?
- Из твоей доли…
- Еще чего, - взвился Барановский, - ты мне и так пять с половиной процентов откинул, всего ничего, так я еще и должен?
- Должен. Потому что клиент - мой.
- Я не согласен.
- Тогда разбежались. Может, Витька полотно уже моему клиенту сбагрил, и тогда плюнь-разотри, бабок не получим вообще.
- Нет уж, раз клиент твой, заработок должен быть тобой же гарантирован.
- В нашем деле гарантию даже морг дать не может, а эта организация серьезная. Вот что, необходимо все-таки узнать у Мужика, куда он дел портрет. И это - твоя задача.
- А если он не скажет?
- Тогда все, не пытать же его в самом деле.
Когда Ким вынес свой живот из моей квартиры, я поставил турку на огонь и залил ее водой: натуральный кофе закончился еще позавчера, а позаботиться о себе так и не удалось. Поэтому достаю из бара банку растворимого кофе, который не очень люблю, и перемешиваю в чашке коричневые гранулы "Санко" с крохотной дозой сахара. А пока вода закипает, делаю небольшую разминку, совсем легкую, до первого пота. Запускаю воду в ванну и погружаюсь в спасительную прохладу, поставив перед собой на доске, лежащей поперек этой большой эмалированной посудины, пепельницу и чашку кофе.
Спешить пока некуда. Вряд ли Барановский доберется до Витьки раньше меня. Но даже если встретится с ним, толку от этого будет мало: Ким не сумеет выколотить из него необходимые сведения. Поэтому можно спокойно отдыхать. Шарю по полкам взглядом: Пастернак, Ахматова, Цветаева, петрополисовский Гумилев, Булгаков, Бабель и другие авторы, о творчестве которых на филфаке не упоминают, полная двадцатка Брокгауза. Двенадцать квадратных метров стеллажа надежно вмещают книги, среди которых уникальные издания отнюдь не редкость. А подборка по русскому искусству у меня вообще одна из лучших в городе: не каждый профессор может себе позволить иметь такую библиотеку - это тоже одно из доказательств, что избранная мною профессия имеет огромные преимущества. В ее многочисленные плюсы входит и наличие свободного времени. Поэтому я удобно устраиваюсь на диване с прижизненным сборником Зощенко, а уже спустя сорок минут принимаюсь штудировать фолиант Брюсовой "Русская живопись XVII века".