И все-таки он зазвонил. Жора даже усмехнулся, увидев, как стремительно я метнулась в комнату.
- Что?! Кто!? Это ты, Вера? Да перестань ты скулить и говори толком, что случилось.
Из всего, что мне, глотая слезы и заикаясь, поведала Вера, я поняла только…
Да ни хрена я не поняла. Познакомилась она с молодым человеком. Очень хорошим, прямо принцем из сказки. Привела его домой. Почему-то заснула. А прекрасный принц самым неожиданным образом, прямо не вставая из кресла, превратился в труп.
- Вера! Ну что ты говоришь? Как это ты могла уснуть, а он в это время ни с того ни с сего вдруг умереть?
Заинтригованный Жора Овсянников подошел ко мне сзади и приложил ухо к трубке так, чтобы ему тоже было слышно, что лепечет несчастная Вера.
Я еще и не сообразила, что ей в данной ситуации посоветовать, а Жора командным голосом безаппеляционно заявил:
- Ты меня слышишь, Вера?
- Д-да. А кто это?
- Это Георгий Овсянников, старший следователь УВД. Ничего не трогай до нашего приезда. Мы с Полей выезжаем. Ты хорошо все поняла?
- Угу-у… - и Вера зарыдала в трубку.
Через несколько минут мы были в ее квартире.
Порядок в жилище не нарушен. Следов насилия или ограбления тоже. Все вещи, судя по первому взгляду, на своих местах. Не считая разбитого фужера у кресла, в котором сидел покойник.
Рыдающая Вера, постаревшая разом на добрый десяток лет, кинулась мне на шею.
- Поленька-а!! Что теперь будет? Что будет-то, Господи.
В таких случаях истерику, по моему глубокому убеждению можно остановить только одним способом. Я так и поступила:
- Прекрати немедленно реветь! - Рявкнула я на подругу. - Где у тебя валерьянка или корвалол?
Вера безвольно махнула рукой в сторону кухни.
- Т-там. В шкафу.
Я быстро накапала подруге валерьянки, дала ей ее выпить и усадила на диван.
- А теперь рассказывай все по порядку.
Вот тогда она и попросила, чтобы мы с Ольгой ей помогли. И это, как я уже говорила, несколько задело Жорино самолюбие.
Он, хмыкнув, принялся внимательно изучать обстановку.
На журнальном столике распечатанная бутылка вина, пустой фужер, фрукты в вазе.
В комнате витал запах горького миндаля.
Мужчина сидел, неестественно откинув голову. Левая его рука была опущена вдоль тела. Цвет лица синюшный. В уголках рта пена.
В том, что мужчину отравили, не было, как я уже говорила, никакого сомнения.
И как это не дико для меня подумать, но вывод напрашивался сам собой: его отравила Елушкина.
- Поленька, ты мне веришь? Я заснула. А когда проснулась, он оказался мертвым. Я даже ничего и не трогала, честное слово. Вся надежда на вас с Ольгой, - как заведенная повторяла Вера.
- Вот и хорошо, что не трогала. Разберемся. Успокойся, - спокойно заявил Жора, взяв в руки трубку телефона.
Оперативная бригада приехала через несколько минут.
Пока они занимались своими непосредственными обязанностями, я и попыталась дозвониться Ольге. Ее телефон был занят, и я в сердцах бросила трубку. Нашла время трепаться. Хотя, может быть, именно в этот самый момент Ольга безуспешно пытается дозвониться в мою квартиру.
Через несколько минут я повторила попытку. Вновь безуспешно. Ольгин телефон все еще был занят. Вот ведь незадача!
На вопросы оперативников Вера отвечала также путанно и неразборчиво. Оно и понятно. Представляю, что она сейчас ощущает.
- Вы ее арестуете? - тихо поинтересовалась я у своего бывшего мужа.
- Поленька, до выяснения обстоятельств смерти этого человека мы вынуждены ее задержать.
- Жорочка, солнышко ты мое. Пусть ребята твои еще пофотографируют. Или там еще что-нибудь поделают. Ну, словом все, что в этих случаях положено. Дай мне хоть поговорить с ней немного. Мне, как подруге она внятнее все сумеет рассказать. Я просто уверена, что она тут вовсе ни при чем. Ее же просто подставили. Это же ясно, как божий день.
Жора пожал плечами:
- Только десять минут. Ты сама прекрасно знаешь, какой у нее родственничек. Ты же знаешь, что пословица: "Скажи мне, кто твой друг… а уж родственник и тем более".
Тут Жора осекся.
- Прости, Поля, я не хотел. Поговорите, конечно. Только недолго.
Мы ушли с Верой на кухню. Оперативники подчинились Жориной воле и несколько минут нас не беспокоили.
Есть ли у Веры враги, она не знала. Да и я тоже предположить даже не могла, что у такой умной, серьезной и доброй девушки могут быть враги. Хрень собачья. Не то спрашиваю.
Про врагов своей сестры и ее мужа тоже ничего сказать она не могла. Абсурд, конечно. Но кто знает, в каком именно месте надо искать кончик нити, за которую надо тянуть? Чем черт не шутит?
- Вера, а ты давно его знаешь?
- Н-нет. Мы вчера с ним познакомились. На базаре. Он за мной стоял. С девушкой разговаривал. Я даже подумала, что это его девушка. Во всяком случае, мне показалось, что они давно знакомы. А потом я купила помидоры и ушла. Он догнал меня у самых ворот и предложил донести сумку. И мы познакомились. И, кажется, понравились друг другу. Он меня проводил. А сегодня мы с ним договорились по телефону, и он пришел в гости. И вино принес. Мы с ним выпили. Больше я ничего не помню.
О своем новом приятеле Вера располагала весьма скудной информацией. Она знала только, что зовут его Гошей. И все. Фамилию спросить она не удосужилась. Да и странно было бы, если бы, знакомясь с молодым человеком, она спросила про фамилию. Где он жил, она тоже не знала. А девушку, с которой он разговаривал, зовут Алевтиной. Высокая, светловолосая, стрижка каре. И родинка, крупная такая, на шее с правой стороны.
Мало, очень, надо заметить мало, Верунчик.
Ситуация не из приятных. Неопознанный труп. Единственный человек, который на момент смерти находился в данной квартире - моя подруга Вера Елушкина.
Соседи, которые были вызваны в качестве понятых, прояснить ситуацию пока никак не могли.
На кухню заглянул Овсянников:
- Поля, ребята ждут. Вы обо всем поговорили?
Господи, ну какой же он нетерпеливый! Разве не знает, как трудно сосредоточиться в такой момент? Но спорить в данной ситуации с ним было бесполезно.
И самое страшное, что я услышала из уст коллег Овсянникова, было то, что они считали это дело висяком. Это значит, что Вере долго придется нести крест и считаться подозреваемой номер один в этом страшном и запутанном деле.
Я решила пока не ехать с ребятами в отделение. Надо срочно поехать к Ольге, все ей рассказать и придумать, что и как мы будем делать. Я была решительно настроена на то, чтобы заняться распутыванием дела прямо завтра с утра. По горячим следам. Да и соседи Верины к этому моменту сосредоточатся и, возможно, вспомнят хоть что-нибудь, что наведет нас на след убийцы.
Стоп! А может быть, Вере такой странный самоубийца попался? Или, может быть, он хотел отравить ее, но перепутал бокалы?
Чушь. Он же с ней недавно познакомился.
Такие сумбурные мысли крутились в моей голове, пока я беспощадно выжимала из своего старенького "Ниссана" все, что можно.
* * *
В всех окнах Ольгиной квартиры горел свет. Слава Богу, хоть дома, не умудрилась отправиться к какой-нибудь подруге, так же, как и она, верящей в предстоящий конец света.
Дверь никто не открыл. Спит, небось, мерзавка этакая. Хорошо, что хоть ключ от ее двери у меня всегда с собой.
В квартире творилось такое, что у меня волосы на голове зашевелились.
Обход я начала с кухни.
Какой ужас! Описать то, что я там увидела совершенно невозможно. Что за неряха! В кого она только и уродилась!
Заляпанная до полного безобразия газовая плита, на ней ковшик с остатками варева непонятного цвета.
Стол являл собой жалкое зрелище: банки, склянки, рваные калоши, образно говоря. На полу под столом две бутылки из-под коньяка. Из всех шкафов все почему-то было вытряхнуто. Все до единой склянки. На пыльных полках только дохлые тараканы, и больше ничего.
А когда я заглянула в кастрюли, стоявшие почему-то на подоконнике, то у меня челюсть свело. Грязное месиво из переваренного и недоваренного риса вперемешку с кусками моркови величиной с приличную сливу. И тут же сковородка с обуглившимся куском чего-то. Надо думать, что часа два назад это нечто отдаленно напоминало пирог. Кстати, про пирог я бы в жизни не догадалась, если бы не обратила внимание на то, что все ручки дверей были вымазаны засохшим тестом. Однако, это ботва. У Ольги я еще и не такое видела. Самое главное, уж слишком подозрительно тихо. Куда она подевала детей? И куда исчезла сама?
Я прошла в комнату. Все вещи были разбросаны так, словно Ольга в большой спешке куда-то собиралась.
А когда я открыла дверь спальни, то чуть не лишилась чувств. Обморок накрыл. На Ольгиной кровати, в ее старом, задрипанном халате нараспашку, развалившись, как барон Мюнхаузен, мирно спал Дрюня. Раскинувшись во сне, этот оболтус сдвинул телефонную трубку, издававшую жалобные гудки. Вот почему Ольгин телефон постоянно был занят. А я-то подумала, что Ольга никак не может с кем-то наговориться.
Все лицо и хилый торс этого проходимца были разрисованы так, что Пикассо или Матисс, увидев сии шедевры изобразительного искусства, тут же бы умерли от зависти.
На отекших от частых запоев веках нарисованы ресницы до самых бровей, под носом - пышные гренадерские усы, брови дугой. Рот размалеван так, как это делают клоуны перед выходом на арену. Щеки, как у матрешки. На животе Дрюни красовался огромный цветик-семицветик. А на груди пикирующий бомбардировщик.
Около кровати, на паласе, свернувшись калачиком, спал Артур. В ручонке у него зажат фломастер. Остальные, без колпачков, были разбросаны вокруг него. Видимо, сон сморил малыша вовремя творческого полета мысли.
Боже! Ну что за люди Ольга со своим приятелем!
Схватив на руки малыша, я положила его в кроватку и укрыла. Бедняжка даже не проснулся. С такой мамашкой немудрено силы потерять и уснуть прямо на полу. Небось, еще и голодный, ко всему прочему. Но будить его я не решилась.
А вот Дрюню я тряхнула так, что уж и не знаю, как у него последние мозги, одурманенные алкоголем, не вылетели. Разумеется, Дрюня был пьян, как зюзя, поскольку от него несло, как из гнилой пивной бочки.
Кричать я не стала, чтобы не напугать Артура.
Я зашипела на Мурашова, как кобра, и потащила его в ванную.
- Посмотри на себя, юродивый ты мой!!! - и буквально ткнула его мерзкой рожей в зеркало.
Бедный Дрюня никак не мог въехать в ситуацию и глупо улыбался, от чего его размалеванная физиономия выглядела так комично, что, будь я в другом настроении, я бы хохотала до упаду.
- Ой, Поля. Здравствуй, дорогая. А Ольга уехала.
Мурашов продолжал невинно улыбаться.
- Куда уехала!? Ты что болтаешь? Как она могла уехать, бросив Артура одного?
- Как это одного? - искренне обиделся Дрюня. - А я на что? Мы очень даже хорошо с Артуром играли.
Дрюня все еще не рассмотрел в зеркале, как изменилось его и без того прекрасное лицо после таких игр.
Я заставила его умыться и немедленно доложить, что тут смогло произойти за время моего не столь уж и долгого отсутствия.
Немудрено. У такой мамашки всегда дитя без глазу. Где ей было больным ребенком заниматься, когда ее лучший дружок с бутылкой приперся? Если бы она взялась после вчерашнего за ум, да вела бы себя, как настоящая мать, то разве случилось бы то, что случилось?
Однако Дрюня мне возразил. И, причем, его доводы мне показались довольно убедительными. Ну, это, конечно же слишком громко сказано, что убедительными. Просто я почувствовала легкий укол совести.
А ведь и правда, моя доля вины тоже имеется. Ну, вот такая она, Ольга, уродилась. Ну что теперь с ней поделаешь? Она слабая и беззащитная. И ей надо помогать и наставлять ее на путь истинный. Ругать - да, безусловно, тоже. Но бросать ее в трудный момент жизни только из-за того, что она погубила мои цветы? Нечестно. Да цветы я новые разведу. Они ж у меня, в отличие от Ольги, как на дрожжах растут.
А вот что теперь с Лизонькой? И как Ольга чувствует себя там, в непривычной для себя обстановке? Она же как ребенок, елки-палки. Ей сейчас, возможно, даже хуже, чем Лизоньке. Тем более, после такого количества крепкого напитка, принятого сестрой. А принес его, как выяснилось, все-таки противный Мурашов.
Я даже на некоторое время забыла, зачем сюда приехала. Я даже не сразу сообразила, что этот отекший, благоухающий тип, как ни крути, все же родственник моей подруге, Вере Елушкиной.
- Чтоб ты издох, Мурашов. От тебя никому никакой жизни: ни тебе самому, ни твоей маме, ни твоей жене. От тебя, олуха, все родственники плачут. Кстати сказать, сестра твоей жены попала в такую переделку, что тебе и не снилось. Не удивлюсь, что причиной этому ты являешься. С тебя станется.
Ошеломленный Мурашов никак не мог взять в толк, чем же он Верке-то не угодил?
- Я ее никогда не обижал. И даже денег у нее никогда не просил. А мог бы, между прочим. Зачем одинокой, незамужней женщине деньги лишние? Только человека портить.
Я рассказала Дрюне про несчастье, случившееся с его родственницей. Он был в шоке. В таком глубоком, что пытался выклянчить у меня хоть на чекушку.
Я его глупых просьб не слышала и слышать не хотела. Я кое-как добилась от него более или менее вразумительного ответа, куда могли отвезти Ольгу с Лизонькой, и уселась перед телефоном.
Мурашов все потирал свои торчащие уши, пытаясь отрезвить себя, родного, по известному, видимо, вычитанному им принципу, и приговаривал:
- Ну и дела, екарный бабай! А я-то, глупый, думал, что утром стал самым несчастным человеком в мире. Это когда Ленка ушла. Надо же! Оказывается, и хуже бывает. Лизонька с Ольгой в больнице, Верка в тюрьме… А я, дурак, пьяный и беспомощный. Никому и ничем не могу помочь. Поленька, ты одна самая трезвая и самая умная. Ты все можешь. Ой, Господи! Но мне так плохо. Чекушка меня бы точно спасла. Я бы даже что-нибудь придумать смог.
- А вот это ты не видел, ирод несчастный? - Я продемонстрировала Дрюне конфигурацию из трех пальцев. - Подхалим несчастный!
- Поля!!
Дрюня несколько оживился:
- Это я по инерции на водку выпрашиваю. У меня самого есть деньги. Привычка, наверное. Сейчас я куплю бутылочку коньяка, и мы с тобой все тщательно обдумаем. Я уверен, что мы найдем с тобой выход. Не может же такого быть, чтобы его не нашли два умных человека.
Я чуть дымом очередной сигареты не поперхнулась. Вот этого я, извините, уж точно не знала, не ведала. Это Дрюня-то - умный человек?! Какая хрень! Такого дуралея я отродясь не видывала. Ну, да ладно. Бог с ним, с Дрюней. Это все слова. Надо дело делать. В первый раз в своей жизни я не знала с чего начать. Наверное, сегодня действительно необычный день.
Начнем с поисков Ольги.
Ольгу с Лизонькой я нашла в реанимационном отделении при пятой детской инфекционной больнице. Дежурный врач сказал, что проникнуть туда до утра мне никак не удастся. Лизоньке стало уже немного получше, главное, опасность миновала. Утром или к обеду ее переведут в инфекционное отделение. Ольга, разумеется будет находиться там же, вместе с дочерью. Значит, расследование мне придется проводить одной, с помощью Овсянникова.
Теперь Артур. Надо его пристроить. Иначе я буду повязана по рукам и ногам и ничем не смогу помочь Вере.
Кириллу я не смогла дозвониться. Мчаться разыскивать его среди ночи, оставив вновь мальчонку с в стельку пьяным Дрюней - глупо. До такого только Ольга сможет додуматься. Везти пьяного Дрюню домой, опять же оставив мальчонку на произвол судьбы - это тоже не в моем стиле. Короче, как в той загадке про козу, волка и капусту, которых надо было перевести на другой берег реки и при этом сделать так, чтобы не пострадали коза и капуста.
Дрюне я милостиво разрешила расположиться на диване в зале, а сама, выкурив очередную сигарету, решила заняться хозяйством в Ольгиной запущенной квартире. Утро вечера мудренее. Завтра вернется бабушка, Евгения Михайловна, и Артура отвезу ей. А пока кухня и все остальное, что заставит мое сердце биться ровно и спокойно.
Дрюня, чувствуя все-таки во всем виноватым лично себя, вызвался мне помогать и отказался спать. Он тоже не хотел остаться в стороне и искренне желал помочь и Ольге, и своей родственнице Вере. И хоть с Леной он, по его словам, опять расстался, в расчет сей факт не принимал. Как все самовлюбленные мужчины, он был абсолютно уверен в том, что не пройдет и недели, и Лена вернется как ни в чем ни бывало. И все вернется на круги своя. Я поручила ему вынести мусор, сыпавшийся через края ведра. Мурашов был согласен на все. Он даже про выпивку, которая его душе милее всего, на некоторое время забыл.