- Стало быть, ты полагала, что никто из нас не прочтет твою книгу?
- Да хоть бы и прочли, мне наплевать. - То ли алкоголь, то ли облегчение от признания прибавили Джин смелости. - Авторских прав я не нарушила: "Страстного турка" не переиздавали уже лет сто. Кто, скажи на милость, подаст на меня в суд?
- Только не я, дорогая. Тот скромный томик здорово скрасил последние месяцы учебы. Кстати, ты защитила кандидатскую?
Казалось бы, этот невинный вопрос должен был отвлечь и успокоить Джин. Но вместо этого в ее глазах вновь появилось затравленное выражение.
- Докторскую, - прошептала она.
- Поздравляю.
- Я доцент.
От новых поздравлений Жаклин воздержалась - судя по тону Джин, та ждала скорее соболезнований.
- В этом году, - замогильным голосом продолжала Джин, точно Дельфийский оракул, предрекающий гибель Афин, - меня зачисляют в штат.
- Да? - Тут Жаклин сообразила. - А-а...
- Угу. - Джин кивнула. - Если только узнают, что я... сама понимаешь...
Подвизаясь в академических кругах, Жаклин без труда уловила скупые намеки и еще более туманную логику Джин и перевела на нормальный язык:
- Значит, если твои коллеги пронюхают, что ты пишешь мягкое порно, теплого местечка в университете тебе не видать как собственных ушей. Джин, неужели ты всерьез в это веришь? На дворе не 1850 год и даже не 1950-й.
- Теплое местечко? Да я вообще лишусь работы! Сама знаешь, какая в университетах система: дотрубив до определенного возраста, либо получаешь повышение, либо вылетаешь. А мне уже почти... сама знаешь сколько. По-твоему, это очень весело - искать работу в моем возрасте, соревнуясь с юными самоуверенными всезнайками?
У Жаклин оставались сомнения насчет правоты подруги, но она отлично знала, насколько зыбки и ненадежны пути к успеху в научном мире. Конкуренция была поистине беспощадной: на всякий пост метило с дюжину квалифицированных претендентов, и сдвинуть чашу весов мог самый незначительный фактор. Но главное, Джин всей душой верила в опасность, и никто бы не сумел ее разубедить.
Жаклин попыталась зайти с другой стороны:
- Ну и что, если потеряешь работу? Наверняка ты зарабатываешь кучу денег на своих книжках.
- Точно, - печально согласилась Джин. - Зарабатываю.
- Ну и отлично! Кого волнует мнение отсталых и скучных профессоров?
- Меня.
- А-а...
- Мне очень нравится преподавать. Я просто обожаю университетскую атмосферу - тишина, уважение... Ой, да ты все равно не поймешь. Ты ведь всегда была смутьянкой.
- Я?! - возмутилась Жаклин. - Да я само смирение...
Джин хихикнула:
- Ага, помнишь, как ты усадила всех чернокожих футболистов из команды "Вашингтон Парк" в первом ряду, когда профессор Хоффмейер читал лекцию по наследственным расовым особенностям?
Жаклин отмахнулась:
- Твоя беда в том, что ты стыдишься своих книжек. И приписываешь это презрение своим коллегам. Если ты так ненавидишь свои романы, почему не бросишь писанину?
- Не могу.
- Да почему?
- Ну... - Джин смущенно заморгала. - Я зарабатываю кучу денег... ну и... привыкаешь к определенному уровню жизни...
- И на что ты тратишь денежки? На шмотки? Вряд ли.
Джин вспыхнула и нервно поправила съехавший на ухо парик.
- Это ты про мой наряд?.. Знаешь, я вообще-то так не одеваюсь, только когда вынуждена. В том смысле, что...
- Так на что же ты их тратишь?
- Ну... на разное. Покупаю много книг...
- Боже правый, и зачем мне это надо?! - в сердцах вскричала Жаклин. - Видать, совсем рехнулась. Ведь каких-то полчаса назад я уверяла Виктора фон Дамма, что мне до смерти надоели чужие откровения, и вот, пожалуйста, сама напрашиваюсь...
- Виктор?! И что же он тебе рассказал?
- Ничего особенного. Мне удалось отделаться от него прежде, чем... Ну ладно, - вздохнула Жаклин, - его Кое-что отвлекло, вернее, кое-кто. Любопытно, как там Сью?.. О чем я говорила?
- О Викторе.
- То есть о Джо.
- Он сказал тебе свое настоящее имя?
- Не совсем так. Сказал не он. А сам Джо признался, что спит и видит, как бы стать библиотекарем.
- Бедняжка Джо, - пробормотала Джин.
- А еще он сказал, что ты несчастна. И намекнул, что вас с ним связывает некая страшная тайна. А также посоветовал поболтать с тобой: мол, меня ждут шокирующие откровения. Но... - Жаклин властно подняла руку. - Но я не желаю их выслушивать. На кой черт мне стенания двух глупцов, которые, очевидно, не понимают, что выгодно устроились и гребут деньги и славу лопатой? Что у вас за проблемы? Можешь не отвечать. - Она сделала движение, собираясь встать.
Джин ухватила ее за рукав:
- Джекки, прошу тебя...
- Оставь! - Жаклин зевнула. - Если думаешь, что меня растрогают древние и неуместные прозвища... - Но встать больше не порывалась.
Помолчав, Джин тихо заговорила:
- Я читала насчет того дела в Риме. В каком-то журнале.
Спросить: "Какого дела?" - было бы чистейшим жеманством. История та получила широкую огласку, поскольку среди действующих лиц фигурировал всемирно известный ученый, да и лейтенант Ди Кавалло, что вел расследование, не имел ничего против огласки - и славы. Задумчивая улыбка тронула губы Жаклин. Остров Капри... маленький отель неподалеку от развалин дворца Тиберия, уединенный пляж, который они случайно обнаружили... Погрузившись в приятные воспоминания, она забыла про Джин.
- А была еще другая история, в Англии, - что-то насчет общества по реабилитации короля Джона...
- Ричарда. Откуда ты узнала?
- Однажды на какой-то вечеринке разговорилась с одним историком, его звали Найджел Стрэнгвейз. Болтали о том о сем, и вдруг он...
- И что этот тип сказал обо мне? - Глаза Жаклин сузились.
Джин собиралась с мыслями достаточно долго, чтобы убедить Жаклин: отзыв Найджела явно нуждался в редактуре.
- Э-э... что произошло убийство - или попытка убийства - и ты его раскрыла. А еще сказал, что ты... э-э... замечательная женщина.
- Хм, - недоверчиво отозвалась Жаклин.
- Так ты правда раскрыла то дело?
- Да.
- Значит, ты разбираешься в подобных вещах?
- "В подобных вещах"? Джин, да что у тебя с головой?! И как тебя вообще держат в университете?
Джин пропустила колкость мимо ушей. На лице ее застыло напряженно-сосредоточенное выражение.
- Я имела в виду преступления. Ведь шантаж - это преступление, верно?
- Тебя кто-то шантажирует?
Вопрос был задан в лоб, и Джин пошла на попятную, отвела глаза в сторону - и тут же внимание ее привлек кто-то или что-то. Взгляд ее застыл, а в следующую секунду, тихо вскрикнув, она выскочила из кабинки и растворилась в толпе.
Жаклин ожидала увидеть Дюбретту, а посему не знала, радоваться или нет, когда узрела долговязую фигуру другой своей бывшей однокурсницы. Завидев Жаклин, Бетси помахала рукой и устремилась навстречу.
- Так и знала, что ты тут втихомолку напиваешься! - весело крикнула она и плюхнулась на стул, где только что сидела Джин.
- Оставь эти штучки. Ты искала не меня. И кстати, почему ты не за решеткой?
Бетси провела рукой по седеющим волосам.
- О'кей, искала я не тебя, а глоток-другой чего-нибудь этакого. Официант! Почему не за решеткой, спрашиваешь? Дорогуша, да я забыла, как выглядит каталажка! Главное для революционера - опыт, со временем насобачиваешься, приобретаешь кое-какие навыки... - Она подняла глаза на официанта. - Джин со льдом, пожалуйста.
- Видимо, я слишком долго проторчала в глуши, - вздохнула Жаклин. - Мне казалось, что если ударить копа по башке, то...
- Не так уж сильно я его ударила. - Бетси нежно улыбнулась. - Сколько ж лет прошло, Джекки? Выглядишь классно. А что за дамочка только что отсюда слиняла? Кого-то она мне напомнила.
- Прошло почти двадцать лет, - педантично ответила Жаклин. - Чем ты...
- На ней был такой же прикид, как на всех этих сучках-романистках. Как тебя угораздило затесаться в их компанию?
- А с чего ты так против них окрысилась?
Бетси ухмыльнулась:
- Поиграем в вопросы и ответы? Ладно, не хочешь - не говори. Но любой, кто прочтет хотя бы одну из этих похабных книжонок, поймет, почему я их не выношу. Ты сама-то читала?
- Целых две. А ты?
- Не подловишь, можешь не стараться! - весело ответила Бетси. - Читала, и не две, а двести. До того хороши, что, боюсь, моим мозгам уже не оправиться. Но ты-то, Джекки, у нас всегда слыла умной девушкой. Как ты терпишь такую чушь?
- А с чего ты взяла... - Жаклин оборвала себя на полуслове. До смерти надоело уклоняться от ответов; любопытно, она еще в состоянии изъясняться простыми фразами? Надо попробовать. Заметив стоящую рядом даму, Жаклин объявила: - Это Дюбретта Дюберстайн. Дюбретта, познакомьтесь; Бетси Маркхэм. Скажите, Дюбретта, а вы... Нет-нет, всё! Больше никаких вопросов.
- Не сумела отыскать свободный столик, - пояснила Дюбретта. - Не возражаете, если присоединюсь к вам?
Возможно, так оно и было. Народу в баре все прибывало, и журналистка уже некоторое время топталась у стойки. Как долго, Жаклин не знала. Вполне вероятно, Дюбретта углядела, как она беседует с Джин-Валери. Но революционерка Бетси тоже заманчивая добыча для репортера, а блокнот у Дюбретты всегда наготове.
- Вы из пикета? - поинтересовалась она.
- Завидная проницательность, - похвалила Жаклин, разглядывая солдатскую униформу Бетси, всю в нашивках и бляхах.
- На что жалуетесь, Бетси? - спросила Дюбретта.
Гласность - бальзам на душу пламенного борца. Лихорадочно сверкнув глазами, Бетси зачастила:
- Авторы любовных романов увековечивают образ женщины, который по своей сути устарел! Он продиктован пренебрежительным отношением к женщине, а потому пагубен! Все тот же миф: мол, женщины мечтают, чтобы их изнасиловали. А мужчины, между прочим, по-прежнему в это верят; и когда женщина-писательница потворствует этому их отвратительному заблуждению - это не просто унизительно, а настоящее предательство!
Дюбретта строчила как заведенная.
- "...настоящее предательство", - удовлетворенно повторила она.
- Мужчины до сих пор одержимы образом, созданным больше ста лет назад в "Страстном турке", - вдохновенно продолжала Бетси. - Они... Джекки? В чем дело?
- Нет-нет, ничего, - отмахнулась Жаклин, подавив смешок.
- Ты ведь помнишь эту книжку, правда? Мы все ее читали. Как там звали ту девицу, английскую красотку?..
- В современной любовной прозе и впрямь немало от "Страстного турка", - поспешила вставить Жаклин. - Ты права, Бетси, сплошь и рядом героиню насилует сексапильный красавец, и пускай он в конечном итоге в нее влюбляется - это отнюдь не компенсирует ее мучений.
- Вот именно! - страстно вскричала Бетси.
Жаклин расслабилась: ее отвлекающий маневр сработал.
Бетси горячо продолжала:
- В современной так называемой художественной литературе, куда ни ткни, всюду женщину превращают в жертву. Возьмите ужастики или триллеры - кого там обижают и притесняют? Кого терроризируют, преследуют и истязают? Красивую молодую девушку - вот кого!
- Это все? - Дюбретта отложила ручку.
- Нет, черт возьми! - негодующе воскликнула Бетси. - Я могу еще долго говорить.
- Все в том же духе? Нет-нет, деточка, все это очень хорошо, но не могу же я повторяться на протяжении целой колонки. Неужели у вас не найдется ничего конкретного на этих людей?
- Найдется? Что, например?
Жаклин едва сдержала улыбку, а Дюбретта громко фыркнула:
- Именно это меня и раздражает в вас, реформаторах. Вы до чертиков наивны! Ходите взад-вперед, горланите свои лозунги о равенстве и справедливости, временами двинете копу по башке - да-да, моя золотая, я видела, как вы огрели бедняжку Джексона Биллингса, - и чего в итоге добиваетесь? Да ни черта! Неужели не понимаете: чтобы разоблачить и прижать к стенке врага, надо не гнушаться грязных уловок - как не гнушаются их они!
Бетси, которую не вогнало бы в краску любое непечатное словечко, сделалась пунцовой, когда ее обвинили в наивности. Почуяв в Дюбретте потенциальную союзницу, она подалась вперед:
- А вы именно это пытаетесь сделать - разоблачить их?
- Охотиться надо за теми, кто наверху, - поучала Дюбретта. - Большинство авторш - бедные простодушные недотепы вроде нас с вами, которые всего лишь стараются заработать. Они-то и есть настоящие жертвы эксплуатации - их вынуждают кропать ерунду, которая им самим противна, а заработанные гроши вытягивают издатели и агенты.
- Гроши? - вскричала Бетси. - Да вы знаете, сколько деньжищ гребут фон Дамм, Валентайн и Вандербилт?
- Можете охотиться за ними, если хотите, - невозмутимо ответила Дюбретта. - Но вы упускаете главную фигуру, которая за всем этим стоит, - паучиху в центре липкой паутины. Хэрриет Фостер. Да-да, старая добрая тетушка Хэтти. Также известная под именем Хэтти-четвертак. Большинство агентов берут десять процентов, от силы пятнадцать. Хэтти берет двадцать пять. А уж сколько она гребет неучтенкой - одному богу ведомо. Ничего бы не пожалела, лишь бы вывести на чистую воду эту слащавую, вечно улыбающуюся сучку. Если в мне только удалось...
Голос ее вдруг сорвался на хрип, и Дюбретта умолкла. Бетси подняла было руку, чтобы в лечебных целях хлопнуть журналистку по спине, но Жаклин удержала ее:
- Нет-нет, не надо. Что с вами, Дюбретта?
Через несколько секунд та расслабилась. Достала из сумки маленький пластиковый пузырек, вытряхнула пилюлю и проглотила.
- Все время забываю принимать эту отраву, - смущенно выдавила она.
- Все в порядке? - забеспокоилась Жаклин.
- Совершенно. Три пилюльки в день - и старинные ходики продолжают тикать. А теперь, Бетси, милочка, послушайте моего совета. Забудьте о своих плакатах и расплывчатой злости. Вам необходимо сделать мишенью насмешек конкретных людей. Смех - самое сильное оружие в мире. Если вы сумеете выставить на посмешище этих мерзавцев, разоблачить их притворство, лживость...
- Продолжайте! - Бетси ловила каждое слово Дюбретты.
Две седеющие головы склонились друг к другу. Какое-то время Жаклин прислушивалась, но вскоре потеряла интерес, поскольку лекция Дюбретты сводилась к общим принципам сенсационных разоблачений.
Неприязнь Дюбретты к Хэтти Фостер граничила с ненавистью. Ужимки Хэтти и ее подопечных - в особенности их вкус в области дизайна - были смешны и нелепы, что делало литераторов-романтиков более чем уязвимыми для сатиры, в которой Дюбретте не было равных. Но всем очевидная глупость - скудная пища для газетных сплетен. Тут требовалось что-то более завлекательное, желательно какая-нибудь страшная и позорная тайна. Любопытно, задумалась Жаклин, эта самая лживость, которую мечтала разоблачить Дюбретта, имеет какое-то отношение к намекам, что подбрасывали ей Джо и Джин? Если так, то в воздухе явственно попахивает шантажом. Но что тетушка Хэтти может иметь против беспечного и безобидного актера-неудачника Джо?
От раздумий ее оторвало внезапное молчание, воцарившееся за столиком, Жаклин моргнула и обнаружила, что Дюбретта с Бетси сверлят ее негодующими взглядами.
- Джекки, мы же разговариваем! - возмутилась Бетси.
- И кто вам мешает? Я и рта не раскрыла.
- Ты пела!
- Неужели?
- Я-то надеялась, что ты с этим справилась. - И Бетси пояснила Дюбретте: - Раньше Джекки всегда так делала - когда становилось скучно, она принималась напевать.
- И что же я пела? - с интересом спросила Жаклин.
Бетси вздохнула:
- Начала с "Расцвета любви". Потом перешла к "Старой, нежной песне любви", а уж затем - к "Пускай бегут года".
- Ну что ж! - Подхватив сумку, Жаклин поднялась. - Раз я мешаю вашей интеллектуальной беседе, то, пожалуй, откланяюсь.
Мурлыча себе под нос, она взяла у портье ключи от номера и направилась к лифту. "Пусть чередой годы прошли, свою любовь мы сберегли..."
Любовь и страсть, ревность и ненависть были, разумеется, не чужды Жаклин. Не найти более благодатной почвы для этих чувств, нежели влажные и тенистые университетские рощи. Однако, хотя Жаклин довелось стать невольной участницей нескольких расследований убийств, никогда прежде ей не приходилось окунаться в атмосферу, буквально пропитанную ненавистью. Все здесь друг друга ненавидели.
Но это лишь доказывает, рассуждала Жаклин, что авторы дамских романов не лучше и не хуже, чем прочие представители рода человеческого. Поражало иное - контраст между кружевными сердечками с одной стороны и ядовитыми перепалками - с другой. Сентиментальность и ехидство были сплетены в причудливый и нелепый клубок.
Пассажиры лифта испытали немалое облегчение, когда Жаклин вышла на своем этаже, по-прежнему напевая.
В номере никого не оказалось, но Сьюзен здесь побывала: ее ободранный чемоданчик робко забился в угол, а туалеты не заняли и четверти платяного шкафа. На тумбочке лежала записка: "Я ушла с Виктором! Огромное Вам спасибо! До скорой встречи. Не могу передать, как я Вам благодарна за Вашу доброту! Сью".
- Ого! - воскликнула Жаклин.
На тумбочке высилась еще и стопка книг в бумажных переплетах. На обложке верхней книжки юная дева млела в объятиях высокого и смазливого индейца. Сползающая с плеча девушки блузка готовилась вот-вот окончательно ее покинуть, а сама прелестница прогнулась назад под углом, немыслимым для человеческого позвоночника. Мрачное доселе лицо Жаклин слегка просветлело. Сбросив туфли, она поудобнее устроилась на кровати и подтянула к себе "Нежданные ветры страсти".
Глава 3
1
"Поведя широкими плечами, Длинная Стрела небрежно скинул лук и колчан со стрелами. На его бронзовой груди заиграли мускулы.
- Я буду звать тебя Анемон, Цветок Ветра, - произнес он по-английски, но с гортанным выговором. - Это цветок любви в моем племени, ибо он гнется от ветра страсти.
- Нет, - прошептала Флейм и попятилась, дрожащими руками пытаясь натянуть обрывки блузки на полные груди. У молодого воина загорелись глаза.
- Иди ко мне, Цветок Ветра. - Он отбросил в сторону кожаную набедренную повязку. Точно завороженная, Флейм уставилась на..."
- Жаклин?..
- Черт, - буркнула Жаклин. Она и не услышала, как в замке повернулся ключ.
Сьюзен смущенно улыбнулась:
- Извините, я не хотела вам мешать.
- Ничего страшного. - Заложив страницу, Жаклин захлопнула книжку. В конце концов, она отлично представляла, что же так заворожило невинную Флейм. Ни у кого из читателей "Страстного турка" не могло остаться сомнений на сей счет.
- Мне казалось, вы ужинаете с Виктором.
- Я передумала.
Жаклин с интересом наблюдала, как котенок пытается походить на льва. Это было так занимательно, что она вмиг позабыла все свои благие намерения не лезть куда не просят.
- Что случилось? - спросила она, с трудом скрывая нетерпение.
Сью подошла к окну и задумчиво уставилась на Центральный парк.