Интересно, мне показалось или в его голосе в самом деле прозвенели нотки восторга? Представив себе куски мяса на вертеле, я чуть не умерла. Желудок мой снова вывернулся наизнанку, оросив содержимым Петрухины штаны.
- До чего ж вы, женщины, хилый народ, - посетовал коллега, оценив ущерб. Но Петька не обиделся и даже не рассердился. Он подрыгал ногами и выдохнул: - Я все снял! Ты, Василиса, не волнуйся. Сейчас тебя немножко допросят, а потом отпустят… Ох, какой материал!!!
- Что это было, Петя? - я намеревалась с минуты на минуту скончаться, поэтому последнее желание умирающего выговорила четко, почти по слогам: - Только правду, слышишь? Не надо меня жалеть…
- Ты имеешь в виду гражданина в кабинке? - догадался Петр. - Так его кислотой обвили. В страшных мучениях умер человек!
- Кислотой… - эхом отозвалась я. - Ужас какой! Ему, наверное, было очень больно. Слушай, Петька, а почему он не орал?
- Орал, конечно, да кто его слышал за грохотом музыки?
Петька рассуждал здраво: музыка в клубе гремела, как канонада на линии фронта. Но трудно представить, что в момент совершения преступления в туалете никого не было. Девицы не могут и получаса прожить без того, чтобы не бросить на себя в зеркало оценивающий взгляд: все ли в порядке с макияжем, не испортилась ли прическа? Так что наверняка кто-то из клубных деток что-то видел. Я поделилась этими соображениями с Петькой, однако он моего энтузиазма не разделял:
- Если кто и видел что-то стоящее, то этот товарищ уже давно дома сидит и зубами бряцает от страха. Кому же захочется оказаться свидетелем преступления? Это, знаешь ли, опасно для жизни.
Петруха явно был прав. Я приуныла, но тут в туалет вошли еще двое мужчин. Неловко как-то! Туалет дамский, а мужиков в нем, что грибов в лукошке.
- A-а, Петро! И ты здесь! Как всегда: в нужном месте, в нужное время, - один из прибывших, мужчина лет сорока пяти, с добрым лицом, обменялся с Петькой крепким рукопожатием. Второй дядька, крайне неопрятного вида, ограничился угрюмым кивком и, стрельнув в меня колючим взглядом, мрачно поинтересовался:
- Она, что ли, тело обнаружила?
- Ага, - подтвердил Петруха.
- Кто такая?
- Василиса Ивановна Никулина, журналист городского телевидения, - я, робея, представилась. Отчетливо ощущалось, что прибывшие дяденьки имеют право задавать вопросы.
- Что, вот так прямо и Василиса? - подивился Угрюмый.
- Да еще Ивановна… - хохотнул Добряк, а потом неожиданно сообщил: - Безымянный.
- В каком смысле? - обалдело моргнула я.
- В смысле, я - Безымянный.
- A-а… Бывает, - я сочувственно кивнула, а Петька вдруг развеселился.
Даже Угрюмый вытянул губы ниточкой, что, должно быть, означало у него смех. Безымянный товарищ тоже улыбнулся, после чего пояснил:
- Это фамилия такая. В детдоме присвоили. А зовут меня Гаврила Степанович.
- Ага, - снова согласился Петька и быстро шепнул мне на ухо: - Это следователи. Сейчас допрашивать начнут. Не бойся, Вася!
А я уже и не боялась, разве что самую малость. Сейчас мне хотелось только одного: забраться в постель, натянуть одеяло на голову и рассказать Клеопатре об обрушившихся на меня тяжких испытаниях. Уж она-то сможет утешить!
Допрос, как и обещал Петруха, длился недолго, всего-то полтора часа, но вымотал меня изрядно. Пришлось заново пережить трагические события. После допроса я еще полчаса дожидалась Петруху. Он развил бурную деятельность. Со своей камерой он носился по клубу, подобно Фигаро, и создавалось впечатление, что Петьки слишком много и он повсюду. Потом коллега о чем-то долго совещался с Безымянным и Угрюмым, настоящего имени которого я так и не узнала. Я почти засыпала, сидя в уголочке, когда Петька, злой как черт, выдернул меня из уютного кресла и потащил к выходу из клуба. Уже в машине Петруха от души выругался.
- Опять часовой репортаж накрылся! - Петька в сердцах хлопнул руками по рулю, под капотом старенькой машины что-то жалобно звякнуло.
- Почему? - искренне удивилась я. - У тебя такой потрясающий материал: рейд ОМОНа и - бац! - труп на руках! Знаешь что? Поехали в контору! Вовка наверняка уже покончил с Агафьей… Мы быстренько все смонтируем, я тебе помогу, а завтра в прайм-тайме ты выдашь сенсацию. По-моему, идея неплохая, а, Петь? Поворачивай коня, друже!
У меня даже усталость куда-то пропала, а ведь часы показывали половину пятого утра! Невероятно, но Петька, фанат своего дела, от предложенного мною плана решительно отказался.
- Нет, Василь Иваныч, - голосом Македонского, потерпевшего внезапное поражение, молвил Петруха.
- Почему? A-а, опять не разрешили?
В ответ Петька что-то буркнул.
- Петенька, не горюй. Сам знаешь: пока ведется следствие… Думаешь, Порфирьев сразу стал Порфирьевым? Сколько рабочего материала у него ушло "в стол"! Ему тоже многое запрещали. Зато потом - и "История Петровской эпохи", и "Революция глазами рабочего и крестьянина", и "Отечественная война без купюр". У тебя тоже все получится, я уверена.
- Много ты понимаешь, - пробубнил себе под нос Петруха, впрочем, заметно успокаиваясь. - Ты ментов не знаешь! У них следствие годами может тянуться, как резинка на трусах.
…Спустя двадцать минут моя мечта о постельке наконец осуществилась. Усталость и нервное напряжение вновь навалились на меня, потому сил на водные процедуры уже не осталось.
- Извини, милая, - обратилась я к Клеопатре, - баня сегодня отменяется. Я иссякла. Оно и понятно: такие испытания пережить! Вот я тебе сейчас расскажу, лезь под одеяло…
Но, едва моя голова коснулась подушки, как я провалилась в тяжелый сон без сновидений.
…Утро следующего дня облегчения не принесло. Проснулась я с неприятным ощущением ломоты во всем теле и с нечеловеческой головной болью. Во рту пересохло, язык походил на рашпиль и царапал горло. Классические признаки простуды.
- Только этого мне не хватало! - просипела я, усилием воли вытаскивая себя из постели. Тут, как назло, ожил телефон. В голове застучали сто молотков одновременно.
- Что ж так не вовремя… - Я с тяжким стоном кандальника сняла трубку городского телефона: - Говорите, если ваша совесть скончалась.
Трубка отозвалась протяжными гудками. Я их послушала и в сердцах запульнула телефон на кровать с негодующим возгласом:
- Лечиться надо! Стоп, - секунду спустя я сменила гнев на милость: - Что это за вопли?
Слух все еще терзала страшная какофония, нечто среднее между криками гориллы, ставшей на тропу войны, и стоном курицы, зараженной птичьим гриппом. Сон с меня окончательно слетел, я осознала, что леденящие душу звуки издает вовсе не городской телефон. Они доносились из моего рабочего рюкзачка, самодельной джинсовой торбы, которую я таскаю и в пир, и в мир. Мне пришлось вывернуть торбочку наизнанку, чтобы определить, что же так противно верещит. Оказывается, орал мобильный телефон. Только не мой! Пока я очумело моргала на миниатюрный аппарат и гадала, откуда в моей торбе взялось это чудо, он умолк, оставив после себя лаконичное сообщение на экранчике: "Один непринятый вызов".
Любопытство заставило меня взять чужой гелефон в руки и попытаться выяснить имя звонившего. Я хотела объяснить - телефон попал ко мне случайно, я готова вернуть его хозяину. Однако мои благие намерения рухнули - на дисплее красовалось: "Номер засекречен".
- Дела-а, - покачала я головой, запихивая разбросанные по кровати вещи обратно в торбочку. - Хрен с ним. Перезвонит, коль надобность будет.
Чужой аппарат я решила прихватить с собой на работу. У нас есть рубрика "Доска объявлений", дам сообщение о найденном телефоне. Игрушка дорогая, хозяин, наверное, горюет. Я убрала противный позывной и переключила трубку на режим вибровызова, иначе испугается еще кто-нибудь этих диких звуков.
Офис телевизионной редакции расположен в пяти автобусных остановках от моего дома. Обычно я езжу на маршрутке. И все равно умудряюсь опаздывать.
По счастью, в маршрутке оказалось не так много народу, мне даже удалось занять место рядом с водителем. Редкостная удача!
- Девушка, у вас вибрирует! - сверкнул белозубой улыбкой смуглый паренек.
- В каком смысле? - растерялась я.
Парень скосил глаза на мои колени, где лежала моя торбочка, - и в самом деле, она странно дрожала.
- Что это, а? - Я испуганно округлила глаза.
- Наверное, вы боитесь ездить в машине, - предположил водитель маршрутки. Говорил он вроде серьезно, но в глазах его строили нахальные рожицы веселые черти. Я это заметила и насупилась:
- И ничего я не боюсь.
- Тогда это, наверное, мобильный телефон елозит, - выдвинул новую версию словоохотливый юноша. - Вы, должно быть, его на вибровызов поставили. О, глядите, как не терпится! Кому-то вы очень нужны…
Упоминание о мобильнике вывело меня из ступора, и через секунду чужой телефон вибрировал уже в моих руках.
- Алло? - дрожащим голоском пискнула я. Неизвестно отчего, но этот звонок меня здорово напугал. Возникло ощущение, что ничего хорошего я не услышу. Интуиция не подвела.
- Начался третий день охоты, - сообщил мне какой-то неживой голос. - Сегодня тебе следует посетить невропатолога. В регистратуре скажешь: "От Марии Ивановны", - возьмешь рецепт. Там найдешь следующую подсказку. И помни: осталось семь дней!
Трубка умолкла. Я продолжала машинально прижимать ее к уху. О том, что видок у меня был безумным, свидетельствовал взгляд улыбчивого шофера. Только теперь он уже не улыбался, а смотрел на меня крайне настороженно.
- Что-то случилось? - озаботился он.
- Сегодня третий день охоты, - ответила я чистую правду. - Осталось семь дней, а меня посылают к невропатологу.
Маршрутка резко затормозила. Пассажиры и салоне невнятно зароптали. Черти из глаз юноши исчезли. Он смотрел на меня с испугом. Я робко вякнула:
- Выходить?
- Поликлиника… - вздохнул водитель с таким видом, словно привез меня не к обычной городской поликлинике, а в психиатричекую больницу. Мне это не понравилось, и я сочла нужным пояснить:
- Между прочим, моя фамилия Никулина. - Предполагалось, что эту фамилию в городе неплохо знают.
- Я так и понял, - убежденно кивнул шофер. - А я - Давид.
- Очень приятно, - предприняла я попытку улыбнуться, хотя никакой приятности по этому поводу не испытывала. - Поехали?
Однако водитель почему-то ехать не спешил.
- Я Давид, - снова заявил он, - Давид Копперфильд.
…Ну и что бы вы сделали на моем месте? За спиной - волнующиеся народные массы, слева - Давид Копперфильд, справа… тоже хреново: тучная тетка в тулупе. По ее глазам ясно читалось - мне лучше выйти.
- Деньги верни, фокусник, - мрачно потребовала я.
Может быть, водитель и вернул бы деньги, но тетка в тулупе хорошо поставленным скандальным голосом бросила:
- Перебьешься! Одну остановку проехала? Стало быть, плати. Я сорок лет кондуктором проработала, порядки знаю! Выметайся, голуба…
Так я оказалась на обочине. В хорошем смысле этого слова. То есть высадили меня из маршрутки прямо у входа в городскую поликлинику.
- Зайти, что ли? - вслух молвила я. Как любому журналисту, мне был присущ некий авантюризм. Вопрос о том, как все-таки чужой телефон оказался в моей торбочке, по-прежнему оставался открытым. Это я решила обсудить с глазу на глаз с верным Петькой. А вот известие о какой-то охоте и подсказке, выписанной невропатологом, меня заинтриговало.
- Я только одним глазочком… Просто посмотрю, и все. Зато, когда хозяин мобильника объявится, я ему и рецепт заодно передам. Вот уж обрадуется человек! - уговаривала я саму себя, в то время как ноги несли меня к поликлинике.
Не люблю я медицинские заведения, а поликлинику - особенно. Во-первых, потому, что из-за какой-нибудь одной-единственной справочки приходится обходить несколько кабинетов. Во-вторых, из-за невозможности миновать регистратуру. А в нее - большая очередь. Всегда. Я вздохнула и встала в хвост очереди…
Настал мой черед обратиться с челобитной к работнику одной из самых гуманных профессий, и мне в лицо впились два колючих зрачка. От одного вида грозной медицинской тетки у меня едва не случился энурез. Преодолевая робость и мучительно краснея, я еле слышно пролепетала:
- Здрасте… я… Ну… Это… Мне к нервно… нерво… Короче, к внутриголовному доктору!
- К психиатру, - не то уточнила, не то поставила диагноз регистраторша.
- Зачем? - Я не на шутку перепугалась: неужели все так плохо?
- Сама сказала! Но все равно его у нас нет, - отрезала тетка. - Следующий!
Может, я что-то напутала? Или неправильно поняла механический голос? Нет, он ясно сказал: "В поликлинике". Раз она у нас в городе единственная, значит, нужный мне доктор должен тут быть. Набравшись смелости, я полюбопытствовала:
- А кто есть?
Очередь за моей спиной взорвалась возмущенными воплями. Регистраторша с немалым удивлением посмотрела на меня, словно не веря, что я еще не распалась на атомы. Тут в памяти всплыло имя-пароль: "Мария Ивановна", и я уже более уверенно произнесла:
- Вы не поняли, я от Марии Ивановны… - и вопросительно уставилась на регистраторшу. Она как-то враз потеряла ко мне интерес и, буркнув "Сто второй кабинет", занялась следующим больным. Я с огромным облегчением отошла от регистратуры. До моего слуха донесся скрипучий старческий голос:
- Во жисть пошла! Даже анализы без блата не сдашь…
Очередь, обретя благодатную тему для разговора, взволнованно загудела.
- …Не имеют права! - с надрывом выкрикнул мужской голос, не менее противный.
В полемику с очередью пенсионеров я вступить не решилась. Но пробубнила себе под нос так, чтобы меня услышали:
- Прав у меня больше, чем у вас обязанностей…
Я поднялась на второй этаж. К счастью, у нужного кабинета народу было немного: два благообразных старичка и молодой человек лет восемнадцати. Все они трепетно сжимали в руках серые бумажки, направления, должно быть, и… скромные майонезные баночки, наполовину наполненные… Впрочем, это неважно. Слегка подивившись, что к невропатологу ходят с анализами, я перевела взгляд на табличку на двери и растерянно заморгала - надпись гласила: "Лаборатория".
- Ничего не понимаю, - я потрясла головой, желая отогнать наваждение. - Сказали, к невропатологу, а прислали в лабораторию. Может, мне и правда пора к психиатру?
Я в растерянности стояла перед дверью и решала: уйти прямо сейчас или все-таки остаться, склоняясь к первому варианту. В конце концов, пусть хозяин мобильного телефона сам разбирается и с охотой, и с медициной, а мне пора на службу. Но тут дверь лаборатории со скрипом приоткрылась, и в образовавшийся проем высунулась голова молоденькой девушки в белой косынке.
- Кто тут от Марь Ванны? - пропищала голова.
- Я! - сам собой вырвался из моей груди радостный вопль. Мужчины с баночками дружно вздохнули, смирившись с судьбой. Впрочем, мой визит в лабораторию закончился, не успев начаться, потому что у головы в косынке оказались еще и руки, и в одной из них обнаружился рецепт.
- Вам, - рецепт перекочевал ко мне, а голова все тем же писклявым голосом раздраженно произнесла, обращаясь к мужчинам: - Я же вам сказала, прием мочи сегодня закончен! Завтра приходите, с семи тридцати до девяти тридцати…
Желающие сдать драгоценную жидкость скорбно кивнули, но ни один из них почему-то не тронулся с места.
- Ну, народ! - медицинская голова скрылась за дверью.
- Так ведь пропадет! - с отчаянием воскликнул ей вслед один из старичков.
Заинтересовавшись, я притормозила:
- Что пропадет?
- Так анализ же! У меня простатит, набрать такую порцию - дело серьезное, полночи дежурить приходится, а они, - дедулька мотнул головой в сторону двери лаборантской, - требуют утреннюю мочу. А где ж ее взять-то, когда она еще ночью кончилась?!
- А ты, дед, в морозилку ее поставь, - вступил в беседу юноша. - С утра, часов в пять, разморозишь и доставишь сюда в лучшем виде. А еще, как вариант, можешь бабку свою в дело употребить.
- Это как? - опешил старичок. - В какое такое дело? У нас уже лет десять дел никаких не имеется…
Паренек многозначительно хмыкнул и намекнул:
- Но ведь у нее-то простатита нет, - и с этими словами юноша двинулся к выходу. По дороге он без сожаления отправил баночку с анализами в мусорную корзину. Судя по всему, у него проблем с утренней порцией анализов еще лет двадцать не предвидится.
Оставив дедулю недоуменно хлопать глазами, я с облегчением покинула гостеприимные стены городской поликлиники. Уже на улице полученный в лаборатории рецепт от невропатолога подвергся тщательному изучению. Без особого успеха - у всех медиков без исключения отвратительный почерк.
- И где здесь подсказка, спрашивается? - угрюмо молвила я, таращась на рецепт, как морской еж на кактус. Найти ответ на этот вопрос снова помешал мобильник, на сей раз мой собственный. В трубке раздался недовольный голос Петьки:
- Василь Иваныч, где тебя черти носят?! Рабочий день уже час как начался!
- Меня из маршрутки высадили, - пожаловалась я приятелю.
- Никулишна, не переживай. Хочешь, я кофе тебе сварю? У меня и конфетки имеются… Ты ведь уже на подходе?
- М-м… - неопределенно промычала я. Впрочем, коллега знает меня давно, потому мычание он истолковал верно и опять принялся насмешничать:
- О нет! Только не говори, что ты на минуточку заглянула в салон красоты, у тебя еще сохнет маникюр, а на голове - бигуди. Я, конечно, Вик Вику ничего не скажу, но имей в виду - ты злоупотребляешь его терпением!
- Пусть терпит. Я, между прочим, в поликлинике была. И документ имеется.
- Никак захворала, Никулишна? Или что-то интересненькое раскопала?
Я мстительно хихикнула в ответ и произнесла:
- Много будешь знать, не дадут состариться!
Ты вари кофе, Петенька, и конфеток побольше приготовь - дело серьезное, разговор нам с тобой предстоит долгий, так что готовься к встрече, родной!
Петька попытался еще что-то вякнуть, но я уже отключилась.
Оставшуюся часть пути до офиса я проделала пешком, рассудив, что еще раз подвергать свою нервную систему испытанием маршруткой не стоит. По пути я неторопливо съела брикетик мороженого. Но любимое лакомство почему-то показалось мне на редкость невкусным.
- Из водопроводной воды они его делают, что ли? - проворчала я себе под нос, погружаясь в размышления. Были они невеселыми. Перед глазами постоянно возникал образ облитого кислотой человека, а следом за ним - лица следователей, которые с многообещающей улыбкой доброго Деда Мороза порекомендовали мне и Петьке не покидать родной город в ближайшие несколько недель. Все из-за того, что нежданно-негаданно мы угодили в разряд особо важных свидетелей. Беспокойство вызывало и странное появление чужого мобильного телефона в моей торбочке. Странный звонок, отстраненно сообщивший о какой-то охоте, вкупе с посещением невропатолога, который неожиданно оказался обычной лаборанткой, успокоения в мою душу тем более не внес. Не понравилось и таинственное напоминание: дескать, осталось семь дней. До чего, простите?
В глубине души возникло стойкое ощущение, что я стала соучастницей неких загадочных событий, способных обернуться бог знает чем…