Это уже было лучше. Шофер заметно повеселел и повернул ключ зажигания.
* * *
Сегодня вечером я иду в "Арамис". О, меня поймут миллионы наших женщин, которым нечасто приходится бывать в пафосных закрытых клубах в качестве полноправных посетительниц. Не могу пожаловаться на то, что я уж совсем отсталая серая мышь, которая возвращается с сумками домой, когда заведения еще не начали свою работу, а потому почти не догадывается о их предназначении. И если изредка поднимает глаза на вывески, то с трудом разбирает названия оных, вычурные и начертанные почему-то непременно латиницей. Чем хозяев, собственно, кириллица не устраивает? На мой взгляд, есть в этом неуважении к родному языку что-то глубоко лакейское и обезьянье. Тьфу ты, лучше помолчу, а то еще обвинят в "квасном патриотизме".
Так вот, бывали и мы на этих ристалищах раздутых амбиций. Не буду врать - цепляет. Надо уж сильно подняться над мирской суетой, чтобы не оглядывать тайком модные туалеты дам, не сравнивать ревниво косметические изыски, а просто парить, парить над презренным коловращением ресторанной жизни, ощущая себя глубоким философом, случайно забредшим из своей бочки в это гнездо порока. Тогда законный вопрос - зачем вообще пошла? Ага! Вот-вот, еще раз скажу - слаб человек, ой, слаб!
Так размышляла я, роясь в старом шкафу в поисках достойного прикида. Паники не было. Есть кое-что вполне приличное. Осталось от прежней недолгой состоятельной жизни. Правда, подернулось слегка патиной времен, но в меру. Ровно настолько, чтобы выглядеть женщиной с устойчивым вкусом, не гоняющейся за экстравагантными однодневками. Значит, это, это и это. Может быть, и проиграю тетеньке по части мехов, но зато я умею делать умное лицо. И выразительный взгляд. И полное осознание своей интеллектуальной наполненности. Я показала своему отражению в зеркале язык. Интеллектуальная наполненность будет весьма кстати в заведении с гей-репутацией. С этой пряной и слегка запретной частью бытия мне сталкиваться еще не приходилось. Интересно, как они себя ведут? Кидаются друг другу в объятия, целуются при всех долго и в губы? Почему-то воображение рисовало карикатурных мужиков в образе Верки Сердючки. Что такое, Сима, откуда у тебя такие обывательские представления? Ведь, кажется, изучала историю Древней Греции, Древнего Рима и прочих погибших изнеженных цивилизаций, где порок благодаря благодатному климату и бесплатному рабскому труду был доведен до совершенства, до искусства. Разве есть среди мраморных статуй хоть одна Верка Сердючка? Сплошные аполлоны с безупречно тонкими лицами и телами атлетов. Чего только на эту тему росписи античных амфор стоят! И вообще надо подниматься над дворовыми хихиканиями и сальными перемигиваниями. Один смелый юноша в пору моего студенчества проповедовал, что секс допустим любой при условии, что он без насилия. Сама я, конечно, безнадежная натуралка, но надо же воспитывать в себе толерантность. И эротическую в том числе. Хотя, честно говоря, мне было по-обывательски любопытно и еще немного не по себе.
А уж как не по себе было Валевичу! Я это поняла сразу, как только увидела его стоящим неподалеку от "Арамиса" с букетиком цветов. Поняла по… э… по невозмутимо-несчастному выражению лица. То есть он пытался выглядеть невозмутимым, а выглядел слегка затравленным. Словно стоял на улице без брюк. Сам виноват, нечего было назначать встречу прямо у дверей клуба. Еще бы, такой правильный, нормальный мужик, бывший мент - и ждет кого-то у "Арамиса" с цветами. Ой, случайно не того ли смазливенького блондинчика? Я тихонько рассмеялась.
- Привет!
- Ну, наконец-то. - Борис украдкой вытер вспотевший лоб и вцепился в меня, как в доказательство своей благонадежности. Даже цветы забыл отдать. Они так и вяли в его судорожно сжатой ладони.
- Цветы-то кому? - Я начала откровенно резвиться.
- Прости, тебе, конечно.
Теперь, когда дама была рядом и с цветами, мой кавалер заметно успокоился. Я бы сказала, вернулся в свою тарелку.
Клубная карточка сделала свое волшебное дело совершенно естественно и без усилий. Вот он, недосягаемый тусовочный центр провинциальной знати. Я с любопытством огляделась. Кстати, ничего особенного и по части лоска, и по части дизайна. Какие-то намеки на зубцы старинных замков, какие-то стилизованные шпаги, якобы мушкетерские. Явная уступка названию клуба. Видали и покруче. И вообще великое дело - человеческое тщеславие! Главное - правильно подойти. Я как-то читала одну реальную историю о том, как владелец ничем не примечательного кафе вывесил на двери своего заведения табличку: "Здесь продается самый дорогой в городе кофе". Еще и рекламу соответствующую дал. И что вы думаете! От посетителей не стало отбоя. А самое интересное, что кофе тот был ОБЫКНОВЕННЫЙ, то есть такой же, как и везде. Зато самый дорогой! В этом-то и была вся наживка. Если я хожу в это кафе, значит, могу позволить себе самый дорогой в городе кофе. Чувствуете пафос?
Эх, есть же такие умные люди, словно им сам дьявол подсказывает, как из воздуха деньги делать: рваные джинсы выбрасывать в продажу за большие "бабки", баночки с дерьмом экспонировать на престижных бьеннале, между прочим, тоже не задаром, на перформансах лаять по-собачьи все за ту же презренную "капусту". А тут ходишь дурак дураком каждый день от звонка до звонка, еще и сверхурочно прихватываешь. И не за дополнительное вознаграждение, что вы, как можно! "Служенье муз не терпит суеты…" В том числе суеты денежной. А придешь в день зарплаты к кассе, зажмешь стыдливо материальный эквивалент своего служения в кулачок, и скроется все в твоем хилом кулаке без остатка. Ровно там и нет ничего.
Иногда судьба жалеет таких бедолаг вроде меня, подкидывает шанс. Ну, понятно, что не все бывает безупречно, чем-то поступиться надо. Схитрить маленько, прогнуться перед кем-то, может, даже и сподличать чуть. Так, самую малость. А как иначе? Вы что, думаете, деньги в белоснежных лилиях растут, их срывают трепетные эльфы и приносят самым достойным? Я лично именно так и думаю, а потому сижу преимущественно на овсянке и кефире. Для пищеварения очень полезно. А что уж думает фортуна о таких, как я… Впрочем, это ее проблемы.
- Сима, очнись! Кого будем "пасти" сегодня? Уж не Подлубняка ли?
- Почему сразу - "пасти". Может быть, я всего-навсего хочу развлечься. Красиво отдохнуть.
- Ой, извини за глупые подозрения. В таком случае для красивого отдыха, я думаю, подойдет во-он тот столик. - И Валевич указал на укромный уголок зала. Я и сама это место уже облюбовала: обзор хороший, а тебя почти не видно. То, что нужно парочке для уединения.
Мы прошли и сели за стол. Подскочил официант, зажег ароматную свечу в изящном невысоком подсвечнике, положил на свежую скатерть толстый талмуд в кожаном переплете. Я вздрогнула - меню! Тут, наверное, такая наценка за эротическую толерантность - ой-е-ей! Но Бориса было не прошибить. Молодец, профессионал, какая выдержка!
- Сима, что будешь, красное, белое?
- Бе-белое, - заблеяла я, как испуганная овца. И добавила, расхрабрившись: - Сухое.
- Значит, так, уважаемый, - вальяжно произнес Валевич, почти не глядя в меню, - даме - бокал белого, а мне водочки.
- Осмелюсь порекомендовать ирландский виски. Специальная поставка. - Официант был предельно вежлив.
- Голубчик, я россиянин. Сказано - водочки, значит, водочки. А свой самогон ирландцы пусть сами и пьют.
Я балдела от этой сцены. Гиляровский, ей-богу, Гиляровский!
Между тем зал постепенно заполнялся публикой. Скоро и свободных мест почти не осталось. Кстати, в посетителях тоже не было ничего необычного. Никаких Верок Сердючек или тайских трансвеститов с их неестественно нежными лицами. И женщин довольно много. Женщин, женщин, вне всякого сомнения! Скажем, вот эта дебелая бабенка со смелым декольте, из которого вываливаются позавчерашние "булки", по забывчивости пекаря не разделанные на сухари, вряд ли замаскированный представитель нетрадиционной любви. Кажется, возбудить она может только маньяка и только в темном-претемном лесу. И то, если сама за ним побежит. Но жемчуга-то, жемчуга! "Огрузили шею". Да, народ в зале был явно при деньгах.
- Боря, открой тайну, где ты достал клубную карточку?
- Зачем тебе знать подробности нашей тяжелой работы, - засмеялся Валевич. - Скажем так, кое-кто из тех, кто вхож сюда, был мне должен кое-что. Устраивает?
Он помолчал и спросил как бы между прочим:
- И что, нравится тебе здесь?
Я неопределенно пожала плечами и поднесла к губам бокал с вином, который несколько секунд назад поставил передо мной официант. Вино было освежающе-терпким и легким.
Валевич после рюмки водки тоже заметно осмелел. Хотя голову даю на отсечение, был в этом загадочном заведении, как и я, впервые. Он уже не прятал конфузливо глаза при появлении в дверях каждого нового посетителя. Вот глупый, наверное, боится нарваться на знакомых. Вдруг еще подумают, что непробиваемый Борис пришел искать в клубе неизведанных любовных ощущений.
Мне так стало смешно от этой мысли, что я даже хихикнула и с нежностью взглянула на своего спутника. А винцо-то ничего! Внутри приятно потеплело. И всего от пары глотков. Это тебе не молдавская бодяга, которую мы с Зойкой дуем-дуем в деревне, а кайф только после третьей бутылки. Ой, простите, ради всего святого, бывшие братья и сестры по великому Союзу, честное слово, не хотела обидеть!
Вдруг в полумраке зала, романтично разбавленном только мерцанием свечек на столах, вспыхнули разноцветные софиты и высветили небольшую сцену у стены, на которую я сначала и внимания не обратила. Так, все ясно. Сейчас начнется программа. Сверху спустится шест, а вокруг него будет соблазнительно ползать полуголая девица, становясь с каждой минутой все голее и голее. Или нет. Учитывая негласную репутацию заведения, выскочит, наверное, парень, блестящий и загорелый от умело наложенного тона, и тоже, мужественно извиваясь рельефными мускулами, начнет стягивать с себя символические одежки, пока не останется последняя полоска, едва прикрывающая плотную выпуклость размером с приличный грейпфрут. А тетки в декольте и мехах, потные, красные от дорогого вина и экстаза, будут совать красавцу за резинку трусиков доллары. Поближе к грейпфруту.
Я, как всегда, ошиблась. Никаких грейпфрутов, никаких мускулов. Целомудренно сверкнул полированным боком белый рояль, за который незаметно присел аккомпаниатор, а на середину сцены спокойно и даже, я бы сказала, застенчиво вышел мужчина средних лет, отдаленно напоминавший артиста эстрады Вертинского. Собственно, он даже и подчеркивал это сходство старомодным костюмом и прической. Ух ты! Значит, декаданс, упадок. "С кем вы теперь, кто вам целует пальцы?.." Я довольно встрепенулась. Все лучше, чем совать деньги в трусы.
Прозвучало легкое вступление, причем фортепианные быстрые россыпи подкреплялись печальными гитарными аккордами - на сцене был еще и гитарист - и "Вертинский" запел. Нет, к счастью, он не копировал известного певца: не грассировал, не изображал утонченную манерность. Да это было и не нужно. Выступавший был хорош сам по себе. Чуть хрипловатый, мягкий голос с невыразимой обреченностью признавался:
Она ушла, она ушла. Взяла спокойно со стола
Свои перчатки.
Как две заветные печати с души небрежно
сорвала.
С берез слетела вся листва, и, как всегда, зима
права.
Печатей нет - на сердце боль. Теперь туда
войдет любой…
Я застыла. Что, собственно, такого? Довольно банальный текст, с некоторой претензией. Но было ощущение, что певец воткнул тонкую отравленную иглу прямо куда-то туда, где болит, и повернул ее там. Ты сама про эту боль вроде забыла, а мягкий голос напомнил про все несовершенство мира.
За соседними столиками перестали жрать. А ярко накрашенная длинноногая девица вдруг откровенно хлюпнула носом. Ее самодовольный лысоватый спутник протянул заботливо платок. Но девица резко оттолкнула его руку и глянула на него с такой ненавистью, что кормилец смутился.
Глаза Валевича мерцали в полутьме. Огонек свечи качался и двоился. Уж не подмешивают ли владельцы клуба феромоны и афродизиаки в свой ароматный парафин?
Мне было хорошо, словно я сидела в колбе, наполненной любовью. Шумит, бежит речка по камешкам. Да, в одну и ту же реку войти дважды нельзя. Но кто сказал, что нельзя, допустим, войти в другую? Главное - на камешках не поскользнуться. Я глянула на Бориса. Славный, надежный, симпатичный. Почему он терпит мои сумасбродства? И самоуверенно подумала - наверное, любит!
И в этот самый приятный для моего самолюбия момент что-то произошло. Краешек глаза что-то заметил. Да, точно! В зал вошел Алексей Михайлович Подлубняк. Певец на сцене продолжал петь так же трогательно, по-прежнему пахли свечи, но меня это уже абсолютно не задевало. Борис моментально заметил перемену и проследил мой взгляд:
- Понятно, отдых закончен. Началась работа.
Да, нечего сказать, Алексей Михайлович был хорош. Хорош сам по себе, без всяких на то усилий. Аура, харизма - назовите это как хотите, но женщины в зале стали украдкой бросать на него заинтересованные взгляды, а их кавалеры ревниво и беспокойно закопошились. Он был один. Без спутницы и даже без водителя, который, как мне показалось, исполнял при Подлубняке еще и роль некоего телохранителя. Я отпрянула в тень. Мне очень не хотелось, чтобы Алексей Михайлович меня заметил. Ничего страшного, конечно, но все-гаки… Только волновалась я напрасно. Уверен, могуч, как античный герой, и так же бесстрастен, Алексей Михайлович скользил взглядом поверх голов, и казалось, его ничто не интересовало. Хотя его самого тут знали. Еще бы! Людмила Семеновна жаловалась на его постоянные ночные отлучки. И в ночь пожара он тоже до утра отдыхал в "Арамисе". Можно сказать, почетный клиент. Это было понятно еще и по тому, как он уверенно, без всякой обычной в таких случаях заминки прошел к пустующему столику и опустился в кресло. Действительно, как я сразу не обратила на сей факт внимания. Зал полон, а самый удобный стол пуст, и никого за него не сажают. Вот, стало быть, за кем он закреплен.
Перед Алексеем Михайловичем принесли и поставили что-то из еды и выпивки. Его гастрономические пристрастия меня совершенно не интересовали. Я напряженно следила за лицом Подлубняка. Неужели он ходит сюда так часто только для того, чтобы поесть? Хотя концертная программа здесь тоже неплохая, к тому же наверняка всякий раз новая. Но маленький чуткий зверек под названием "женская интуиция", который широко раскрыл глаза и навострил уши внутри меня, подсказывал - дело не только в этом.
Подлубняк не торопясь ковырял ножом и вилкой в своей тарелке, не проявляя, впрочем, зверского аппетита. Время от времени пил что-то из бокала, вежливо раскланивался со знакомыми, но в разговоры ни с кем не вступал. Он лениво оглядывал присутствующих и входящих. Что же, так и просидит всю ночь? Малоинтересное времяпрепровождение. Вдруг его большая расслабленная фигура как-то странно напряглась, взгляд из рассеянного сделался внимательным, скорее скрыто-внимательным. Не поднимая головы от тарелки, он стал кидать косые взгляды в сторону барной стойки. У полированного барьера, отделяющего батарею тяжелых и легких напитков от страждущих, было не так много людей. Воркующая парочка, которая уже давненько громоздилась на высоких табуретах и постоянно пила на брудершафт, чтобы потом поцеловаться взасос на законных основаниях, дама средних лет, демонстрирующая толстые ляжки из-под короткой кожаной юбки, впрочем, без особого успеха, поскольку для двоих деловых мужичков, находящихся здесь же, разговор был гораздо интересней целлюлитных ляжек стареющей красотки. И все, пожалуй. Хотя нет. Минуту назад к самому краю стойки подошел юноша и заказал стакан сока. Молодой, коротко стриженные волосы с рыжинкой. Лет восемнадцати или чуть больше. Он лениво вертел высокий бокал в руках, двигал его по гладкой полированной поверхности туда-сюда и почти не смотрел в зал. Легкая футболка подчеркивала летний загар, светлые брюки, на мой взгляд, были слегка парню тесноваты.
Каюсь, не имела я подобного опыта, а потому ситуацию первым просек Валевич. Он тихонько тронул меня за руку и сказал, глядя в другую сторону:
- А теперь смотри, что будет. Только аккуратно, не пялься во все глаза.
В какой-то момент взгляды Алексея Михайловича и незнакомого парня встретились. Юноша чуть улыбнулся, крутанулся на барном табурете, а Подлубняк жестом подозвал к себе официанта. Несколько коротких фраз, посредник в черной "бабочке" подходит к стойке, что-то говорит парню. Тот слушает, слегка наклонив голову, продолжая вычерчивать бокалом по стойке замысловатый узор. Мнется недолго, улыбаясь уже более откровенно, а потом не спеша подходит к столику Подлубняка и садится в свободное кресло напротив.
- Вот и все! - Борис понимающе усмехнулся. - Сейчас побеседуют и уйдут. Хотя скорей всего Алексей Михайлович, как человек щедрый и состоятельный, угостит своего юного друга хорошим ужином.
- Какого друга? Мне показалось, что они не были знакомы.
- Это не имеет никакого значения. Уверяю тебя, Сима, скоро они познакомятся, и весьма тесно. Да-а, Алексей Михайлович, Алексей Михайлович, а вы шалун, оказывается.
Тут уж какие-то догадки забрезжили и в моей бестолковой голове.
- Боря, не хочешь ли ты сказать…
- "О любви не говори, о ней все сказано", - с дурашливым чувством пропел мой кавалер. - Так что, дорогая моя старушка Марпл, ты для того только и потащила меня сюда, чтобы убедиться, что твой подопечный балуется гомосексуализмом и снимает мальчиков на ночь?
- Так этот мальчик… он…
- Фу, ну за версту же видно. Причем даже мне, лицу абсолютно незаинтересованному.
От такого оборота дела я, очевидно, совершенно поглупела:
- Но ведь Подлубняк был женат, и не однажды. - Я вспомнила про Киру. - И… и любовницу имел. Молодую, красивую.
- Милая Серафима, - сказал Валевич устало, - в жизни существует целый калейдоскоп разнообразных чувств. Как-то: гетеросексуализм, гомосексуализм и бисексуализм. Подчеркиваю: бисексуализм. Надеюсь, ты понимаешь, что означает "би"? А еще педофилия, зоофилия, некрофилия… Продолжать?
- Не надо! - Я закрыла лицо руками. Мне уже не казалось, что я сижу в колбе, полной любви. И свечи пахли угарно, отвратительно. И ни в какую реку мне входить больше не хотелось. Вот тебе и эротическая толерантность.
- Да прекрати ты истерики, в самом деле! - Борис отодрал мою ладонь от лица. - Маленькая, что ли! Или в своем герое разочаровалась? - вдруг спросил он с неожиданным подозрением. Потом допил оставшуюся водку и добавил фальшиво-бодрым тоном: - Так я тебе скажу - для разочарований нет причины. Некоторых людей подобные обстоятельства очень даже бодрят. Привносят, так сказать, в жизнь остроту и пикантность, - закончил он зло.
Борис почти угадал. Конечно, я родилась не вчера и обреталась, как и все человечество, в социуме, полном пороков и запретных наслаждений. В обморок не падала ни от чего, подробности старалась по-мещански не смаковать. Допустимо все, что без насилия.
Но Алексей Михайлович! Воплощение неотразимого мужского обаяния и внутренней силы…