- Да-да. Возможно! Месье, я истинный раб своей жены. - Гость смачно поцеловал кончики коротеньких пальцев. - Я грязь под ее ногами. - Он всплеснул ручками. - Я должен исполнить все ее желания или умереть!
- Тогда можете воспользоваться моей шпагой, - радушно предложил его милость. - Она в углу, у вас за спиной.
- О нет! Ваша милость не может мне отказать! Это невозможно! Месье, назовите свою цену, и я заплачу!
Эйвон взялся за серебряный колокольчик и позвонил.
- Сударь, - вкрадчиво произнес он, - прошу передать наилучшие пожелания графу де Сен-Виру и сообщить ему, что паж Леон не продается. Жюль, откройте дверь!
Удрученный де Фоженак встал.
- Ваша милость, как же так?
Эйвон поклонился.
- Сударь! Вы ошибаетесь. Вы не понимаете!
- Поверьте, я все прекрасно понимаю.
- У вас нет сердца, сударь!
- В этом мое несчастье, мой дорогой друг. Мне очень жаль, что вы не можете задержаться подольше. Ваш покорный слуга, месье! - Его милость иронически поклонился вслед де Фоженаку.
Не успел маленький человечек исчезнуть, как дверь снова открылась, и в комнату вошел Давенант.
- Что это за пухлый субъект выкатился отсюда? - с удивлением спросил он.
- Ничтожнейшая личность, - равнодушно отозвался герцог. - Он хотел купить Леона. Какая наглость! Я еду в провинцию, Хью.
- В провинцию? Зачем?
- Уже забыл. Но уверен, что вовремя вспомню. Успокойся, мой дорогой, я еще более-менее в здравом уме.
Давенант сел.
- Ты никогда не был в здравом уме, Джастин. По-моему, ты не самый гостеприимный хозяин!
- Ах, Хью, я на коленях молю о прощении! Я всецело уповаю на твой добрый нрав.
- Черт возьми, ты сегодня на редкость вежлив! Леон поедет с тобой?
- Нет, я оставляю его на твое попечение, Хью, и прошу тебя хорошо присматривать за этим негодником. Во время моего отсутствия он не должен выходить из дома.
- Мне кажется, здесь кроется какая-то тайна. Ему грозит опасность?
- Нет. Вряд ли. Но держи мальчика при себе и ничего ему не говори. Если с ним что-то случится, мне это будет не по душе. Возможно ты решишь, что твой друг сошел с ума, но я начинаю питать нежность к этому ребенку. Наверное, впадаю в старческое слабоумие.
- Мы все к нему неравнодушны, - улыбнулся Хью. - Сущий чертенок, а не мальчишка.
- Несомненно. Не позволяй ему дразнить себя. Леон чересчур нахален и дерзок. К сожалению, сам он этого не понимает. А вот и наше дитя.
Вошел Леон и, встретившись взглядом с Эйвоном, доверчиво улыбнулся.
- Монсеньор, вы сказали мне быть готовым к трем часам, а сейчас уже половина четвертого, - с укоризной в голосе сказал он.
Плечи Хью затряслись от сдерживаемого смеха, он отвернулся и закашлялся.
- По-видимому, мне придется принести тебе извинения, - церемонно ответил его милость. - Прошу их принять. Дело в том, что сегодня я решил остаться дома. Подойди сюда.
Леон приблизился к нему.
- Да, Монсеньор?
- Завтра я уезжаю на несколько дней, дитя мое. Будь так любезен во всем слушаться месье Давенанта и ни в коем случае до моего возвращения не выходить из дома.
- О! - лицо Леона омрачилось. - Я не поеду с вами?
- Я вынужден лишить себя этой чести. И пожалуйста, не спорь со мной. Мне больше нечего сказать.
Леон повернулся и, едва волоча ноги, направился к двери. Эйвон улыбнулся, когда до его слуха донесся слабый всхлип.
- Дитя мое, это вовсе не конец света. Надеюсь, я вернусь через неделю.
- А я хочу… Мне хочется, чтобы вы взяли меня с собой!
- Это будет весьма невежливо по отношению к месье Давенанту. Думаю, он не станет пороть тебя с утра до вечера. К тому же я уезжаю завтра.
Леон обернулся.
- Вы ведь не уедете, не попрощавшись, Монсеньор?
- Ты самолично посадишь меня в карету, - пообещал герцог и протянул руку для поцелуя.
Глава VII
Дьявол и священник заодно
Крохотная уютная деревушка Бассенкур располагалась в шести-семи милях к западу от Сомюра. Аккуратные белые домики расположились вокруг рыночной площади, мощенной некрупным булыжником. С одной стороны площадь окаймляли красивые дома состоятельных жителей. По другую теснились простые, но чистенькие домишки бедняков. Дорога, причудливо извиваясь, проходила мимо трех ферм и терялась в открытом поле. С юга к площади примыкала небольшая церковь, надтреснутый звон ее колокола созывал сельчан на службу. Церковь стояла чуть дальше, посреди кладбища. Поблизости притулился скромный домик кюре, окруженный небольшим садиком. Казалось, домишко улыбчиво, но строго поглядывает на площадь.
На восточной стороне площади сгрудились многочисленные лавки. С ними соседствовали кузница и постоялый двор, крытый красной черепицей. Над дверью таверны красовалась вывеска, игривыми буквами сообщая прохожим, что таверна зовется "Восходящее солнце". С каждым порывом ветра вывеска раскачивалась, томно вздыхая и поскрипывая.
В этот ноябрьский день над площадью висел гул толпы, сквозь который порой прорывался пронзительный детский смех. Старик Мовуазен прибыл в Бассенкур, чтобы продать трех молоденьких свинок, достигших того опасного возраста, когда этим смекалистым созданиям приходят на ум нелепые мысли о продолжении рода. Мовуазен остановил телегу у постоялого двора, рассчитывая скоротать пару часов в обществе хозяина таверны и кружечки светлого пива. Свиная поросль возилась в мешке за его спиной, оглашая окрестности энергичным хрюканьем. Старик огляделся. Вокруг мамаши Гоньер, владелицы зеленной лавки, собралась группа почтенных матрон, занятых визгливой болтовней. Несколько девиц на выданье, подоткнув шерстяные юбки, о чем-то оживленно переговаривались под античным портиком, венчавшим вход на кладбище. Свое шушуканье юные создания сопровождали дробным перестуком грубых деревянных башмаков. В центре площади, у фонтана, дружно блеяли овцы, протестуя против бесцеремонного обращения возможных покупателей. Те безо всякого стеснения щипали овечек за бока и дергали за куцые хвосты. Из кузницы доносились удары молота вперемежку с обрывками песен.
Вот в этот суетный и весьма самодовольный мир въехал всадник, при ближайшем рассмотрении оказавшийся его милостью герцогом Эйвоном. Одет герцог был впечатляюще, в отделанный позолотой черный наряд. Вот только лошадь, нанятая на одном из постоялых дворов, выглядела не столь внушительно. Как только лошадиные копыта загромыхали по неровному булыжнику, его милость натянул поводья и рассеянно огляделся.
Величавая фигура в роскошном одеянии тотчас приковала к себе всеобщее внимание. Обитатели Бассенкура и его окрестностей обступили герцога плотной толпой. Люди во все глаза смотрели на необычного пришельца, без внимания не остались даже треуголка и шпоры. Одна из девиц, покинув свой пост под кладбищенским портиком, хихикнула и прошептала, что к ним пожаловал сам дьявол. Ее более робкая товарка перекрестилась и поспешила укрыться под спасительной сенью надгробных изваяний.
Герцог оглядел площадь и, недолго думая, остановил свой выбор на мальчугане, который таращился на него, самозабвенно посасывая неимоверно грязный палец. Рука в вышитой перчатке властно поманила несмышленыша, и мальчик несмело приблизился к его милости.
Эйвон опустил взгляд на юного бассенкурца, улыбнулся и показал на домик рядом с церковью.
- Здесь живет ваш кюре?
Мальчик кивнул.
- Да, господин.
- Как ты думаешь, святой отец дома?
- Да, господин.
Эйвон легко соскочил с лошади и кинул уздечку мальчику, который по такому поводу даже решил вынуть изо рта палец.
- Хорошо, малыш. Будь так добр, подержи это нелепое создание до моего возвращения. Заработаешь луидор.
Мальчик с готовностью схватил уздечку.
- Целый луидор, милорд? За то, что подержу вашу лошадь? - затаив дыхание, переспросил он.
- Это лошадь? - Герцог нацепил монокль и уставился на животное. - Наверное, ты прав. А я было подумал, что это верблюд. Отведи ее в стойло и напои. - Он повернулся и проследовал к домику кюре.
Удивленные сельчане, проводив герцога взглядом, с упоением начали гадать о причинах столь странного визита.
Через крошечную чистенькую прихожую экономка провела его милость в кабинет кюре - солнечную комнату в глубине дома. Румяная старушка невозмутимо доложила о госте.
- Вот, святой отец, этот господин желает с вами поговорить. - И она удалилась, даже не взглянув на герцога.
Кюре сидел у окна за письменным столом. Он поднял глаза и отложил перо, увидев незнакомца. Кюре отличался хрупким телосложением. Аристократические черты лица, изящные руки и спокойные голубые глаза говорили о благородстве характера. На какое-то мгновение Эйвон решил, что голову кюре венчает парик - столь аккуратно были уложены белоснежные волосы.
- Как я понимаю, месье де Бопре? - Его милость низко поклонился.
- Да, сударь, но вы знаете обо мне больше, чем я - о вас…
- Я некий Джастин из рода Аластеров, - герцог положил на стол шляпу и перчатки.
- Да? Простите меня, сударь, что сразу вас не признал. Я много лет не бывал в свете, и потому не припомню… вы из тех Аластеров, что из Оверни, или принадлежите к английской ветви этого рода? - Де Бопре открыто взглянул на его милость и пододвинул стул.
Эйвон сел.
- К английской ветви, сударь. Возможно, вы знали моего отца.
- Разве что чуть-чуть, - улыбнулся де Бопре. - Вы герцог Эйвон? Чем могу служить?
- Да, святой отец, я действительно герцог Эйвон. А вы родственник маркиза де Бопре?
- Его дядя, ваша милость.
- А! - Эйвон поклонился. - Так вы виконт де Марийон!
Кюре занял свое место за столом.
- Я отказался от титула много лет назад, сударь, сочтя его пустым звуком. Семья назвала меня безумцем и постаралась забыть мое имя. - Он улыбнулся. - Что ж, вполне естественно, я же опозорил древнее имя, живя среди простонародья, тогда как мог заполучить кардинальскую шапку. Но, полагаю, вы приехали в Анжу не для того, чтобы выслушать давно забытую историю. Так чем я могу вам служить?
Эйвон протянул кюре табакерку.
- Надеюсь, святой отец, вы сможете кое о чем рассказать мне.
Де Бопре взял щепоть.
- Маловероятно, сударь. Как я уже сказал, я давно покинул свет.
- Мое дело, сударь, не имеет никакого отношения к свету, - ответил его милость. - Я хочу, чтобы вы вспомнили события семилетней давности.
- Да? - Де Бопре взял в руки перо. - Уже вспомнил, сын мой, что дальше?
- В таком случае, сударь, быть может, вы припоминаете семью по фамилии Боннар, проживавшую в здешних краях?
Кюре утвердительно кивнул, не сводя глаз с лица гостя.
- А именно девочку по имени Леони.
- Удивительно, каким образом герцог Эйвон узнал о существовании Леони. Что же касается меня, то я вряд ли смогу ее забыть. - Голубые глаза хранили непроницаемость.
Его милость принялся покачивать носком сапога.
- Прежде чем продолжить, святой отец, я должен просить вас сохранить наш разговор в тайне.
Кюре поднял палец.
- Прежде чем я пообещаю хранить тайну, сын мой, мне хотелось бы узнать, что вам нужно от крестьянской девочки. - Взгляд синих глаз оставался непроницаемым.
- В настоящее время эта крестьянская девочка является моим пажом.
Кюре удивленно поднял брови.
- Вот как? Вы всегда берете себе в пажи девочек, герцог?
- Нельзя сказать, что это вошло у меня в привычку, святой отец. Просто девушка не знает, что мне известен ее пол.
Перо в руке кюре дрогнуло.
- Не знает, сын мой? Так что же с ней будет в ваших руках?
Эйвон надменно посмотрел на священника.
- Месье де Бопре, полагаю, вы простите, если я замечу, что мои моральные устои вас не касаются.
Кюре спокойно выдержал взгляд его милости.
- Устои эти, безусловно, ваши, сын мой, но ведь вы считаете уместным навязывать их всему миру. Кроме того, я мог бы вам ответить, что судьба Леони вас не касается.
- Она вряд ли с вами согласилась бы, отче. Попробуем понять друг друга. Леони принадлежит мне. Я купил ее у одного негодяя, который именовал себя ее братом.
- Думаю, у него имелись на то причины, - спокойно ответил де Бопре.
- Вы так полагаете? Можете быть уверены, сударь, сейчас Леони находится в большей безопасности, чем в те дни, когда она жила у Жана Боннара. Я пришел просить вас помочь мне.
- Никогда не слышал, чтобы… э-э-э… дьявол избирал в союзники священника.
Белые зубы Эйвона блеснули в улыбке.
- Даже, пребывая вдали от света, отче, вы наслышаны о моих пороках?
- Да, месье. Ваша репутация известна всей Франции.
- Я польщен. Но в данном случае моя репутация лжет. Леони ничто не угрожает.
- Почему? - прямо спросил де Бопре.
- Потому что, отец мой, с ней связана некая тайна.
- По-моему, это не причина.
- И все-таки это так. Мое слово, когда я решаю его дать, достаточная тому порука.
Кюре сложил руки перед собой и спокойно взглянул в глаза гостя. После продолжительной паузы он кивнул.
- Хорошо, сын мой. Расскажите, что сталось с la petite. Жан никчемный человек, но оставить Леони у меня он не соблаговолил. Куда он ее увез?
- В Париж. Он обзавелся там таверной. Добрейший Жан нарядил Леони мальчиком, и вот уже семь лет она играет эту роль. Теперь же она надела личину моего пажа и останется им, пока я не покончу с этой комедией.
- А что потом?
Эйвон постучал холеным ногтем по крышке табакерки.
- Я отвезу ее в Англию, к моей сестре. У меня мелькнула мысль удочерить Леони. Точнее, сделать своей воспитанницей. Разумеется, я приставлю к ней компаньонку!
- И зачем? Сын мой, если вы желаете девочке добра, отправьте ее ко мне.
- Отец мой, я никогда никому не желал добра. У меня есть основания держать Леони при себе. И как ни странно, я довольно сильно привязался к ней. Поверьте, это чисто отцовские чувства.
В кабинет вплыла экономка. Она поставила на стол поднос с бутылкой мадеры и бокалами и удалилась.
Де Бопре наполнил бокал и пододвинул к гостю.
- Продолжайте, сын мой. Пока я не понимаю, чем могу вам помочь, и зачем вы проделали столь долгий путь.
Герцог поднес бокал к губам.
- Весьма утомительная поездка, - согласился он. - Но дороги у вас в хорошем состоянии. В отличие от наших, английских. Я приехал, отец мой, для того, чтобы попросить вас рассказать все, что вы знаете о Леони.
- Я почти ничего не знаю, сударь. Девочку привезли сюда совсем еще младенцем, а увезли, когда ей едва исполнилось двенадцать.
Эйвон подался вперед.
- Откуда прибыла ее семья, святой отец?
- Боннары не распространялись на эту тему. Полагаю, из Шампани, но они никогда мне об этом не говорили.
- Даже на исповеди?
- Никогда. Как видите, от меня мало пользы, сын мой. Из отдельных слов мамаши Боннар я сделал вывод, что их родина - Шампань.
- Сударь, - глаза Эйвона чуть расширились, - скажите мне откровенно: когда Леони превратилась из младенца в девочку, вы по-прежнему продолжали считать, что она дочь Боннаров?
Кюре посмотрел в окно, помолчал и нехотя признал:
- Я задавался подобным вопросом, сударь…
- И только? Неужели ничто не указывало на то, что она не из Боннаров?
- Только ее лицо.
- А ее волосы, ее руки? Они никого вам не напоминали, отец мой?
- Когда человек в столь юном возрасте, об этом трудно судить. Внешность еще не окончательно сформировалась. Перед смертью мамаша Боннар пыталась что-то сказать. Я понял, что это касается Леони, но несчастная умерла прежде, чем успела сообщить мне свою тайну.
Эйвон нахмурился.
- Вот досада!
Кюре поджал губы.
- А что с девочкой, сударь? Что с ней стало после того, как ее увезли отсюда?
- Как я уже сказал, ей пришлось притвориться мальчиком. Жан Боннар женился на стервозной шлюхе и купил в Париже таверну. Фу! - Его милость взял понюшку.
- Оно и к лучшему, что Леони пришлось стать мальчиком, - спокойно заметил де Бопре.
- Несомненно. Как-то вечером я наткнулся на нее, она пыталась спастись бегством от наказания. Я выкупил ее, и она ошибочно приняла меня за своего спасителя.
- Надеюсь, сударь, у нее не будет повода изменить свое мнение.
Герцог усмехнулся.
- Это трудная роль, отец мой. Давайте оставим эту любопытную тему. Когда я впервые увидел Леони, первой моей мыслью было, что она приходится родственницей одному хорошо известному мне человеку. - Его милость метнул в кюре быстрый взгляд, но лицо де Бопре хранило невозмутимость. - Да, хорошо известному мне человеку. Я действовал, повинуясь этому внезапному убеждению. В дальнейшем, святой отец, эта уверенность лишь усилилась, но никаких доказательств у меня нет. Вот почему я приехал к вам.
- Вы напрасно проделали длинный путь, сударь. Мне неизвестно, действительно ли Леони ребенок Боннаров. У меня возникли подозрения относительно ее происхождения, и именно поэтому я взялся за воспитание малышки и обучил ее многому из того, что знал сам. Когда чета Боннаров умерла, я попытался оставить девочку у себя, но Жан мне этого не позволил. Вы говорите, он дурно с ней обращался? Если бы я это предвидел, то постарался бы удержать Леони в Бассенкуре. Я никогда особенно не любил Жана, но в те времена он был довольно добр к малышке. Он обещал писать мне из Парижа, но я так и не получил ни одного письма, а вскоре и вовсе потерял его след. А теперь случай привел Леони к вам, и у вас возникли те же подозрения, что и у меня.
Эйвон отставил бокал.
- Ваши подозрения, святой отец? - настойчиво переспросил он.
Де Бопре встал и подошел к окну.
- Когда я впервые увидел девочку… ее синие глаза, черные брови в сочетании с огненными волосами… меня охватило недоумение. Я старый человек, а с того времени прошло больше пятнадцати лет. Уже много лет я живу вдали от света. Людей из высшего общества я видел в последний раз в дни моей юности. Новости из Парижа редко доходят до нашей глуши, так что я крайне невежествен во многих вопросах. Леони взрослела и с каждым днем все больше напоминала мне одного человека, с которым я был знаком до того, как стал священником. Когда речь идет о представителе рода Сен-Виров, трудно ошибиться, милорд. - Священник взглянул на Эйвона.
При последних словах кюре глаза его милости холодно блеснули.
- И несмотря на свои подозрения, вы все-таки позволили Леони уехать? Вы знали, что Боннары прибыли из Шампани. Неужели вы забыли, что именно там находятся владения Сен-Виров?!
Кюре надменно посмотрел на герцога.
- Я вас не понимаю, сударь. Да, я подозревал, что Леони - дочь Сен-Вира, но какая ей могла быть от этого польза? Если бы мадам Боннар пожелала сообщить девочке об этом, она бы это сделала. Но ребенка признавал своим и сам Боннар. Для Леони лучше, чтобы она ничего не знала.
Его милость прикрыл глаза.
- Mon père, мне кажется, мы не вполне понимаем друг друга. Скажите откровенно, кем, по вашему мнению, является Леони?
- Ответ достаточно очевиден, как я понимаю, - священник покраснел.
Эйвон захлопнул табакерку.