Неестественно черные волосы дамы были собраны на затылке в некое хитросплетение под названием, кажется, французский жгут. Еще одна любимая прическа прекрасной половины Пиджин-Форка. Писк моды начала семидесятых.
С минуту незнакомка с французским хитросплетением на затылке молча сверлила меня взглядом. За это время я успел ее хорошенько разглядеть. Весьма колоритная, доложу я вам, особа. Помимо уже упомянутых чернильных волос ее отличали яркие губы и устрашающе длинные ногти. И то и другое густо-кровавого цвета. Алое, в го-рошек, платье с оборочками, не скрывающее упитанных прелестей, навевало ностальгические воспоминания о старьевщиках и блошиных рынках. Веселенькое такое платьице. Наверняка пережило свои лучшие времена году эдак в тридцатом. Тем не менее я расцвел в улыбке. Клиент есть клиент, как выразилась Гертруда Стайн. Или еще кто из великих.
– Прошу прощения, что доставил вам столько хлопот, – с чувством произнес я. – Отлучался по делам. Чем могу помочь?
Дама все еще торчала в дверях и пялилась на меня. Ставлю месячный заработок, полвека ей стукнуло лет пять назад. Но она наверняка придушила бы первого, кто дал бы ей больше двадцати пяти.
– Что-то вы не больно похожи на частного сыщика! – выпалила посетительница.
Дождался наконец!
– А вы многих видели? – поинтересовался я тоном куда более дружелюбным, чем мне бы хотелось.
Особа небрежно дернула плечом.
– Так это вы ищете убийцу животных?
Я кивнул. Система слухов Пиджин-Форка в действии. Если и дальше так пойдет, местную газету придется прикрыть.
– Да, я расследую убийство Терли.
Дама в дверном проеме коротко и энергично кивнула.
– Терли. Именно. Все верно, – подтвердила она. После чего включила скорость, на всех парах просвистела в кабинет и рухнула в кресло напротив моего стола. – Ну и контора у вас! – До сих пор массивные очки в черепаховой оправе, отделанной искусственными бриллиантами, болтались у дамы на груди. Теперь же она нацепила их на нос и демонстративно оглядела кабинет. – Оч-чень любопытно.
В ее интерпретации это самое "любопытно" прозвучало чем угодно, только не комплиментом.
– Могу я вам чем-то помочь? – настойчиво повторил я.
– Нет! – отрезала дама. – Это я могу вам помочь. – Она расплылась в улыбке, продемонстрировав следы помады на передних зубах. – Меня зовут Эммелин Джонстон! И я безумно счастлива, что кто-то решил наконец хоть пальцем пошевелить, чтобы отыскать убийцу!
Я едва успел проглотить стон. Это ж та самая Эммелин Джонстон, которая строчит письма редактору "Пиджин-Форк газетт"! Та самая, которая мечтала устроить панихиду по убиенным питомцам бабули Терли. Боже милостивый. Я мысленно прикинул, сколько мне понадобится времени, чтобы выпроводить ее из кабинета. Дня два-три? Если постараться, конечно.
– Рад знакомству, мисс Джонстон, – промямлил я с вымученной улыбкой. – Как это мило, что вы ко мне заглянули… но, видите ли, сейчас я очень…
– Миссис Джонстон! – прервала она меня с видом оскорбленной добродетели. – И вот что, молодой человек! Это вам не визит вежливости. Я пришла сообщить весьма ценные сведения по поводу убийства. Причем совершенно бесплатно!
С ума сойти! Какое чувство гражданского долга! Если бы еще эта патриотка Пиджин-Форка изъяснялась чуть поразборчивее. К сожалению, она издавала такое количество посторонних звуков, что слушать ее было чистым наказанием. Глядя на безостановочную работу челюстей Эммелин, я мог поклясться, что она сунула в рот целую упаковку жвачки. А то и две.
– И что же это за сведения?
Эммелин уткнулась носом в сумочку, покопалась и выудила несколько листков бумаги. До неприличия замусоленных, словно их корова жевала.
– Вот! Соизвольте взглянуть! Я соизволил.
Пять самых обычных страниц из школьной тетрадки, каких в любом канцелярском магазине навалом. И на каждой по одной-две строчки, выписанных одним и тем же кошмарным почерком, если такое вообще можно назвать почерком. Все буквы заглавные и нацарапаны карандашом. Похожие каракули все мы прилежно рисовали в детском саду. В детском саду?.. Перед глазами моментально встал незабвенный образ Джо Эдди. С чего бы это, интересно?
Первая записка недвусмысленно предупреждала:
НЕ СУВАЙ ДЛИННЫЙ НОС КУДА НЕ ПРОСЮТ!
Гениально. Очень в духе Джо Эдди. Повелительное наклонение глагола "совать" привело меня в восторг. Слава учителю изящной словесности. Эммелин ткнула кроваво-острым ногтем в записку:
– Это я получила сразу после своего первого письма в газету.
Она привычным жестом пригладила идеальную, волосок к волоску, прическу. Потом прошлась еще разок. И еще. Так обычно гладят кошек.
Я перевел взгляд на следующую записку.
НУ ТЫ СТЕРВА! ЗАТКНИ ПАСТЬ А ТО ПАЖАЛЕИШ.
По части грамотности автор был верен себе, но явно терял терпение.
Эммелин проследила за моим взглядом.
– Вторая! Я написала еще парочку писем, вот тогда мне и подбросили эту записку. Вы, конечно, читали мои письма? Я предлагала мэру собрать общегородской митинг. Ну, вы-то меня понимаете! Убийца не должен гулять на свободе. Мы же все в опасности! – Она снова прошлась ладонью по волосам. – Кошмар, кошмар! Я боюсь выпускать своих кисок во двор! Боже упаси! Ни за что, пока этот… этот психопат на свободе!
Сочувственная мина далась мне с трудом. Эммелин округлила глаза.
– Двенадцать кисок – и за всеми приходится убирать. Вы можете себе представить, каково это – поменять двенадцать подстилочек для кошачьего туалета?
Я отрицательно мотнул головой. В самом деле, откуда мне знать? Не знаю и знать не хочу. Более того, столкнись я с такой проблемой, вышвырнул бы всю кошачью братию на улицу – и дело с концом.
– Мда-а… Задача не из легких, – не слишком убедительно протянул я и быстренько вернулся к запискам. Их было еще три, одна другой страшнее. Последняя оказалась самой короткой, но далеко не самой приятной.
ТВАЯ СЛЕДОМ.
Я прочел строчку дважды. Затем еще раз. Краткость, как известно, сестра таланта, но сокращать до такой степени, вопреки смыслу!.. Ну что это, скажите на милость, означает – "твоя следом"? Твоя очередь? Или же, может, речь об одной из кошек Эммелин?
Вот чему нас не учат на уроках языка и литературы – как выражать свои угрозы, чтобы намеченная жертва точно знала, чего ей от тебя ждать!
Но Эммелин, похоже, перебрала все туманные варианты последней записки и пришла к неутешительному выводу.
Чавкнув пару раз жвачкой, она безапелляционным тоном заявила:
– Клянусь вам, мистер Блевинс, если кто-нибудь посмеет тронуть моего Пушка или Овечку… или Чернушку… или Жозефину… или…
– И когда вы получили последнюю записку? – прервал ее я. Сам знаю, что перебивать невежливо и что воспитанные люди так не поступают. Но поймите же и вы меня. Список кошачьих квартирантов миссис Эммелин Джонстон составил бы конкуренцию городскому телефонному справочнику.
– Буквально позавчера! Сразу после выхода "Газетт". Я показала записку шерифу, так вы знаете, что он мне заявил?!
Представить ответ Верджила мне было несложно.
– Шериф заявил, что, пока преступление не совершено, он, видите ли, ничего не может предпринять! – Эммелин безостановочно терзала челюстями жвачку, но негодование прорывалось даже сквозь причмокивания. – Подумать только! Этот идиот будет сидеть сложа руки и ждать, когда кто-нибудь из моих прелестных кисок превратится в… в… в собачьи консервы.
Судя по всему, оскорбления страшнее в арсенале Эммелин не нашлось.
В свой следующий вопрос я вложил максимум терпения и такта.
– Вам ведь начали угрожать уже после первого письма в газету. Так почему же вы не перестали писать?
А что? По-моему, вполне резонное решение. Эммелин уставилась на меня как на полоумного.
– Этого еще не хватало! Чтобы я позволила какому-то маньяку мной командовать?! – От возмущения она подпрыгнула в кресле и снова принялась лихорадочно приглаживать конструкцию на голове. – Не бывать этому! Да он просто-напросто не знает, с кем имеет дело. Ишь ты, решил заткнуть мне рот своими дурацкими угрозами. Со мной этот номер не пройдет!
У меня возникло сильное подозрение, что автор записок пришел точно к такому же выводу.
– И вообще… Письма-то я пишу уже семь месяцев, с самого дня убийства, и за все время получила только пять записок с дебильными угрозами. Этим меня не остановить!
Вот вам и еще один вывод, до которого мог додуматься даже такой дебильный писака. Откровенно говоря, я начал беспокоиться за Эммелин. Пожалуй, угроза-то над ней нависла серьезная.
– Как вы получали записки? По почте или…
Коротко кивнув, Эммелин выудила из сумочки кучу смятых конвертов и торжествующе швырнула на стол.
– По почте! На всех до единого штамп почтового отделения Пиджин-Форка! – И смачно чавкнула жвачкой. Мол, точка, и все туг.
Та-ак… Судя по ликующему блеску глаз неугомонной Эммелин, она решила, что в деле Терли сделан громадный прорыв. Я бы так не сказал. Ясно, что автор записок живет в Пиджин-Форке. Невелико открытие. Иначе и быть не могло. Как бы этот самый автор, не будучи местным жителем, узнал про письма редактору? Популярность "Пиджин-Форк газетт" не выходит за пределы самого Пиджин-Форка.
Тем не менее я тоже глубокомысленно кивнул и сделал вид, будто новость произвела на меня сильнейшее впечатление.
К несчастью, если что на меня и произвело впечатление, так отнюдь не детективные успехи Эммелин, а плачевное состояние самих записок и конвертов.
– Вы еще кому-нибудь показывали письма с угрозами?
Эммелин энергично закивала.
– А как же. Во-первых, конечно, шерифу. Да я вам уже говорила. Он выставил меня за дверь. Детская шалость, мол! – Эммелин возмущенно фыркнула. Чавкнула. Пригладила волосы. – А уж после этого я всем показывала – и своим подружкам из "Союза женщин Пиджин-Форка", и приятельницам в библиотеке, и еще в магазине всем знакомым, и…
– Все, все, достаточно!
Чего уж там. Картина и так ясна. Проще отыскать тех, кто еще не оставил отпечатков пальцев на этих листах бумаги.
Эммелин, должно быть, уловила неодобрение в моем тоне.
– Я же хотела, чтобы все в городе знали об угрозах этого маньяка! – обиженно надула она кроваво-красные губы. – И о том, что полиция наша никуда не годится. Форменное безобразие! Убийца – и смеет угрожать мне!
Я как-то не уловил ход мыслей Эммелин. Сами посудите – логика-то умопомрачительная. Эммелин возмущал тот дикий факт, что убийца не ограничился… убийством! Мало ему было погубить невинных тварей – он пошел гораздо дальше.
Вплоть до угроз в адрес Эммелин Джонстон. Какая беспрецедентная наглость!
Я протянул ей записки вместе с конвертами.
– Прошу вас, миссис Джонстон, если получите еще что-нибудь в этом роде, сразу же позвоните мне. Договорились? Оставьте письмо в почтовом ящике – и звоните.
Эммелин задумчиво причмокнула.
– А ведь шериф Минрат мне то же самое говорил. Только я решила, что он дурака валяет. Он же не сказал, что это важно, – оскорбилась она.
– Ну так я вам говорю, что это важно. Мне бы очень хотелось взглянуть на следующее письмо. Идет? Только не прикасайтесь к конверту.
– О нет! Этого я обещать не могу! – Для вящей убедительности Эммелин мотнула головой, но ни один волосок даже не шелохнулся. Сколько ж она на свою прическу лака ухлопала? Недаром ее французский жгут напомнил мне кукол из папье-маше. – Уж простите, мистер Блевинс, никак не могу. У меня ящик без крышки – страшное дело! Оставлю в нем почту – а вдруг дождь пойдет? – Она все трясла головой, словно китайский болванчик. – Нет-нет, не могу, мистер Блевинс…
У меня лопнуло терпение.
– А если бы я попросил вас положить конверт в полиэтиленовый пакет? Это не слишком сложно?
Эммелин отпрянула на спинку кресла и уставилась на меня, как на беглого пациента психлечебницы.
– То есть?.. В обычный пакет?.. Как те, в которых продукты хранят, что ли?
Я кивнул.
Эммелин задумалась. Глаза за стеклами в громадной оправе сошлись чуть ли не к переносице.
– А-а! – вдруг встрепенулась она. (Дошло наконец, слава тебе господи!) – Вам нужны отпечатки пальцев! Ой… – Она пригорюнилась, опустив взгляд на кучу скомканных бумажек в руке. Ну, ясно. Только теперь сообразила, какого дурака сваляла с этими письмами.
Я очень старался, но, кажется, улыбка все равно вышла фальшивой.
– Не переживайте, миссис Джонстон. Сделанного не поправишь. К тому же у нас ведь нет уверенности, что автор записок и убийца – одно и то же лицо.
А про себя добавил, что автором запросто может оказаться какой-нибудь сосед, которому осточертели ее кошки.
Эммелин так искренне расстроилась из-за потери ценных улик, что я просто хотел ее утешить. Однако просчитался. Мое замечание оскорбило ее до глубины души.
– Вот еще! Разумеется, это один и тот же человек! – вскипела она, снова принимаясь за свою жвачку. – Убийца! А кто еще, по-вашему, стал бы мне угрожать?!
Дурацкий вопрос. Да половина Пиджин-Форка. Слава богу, я вовремя прикусил язык.
– Чем вы, спрашивается, лучше шерифа Минрата! – кипятилась Эммелин. – Тот даже имел наглость заявить, будто я сама все это написала, чтобы привлечь к себе внимание! Так вот что, мистер Блевинс, я и шерифу сказала, и вам скажу…
Интересная мысль. Как же мне самому в голову не пришло? Ради благого дела Эммелин могла и не на такое пойти. Нужно будет это обмозговать.
Но в тот момент первейшей задачей было как-то унять Эммелин. Что-то уж больно она разошлась. Мусолила волосы, причмокивала жвачкой, остервенело запихивала листки в сумку – и все это одновременно.
– Вы меня неправильно поняли, миссис Джонстон, – миролюбиво произнес я. – Нет ни малейших сомнений, что вам угрожает настоящий психопат. Боюсь, над вами нависла страшная опасность.
Уф! Кажется, маневр удался. Эммелин постепенно успокоилась, еще разок чавкнула жвачкой и снисходительно буркнула:
– Ну то-то же.
– И самое главное… – быстро добавил я, чтобы закрепить успех, – я приложу все силы и постараюсь найти…
– Постарается он! – оборвала меня Эммелин. – Очень мне нужно ваше старание. Мне нужно, чтобы вы нашли этого негодяя – понятно? – Она как ткнула пальцем в начале этой тирады, так и держала его нацеленным прямо мне в лицо. В первом классе у меня хромало чтение и учительница, помнится, делала точно так же.
Сейчас я просто кивнул. А вот в первом классе не удержался. Цапнул за палец, торчавший у меня перед носом. Не до крови, нет! Так, слегка. Поддался непреодолимому побуждению. Причем ни нагоняй директора школы, ни отцовская взбучка не заставили меня раскаяться. Глядя на палец Эммелин, я отчетливо вспомнил, насколько непреодолимым был тот импульс.
Я на миг прикрыл глаза, понадеявшись, что она не заметит или подумает, будто я всего лишь моргнул.
– Что-то в глаз попало? – подозрительно прищурилась Эммелин. Но палец все-таки убрала.
– Да-да, соринка, наверное, – соврал я. Эммелин уже была на ногах и явно готовилась навострить лыжи.
– Я, пожалуй, пойду! – возвестила она, сдергивая с носа очки. – А вы уж не забудьте держать меня в курсе дела. – И загрохотала вниз по лестнице.
Не успело растаять эхо, как его сменил телефонный звонок. Голос в трубке я узнал мгновенно. Он удивительно напоминал поскуливание брошенного щенка – неуверенное, опасливое, тоскливое.
– Мистер Блевинс? – Кажется, Юнис Креббс шептала в трубку, ежесекундно оглядываясь через плечо. – Послушайте, мистер Блевинс… боюсь, у вас сложилось неверное впечатление…
– О чем? – решил уточнить я.
Вздумай она убеждать меня, что Джо Эдди на самом деле душа-парень, ей бы туго пришлось. Особенно после сегодняшней информации Мельбы.
– О… бабуле, – выдохнула Юнис. – Джо Эдди… он так говорил… будто бы у бабули было не все в порядке…
– Не все в порядке? – тупо переспросил я.
– Ну… не все в порядке с головой, – после короткой паузы прошелестело в трубке.
Во-от оно что. Мне не хватило смелости отрицать очевидное. После бесед с Корделией, Джо Эдди и дедулей я и впрямь сделал вывод, что голова у бабули была слабым местом.
– Мне… мне бы не хотелось, мистер Блевинс… – пугливой скороговоркой зашептала Юнис, – чтобы вы об этом кому-нибудь рассказывали. Это… это неправда… и вообще… стыдно… Бабуля такая была гордая… она бы не позволила, чтобы о ней распускали всякие слухи… – В шепоте Юнис слышались слезы.
Мне и самому было жаль бедняжку до слез. Жизнь у нее и так не сахар, а она тревожится о репутации бабушки больше, чем о своей собственной.
– Обещаю, что никому не скажу ни слова.
– Правда, мистер Блевинс?! Обещаете, что… – всхлипнула она, но тут в трубке послышался какой-то глухой звук. Словно хлопнула дверь. – Ой, мне нужно идти!
– Юнис…
Но успокоить ее я не успел. В трубке раздался отбой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Вместо того чтобы звонить шерифу, я решил прошвырнуться к нему в офис. Сделать, как говорится, хорошую мину при плохой игре. Случайно, мол, проходил мимо, вот и заглянул поболтать со старым приятелем… Правда, приятелями нас с Верджилом назвать трудно хотя бы по той причине, что Верджил был школьным другом моего отца. Но на этот факт я стараюсь не слишком напирать.
Поначалу-то Верджил даже сторонился меня. Демонстративно. Особенно во время нашего недолгого сотрудничества при расследовании ограбления скобяной лавки. Расшифровать мысли шерифа было проще простого – у него все на физиономии написано. "Понаехали тут всякие молокососы из Луисвиля, учить меня вздумали!"
Оно, в общем-то, и понятно. Кому понравится, когда чужак вламывается на твою территорию?!
Поэтому я решил изобразить праздное любопытство. Отсюда и мысль о прогулке в полицейский участок. Звонить туда не имело смысла. Видите ли, в наших краях отношение к телефону весьма специфическое. Здешний народ уверен, что человек хватается за трубку только в самом крайнем случае, когда уже совсем припекло.
А вдруг и Верджил придет к такому же выводу? Переживать начнет – не пытаюсь ли я его работу за него делать. Или еще чего похуже… не мечу ли в его кресло.
Ха-ха-ха. Было бы еще смешнее, если б не было так грустно. Ну разумеется! Сплю и вижу себя в кресле шерифа Пиджин-Форка! Всю жизнь мечтал развлекаться по выходным в обществе городских дебоширов и пьяниц, силясь удержать всяких там придурков в рамках, чтобы они не передушили друг друга… да и меня заодно. Нет уж, увольте. Верджилу и карты в руки.
До полицейского участка я доплелся за десять минут. Мог бы и быстрее, но, сами понимаете – в серьезных делах не спешат.
Денек стоял замечательный. Такими прозрачными погожими днями Пиджин-Форк по праву гордится. Я шел не торопясь, перекинув через плечо пиджак, вдыхал чистый прогретый воздух и любовался по-осеннему пестрыми деревьями. И радовался, что вернулся в родной город.