Зал ожидания
Очередь на таможенный досмотр двигалась быстро. Толкая перед собой чемодан, Брусникин лихорадочно искал выход из пиковой ситуации. "Сдаться властям! - перебирал он возможные варианты. - Чистосердечное признание должно их смягчить! Черт с ними, со съемками! Дрозденко, наверное, сейчас уже в медпункте! Заявление строчит! Напился, сволочь! Рожу изрезал! Теперь показывает, что это я его! Решил, гад, сам все сыграть! Где же Павел Андреевич?!"
Никита высоко подпрыгнул, пытаясь поверх пассажирских голов рассмотреть продюсера.
"Заметут - уйду в несознанку. - Дальше мысль Брусникина потекла почему-то на тюремном жаргоне. - Мне такие предъявы не впаришь. Пусть доказывают мусора, что я - не Дрозденко".
- Не подскажете, товарищ, как декларацию заполнять?!
Подзабытое обращение "товарищ" Никиту остудило.
- Что? - он тупо уставился на бланк старичка в бейсболке. - Нет. Извините. Я не здешний.
Хамство, конечно. Отлично знал Брусникин и как заполнять, и сколько разрешается провозить, и куда прятать все остальное. Но Никите было не до благотворительности.
"Чем я думаю?! - бравада его улетучилась. - Докажут! Определенно докажут! Но почему он, подонок, сразу документы свои назад не потребовал! Почему не объяснился по-людски?! "Если ты останешься, то и я останусь"! Ему что, выпить здесь больше не с кем?! Нет! Здесь - другое! С ним тоже контракт заключили! Может, захотел покуражиться спьяну, гнида?! Маскарад этот! Грим идиотский! "Я-де аркашка еще покруче тебя! Здоровье не позволяет, а то я у Хичкока снимался бы! Почему у Хичкока?! Хичкок давно помер!"
От пропускного пункта Брусникина уже отделяло только многодетное семейство африканцев, черных, как маслины, с выводком суетливых косточек. Надо было срочно выбирать линию дальнейшего поведения, и Никита ее выбрал.
"Обратно в Москву подался, мерзавец, - успокоил он себя. - Понял, что я не останусь. Если бы я свалил, то продюсеру деваться было бы некуда и Дрозденко все бабки срубил бы в нагляк. Накося выкуси, жучила. Не на того нарвался".
На этой оптимистической ноте Брусникин водрузил на конвейер свой чемодан за мешками африканцев. Резиновая полоса дернулась и медленно потащила багаж в утробу рентгеновского ящика.
Однако смятение, возникшее у платной стоянки, не оставило Никиту полностью. Что, разумеется, наметанным оком определила блондинка в мундире. Она придирчиво прочитала заполненную Брусникиным декларацию. Там все было согласно уставу.
Но отбывающий вел себя явно тревожно. Да и вообще, смахивал на какого-то застрявшего в ее памяти извращенца.
- Кассеты есть в чемодане? - обратилась она к "рентгенологу".
Тот сосредоточенно кивнул.
"Ясно, - успокоилась таможенница. - Порнографию везет".
- Позови Максимова, - обратилась она к зоркому сержанту милиции, издали подметившему неладное и устремившемуся к месту происшествия.
- Конечно, везу! - вмешался Брусникин возмущенно. - Я же артист! У меня демо-кассеты с собой, и это естественно!
- Хахаль! - вдруг выпалила таможенница, и лицо ее осветила довольная улыбка.
- Он, - подтвердил охотно Брусникин. - "Хахаль" и "Хахаль-два".
- Отставить Максимова, - махнула блондинка сержанту. - И куда же вы от нас? В Голливуд, поди?
- Если бы, - усмехнулся Никита. - В Либерию. Я ведь нынче в Либерии проживаю. Вот так. Женился на победительнице конкурса "Мисс Африка".
- Завидую ей, - вздохнула блондинка.
- Напрасно. Я ее в черном теле держу, - тонко отшутился Брусникин.
Очередь недовольно зароптала.
- Джаст э момент! - строго прикрикнула таможенница.
Так Никита узнал еще одно английское выражение.
- Автограф на память не оставите?
- Обязательно. Как вас теперь называть?
- Анна Сергеевна, - зарделась блондинка.
"Анне Сергеевне, самой красивой девушке "Шереметьева-2" от "Хахаля-2", - начертал Брусникин казенной ручкой на оборотной стороне какой-то подсунутой декларации. И поставил размашистую подпись. После чего, подхватив чемодан, отправился, транзитом через паспортный контроль, на поиски продюсера.
А Капкан замешкался капитально. Слишком долго пришлось ему убеждать грузинского лорда, что чача, разливаемая в бутылки из-под шотландского виски, никак не укрепляет ни репутацию их совместного предприятия, ни дружбу между братскими народами Англии и России.
Примерно за полчаса до начала посадки - вылет самолета, согласно объявлению по громкой связи, задерживался из-за неблагоприятных погодных условий - Капкан и Брусникин сидели у стойки бара в "свободной зоне".
Небо давно прояснилось, но первыми стартовали авиалайнеры, застрявшие в порту часом ранее, когда над Москвой бушевала невиданная гроза.
- Говорю вам! Он! - убеждал Брусникин своего спутника. - Я его, как вас теперь, видел! Все лицо изрезано, точно бритвой! Очи совсем запавшие, словно у шахтера после голодовки! И еще тут, знаете, на переносице… Но не это главное!
Капкан с возрастающим интересом слушал рассказ Никиты.
- Что же тогда главное?
- Главное? - Никита оглянулся. - Главное, что он вдруг взял и исчез!
- Один или с вещами? - нахмурился "продюсер".
- Какое с вещами! С ним вещей-то было - плащ да книга для заметок по медицине!
- А с тобой?
- Нет. - Брусникин поморщился. - Ничего он, представьте, не украл. Разве что мое душевное равновесие.
- Это мы вернем. - Капкан жестом подозвал бармена с развязанной бабочкой на шее. - Почему бабочка сдохла?
- Меняюсь, - весело пояснил румяный парень за стойкой.
- Тогда две текилы по сто пятьдесят.
Самогонка из кактуса и блюдце с нарезанными дольками лимона были немедленно придвинуты к Брусникину.
- Ты, артист, не дергайся. - Капкан высыпал на язык щепотку соли и залпом выпил текилу. - Я Дрозденко лично спать укладывал. Привиделось тебе.
Сам он Дрозденко, естественно, спать не укладывал. В форму с жидким бетоном Дрозденко натурально укладывали Жало и Хариус.
Застывшие бетонные блоки с наказанными Малютой гражданами затем использовались как строительный материал на дачном участке кровожадного гангстера. А поскольку такой сицилийский способ защиты своих интересов Малюта применял регулярно, строительные работы в его усадьбе шли без перебоев. У Малюты вообще наблюдалась ностальгическая тяга к зодчеству, ибо в первый свой рейд по исправительно-трудовым учреждениям он ушел с должности бригадира штукатуров.
Усадьба Малюты в Опалихе напоминала укрепрайон после ковровой бомбардировки: фундаменты уже заложенные перемежались со свежими воронками котлованов. Возведение гаража, кегельбана, часовни, бассейна и замка с флигелями, а также зимнего сада, родовой усыпальницы, домика для охраны, двух гротов, трех беседок и тира Малюта мечтал завершить одновременно. Для осуществления этого дерзкого замысла он нанял иностранного специалиста по фамилии Гибарян.
Сначала Гибарян рекомендовал хозяину использовать для возведения построек розовый туф.
- Розовая колоратурная гамма, - объяснял архитектор заказчику, разложив перед ним чертежи, - придаст всему ансамблю единый григорианский стиль и войдет в сокровищницу мирового градостроительства наравне с Версалем, юсуповским дворцом и венецианским комплексом.
- Это где на гондонах плавают? - уточнял Малюта, чиркая серебряной зажигалкой.
- Да, - с прискорбием соглашался Гибарян, наблюдая, как обращаются в пепел его творческие замыслы.
- Железный бетон! - Малюта был категоричен. - И покрасить в серый цвет! Кум так строился: снаружи - полное дерьмо, внутри - сплошная роскошь. Мне крепость нужна, а не домик тыквы. Строго тюремный стиль.
Перебрав в памяти всех известных ему архитекто-ров прошлого и не обнаружив в их компании Кума, интеллигентный Гибарян задумался. Терять заказ было глупо, а не угодить заказчику - чревато последствиями. На тюркском наречии "кумом" назывался песок, но здания и тем более фундаменты из песка - дело недолговечное. Опять же, при чем тут бетон? Если, допустим, клиент ошибся с ударением и если тогда истолковать определение "тюремный" как "теремной", то ближе всех к таинственному Куму стоит Федор Конь, строитель стен и башен Белого города в Москве.
- Конь? - мягко переспросил он у Малюты.
- Я сказал "конь"? - Глеб Анатольевич подозрительно уставился на специалиста.
- А разве нет? - загрустил армянин.
"Конь, - отвернувшись, пометил Малюта в своем "ежедневнике", с которым никогда не расставался. - Возможно, хотел конюшню".
- Конюшню будем ставить ближе к забору, - устным распоряжением добавил он объект, не учтенный в плане.
- За каким тебе конюшня?! - удивился Капкан, присутствовавший на обсуждении строительных мероприятий.
- Лох ты. - Малюта захлопнул "ежедневник". - Деревня. Серое вещество. В гольф будем играть, как нормальные…
"Да, мозги у Малюты, конечно, всмятку. - Вспоминая события годичной давности, Капкан дремал в кресле авиалайнера. - Ему что гольф, что поло - одинаково. Зато изворотливости не занимать, это - факт. С ним не расслабишься".
Рядом, уложив на плечо Капкана буйную голову, спал Никита Брусникин. Шокированный встречей с призраком, он как-то быстро нарезался еще до посадки в самолет. Стресс он, конечно, снял, но хлопот своему спутнику добавил. Направившись после третьей порции "текилы" в туалет, Брусникин по пути обзавелся в газетном киоске набором фломастеров. И затем начал раздавать автографы всем желающим. Первый автограф достался сливному бачку, второй - зеркалу над раковиной, а третий он уже нацелился вывести на белоснежной сорочке японского гражданина, но "продюсер" успел его перехватить. Заподозрив после длительного отсутствия Никиты что-то неладное, Капкан успел вовремя. Японец сушил под феном руки и потому ничего не заметил.
- Вам автограф?! - оживился Брусникин в объятиях Капкана.
Аккуратный господин из Японии, досушив руки, обернулся.
- Куросава! - радостно заорал Никита.
Чтоб японец не уличил его в ложной ориентации, Капкан разомкнул объятия. Сделал он это, повинуясь исключительно условному рефлексу. В его обществе геи почитались грязными отщепенцами. Никита взмахнул пучком фломастеров и опрокинулся на пол.
- Вот из зис? - испуганно прошептал японец.
- Шутинг стар, - вежливо пояснил Капкан, свободно владевший английским. - Падающая звезда. Можете желание загадать.
- Джаст э момент! - загребая воздух руками, вступил в беседу Брусникин. - Фак! Шит! Ай вонт ю!
Выплеснув на присутствующих весь свой словарный запас, Никита пополз к японцу.
Похоже, единственным желанием островитянина было поскорее слинять, и это его желание исполнилось.
- "Шереметьеву-3 от Брусникина", - вслух прочитал Капкан ядовито-зеленую надпись на зеркале.
- От Никиты, - добавил Брусникин, все четыре конечности которого подламывались, будто ножки игрушечного козлика, пропущенные сквозь леску.
- Где ты еще свои автографы оставил, урод?! - прорычал Капкан, яростно оттирая туалетной бумагой наводящую на ненужный след надпись.
- Три, три, три! - сказал Брусникин весело. - Жопу подотри!
И тут же его стошнило на кафель.
- Где ты еще свои автографы оставил?! - продолжил допрос Капкан, оттащив Никиту на скамью в зал ожидания.
- У нее, - пробормотал бледный Никита, судорожно сжимая фломастеры. - На таможне. В белом, что слева.
- Тихо сиди! - наказал подопечному Капкан. - Дернешься - убью!
Он отошел в сторонку и, не выпуская Никиту из поля зрения, набрал на мобильном номер самого толкового из бандитов. Соломон отозвался сразу.
- Ты где? - спросил, закуривая, "продюсер".
- На Вернадского, - отчитался сподвижник. - Мотор барахлит. Сын училку по химии обрюхатил. Теща в постель мочится. У тебя что хорошего?
- Фраерок наш поганку завернул, - перешел Капкан непосредственно к проблеме. - Значит, так.
Срочно дуй в Шереметьево-два. Нарой там в левом крыле блондинку. Этот хмырь ей свой автограф подарил, въезжаешь?! По паспорту Дрозденко улетел, а у какой-то выдры подпись Брусникина осталась!
- Еще бы! - заржал в ответ Соломон. - "Муму" Тургенев написал, а памятник - Пушкину!
- Если телка врубится - край. - Капкану было не до шуток. - Вырви у нее эту бумажку. Как хочешь, но - вырви. Подари ей что-нибудь интимное.
- Сто баксов подходит? - предложил соратник, но Капкан уже отключился.
Соломон, мысленно обругав свою горькую долю, рванул к Окружной.
Насчет доли Соломона в группировке Малюты можно сказать, что она и впрямь была не самой завидной. Если сравнить иерархию в группировке с судовой ролью какого-нибудь каперного фрегата, то Соломон болтался где-то между "плотником" и "шеф-поваром".
В прошлой своей дореформенной жизни Соломон заслужил авторитет ловкого кидалы. Фальшивые лотерейные билеты, "выигравшие" автомобиль, старые фамильные драгоценности со стразами вместо бриллиантов - все это был хлеб Соломона. И по тогдашним меркам не просто хлеб, а хлеб с изюмом. Но так получилось, что всю эпоху передела собственности, воспитавшую кадры совершенно иного размаха, Соломон пропарился в таежной колонии под городом Братском. Курсы повышения квалификации на лесоповале отсутствовали, так что Соломон до выхода на свободу и живого компьютера-то не видел. Если бы не юный жулик Хариус, которого Соломон поддержал на зоне и взял под свое крыло, у него, глядишь, и нынешней работы не появилось бы.
Повадки новых уголовников Соломону претили. Пролитой крови он не жаловал. Но зато знал досконально воровские законы, разбирался в антиквариате и неплохо "чесал", когда Малюте требовалось разыграть в карты со смежниками спорную "корову". Потому Глеб Анатольевич старого фармазона особенно не грузил, держал его, в основном, для хозяйственных нужд и даже произвел в почетные члены "совета директоров".
В аэропорту Соломону повезло. Таможенницублондинку он отыскал в левом крыле прежде, чем та сменилась. Смяв очередь, он нахально прорвался к нужной кабинке.
- Золотко! Проба ты моя ненаглядная! - насел на таможенницу мудрый Соломон. - Вам гражданин из Либерии автограф по ошибочке оставил! Артист! Помните?!
- Ну и? - блондинка покосилась на него весьма даже враждебно.
- Верните! - Соломон приложил к сердцу обе ладони. - Верните, золотко! Долго объяснять! Очередь волнуется! А я - его дядя! Он лично мне звонил натурально с воздуха!
- Да пожалуйста, - обиделась таможенница, выдавая ему сложенную пополам декларацию с пламенным текстом Брусникина. - Подумаешь, "хахаль" нашелся. Мне Державин свой автограф подарил. Так и передайте.
- Так и передам, - пообещал Соломон, растворяясь в толпе.
Расстроенной подлостью Брусникина таможеннице даже на ум не пришло, что позвонить "натурально с воздуха" никак нельзя, ибо, согласно инструкции, пассажирам в полете пользоваться мобильными телефонами без особого разрешения категорически воспрещено.
Между тем самолет с Капканом и расклеившимся Брусникиным уже набирал высоту.
Свободная страна
Вопреки наихудшим предчувствиям Капкана, в Монровии все прошло на удивление гладко. Даже тот курьез, что на стоянке такси Брусникина цапнула бешеная собака, оказался для затеянной аферы исключительно выигрышным.
"Роковая случайность, и все насмарку. Все планы псу под хвост, - разметавшись на кровати в номере гостиницы "Атлантика", бередил Никита свежую рану. - Ужасно глупо и пошло".
Тут пора заметить, что роковые случайности сами по себе из воздуха не ткутся. События все же, как их ни толкуй, вяжутся из стечения обстоятельств, а именно, из обстоятельства времени, места и действия и еще множества мелких ниточек, вплетающихся в причинно-следственную ткань. Кто дергает эти ниточки - вопрос так и не разрешенный. Мало сказать - не разрешенный, в христианском плане он прямо-таки запрещенный. "Все пути Господни - милость и истина к хранящим завет Его…" И - точка. Или многоточие. Впрочем, знак препинания в данном случае не важен.
Любая мелочь способна была повлиять на нелепое происшествие. Если бы Никита получил свой чемодан пятью минутами раньше, они с Капканом уехали бы в гостиницу еще до того, как собака вообще появилась на привокзальной площади. Случись это пятью минутами позже, расстрелянная собака была бы уже заброшена в ржавый кузов полицейского "Доджа". Но чемодан Брусникина упал на линию транспортера тогда, когда упал. И все потому, что старый Эзра, водитель грузовичка, доставлявшего пассажирский багаж, притормозил у автозаправочной цистерны.
Накануне его старухе привиделся вещий сон с участием ангела, суливший Эзре прибавку к жалованью. Эту радостную весть обязаны были разделить с ним приятели-заправщики. Те с большей охотой разделили бы с ним саму прибавку, но увеличение вознаграждения еще только предвиделось.
- Дело решенное, - важно объявил Эзра товарищам. - Ангел приснился ей на чемоданах. Завтра к мистеру Брюсу пойду.
- Почему ж не сегодня? - лукаво щурясь, полюбопытствовал юный заправщик Дензил.
- Чтоб не сглазить, - резонно ответил Эзра.
И все заправщики согласно закивали. Торопиться не следовало: прибавки так и так не избежать, а мистер Брюс в плохом настроении мог ее урезать. То, что мистера Брюса в хорошем настроении никто и не видал, как-то в расчет не бралось. Куда важнее было выслушать описание ангела. Внешность ангела, обрисованная Эзрой, произвела на заправщиков сильное впечатление. Особенно размах крыльев.
Разговор между Эзрой и заправщиками происходил на английском языке. Население Монровии в большинстве своем разговаривало по-английски. А этим языком, как уже известно, Никита не владел. Он и своим-то плохо владел с похмелья. Капкан же, посещавший по делам вездесущей группировки офшорные филиалы компании на Кипре и в Дублине, английским, наоборот, владел весьма сносно. Таким образом, для Никиты он был и переводчиком, и наставником, и вообще поводырем.
Именно Капкан поднял в багажном отделении скандал, когда прочие представители белой расы терпеливо потели у конвейера, после чего тучный работник багажного отделения в рубахе без пуговиц, но зато с пунцовыми цветами сбегал-таки за Эзрой.
Итак, чемодан Брусникина и кожаная сумка "продюсера" были получены со значительным опозданием. Хотя, в принципе, на дальнейший ход событий это могло и не повлиять. В принципе, собака могла выбежать на площадь когда угодно. Желаем мы того или нет, но у нас с собаками общий Создатель. То есть пути собак столь же неисповедимы, как и наши собственные.
Пока деловитый Капкан договаривался с чернокожим таксистом, Брусникин покрасневшими глазами осматривал залитую солнцем и заполненную коренным, по большей части, населением площадь аэровокзала. Белая футболка на нем промокла насквозь, тогда как горло чрезвычайно пересохло.