Глава двадцать третья СЧАСТЬЕ ВТРОЕМ
Весь мир знает Ваську Топилина безоблачным, вечно суетливым и улыбающимся, вечно лгущим и беззаботно просящим взаймы, и только одна Тина видела - за последнее время особенно часто - не только хмурящимся, но даже и плачущим.
Он выбивался из сил, стараясь сохранить равновесие в своих отношениях к жене и Тине. Вот уж три года, как эти отношения налаживались и не могли наладиться.
Жена ненавидела Тину, называя ее злобно-иронически "твоя девица", а Тина не переваривала Марии Александровны и всегда подчеркивала: "твоя законная"!
Жена была уверена, что Тина разоряет дом, что Василий Александрович урывает из домашнего бюджета последние гроши, чтобы покупать туалеты, духи и перчатки этой привыкшей к роскошным поклонникам особе.
Тина, напротив, была уверена, что жена Василия утопает в роскоши: у нее прекрасная квартира, чудная обстановка, трое прислуг, она не знает, как устает муж, ей нет дела до того, каким путем добывает он деньги, лишь бы деньги были. И вот Василий урывает из бюджета Тины каждый грош, держит ее в черном теле: две скверненькие комнатки, одна служанка, у которой барыня вечно должна за месяц жалованье, вечные отговорки…
Ни жена, ни Тина не требовали денег. Василий Александрович всегда сам поднимал этот вопрос. И так как у него был какой-то оправдывающийся вид, это еще больше подкрепляло уверенность жены, что он сам сознает бешеные траты денег на "свою девицу" и уверенность Тины, что ему самому совестно ее, молодую, красивую, любящую заставлять чуть ли не голодать.
Не правы были обе. И обе правы.
Не правы, потому что ни жене, ни Тине завидовать друг другу не приходилось. Заработок Василия за последнее время страшно покачнулся, с таким гонораром бедствовала бы и одна семья, а тут - две.
Правы - потому что права была и жена, когда уверяла, что Тина мешает ему заниматься, права была и Тина, когда уверяла, что работать ему мешает семья. Та и другая женщина вместе отнимали у него ровно все время своими бесконечными претензиями и жалобами.
Когда Василий Александрович шел на работу (репортера, как волка, кормят ноги), жена была уверена, что он идет к Тине. Язвила. Томилин отмалчивался. Сдерживался, чтобы не вышло "сцены".
Взвинченным приходил на службу. Раздраженным к Тине.
Напротив, Тина уверена, что он все время, весь свой досуг проводит у "законной юбки". Чтобы избежать укоров той и этой стороны, он старался как можно больше делать досуга, чтобы поровну делить его между Марией Александровной и Тиной. Отлынивал от дела и дел, и единственным заработком было "перехватывание" четвертных там и тут.
Ему давали охотно, потому что любили его, вечно жизнерадостного, улыбчивого, лгущего, но так безобидно, так кружевно, так весело. Жену его тоже считали веселой, не знающей, что такое заботы, хохотушкой. Тине говорили:
- Бросьте вы вашего Васеньку! Погубит он вас. Что вы с ним путаетесь! Вы молоды, красивы, могли бы утопать в роскоши. А теперь не вы его Тина, а он ваша тина, - тина, которая засосет вас…
В ответ она смеялась:
- Хорошо, я сейчас брошу Васеньку и возьму вас!
Все трое они несчастны. Но все трое делают вид, что им живется просто прелесть как. Никто не видел, да и кому какое дело было глядеть, что творилось за кулисами этой странной семьи.
Глава двадцать четвертая ЭКОНОМИЯ НА РОЛИКАХ
Тина лежала и злилась.
- Противная Стаська, ни за что не придет. Дверь не заперта. Всякий может войти.
Вставать с постели Тина не может, только абсолютный покой исправит ногу.
Василий еще не знает о несчастии с ногой. Тина прямо с репетиции привезена Свенцицким домой.
Она просила Стасю дать знать по телефону в редакцию. Но озлобленная горничная назло не сделала этого. Да и некогда ей, надо на свидание спешить. Да и в редакции ли Василий? Вероятно, пришит к "законной юбке".
- Господи! Дай мне разлюбить его! Дай мне силы его покинуть!.. Дай ему силы меня бросить!.. Пробовал… За три года дважды пробовал. Проклятье какое-то!.. Вот жди его, мучайся… Одна, одна… Некому воды подать… Скажет "сама виновата, зачем груба с горничной". Да разве у меня вместо нервов веревки!.. Так ведь и канаты не выдержат…
Потом вдруг ей вспомнилось, какое милое было лицо у Василия, когда он вчера принес ей 25 рублей, заработанные на каком-то съезде агрономов. Как оживленно рассказывал он о встрече с приятелем Невзоровым, которого непременно привезет сюда. Как возмущался он антрепренером, который наводил грошовую экономию на роликах, так и хотел написать в "Вестнике" фельетон: "Экономия на роликах"… "Антрепренер скоро потребует, чтобы артистки обзавелись автомобилями… Некоторые из них, как, например, Семигановская, предупредив желание антрепренера, уже приобрели.". Вот разозлится Семигановская…
И вдруг Тине стало легко, легко… так просто, спокойно…
И она заснула.
Разбудил ее резкий, тревожный звонок.
Глава двадцать пятая РИТУАЛЬНЫЕ УБИЙСТВА
Редактор как-то вяло промычал:
- Ну что же, можно и об сектантах. Пишите!
- Как! Вы говорите - можно! Не можно, а должно! - выпалил Ростовский, хмурый, коренастый, эсдечной наружности, передовик. - Наш долг заступиться за сектантов так же горячо, как мы заступились за евреев в деле Ющинского . Мало того: сектанты больше нуждаются в нашей защите, потому что кто обвинял евреев? темные невежественные лица! кто обвиняет сектантов в ритуальных убийствах? - просвещеннейший, христианнейший писатель Дмитрий Сергеевич Мережковский…
- Ну уж, будто бы так и обвиняет!..
- Обвиняет ярко! И тем для сектантов тяжело, что его обвинение навеки останется. Наши возражения в газетах умрут, ими селедки завертывать будут, а романами Мережковского наши внуки еще любоваться будут!.. Вы читали третью часть "Антихриста"?
- Его "Петра и Алексея" знаю только понаслышке.
- Ну так вот, поинтересуйтесь им, как он ритуальное убийство размалевывает: "И вдруг все остановились, пали ниц, как громом пораженные, закрыв лицо руками. Белые рубахи покрыли пол, как белые крылья. "Се агнец непорочный приходится заклатися и датися в снедь верным",- в тишине раздался из подполья голос Матушки, глухой и таинственный, как будто говорила сама "Земля-Земля, Ма-ти сырая". Царица вышла оттуда".
- Какая царица? - сонно спросил редактор.
- Ну, будет вам… Конечно, все это возмутительно. Я студентом увлекался историей раскола и могу сказать, что во всей богатейшей литературе этого вопроса нет ни одного документа, свидетельствовавшего о существовании у сектантов ритуального убийства!..
- Ну, положим, есть дело о раскольниках в Москве в 1774 году. Откуда, очевидно, черпал материалы и Мережковский!..
- Но ведь все эти Лукерьи, девки Елены и Марии, на слова которых опиралась обвинительная власть, давали свои показания под пытками и под угрозами снова быть вздернутыми на дыбу. Они потом взяли свои слова назад…
Глава двадцать шестая ЖИВОЙ ТРУП
В разговор вмешался Топилин, сосредоточенно чинивший карандаш, чтобы написать театральную заметку: "Экономия на роликах".
- Я на днях развернул книжку какого-то толстого журнала. В ней некий Бонч-Бруевич тоже возмущен, тоже Мережковским… Авторитетно… Мне даже скучно сделалось и я захлопнул книжку… По моему, ей-Богу, ни у евреев, ни у христиан никаких ритуальных убийств нет и не было… Даже напротив…
- Что напротив?..
- Напротив, у христиан есть ритуальные… поцелуи…
- ??..
- Да… На пасхе… Разве христосование не ритуальные поцелуи…
- Он прав!.. - засмеялся редактор. - Кстати, Вася, ты вчера мне представил своего приятеля Невзорова…
- Да. Душа-парень.
- Он инженер?
- Кажется. Даже наверное.
- Это не его ли жена убила?
- Как так?
- Да вот сейчас агентские телеграммы из Петрограда передают об аресте жены инженера Лидии Невзоровой по подозрению в убийстве мужа. Арестованная созналась.
- Что вы мне голову морочите?..
- Да вот тут и подробности прелюбопытные: "Желая скрыть труп мужа, убийца разрубила его на части, запаковала в ящики и разослала по разным лицам в Петрограде. Один ящик якобы позабыла на извозчике, другой послала коммерсанту Абелю, третий коммерсанту Ратнеру. Пока найдены три ящика, заключающие в себе правую руку, левую ногу и тазовые части инженера Невзорова. Вместе с убийцей арестован ее сожитель прис. пов. Теремов-ский, ради которого она пошла на преступление…"
- Что за ерунда!.. Не может же быть такого совпадения… Я знаю, что жену Невзорова зовут Лидией… Два Невзорова… Оба инженеры… Оба женаты на Лидии.
- И оба уехали в Варшаву!..
- Как в Варшаву?
- При аресте Лидия Невзорова признала себя виновной в убийстве мужа, Теремовский же заявил, что инженер Невзоров жив и находится в Варшаве…
- Это великолепно! Значит, вы нас познакомили вчера с живым трупом!..
- Вы меня мистифицируете!..
Топилин выхватил телеграммы и медленно вслух перечитал все. Потом бросился к телефону.
Глава двадцать седьмая КТО СЛОМАЛ НОГУ?
- 248-74… 247-74… Маня ты?.. Где барыня… Уехали?.. С господином?.. Не сказала, когда вернется?.. Как?.. Не будет ночевать… Что за глупости… Куда же?.. Спроси швейцара, куда нанимали извозчика…
- Что такое? Ваша супруга сбежала с живым трупом?.. Успокойтесь… Невзоров поехал осматривать Варшаву, в Ло-зенки…
Едва Топилин отошел от телефона, как звонок вернул его к трубке.
- Кто у телефона… Алло… Да, это я… Как? Барыня сломала ногу?.. Какой нахал смеет так шутить…
А чей-то грубый бас повторил по телефону:
- Так ей и надо! Прыгала и допрыгалась…
- Ради Бога, скажите, где она сейчас!.. но голос не ответил, положил трубку.
Ясно одно: жена поехала с Невзоровым, поехала кататься, вероятно, на автомобиле, случилось несчастье и она сломала себе ногу!..
Он взглянул на часы:
- Боже мой, восьмой час! А я поклялся в шесть быть у Тины!
Он схватил котелок.
Статья "Экономия на роликах" так и осталась неоконченной.
Глава двадцать восьмая ТАЙНА ТЕЛЕГРАММ
Телеграмма, полученная судебным следователем, была неутешительного свойства:
"Петр Николаевич Невзоров выбыл из Варшавы неизвестно куда".
- Как бестолкова полиция, - горячился следователь; -не могли прибавить, когда именно выбыл.
- Ясно одно, - с уверенностью сказал практикующий у него в камере и заинтересовавшийся делом Невзоровой кандидат на судебные должности Потемков, - что в момент ареста Лидии Львовны ее муж был в Варшаве…
- Это далеко не так ясно, как вы думаете.
- Позвольте… Но кто же тогда послал две телеграммы…
- Кто угодно…
- Я вас не понимаю.
- Кто угодно, но только не Невзоров… Прочтите внимательно и подумайте хорошенько над ними…
- "Пошутил, остаюсь, целую Лиду Теремовскую"… "Выехал скорым завтра буду…".
- На днях мне рассказали о такой любопытной проделке известного авантюриста барона Энгельгардта. В Париже ему удалось раздобыть не совсем благовидным путем пачку ассигнаций какого-то благотворительного общества. Он обратился к скупщику краденых бумаг Шмуклеру, прося их купить, как краденые, за полцены. Шмуклер согласился, но потребовал неопровержимого доказательства ценности бумаг. Энгельгардт предложил самый простой, скорый и убедительный способ: послать в Петроград директору банка гофмейстеру Вортоновскому телеграмму с запросом: "что стоят в России восточно-сахалинские акции". Эту телеграмму послал Шмуклер лично. А другую телеграмму послал лично Энгельгардт: "Петроград-Эрмитаж. Шпаковскому. Немедленно отвечай: Париж, Отель Ришенас, Шмуклеру. Акции восточно-сахалинские на бирже не котируются по случаю богатства общества. Ходят по цене 200 и 202 при покупке. Подписи Правления банка. Ответ срочно. Получишь комиссию Валериан". Разумеется, ответ был получен немедленно и произвел на Шмуклера чудесное впечатление. Но ответ не на его телеграмму, адресованную несуществующему Вортоновскому и потому не доставленную, а на телеграмму, о существовании которой Шмуклер и не подозревал…
- Так вы думаете, что и нас, как этого Шмуклера, кто-то хочет обморочить…
- Это несомненно. Сам Невзоров не смог бы послать таких бессмысленных телеграмм. "Пошутил. Остаюсь. Целую Лиду Теремовскую"… Если толковать их так: Петр Николаевич, узнав о связи жены с Теремовским, объявил, что уедет за границу, или что убьет себя, или что убьет их… Доехав до Варшавы, он одумался, успокоился и телеграфирует "Пошутил". т. е. пошутил, что застрелюсь, что застрелю, что покину навсегда Петроград. "Остаюсь"… И как бы подчеркивая, что простил жене связь с Теремовским, добавляет "Целую Лиду Теремовскую…". Он этими словами словно соглашается на развод с тем, чтобы жена вышла за друга замуж законным браком!..
- Превосходно! Проницательное толкование! Вы, Николай Ефимович, лучше всяких Шерлоков!
- Только при таком толковании понятна вторая телеграмма: "Выехал скорым. Завтра буду"… и третья "В Варшаве на жительстве не значится"!… Но если бы Невзоров сам написал о том, что он "выехал", так он еще третьего дня был бы уже в Петрограде. Не может быть для мужа безразлично, что его жена арестована за убийство мужа!.. А раз он выехал, где же он?..
- Видно выехал, да не в Петроград…
- А если бы это был муж, куда бы он поехал?
- Только в Петроград, чтобы разрушить легенду о своей смерти…
- Значит, тот, кто выехал скорым, "завтра будет" не в Петрограде, а в ином условленном пункте… Быть может, в заграничном городе… Он отправил из Варшавы свои страшные посылки и улизнул…
- Конечно, если бы Невзоров был в живых, он откликнулся бы немедленно. Ведь во всех газетах напечатаны телеграммы об аресте его жены!.. Значит, он или на том свете, или за границей…
- За границей он тоже узнал бы. Не может русский человек жить за границей, не читая русских газет…
- Ну, это, положим, не так… Я бы о русской газете и не вспомнил. Так там все интересно, ново, увлекательно в действительной жизни, что я ничего не читаю, кроме вывесок и меню. Да я, признаться, и здесь не всегда читаю… Некогда…
- А вы не предъявляли до сих пор этих телеграмм Невзоровой?
- Нет. На это у меня были веские основания. Но теперь немедленно предъявлю. Послушаем, что скажет барынька.
- Для меня она сплошная загадка. С одной стороны, у нее такой искренний тон, такие правдивые глаза. А с другой стороны, факты так беспощадно изобличают ее…
- Истеричка!
Глава двадцать девятая В РАЗГАРЕ ПИРА
Инженер Неберучев провозгласил тост за теток поставщиков.
За самих поставщиков уже пили. За жен поставщиков пили. За дочерей поставщиков пили. За матерей - пили.
Взрыв аплодисментов покрыл находчивый тост. Как вдруг электричество померкло. Не погасло, а померкло.
- Второе предостережение! - пробасил Дормидонтов.
- В этом ресторане завсегда так. Сперва на стол свечи подадут, дескать, скоро ресторан закроют. Потом электричество при спустят. А потом и - шабаш, просят о выводе и о выходе…
- Для нас закон не писан! - пропищал хлыщеватый инженерик, более похожий на правоведа.
- Мы еще за тещ не пили…
- И за бабушек!..
- Господа, здесь у нас нет ни бабушек, ни дедушек! - выкрикнула Жюли. - Лучше обсудим, куда мы отсюда!
- Тост за тещ и бабушек будет провозглашен у меня на квартире… - ответил Неберучев.
Платов толкнул его в бок.
- Неудобно. Ты забыл, что мы с девицами? Что скажет твоя жена? Ведь половина четвертого ночи…
- Жена в мои служебные дела не вмешивается. Она знает, что необходимо для пользы дела. Я сегодня Дорми-донтова необработанным не отпущу.
- Едем куда угодно… Ну, хоть ко мне… Но не в семейный же дом… Ведь там одна Манька-Ковбойка может такой скандал устроить… Маньку выкинем. По дороге из автомобиля выставим.
- Без Маньки Дормидонтов не тронется… А если выкинешь - разозлится…
И еще раз зычным голосом Неберучев гаркнул:
- Господа, оканчивать наш милый праздник едем ко мне. Я предупредил по телефону, чтобы все было готово!
Манька-Ковбойка взвизгнула от радости.
- Ужасно люблю бывать в семейных домах!
Дормидонтов спросил:
- Всей семьей едем, или без дам?
- Всей семьей! Всей семьей!.. Я даже советовал бы дам забирать как можно больше! Потому, что у меня дома есть запас вин и закусок. Но запаса дам не имеется!..
- Будет! Будет!.. Неберучев такой хозяйственный, что дойдет и до этого… до склада дам.
- Ты меня в склад возьмешь? - крикнула Манька.
- Нет, ты у меня все вино перепортишь…
- Ми не пьючки. Нас склядивай нах скляд!.. Ми три скляди!..
- Немок беру. Все три сестры будут лежать про запас для Карла Антоновича!..
- Я тоже лягу! - Верка-Недомерка едва держалась на ногах. - Милый Иван Иваныч, вези меня на коленях… Я так не доеду…
- Я тебя посажу на колени к шоферу!..
Жюли была правой рукой Неберучева. Она была трезвее всех, хотя и симулировала опьянение.
Ее целью было отстранить от Дормидонтова Маньку-Ковбойку. Но Дормидонтову была более по душе Манька.
Жюли пробовала было вступить с ней в сделку.
- Даю четвертную, уступи мне старика.
- Только попробуй отбить. Я тебе публично морду рас-кровяню.
- Дура. Да ведь это для дела нужно. Меня Неберучев просил замарьяжить Дормидошку…
- А мне нет дела до твоего дела. У меня свое дело.
Все уж встали с мест, шумят, уговариваются, кто с кем поедет.
Пьяная Спаржа расплакалась:
- Ни за что не поеду в семейный дом! - сентиментально закатывала полные слез глаза и повторяла:
- Ах, семья! Это святое! Я сама происхожу из семьи. Ах, бабушка… Ах, тетки…
- Да ведь мы уже пили за теток!
- Едем, еще за бабушку выпьем!..
- Уговорили!
Жюли рассказала Неберучеву об упорстве Маньки.
- Не беспокойся, - многозначительно сказал он. - Она поедет. Но не доедет!
Платонов боялся, что все не усадятся в пяти автомобилях:
- Сколько нас?
- Четырнадцать человек и семь дам!
- По одной даме на двоих!..
- Я от своей порции отказываюсь! - процедил правовед. - Я удивляюсь, как вообще измельчала провизия… Раньше были шикарные дамы, устрицы… А теперь…
- Да ведь за бабушек будем пить…
- Урра!
Другие, не зная за кого, расходясь, пьют, поддержали. Темный коридор ресторана оживился беспорядочными криками.
Кто-то тормошил заснувшую на диване кабинета Верку-Недомерку.
Икая, она полубессознательно попросила воды.
Ей подали стакан, в который слили из разных рюмок и стаканов вина и ликеры.