Была ли положена в гроб голова одновременно с телом этой девицы, не знает. Принадлежит ли эта пелерина девице Марии, известной в веселящихся кругах Петербурга под кличкой Ковбойка, Неберучеву наверное не известно.
Он думает, что коты, чтобы отвлечь подозрение от своих подруг, должны были завернуть голову в платье именно Ковбойки, которую считали мертвой.
Рассказ хозяина бюро о том, что гроб стоял на площадке лестницы раскрытым в течение нескольких дней, он считает неправдоподобным.
Не может быть, чтобы жильцы дома не запротестовали.
По черной лестнице носят помои, сваливают мусор; держать гроб на черной лестнице - неуважение к покойнику.
Иван Лонгинов не мог не поинтересоваться, пустой он везет гроб или с покойником.
Показания Марии Ковбойки в первой своей части, т. е. до момента высадки ее из автомобиля, в общем похожи на истину, хотя в деталях и грешат, что объясняется нетрезвым состоянием ее в эту ночь.
Дальше же - сплошной бред потерявшей сознание пьяницы.
- Самый лучший способ убедиться в том, что эта несчастная никогда не была и никогда не могла быть в моей квартире - очная ставка.
Пусть следователь привезет Ковбойку к нему, Неберу-чеву, на квартиру и предъявит ей комнаты.
Сразу будет видно, была ли она тут, знает ли расположение, ну, хотя бы зала и столовой.
На этой квартире, на Фурштатской, Неберучев живет восемь лет и все восемь лет расположение комнат не менялось.
Пусть она скажет, какого цвета обои, сколько окон, где двери…
Пусть следователь спросит Ковбойку, как же реагировала жена Неберучева на то, что в пятом часу ночи к ней в дом вваливается целая орава пьяных мужчин и женщин?
Глава сорок четвертая ОЧНАЯ СТАВКА
Манька-Ковбойка отлично помнит, что, приглашая к себе на квартиру, Неберучев сказал: "жена сегодня не ночует дома". И сказал, что "надо захватить как можно больше дам, потому что у него в квартире есть склад закусок, вина, но нет склада женщин…"
Манька клянется, что помнит эти слова.
Она клянется, что узнает столовую Неберучева, в которой они кутили.
Она как вот сейчас видит эту комнату.
Судебный следователь терпеливо выслушивал все: он ясно видел, что девушка не могла в одно и то же время находиться и на Фурштатской, и в гробу бюро, на Каменноостровском проспекте и в автомобиле Дормидонтова на Ивановской.
Значит, она не отдает себе отчета в словах.
Или неискусно старается замести следы.
Его опасения подтвердились, когда он предъявил Ковбойке квартиру Неберучева.
- Нет, это не квартира инженера… Там в столовой ниша, окон меньше, но они шире, потолок коричневый с золотом и на стенах картины с голыми женщинами. А здесь… Нет, здесь я никогда не была… Неберучев лжет… Это не его квартира…
- А не проще ли подумать, что лжете вы! Что вы были на чужой квартире, а не у Неберучева…
Смущенная, растерянная Ковбойка, припертая к стене, в замешательстве на вопрос следователя, кто из ее подруг также был у Неберучева в ту ночь, назвала Верку-Недомерку, Спаржу, Жюли и Пашку-Апашку.
Первые три энергично отперлись.
А Пашка-Апашка, которую Манька-Ковбойка приплела сюда ни с того ни с сего, блестяще доказала свое alibi: эту ночь она провела в участке, так как в клубе близ цирка Модерн подралась с каким-то приказчиком.
Манька запуталась. Стала противоречить сама себе. И вот очутилась в тюрьме.
Глава сорок пятая МЕДОВАЯ НЕДЕЛЯ
Как в чаду, провел целую неделю в Ченстохове Невзоров.
У его эксцентричной спутницы не было паспорта.
Зато у него в паспорте сказано, что он женат и жена при нем.
Пришлось прописать Марию Александровну женой и брать в гостинице один номер на двоих.
Жили они как молодые; интересовались, по-видимому, всем, но на самом деле только друг другом. Их медовый месяц должен быть особенно сладок и пьян: ведь сошлись не два новичка в любви, робко нащупывающие пути наслаждения и открывающие давно открытые Америки, а два искусившихся в радостях любви зрелых человека.
Обаяние запретности, греховности, преступности ласк только разжигало хотение, и они торопились взять друг от друга все что можно.
Марья Александровна, которая кинулась Невзорову на шею из мести, давно уже забыла этот мотив.
- Неужели это любовь?
Но и любви ради любви не было.
Было наслаждение ради наслаждения.
Она не старалась даже заглянуть в душу ее Пьеро (так переделала на увеселительный лад имя Пьер Марья Александровна), не хотела заглянуть ни в прошлое, ни в будущее.
Пусть на них карнавальные маски (он зовет ее тоже Би-ной, сокращенное от Коломбины), - да здравствует карнавал!
- Пьеро и Бина! Пьеро и Бина! как это красиво, как это театрально!..
И как это оригинально, что в первый раз они поцеловались в поезде.
И как это странно вышло: не он ее похитил, а она его увозила из Варшавы от родных и знакомых, от всего мира, жены и детей.
Как-то раз, один только раз за всю неделю Петр Николаевич видел во сне себя играющим на ковре с сыном.
Мальчик был весел и радостен, но вдруг беспричинно заплакал.
Петр Николаевич начал его утешать, целовать.
И вдруг заметил, что у него плечи Бины, что у него руки, как у Бины…
Мальчик улыбнулся. И тут Петр Николаевич подумал: "Да у него Бинины глаза… И волосы Бинины… И шея, и грудь… Да, совсем это Бина!"…
Она лежит перед ним на ковре и как котенок заигрывает.
- Смотри, как я сохранила свою грудь… Какое счастье быть бездетной!..
Да, у нее все такое молодое, крепкое.
Она вовсе не худая, но все такое упругое, сильное.
- Давай поборемся! Кто кого задушит.
Она схватила его голову и прижала к себе.
Он сперва, шутя, отбивался.
А она душила не на шутку и, прижатый к ее груди, он слышал злой раздраженный голос:
- У тебя тоже есть Тина! Ты тоже будешь изменять мне!
И, задыхаясь, он проснулся.
Бина спала с такой безмятежной, сытой улыбкой.
Лиловый бантик ее ночной сорочки, как цветок, упал на грудь, молодую, крепкую, желанную.
- Какое счастье, что она бездетна!
Глава сорок шестая В ЧЕНСТОХОВЕ
Ходили несколько раз в Ясногорский монастырь.
Видели скарбчик.
- По словам Дамазия Мацоха, это главная святыня монастыря.
На Петра Николаевича произвел глубокое впечатление вид в полутьме распростершихся тел молельщиц.
- Почему исключительно женщины? Разве вера привилегия женщины? Разве мужчины не умеют каяться?
Есть и хорошенькие.
И над ними, над их распростертыми униженно-ожидающими телами, занесена рука отцов Старчевских… Несчастные!..
И все-таки Петр Николаевич завидует им:
- Верить - ах, это такое счастье…
Бина, кажется, верит. По крайней мере, она часто крестится.
- Я верю по-своему…
Шли на валы, откуда так хочется запеть: "Проклятый мир! Презренный мир"!..
Город там, внизу. А здесь и воздух чист и дышится иначе. И от садов доходит благоухание.
- А вот отсюда, в дни больших богомолий, отцы Стар-чевские говорят речи, и народ располагается вон на этом амфитеатре внизу…
Жили живописной жизнью.
Не до газет было.
Покупали только театральную газету.
Интересовались только собой.
Жили на острове Робинзона.
Весь мир для них умер, и они умерли для всего мира.
Деньги у Невзорова подходили к концу, но он не спешит телеграфировать жене, чтобы выслала еще, потому что не хотелось сообщать ей ченстоховского адреса.
Вообще ченстоховская поездка не должна быть известна никому.
Неужели когда-нибудь придется возвращаться!
Неужели придется скоро покидать Ясную гору, ясную Бину, милую Варшаву…
Да, на той неделе в Петрограде у него очень важное заседание…
На карту поставлены крупные имущественные интересы.
Глава сорок седьмая ЧТО ЛУЧШЕ: ЗНАТЬ ИЛИ НЕ ЗНАТЬ?
Петр Николаевич был уверен, что если он будет на заседании, он непременно победит, выиграет.
Но какими неинтересными кажутся ему эти интересы!
И все-таки придется поехать! В Варшаве даже остановиться не придется, заберет вещи и - в Петроград.
- И я с тобой!
- Ну, конечно… Разве мыслима жизнь без Бины! Я устрою тебя в маленькой уютной квартирке, буду у тебя торчать целыми днями…
- И целыми ночами?
- И целыми ночами…
- А жена?..
- Жена у меня милый, прекрасный человек… Я ее очень люблю… И очень жалею… Я хотел бы, чтобы она ничего не знала о тебе…
- А я постараюсь, чтобы она все узнала…
- Ты этого не сделаешь…
- Сделаю!..
- Ты этого не сделаешь… Разве лучше живется вам троим: тебе, мужу и его Тине, из-за того, что вы все всё друг про друга знаете?..
- Конечно, лучше! Ведь если бы я ничего не знала, я не полюбила бы тебя… Я сошлась с тобой из мести… Ах, как хотелось мне сделать больно этому толстокожему Ваське… Мне хотелось пасть как можно ниже, стать самой публичной из всех публичных женщин… И все так, чтобы он знал, чтобы он видел… И топтать, топтать его имя в грязи… Я из мести отдалась тебе… Только из мести… Ты мне совсем не нравился… Разве я знала, что так полюблю тебя!.. Пусть и жена твоя сразу узнает все… Сразу, а не в рассрочку. Узнавать в рассрочку и мучительнее и обиднее… Да, да… узнавать, что муж обманывает. Я, по крайней мере, могу сказать, что не была в роли обманутой жены… Да и я не хочу быть участницей в твоем обмане… Я не хочу, чтобы ты обманывал жену… Я не могу любить обманщика. Ты что же молчишь?..
- Я боюсь, что это ее убьет!..
- Лучше сразу убить пулей в сердце, чем каждый день выстрелом всаживать в тело по дробинке…
- Только первая дробинка будет мучительна… А потом привыкнешь…
- Ты думаешь? Нет милый Пьеро, чем дальше, тем больнее эти дробинки… А если сразу холодный душ ошпарит, потом телу даже бодрее сделается… Вот смотри: я уже утешилась! Я не только не ревную Ваську, но даже вполне на его стороне… Сейчас я понимаю, что он и не мог поступать иначе… Я полюбила тебя, но я не разлюбила и его… И жена твоя пусть полюбит другого… Ведь ты не будешь ее ревновать?
- Не буду! - сказал Невзоров, а внутри его что-то болезненно заныло.
- Воображаю, что поделывает сейчас Василий… Он…
- Он, вероятно, с ног сбился, разыскивая нас…
- А быть может, он радуется, что я наконец нашла выход из того тупика, в котором очутилась… Ты видал когда-нибудь Тину?
- Видел… мельком…
- Она хорошенькая… по-твоему…
- Это не мой вкус… но она хорошенькая…
- Не твой вкус… Моя портниха, когда ей говорю: "Это мне не нравится", отвечает: "У всякого свой вкус и своя нравственность"… Не твой вкус… Я вот, когда тебя увидела, сразу подумала: "Он хорошенький, но это не мой вкус"… А вот вкусила и оказалось, что ты… мой вкус…
- Ты хочешь сказать, что пока человека не попробуешь, нельзя сказать, в твоем вкусе он или не в твоем…
- Я хочу только сказать, что Василия и понимаю, и оправдываю, и жалею, что так много и долго терзала…
- Как же ты теперь намерена обходиться без него… Ведь я вижу, что ты любишь его… еще… а может быть… опять.
- Да, я люблю его… Но… это все не то… Сейчас я так охвачена тобой, что согласна добить его: выказать ему полное презрение: поехать в Петроград с тобой, даже не заезжая в Варшаву… Я знаю, что это возможно, даже маршрут короче выходит… Ну едем… хоть сегодня!..
- Завтра едем!
Глава сорок восьмая РОКОВАЯ ГАЗЕТА
Тина все еще жаловалась на боль в ноге и лежала в постели.
Василий читал ей вслух газеты. В особенности они интересовались делом Невзоровой.
- Что за чушь!.. Ведь он здесь… Он уехал с моей женой куда-нибудь в окрестности Варшавы…
- Бедный Вася… Твоя Пенелопа прядет свою пряжу не у себя на дому… Ты взбешен?.. Ты ревнуешь?
Кошки скребли на сердце Топилина, но он бравировал внешней спокойностью и делал вид, что даже радуется:
- Давно ей пора… Засиделась в женах… знаешь, раньше было сожалительное выражение: "засиделась в девках"… А теперь многие жены достойны сожаления, что "засиделись в женах"…
- Ну, будет о ней. Ты опять расстраиваешься и начинаешь нервничать. Читай газету…
- Что такое!.. Голова Невзорова нашлась! Что за ерунда!..
- Ну, читай, читай все по порядку!
Топилин как в чаду читал о том, как Манька-Ковбойка признала голову Петра Невзорова, с которым была близка еще в Варшаве.
О том, как она очутилась в чужом гробу с головой Петра в ногах.
О том, как жена Невзорова и его гимназическая любовь оказались чуть ли не соседками по тюрьме.
О том, как им удалось обменяться несколько раз записками.
О том, как жена Невзорова с ужасом вспомнила, что муж ей клялся, будто первым и последним грехом его ранней молодости была девица с этим странным прозвищем.
О том, что Манька-Ковбойка подозревается в убийстве с целью ограбления купца Дормидонтова.
О том, что у нее нашли перстень…
- Ведь не может быть, чтобы Невзоров не читал этих строк! Вся Россия теперь говорит об этом процессе! Ну, а раз он прочитал об аресте своей жены, разве мог не помчаться сломя голову в Петроград…
- Ха-ха-ха!.. И твоя Пенелопа с ним!..
- Не может этого быть! - гневно крикнул Василий.
- Ага! Тебя разбирает!.. Ну что же, поезжай и ты вдогонку!.. А меня, больную, брось здесь… Тебя хватит на это!..
Гладя волосы Тины, Василий задумчиво-мечтательно молчал.
Часть вторая ТАЙНА ГЕНЕРАЛЬСКОЙ ДАЧИ
Глава первая ЕЩЕ СУТКИ
- Сегодня медовая неделя подходит к концу! - сказала Марья Александровна, подойдя к окну вагона.
- А мы подъезжаем к Петрограду!
- Медовая неделя! Неужели только неделя!
- Но она стоит медового месяца! Даже медового года!.. Как в осажденной крепости месяц считается за год… Да, мы объявили себя на положении об усиленной… Нет, даже на положении чрезвычайной… чрезвычайных поцелуев… Ну когда это было, чтобы я целую неделю не читал газету!
- Ты, конечно, рвешься к семье…
- Совсем напротив. Я хочу подарить себе еще сутки… Мы остановимся в Европейской гостинице или в Эрмитаже… Я пропишу тебя женой… Мое заседание в четверг, а сегодня вторник… Целые сутки мы отдохнем.
- Знаю я этот отдых, от которого еще больше устаешь!.. Но неужели мы никуда не пойдем? Приехать в Петроград для того, чтобы торчать взаперти и бояться встречи с твоей женой! Ты для этого меня сюда привез?!..
- Милая… мне только сегодня и завтра хочется провести инкогнито… Разве это не забавно?.. Как в уголовных романах. Впрочем, если хочешь, мы можем поехать куда-нибудь… где я не рискую встретить кого-нибудь из друзей или знакомых…
Невзоров ловил себя на непонятном, неприятном чувстве: ему было тяжело возвращаться домой.
Как он посмотрит на детей?
Что он скажет жене?
Рассудок говорил:
- Разве произошло что-нибудь особенное? Разве я стал любить от этого жену меньше? Произошло то, что происходит во всех романах, рассказах, драмах, комедиях - я полюбил еще одну женщину… Так делают все… Жена должна это понять и примириться, как примиряются все… Институт брака давно уже явочным порядком изменен. И вообще…
А в душе что-то протестовало:
- Я разбил счастье семьи ради личного счастья. Разрушил годы семейной тихости ради бурных восторгов одной медовой недели…
Марья Александровна, напротив, возмущалась искреннейшим образом:
- Неужели меня, в самом деле, он хочет прятать от жены!.. Посмотрим!.. Нет, голубчик, это не пройдет!.. Я приду к его жене и расскажу все…
Глава вторая ЖИВОЙ ТРУП И ДВЕ ЕГО ЖЕНЫ
Паспортист взял у старшего дворника документы и вскрикнул на весь участок:
- Иван Николаевич!..
- Что с тобой!..
- Иван Николаевич, ущипните меня!.. Я или сплю, или еще после вчерашнего пьян!..
- Ты, брат, и после вчерашнего, и после третьего дня и вообще всегда пьян… Я не знаю, зачем так орать…
- Да вы посмотрите на этот паспорт… Сами закричите…
Околоточный взял паспортную книгу и вслух прочитал:
- Петр Николаевич Невзоров… потомственный дворянин… Ну, что же из этого? Мало ли на свете дворян Невзоровых…
- Так ведь Петр Николаевич…
- Ну так что же… Вон у нас в участке два Семенова и оба Иваны Никифоровичи… И даже не однофамильцы!..
- Да вы читайте дальше!..
- "Время рождения 15 мая 1879 года… Вероисповедания православного… Место постоянного жительства… Петроград… Женат первым браком на девице Лидии Львовне, урожденной Буйносовой…"
- Да, ведь убийцу-то Невзорова, жену-то его Лидией Львовной зовут… Я - сам в газетах читал, что она дочь полковника Буйносова!.. А у полковника Буйносова в поварах был дядька моей Марьи Михайловны…
- Что ты брешешь…. Лидия Невзорова сидит в тюрьме…
- Вот то-то и оно! Как же я пропишу, когда собственник паспорта убит! Значит, этот паспорт Невзорова кем-то похищен…
- Ну какой же дурак будет предъявлять в Петроград, где все кричат о деле Невзоровой, паспорт ее мужа!..
- Этот дурак не один… С ним дама, которую он выдает за свою жену и хочет прописать под именем Лидии Невзоровой!..
- Сенсационное преступление!.. Звони скорей помощнику!.. Их надо преследовать, пока не поздно!..
Глава третья НА СТРЕЛКЕ
В закрытом автомобиле Петр Николаевич и Марья Александровна поехали на острова, на Стрелку.
Избалованная Варшавой и ее окрестностями, утомленная железной дорогой и медовой неделей, Бина не восхищалась ничем.
Скоро она задремала, склонивши голову на плечо возлюбленного.
А он ехал, полный самых противоречивых настроений.
Ему вспоминались поездки на Стрелку с Лидией, когда она была еще невестой.
Часами бродил, любуясь закатом.
Так безмятежно и ясно все было.
Так радостно было это вспоминать…
А то вдруг делалось так тоскливо, так обидно… так жалко Лидию… и себя, - того чистого себя, которого больше нет.
Как это случилось…
Зачем Бина вошла в его жизнь?
Зачем они хотят завтра же, с места в карьер, отравить жизнь и Лидии: прийти и рассказать ей все, все, все…
Эта Бина какая-то истеричка…
Бывают случаи, когда ложь благородней правды, и нужнее, и чище, и святее.
Такой ложью является обычная ложь супругов, старающихся скрыть друг от друга свои измены, оставить друг друга в счастливом неведении.
Счастье именно в неведении, а не в ведении.
Разве Бине мало ее собственного опыта?
Ее муж уже устроил это "несчастие втроем", от которого она бежала.
Она хочет исправить его основную ошибку: неравенство двух жен Василия.
Ну разве может быть у нее, женщины воспитанной, образованной, с тонким вкусом и утонченными взглядами, что-нибудь общее с этой девицей из цирка, кафешантана, оперетки, - невоспитанной, необразованной, грубой и кричаще безвкусной?
Она пробовала сближаться с ней, но после такого дня сближения они стали еще дальше друг от друга.
Тине все время казалось, что жена играет роль барыни, а ее хочет сделать какой-то экономкой.