Вопреки ожиданиям детектив не алчет воровской крови. Потому как не имеет "профессионального права". Никакого самосуда! Судить Сивого Драника будет не он, а органы правосудия. Погибла как бы не его невеста, а "физическое лицо", гражданка. Сердце кровью обливается, кулаки так и чешутся. Но… он ведь не обычный человек, а некий хомо закониус.
Так как расследование должно быть завершено до конца работы загса, то продвигается оно стремительно. Прищепкинцы лихорадочно собирают улики, затем арестовывают Сивого Драника и отвозят прямо на заседание суда. Когда осужденного авторитета уводят, в зале суда вдруг появляется Алеся Николаевна… Она, оказывается, была у своей мамы. Накануне, чтобы унять волнение перед бракосочетанием и заснуть, приняла какое–то снотворное и не рассчитала дозы. В результате проспала и ночь, и почти весь следующий день.
Вопрос - так кого же тогда убили в ее квартире, почему эта женщина была в свадебном платье остается невыясненным. Пусть, это придаст сценарию особую прелесть. Как мушка в куске янтаря. И голливудский шарм, между прочим. Ведь в Америке снимают по принципу: сценарий за пятерку и миллиард за съемку. Концы с концами у них никогда не сходятся. Бах–бабах - сотня трупов, небоскреб на землю - плясь, мост в реку - бултых. А зачем? Никто у них не спрашивает. Мотивировки не то что слабые, зачастую вообще отсутствуют. Получается, будто небоскреб в фильме пляснулся исключительно ради эффектного кадра. Но ведь зрителей это полностью устраивает. Они долларами такой подход к искусству поддерживают - билетов на фильм купят на полтора миллиарда… В общем, второй вариант сценария бракосочетания Прищепкина и Дрыневич можно назвать голливудским.
Затем детектив задумался: как подготовить свой кабинет на Бейкер - Коллекторной–стрит для предстоящей первой интимной встречи? Ну, во–первых, надо сделать какой–то регулятор освещения. Ведь свет должен быть приглушенным. Они же не смогут заниматься любовью, находясь "в жестком золотом кругу". Чтобы их любовный акт не превратился в бесплатный спектакль для зевак из здания "Лукойла" напротив, необходимо купить какие–то шторы на окна. Теперь следующий вопрос: какая для сопровождения ЭТОго понадобится музыка? Может, классическая?
Детектив долго и мучительно пытался вспомнить хотя бы одну классическую "музычку" от начала и до конца, но почему–то ничего, кроме похоронного марша Шопена, свадебного - Мендельсона и "Соловья" Алябьева, вспомнить не смог. Са–алавей а-а, са–алавей а-а. Брр, как бы этот "соловей" на эрекцию не повлиял, - некий музыкальный пурген. Нет, ну ее, классику эту, надо чего–нибудь попроще.
Может, пусть будет блатная музыка? Ведь у него есть офигенные записи. Вроде "Гопа со смыком" в исполнении вора в законе Кирпича, лет семь уже покойного. Ведь это же "золотой фонд" блатной песни, кладезь блатной романтики, так сказать… Нет, не подходит, Алеся Николаевна такая возвышенная. Остается попса.
Из попсовиков Прищепкин особо выделял Таню Буланову, но для данных обстоятельств она не очень–то годилась. Потому что песенки Танечки слезу у него вышибали. И в таком случае пришлось бы делать выбор: или он плачет, или делом занимается. Не годится, короче.
Эврика! Осенило Прищепкина. Он поставит старый альбом Макаревича. С "поворотами" который: "Поворот, куда он нас ведет…" Первый поворот - снимет с головы Алеси Николаевны шапку–таблетку с вуалькой, следующий - стянет через голову платье. Горный серпантин, захватывающие дух виражи. Великолепно!
Следующий вопрос: что они будут предварительно пить и вкушать? К великому сожалению, ввиду подшитости ничего крепче фирменного чая "Аз воздама" пить ему нельзя. А вот Алесе Николаевне, наверно, неплохо будет плеснуть под вуальку стаканчик красного винца. Впрочем, нет, учитывая плотность ее комплекции и силу духа, лучше водочки.
Обычно Прищепкин "вкушал" в дешевой столовой обувной фабрики "Луч". Потому что к его офису–жилью на Бейкер - Коллекторная–стрит та была ближайшей. А если уж решал "вкушать" дома, то обычно довольствовался пачкой пельменей. Как говорится, дешево и сердито. Но разве мог Прищепкин предложить любимой подкрепиться пельменями? Разумеется, нет, нет и нет. Георгий Иванович решился расколоться на дорогущий мороженый говяжий язык. Просто, без выкрутасов, язык отварит, и они его - с хренком, с хренком. Или с горчичкой.
Теперь нужно было решить главную задачу: купить красные трусы. Георгий Иванович вообще очень стеснялся покупать себе трусы; хотя майку или там носки, футболку мог купить без напряга. Трусы, трусы, трусы… Каждый раз ему приходилось испытывать такой стресс, какой можно было сопоставить с получаемым при поимке особо опасного преступника. "Ведь продавщицы могут сообразить, что себе беру!" - панически думал Георгий Иванович, покрываясь бисеринками холодного пота. Поэтому никогда не выбирал, хватал первые, что попадались под руку. В результате иногда случались осечки с размерами. То брал мальчишеский, то богатырский. И если мальчишеские трусы, надрезав по бокам, еще как–то можно было использовать по прямому назначению, то богатырские приходилось выкидывать. Потому что, например, мыть ими пол Прищепкин также стеснялся.
Реакция Прищепкина довольно обычна, большинство мужчин в этом вопросе также проявляют удивительную стыдливость. Кстати, не в пример женщинам, для которых покупка белья - праздник, нечто вроде дегустации блюд в хорошем ресторане. Женщины в бельевом отделе могут часами крутиться. Даже без цели покупки, не отдавая себе отчета. Просто так, для души. Вдыхая запах текстиля и этикеточных акриловых красок. Такое же количество эманаций аналогичного качества мужчины вкладывают разве что в поедание леща с пивом. Или в раскрытие кровавых и ужасных преступлений - как наш герой.
Итак, он собрался ехать в Торговый дом на Немиге - за красными трусами. Предварительно твердо сказав себе: со щитом или на щите. То есть либо с красными трусами в пакете, либо в красном гробу.
Ладони у Георгия Ивановича стали влажными, сердце расколотилось. Он выдул целых три ковшика воды, но все равно хотелось пить еще и еще. Брюхо заполнилось, а горло осталось рашпилем.
Покупка красных трусов оказалась для детектива настоящим испытанием. Перед самым входом в универмаг у него буквально отказали ноги. Но… со щитом или на щите? Вперед!
"Так, здесь велосипеды с палатками, здесь - сделанные на подпольных российских и польских мебельных фабриках "итальянские кухни". Ага, штаны, шляпы пошли. Вышел на прямую траекторию!" Георгий Иванович дрожащей рукой водрузил на нос черные очки. Чтобы продавщицы не запомнили, кто трусы–то купил, чтобы никто также глаз его испуганных, словно у жулика бегающих не засек… Так, чувства в кулак: отдел мужского белья.
Как и следовало ожидать, ни одного мужчины: не такие уж они и джигиты, какими тщатся себя показать. Вменив в обязанность покупку белья своим женщинам, они получили возможность обходить отдел за километр. Чтобы праздношататься в каких–нибудь радиотоварах.
На ватных ногах Георгий Иванович прошел вдоль всех полок. Как говорил Райкин: белый верх, черный низ - есть, черный верх, белый низ - есть. В цветочки, кубики–квадратики, полоски–звездочки тоже - есть. Любой каприз. Только красных–страстных, революционных трусов как раз таки и не было.
Если бы не фанатическая обязательность характера, этому обстоятельству Прищепкин был бы даже рад: старался, однако карта не вышла, не его вина. И овцы целы, и волки сыты. Ведь никто его не расколол. Ну, прошелся по отделу. Может, он так, случайно забрел. Никаких доказательств преднамеренного сюда заруливания детектив продавщицам не дал. Какие вопросы?
Но… характер настоящего сыскаря не позволял ему насладиться полупобедой. А погнал дальше. К победе полной или поражению. "Почему бы тебе не заглянуть в отдел спортивной одежды?.. Если уж где и продаются красные трусы, то только там", - подсказал досужий, бескомпромиссный в поисках истины ум.
И Георгий Иванович оказался вынужденным подчиниться.
Надо отметить, что покупка спортивных трусов показалась задачей для его психики более легкой. Ведь оные предназначались как бы исключительно для благородного занятия спортом. И самое главное, под них же по идее поддевались еще одни трусы, которые–то и соприкасались с тем, с чем должны были соприкасаться. Вот как сложно.
В общем, Прищепкин стал–таки счастливым обладателем роскошных алых атласных - из такой ткани раньше шили пионерские галстуки - боксерских трусов. Длиной примерно чуть ниже колен. Вроде тех, в которых выступал Тайсон, когда откусил ухо сопернику. (Золотой фонд папараццижурналистики.)
На выходе из универмага ему стало плохо. Сердце прихватило так, что Георгий Иванович даже испугался: может, вместо красных трусов надо было купить белые тапочки?
Все же не стоит нам, мужикам, со своими первыми чепелами и коростами разводиться. Даже если очень достали. Ведь никто не гарантирует, что второй брак не окажется еще хуже. Зато какая нагрузка от всех этих флиртов, заигрываний, романов и романчиков для наших карманов, психики и здоровья… Как ни крути, не выгодно жен менять. Лучше вообще не жениться. Изначально, так сказать. Короче, автор за семейные ценности. А как же иначе? Ведь художник ответствен за свои творения. Даже если в качестве оного страницы бульварного чтива.
Ах да, Прищепкин еще свечек купил. Типа ароматических: роза, лимончик. А то пропахся немножко его кабинетик. Табачком, чайком фирменным.
По этому поводу даже сигнализация иногда срабатывала. Противопожарная. Хотя вообще–то она была на температуру настроена и уакать никак не могла. Потому что нечем. Но уж очень, по правде говоря, запашок-с в сыскарской обители разыгрывался. Природа, значит, восставала, экология не могла смолчать.
Это был день, а после шестнадцати часов настал вечер. Прищепкин в любимом галифе и очень удобной, с большим количеством шерсти, темно–синей мастерке нервно расхаживал по кабинету. Язык на плитке уже доварился почти, выставленный на компьютерный столик бородинский хлеб, нарезанный крупными холостяцкими ломтями, так даже подсыхать начал. Где это Алеся Николаевна бодяется, где любимую черти носят?
Георгий Иванович, чтобы не подвела потенция, словно телок какой сожрал целый таз петрушки. Потому, собственно, и галифе надел - чтоб в глаза потенция эта не так бросалась. И очень боялся теперь, что называется, перегореть. Ведь могло такое случиться? Запросто! Что там мужчина один, целые народы иногда перегорают! Пассионарно, будто лампочки. Лев Гумилев первым до этого додумался. Народы затевают войны лишние, меж собой грызутся. Дым, головешки, звон дамаска: все, кругом одна красота природная, ни одного человека. В полицейской академии об этом рассказывали: нет народа - нет проблемы. Впрочем, это, кажется, из другой оперы, не о потенции. Звонок в дверь. Наконец–то!
Алеся Николаевна запыхалась, она с безалкогольной "Балтикой" в кулечке поднималась. Любовь детектива сняла дорогое австрийское пальто, но осталась в неизменной шапке–таблеточке с вуалькой.
- Пошто так, разве не жарко? - замитусился детектив.
- Ай, привыкла просто. - отмахнулась Алеся Николаевна. - Чего у тебя так лимон развонялся? Хоть топор, понимаешь, вешай.
Из изящной сумочки кожгалантерейной фабрики, которая прежде носила имя Куйбышева, а сейчас то ли Пиночета, то ли Чубайса, она выудила также бутылку водки:
- Чего так пялишься? Это мне для храбрости, я такая стеснительная.
Георгий Иванович хотел подсуетиться насчет языка.
- Дай стакан, - оборвала его Алеся Николаевна. - Я разве что до тебя голодная. Ой, дюже, дюже тебя хочу… Прямо алкаю!
И она водку–то прямо до краев себе налила. Да под вуальку граненый. Хлоп.
- Ну, нихтяк вроде, поехали. Трусы красные на тебе?
Георгий Иванович сглотнул слюну и кивнул молча.
- Дай мне еще ремень какой и платок. Шарф, впрочем, тоже сойдет.
- Зачем?
- Ты бы уж поменьше спрашивал. В детали пока вдаваться не буду. Сюрприз потому что сделать решила. Короче, в одном пособии по сексухе интересный способ описан. "Райское наслаждение" называется. Мужик, значит, глаза себе завязывает, на спину ложится, а баба его запястья к спинке кровати намертво прикручивает. Дальше она будет проделывать с его телом некие манипуляции. Какие именно - не скажу. Однако гарантирую, что тебе они запомнятся на всю жизнь.
Георгий Иванович - человек, по сути, почти военный. Галифе, мастерку скинул. И сам себе очень понравился: лингам - пик Коммунизма, семитысячник верный! Ладно, как и просила Алеся Николаевна, крепко–накрепко завязал глаза шарфом. Лег. Любимая не преминула притянуть ремнем его длани к холодным чашечкам кровати.
Прищепкин расслабился и приготовился получать райское наслаждение. Интересно, откуда оно придет - со стороны лингама или откуда–нибудь еще?
Половое "Баунти" оказалось внезапной резкой болью в области шеи. "А–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а-а!!!" - завопил детектив, бессильно дергаясь на кровати. В результате его телодвижений шарф сполз на нос, и взору Георгия Ивановичу открылась ужасная картина: лицо Алеси Николаевны без вуальки вдруг предстало волосатой мордой какого–то упыря с белыми безумными глазами и с торчащими из пасти длиннющими клыками. "А–а–а-а–а–а-а–а–а-а–а–а-а-а!!!" - опять завопил детектив, потому что упырь снова впился в шею. Алая теплая кровь сыскаря заструилась по его немного полноватому, но еще очень крепкому телу. К алым трусам из ткани - "пионерки". Наверно, кровь на них не была заметна. "Ага, для нее это почему–то важно", - подумал Георгий Иванович.
Алеся Николаевна так бы и загрызла Прищепкина. Но тут дверь офиса заходила ходуном от мощных ударов.
- Откройте, немедленно откройте! - сквозь стекловату боли услышал Георгий Иванович голос Сергуни Холодинца.
- Спаситель, - прошептал детектив, теряя сознание.
Под ударами дверь разлетелась на куски. Алеся Николаевна, издав утробный, жалостливый рык зверя, который вынужден бросать добычу, ринулась к окну и с разбега прыгнула через него, обрушивая собой стекло и сплетения рамы, на улицу Бейкер - Коллекторная–стрит. Так как этаж был всего второй, то она приземлилась вполне благополучно. Нувориши из ресторана бизнес–клуба, решив, что она просто выполняет некий трюк для их развлечения, благодушно захлопали в ладоши. Все же интересно буржуи устроены, если считают, будто мир устроен исключительно им на потребу. Что люди готовы прошибать собой стены только ради того, чтобы куски омаров мягче соскальзывали в их желудки.
- Живой? - бросился Холодинец к окровавленному шефу. - Кто это был? Тебя пытали?
Георгий Иванович глухо застонал и открыл глаза.
- А ты здесь как очутился?
- Здрасьте. А кто меня сюда вызвал? - Медвежьи глазки Прищепкина недоуменно расширились. - Позвонил какой–то мужик и передал от твоего имени, чтобы я срочно ехал на Коллекторную.
- Я никого и ни о чем не просил, - огорошил коллегу Прищепкин и сам глубоко задумался. - Ладно, - словно очнулся он, - пока я ласты не склеил, звони в "скорую".
Действительно, кровь из прокусов на шее била фонтанчиками. Подушка, матрац, пол у кровати и под кроватью были уже залиты кровью. Сергуня бросился к телефону.
Через двадцать минут Георгия Ивановича на "скорой" увезли во вторую городскую больницу. Холодинец заткнул разбитое окно листом картона, заделал дверной проем и уехал в свою ментовку на ночное дежурство.
А ночью… Ночью случилось вот что. Офис на Бейкер - Коллекторная–стрит сгорел дотла. Сгорела вся оргтехника, мебель, выгорел пол… От компьютера остались одни оплавленные платы, от дискетбоксов, где хранилась вся собранная за годы существования сыскарской группы информация, брикеты жирного пепла.
Холодинец со Шведом все облазили и пришли к однозначному заключению, что это был поджог. По всей вероятности, злоумышленник проник в офис через разбитое окно. Например, подогнал фургон и перелез, убрав лист картона, с его крыши.
- Цепочка ясна? - спросил Холодинец Шведа.
- Почти, - мотнул головой Сашок. - Алеся Николаевна - человек из этой самой тайной организации, которая убрала Копчика, обстреляла тебя с Юрой и теперь подожгла офис. Ей ничего не стоит убить нас, и если мы до сих пор живы, то только потому, что организация надеется: уж теперь–то мы сделаем выводы и прекратим расследование.
- Могу тебя поздравить, я пришел к тому же выводу.
- Иди ты, - обиделся Швед. - По отношению к тебе могу сказать то же самое. Ладно, поехали–ка шефа проведаем. Только про уничтожение офиса как–то поосторожней ему сообщить надо. Очень уж душевно он к конторке нашей относится.
- Ежу понятно, - буркнул Холодинец.
- Прищепкин? - переспросила дежурная, перелистывая журнал. - Ночью в реанимацию перевели. Сердце.
Ну конечно, шеф и сам все узнал. Ведь Бейкер - Коллекторная–стрит от второй больницы совсем рядом, и зарево отсюда наверняка было видно. Ему осталось только позвонить в пожарку и уточнить, что все–таки горит. Хотя нет, и так догадался. Сердцем.
Сыскари долго не могли прийти в себя. Они вывалили на больничный дворик и плюхнулись на ближайшую скамейку. Долго молчали, переваривая случившееся. Как–то совсем не по сезону пригревало солнышко, чирикали воробьи. А шеф где–то там, в корпусе, опутанный трубочками, между жизнью и смертью. Эх, Жора, Жора… Шведу даже пришлось вытереть уголки глаз.
- Сергунь, так что теперь делать будем? - как–то убито совсем, безвольно спросил Швед.
- Еще спрашиваешь! - ощетинился Сергуня. - Впрочем, откуда ты, юрисконсульт… У нас, у ментов, так. Если бандиты нашего ранят или, не дай Бог, убьют, то мы из кожи вон лезем, чтобы найти и расквитаться. По принципу око за око, зуб за зуб. Ведь такое нельзя оставлять безнаказанным. Закон, сам понимаешь, что дышло. Особенно сейчас. Он "гуманный" к тем, у кого власть и деньги, отыгрываясь на мелких нарушителях. А жизнь у мента одна. Семью его на содержание государство не возьмет. Поэтому мы объявляем им кровную месть. И мочим. Как бы при оказании сопротивления во время задержания, при попытке к бегству. Вообще без всяких бумажек пристрелим, а труп на кладбище в какой–нибудь старой могиле прячем. И все, был бандит - не стало аяврика. Зато другие сначала подумают, прежде чем стрелять. Так что лично для меня вопрос ясен - поджигателей мы обязаны проучить! До сих пор у нас не было никаких их следов. Но ведь теперь–то появился целый хвост - Алеся Николаевна, которая, вне всякого сомнения, была к шефу ими подослана. Хорошенько допросим ее и устроим ночь длинных ножей.
- Принято, - мотнул головой Сашка. - Поехали на авиаремонтный.
Однако на заводе выяснилось, что никакой Дрыневич среди ее работников не числится. "Говорите, такая плотная дама с неизменной вуалькой? Как это с вуалькой? Это, что ли, с сеткой на морде? У нас производство, а не пасека… Нет, исключено. На заводе народ языкастый, и она бы стала знаменитостью, мы бы ее идентифицировали под любой фамилией".
А где она жила? Георгия Ивановича беспокоить не стали, Холодинец навел справки по своим каналам.
В Минске была прописана одна семья Дрыневич - в Чижовке, и некий бобыль, Язеп Егорович Дрыневич, тридцать пятого года рождения, на Юго - Западе. Выходит, квартиру Алеся Николаевна где–то снимала. Где–где–где-где–где–где, в Вологде, Вологде, Вологде–где–где. В до–ме… (Исполнять высоким "козлиным" голосом.) Короче, пришлось таки подкатить к шефу.
На третьи сутки наблюдающим за состоянием Прищепкина врачам стало ясно, что кризис миновал, его перевели в палату.