Прошло несколько дней. Григорий окончательно пришел в себя, его перевели в обычную палату. Он уже знал, что их "Виллис" подорвался на мине, полковник и водитель погибли, а он чудом остался в живых. Ранен, правда, очень тяжело, да еще и контужен, но, главное, живой! Женщина по имени Лиза больше не появлялась, и Бельский решил, что она привиделась ему. Подполковнику разрешили вставать и выходить в больничный парк, чудом сохранившийся и удивительно прекрасный своими столетними деревьями, покрытыми молодой листвой. Григорий подолгу бродил по дорожкам, присаживался на старые, полусгнившие скамейки, забредал в непроходимую чащу разросшегося кустарника. Размышлял, что же ему теперь делать. После такого ранения его вряд ли вернут обратно на передовую. Нельзя сказать, что это обстоятельство его сильно огорчало. За свою сознательную жизнь он уже достаточно навоевался, хотелось покоя, хорошей семьи, детей. Но, с другой стороны, что он умел делать, кроме как воевать? Никакой гражданской специальности у него не было, учиться было поздно. Невеселые размышления прервал звонкий женский голос:
– Товарищ подполковник!
Он обернулся и увидел спешащую к нему высокую молодую женщину. Бельскому показалось, что он уже видел ее где-то. Женщина быстрыми шагами догнала его.
– Ох, даже запыхалась!
– Отдышитесь, некуда торопиться, – улыбнулся Бельский, – я с удовольствием прогуляюсь с вами не спеша.
– Вот и хорошо. У меня как раз дежурство кончилось, и мне надо поговорить с вами.
Николай с любопытством взглянул на молодую женщину. Не красавица, но живая и обаятельная. Чувствуется сильный характер. И, вместе с тем, было в ней нечто, ясно выдававшее, что женщина прошла через военный ад. Это было у всех женщин-фронтовичек, у некоторых с годами проходило, у многих – оставалось.
– Давайте присядем на скамейку. Меня зовут Люба.
– Очень приятно. Григорий Павлович. Погодите, Люба… По-моему, я видел вас прежде, в палате. Вы еще были с подругой, Лизой, кажется…, – осторожно произнес подполковник.
– Верно. Собственно об этом я и хочу с вами говорить.
Люба замолчала, собираясь с духом.
– Прошу вас, выслушайте меня очень внимательно, не торопитесь опровергать, спрашивать и перебивать. Давайте сразу условимся: все, что я сейчас вам скажу, – никакая не проверка вашей благонадежности и не провокация. Это касается только вас и моей ближайшей подруги.
Бельский насторожился. Давно забытое чувство тревоги, страх разоблачения, казалось канувшие в прошлое, вновь проснулись в его душе. Он вспомнил ежедневное свое заклинание: "Ты, Григорий Павлович Бельский, сын сельского врача…" Уже много лет он не повторял это. Скорее наоборот, лишь в глубинах сознания он оставался Николаем Зотовым. Иногда подполковнику начинало казаться, что это имя и вся его дореволюционная жизнь только плод его воображения. И вдруг – эта женщина. Он инстинктивно почувствовал, что она явилась из его прошлого, которое он так старался упрятать поглубже и забыть. Однако, какие бы мысли и чувства не владели Бельским, он постарался, чтобы на лице не отразилось ничего.
– Напрасно вы думаете, что я могу заподозрить в чем-либо плохом такую очаровательную женщину. Кроме того, в моей жизни нет ничего, что могло бы служить предметом шантажа, – вслух произнес Бельский.
Люба замялась. Нелегко было сказать человеку в лицо, что он – вор, укравший чужие документы и биографию. Вдруг они с Лизой ошибаются? Мало ли совпадений бывает в жизни! Но фотография Лизиной матери! Откуда она у постороннего человека? Наконец Люба решилась.
– Вы вспомнили, что я заходила в вашу палату с женщиной, которую зовут Лиза. Это моя ближайшая подруга – Елизавета Ивановна Зотова. Она родом из Москвы. В Ригу попала еще совсем маленькой девочкой в 1918 году…
Люба рассказывала, изредка взглядывая на собеседника. Лицо его не выражало ничего. "Или мы ошиблись, или он бесчувственный чурбан, каких еще свет не видывал", – мрачно подумала она, закончив рассказ о смерти отца и мачехи Лизы и спасении девочки случайными попутчиками. Все это она хорошо знала от Екатерины Алексеевны.
– Лиза сейчас работает в госпитале нянечкой. Она разбирала ваши вещи и случайно наткнулась на фотографию своей матери. Она считает, что вы – ее брат Николай Иванович Зотов, пропавший еще в 1918 году. Посмотрите, Лиза дала мне точно такую же фотографию вашей матери – Марии Алексеевны Зотовой. Вы все еще не верите мне? – с этими словами молодая женщина протянула собеседнику старинное фото. Тот молча взял его дрожащими пальцами.
– Я не сказала вам еще кое-что. У вас документы на имя Григория Павловича Бельского, но он погиб еще в Первую мировую войну!
– С чего вы взяли? – произнес наконец подполковник.
– А с того, что младший брат Григория является мужем Лизы и отцом ее ребенка, и сам рассказал нам об этом.
– Петя?! – только и смог вымолвить Бельский.
Глава 23
Прошел месяц. Выписавшись из госпиталя, Григорий уже не вернулся на передовую, а остался служить в военной комендатуре Риги. С сестрой и племянницей виделся часто, помогая им, чем только мог. Предосторожности ради брат и сестра встречались большей частью в квартире Любы, возвращенной ей и отгороженной от соседей фанерной стенкой и шкафом – ни кирпича, ни цемента в городе было не достать. Сначала Бельский изображал Любиного кавалера, но скоро перестал отделять сцену от жизни и уже стало трудно понять, ради кого подполковник зачастил в старый дом в самом центре Риги. Еще через некоторое время он и вовсе переселился туда. Люба похорошела, грубость и нарочитая бесшабашность потихоньку стекали с нее, как будто смываемые потоками счастья, она вновь становилась просто веселой и жизнерадостной женщиной, лишь иногда, казалось бы без всякой связи с ситуацией, взгляд делался печальным и настороженным. Григорий ловил этот взгляд, осторожно брал Любу за руку, зарывался лицом в по-прежнему пышные, но уже начинавшие седеть волосы, и прижимал женщину к себе, как будто обещая никогда больше не отпускать, оградить от всех и всего.
В городе стали открываться школы, и Бельский, пошептавшись кое с кем, устроил Лизу в одну из них учительницей. Жизнь начала потихоньку налаживаться.
– Все налаживается, все налаживается, – напевала Лиза, укладывая дочку.
Маша смеялась, болтала и спать совсем не собиралась. Сначала потребовала песенку, потом сказку. Сказку еще требовалось сочинить. Лиза вдруг подумала, что ее жизнь напоминает сказку, только очень грустную. И она начала рассказывать дочери о встрече принца и принцессы, о том как они полюбили друг друга, а потом принц уехал. Но его возлюбленная ждет его.
– А принц вернется? – сонно спросила Машенька.
– Принц обязательно вернется, он уже плывет на замечательном белом пароходе.
– И везет подарки? – уже засыпая, пробормотала дочка.
– И везет всем подарки, – подтвердила Лиза тихо.
Девочка спала. Лиза сидела, прислушиваясь к ее сонному дыханию. Странное чувство охватило ее. Она чувствовала рождение надежды, той надежды, которую она потеряла в день первого воздушного налета немцев на Ригу.
"Глупости, – сердито одернула себя женщина, – все давно пропало, Петя не вернется, не сможет. Перестань тешить себя пустыми мечтами. Слава богу, хоть брат нашелся, теперь мы с Машенькой не одни на свете. Разве это не чудо? А двух чудес сразу не бывает".
Лиза вышла в столовую и села за стол. Надо было еще проверить тетрадки учеников. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем ходиков. Лиза скользила глазами по строчкам детских сочинений, не видя их и не понимая ни слова. Отшвырнув ручку, она подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. Темнота, ни огонька вокруг.
– Что со мной сегодня? – опять рассердилась она на себя.
Стук в дверь, едва слышный, показался молодой женщине грохотом артиллерийских снарядов. Отпрянув от окна, Лиза метнулась к двери, но на полпути замерла.
"Кто это может быть?" – тревожно подумала она.
С братом и Любой она сегодня виделась, все у них было нормально, соседи так поздно визитов не наносили. Время было тревожное, и ночной стук в дверь не сулил ничего хорошего.
Стук повторился. Для бандитов и представителей власти слишком деликатный. Лиза решилась.
– Кто? – спросила она.
– Лиза, открой, – раздался приглушенный голос, от которого ее затрясло, как в лихорадке. Сведенные судорогой руки никак не могли справиться с щеколдой. Наконец дверь распахнулась, и Петр едва успел переступить порог и подхватить сомлевшую жену.
– Тише, тише, девочка моя, – родной голос звучал в ее ушах.
Лиза только кивала и зажимала себе рот руками, чтобы не закричать. Бельский отнес ее в столовую, усадил на диван, сам сел рядом и, прижав ее к себе, тихонько гладил по голове. Лиза понемногу приходила в себя.
– Я знала, я чувствовала…, – наконец смогла произнести она.
Слезы ручьем хлынули по щекам.
– Лизонька, все нормально. Я уже здесь, я приехал за вами, – бормотал он, целуя жену, вытирая ей слезы, – я так люблю тебя… Все будет хорошо…
– Да, да… ты… на пароходе… Машенька…
– Да, девочка моя, я приплыл на пароходе. Откуда ты знаешь?
– Я почувствовала и сегодня даже рассказывала об этом Маше, – дар связной речи понемногу возвращался к Лизе, она уже начала улыбаться, одновременно вытирая слезы.
– Не могу поверить, что я здесь. Были моменты, когда я просто отчаивался. Я тебе потом все расскажу, а сейчас пойдем к Маше.
– Ох, конечно, пойдем, – Лиза сделала безуспешную попытку подняться с дивана, но ноги все еще не держали ее.
Петр засмеялся, вскочил и рывком поднял жену на руки. Она не протестовала, словно боясь, что если он разожмет руки, то тут же исчезнет, как призрак.
Они прошли в комнату дочери. Девочка спала. Полоска света из столовой проникала в полуоткрытую дверь. Бельский молча стоял и смотрел на ребенка. Она мирно посапывала и пару раз что-то пробормотала во сне. Лиза взглянула на мужа и заметила, что у него дрожат губы. Слезы снова выступили у нее на глазах, Петр прижал палец к губам и сделал ей знак выйти. Они тихонько вернулись в столовую и прикрыли за собой дверь.
– А теперь рассказывай мне, как вы тут жили эти годы, – произнес Бельский, когда Лиза слегка успокоилась, и они вновь устроились на диване.
– Сначала ты, я завтра.
– Нет, родная моя, через несколько часов я уйду.
От ужаса Лиза не смогла вымолвить ни слова, и Петр поспешил добавить:
– Выслушай меня и не пугайся. Сейчас я тебе все объясню.
Бельский попал в Ригу по линии международной медицинской организации в составе бригады врачей – хирургов, прибывших помогать раненным. На пароходе прибыла также гуманитарная помощь: медицинское оборудование и медикаменты. Он приложил невероятные усилия, вел переговоры с десятками людей, просил, убеждал и добился своего включения в состав миссии. Только одно желание двигало им, помогая преодолевать все препятствия, не давая отчаяться – найти жену и ребенка. Внутреннее чувство говорило Бельскому, что они живы. Это было иррациональное, ни на чем не основанное убеждение. Все было против этого: письма не доходили, сначала в Ригу вошли советские войска, затем были немецкие бомбежки, долгие годы оккупации, опять бои.
"Они живы! – он жил этой мыслью и не допускал даже тени сомнения. – Они живы и ждут меня".
Петру понадобилась вся его выдержка, чтобы не бросится с трапа причалившего парохода в скромный домик на окраине Риги. День прошел в хлопотах и работе. Едва дождавшись темноты, он незаметно выскользнул из гостиницы, в которой поселили их делегацию, и, убедившись, что никто не наблюдает за ним, кружным путем добрался до Лизиного дома.
Бельский прекрасно понимал, что афишировать свои родственные связи не следует. Ясно было и то, что забрать жену и ребенка официально ему не удастся. В лучшем случае, ему предложат вернуться в Швецию и там начать оформление документов. Но один раз он уже пошел этим путем, а результатом стала многолетняя разлука с семьей. Петр решил больше не рисковать. В его голове зародился достаточно авантюрный план вывоза Лизы с ребенком из Латвии. Сначала эта идея показалась ему дикой, но чем больше он размышлял, тем сильнее склонялся к мысли, что это единственный выход из создавшейся ситуации.
– Теперь ты понимаешь, что я не могу приходить к тебе часто даже ночью. Я больше не хочу рисковать. Потерпи немного, я обещаю, что мы уедем все вместе.
– Хорошо, я согласна на все, только не уезжай…
– Нет, я теперь никуда без вас не уеду!
– Что за план ты придумал?
– Я все тебе расскажу, но не сейчас. У нас слишком мало времени, а я еще хочу услышать, как вы тут без меня жили.
Лиза рассказала мужу о смерти Екатерины Алексеевны, попытке эвакуации, годах жизни в оккупированной немцами Риге. Бельский слушал ее молча, только крепче прижимал к себе. Наконец она дошла до момента встречи с братом. Петр некоторое время ошеломленно переваривал услышанное.
– Николай живет под Гришиным именем? Ну и дела! Чего только не бывает в жизни! Каким образом он это сделал, ты не знаешь?
– Это отдельная история, потом расскажу тебе.
– У нас очень много остается на "потом", но ты права, не будем сейчас говорить об этом. Только скажи, он сейчас в Риге?
– Да, он служит в военной комендатуре.
– Это просто отлично! Я думаю, что он нам поможет.
– Конечно, поможет! Тебе надо с ним встретиться.
– Обязательно. Мы еще успеем поговорить об этом. – Петя с улыбкой взглянул на жену, и все разговоры остались на "потом".
Глава 24
Утром Лиза помчалась в больницу, к Любе. Подруга была на операции, пришлось ждать еще полчаса. Наконец Люба освободилась.
– Люба! Любочка!!!
– Лизка, говори! Ты просто сияешь!
– Петя вернулся!
– Не может быть! – не поверила своим ушам Люба.
– Может, еще как может быть! – Лиза буквально подпрыгивала на месте.
Люба бросилась обнимать подругу. Вдруг она спохватилась:
– Тише, Лиза, на нас уже смотрят. Пойдем в парк, поговорим, а то тут очень много желающих заниматься чужими делами.
С этими словами Люба подхватила Лизу под руку, крикнула дежурной медсестре: "Пойду, перекушу!" – и они вышли из больницы. Лишь оказавшись на аллее парка и убедившись, что вокруг никого нет, Люба ласково кивнула:
– Теперь выкладывай!
Лиза, торопясь и буквально захлебываясь словами, рассказала ей все. Люба слушала внимательно, несколько раз кивнула, то ли соглашаясь, то ли своим мыслям.
– Петр все правильно рассудил, – дослушав до конца, подытожила она, – нельзя сейчас обнаруживать твое знакомство с гражданином Швеции, а уж о том, что он твой муж и Машкин отец, даже во сне не проболтайся!
– Он тоже так сказал, – чуть не плача, промолвила Лиза, – даже не разрешил Машу разбудить, чтобы познакомиться с ней!
– Все верно. Ребенок может запросто сболтнуть, что в доме радость – папа вернулся. И пошло-поехало: какой папа? Откуда? Потерпи немного, – Люба погладила подругу по руке, – и я уверена, он вас вывезет отсюда.
– Ты с ним как сговорилась, повторяешь его слова точь-в-точь!
– Нет, – покачала головой Люба, – просто мы оба кое-что видели и думаем одинаково. Петр сказал, что он хочет предпринять? Для меня одно ясно: официальным путем действовать нельзя. Он ничего не добьется, а для тебя с Машей это опасно.
– Петя говорил о каком-то плане и очень обрадовался, узнав о Николае…
– Лиза! – с упреком произнесла Люба. – Мы же договорились, он – Григорий Павлович Бельский.
– Ох, прости меня, Любаша! – спохватилась Лиза. – Просто я еще никак в себя не приду, голова плохо работает!
– Ты пойми, я ведь за Григория боюсь!
– Конечно, ты полностью права. Так вот, Петя очень обрадовался, когда узнал, что Григорий служит в комендатуре города. Говорит, что это нам очень поможет.
– Интересно, что он задумал?
– Я полагаю, нам надо встретиться и все обсудить.
– Лучше всего это сделать у тебя. Стенка-то у меня до сих пор фанерная, – весело напомнила Люба.
– Конечно. Петя обещал прийти завтра ночью. Вы с Гришей приходите, как обычно, вечером в гости, а потом заночуете у меня.
– Договорились. Одно условие, – добавила Люба, – завтра с утра я свободна и привожу тебя в порядок. Посмотри на себя! Муж вернулся через столько лет, а ты на кого похожа? Обратно убежит! – добавила она шутливо, но, заметив испуг в глазах подруги, затарахтела: – Смеюсь, смеюсь! Ты от радости на десять лет помолодела и просто расцвела! Однако красивая прическа еще никому не вредила. Есть один парикмахер – просто золотые руки.
– Где ты его раскопала? – спросила успокоившаяся Лиза.
– Девчонки – медсестры рассказывали, я сама его не знаю, но все говорят, что чудеса творит. Он вообще-то "полковой цирюльник" – так он себя называет, в хозчасти полка служит, но утверждает, что до войны в Москве работал. На солдатах ведь не заработаешь, вот он и бегает по домам. Завтра я его к тебе приведу, а теперь побегу, у меня сегодня еще одна операция, а поесть, наверняка, не успею. До завтра!
Люба чмокнула подругу и умчалась. Лиза вдруг с тоской подумала, что если Петя увезет ее с дочерью, то она навсегда потеряет и Любу, и вновь приобретенного брата. Эта мысль была настолько горькой, что ореол радости, окружавший молодую женщину, померк. Она медленно побрела к выходу из парка.
Глава 25
Утро началось для Лизы с радостных хлопот. Надо было убрать дом, приготовить что-либо из имеющихся скудных запасов, да еще Люба обещала привести парикмахера! Лиза буквально летала по комнате, что-то напевала, руки ее привычно быстро делали домашнюю работу.
– Мама, какая ты сегодня веселая! Расскажи, почему! – потребовала дочка.
Лиза подхватила ее на руки и закружила по комнате.
– Расскажу, обязательно расскажу, – пообещала она, – но попозже, а теперь мне надо все убрать. Скоро придет тетя Люба и еще один дядя.
– А зачем дядя придет? – заинтересовалась Маша.
– Он будет делать мне прическу.
– Как это "делать прическу"? – удивилась девочка. – Как я куличики делаю?
– Нет, немножко по-другому, сама увидишь.
– А зачем?
– Чтобы я стала самая красивая!
– Ты и без куличиков самая красивая, – авторитетно заявила дочь.
Лиза рассмеялась и, поцеловав девочку, отправила ее играть.
Люба появилась точно в назначенный час, приведя с собой невысокого, плотного человека, неопределенного возраста.
– Вот, – кивнула она на вошедшего, – маг и чародей парикмахерского дела. Ваша задача, – продолжала она, обращаясь уже к парикмахеру, – сделать эту женщину неотразимой!
– Будет исполнено! – шутливо поклонился мастер. – Такую красавицу особо и украшать не надо.
Женщины рассмеялись, и парикмахер начал раскладывать на столе свои орудия производства, рассеяно оглядывая комнату, мебель, фотографии на стенах, разглагольствуя о женских прическах. Внезапно резкий звук прервал разговор. Лиза, стоявшая в пол-оборота к мастеру, обернулась и увидела, как он поднимает с пола ножницы. Руки у него при этом тряслись, а на лбу выступила испарина.
– Вам нехорошо? Может, воды принести? – испуганно спросила она.
– Ничего, ничего… Все уже в порядке. Контузия, понимаете ли… дает о себе знать…, – бормотал он, вытирая пот, струившийся по лицу.