– Ясно, с охраной все в порядке.
– Предусмотрено, что ходить на нем можно не только на моторе, но и под парусом, и даже на веслах. Каюта на корме – четырехместная, на баке – двухместная; еще двоих вмещает ходовой мостик.
– Да это уже не катер, а линкор. Обожаю жить на судах, во мне умирает великий мореплаватель.
– Запас продовольствия на неделю, плюс три запасные канистры с горючим. Арсенал состоит из двух ручных пулеметов, автоматов, снайперской винтовки, двух фаустпатронов и нескольких гранат. Пистолеты и метательные ножи получите здесь, у все того же Лемпке.
Глейвиц уже направился к двери, но, взявшись за ручку, неожиданно спросил:
– Я так полагаю, что у вашей масонской организации наша группа не единственная?
– Если вас интересует, создаются ли под ее патронатом некие военные силы вроде "Всемирной армии освобождения", "Тайной Армии Христовой" или что-то в этом роде, то вынужден разочаровать. Пока что масоны предпочитают использовать такие вот, как ваша, небольшие, хорошо подготовленные диверсионные группы "рыцарей Христа". Другое дело, что масонами становятся все больше представителей командного состава многих армий мира, которые формируют свои секретные штабы.
– То есть зачем создавать и содержать собственную армию, если можно использовать давно сформированные армейские контингенты, пребывающие на содержании ведущих государств мира?
– Согласитесь, что ничего подобного в тактике покорения мира история войн до сих пор не знала.
– Не спорю, диспозиция глобальная.
19
Июнь 1960 года. Остров Сардиния.
Яхта "Крестоносец"
Яхта оказалась значительно просторнее и вместительнее, нежели это представлялось при осмотре ее с берега. И достигался этот пространственный эффект не только надстройками, которые имелись на корме, и по форме своей слегка напоминали архитектурные изыски древних каравелл, но и довольно глубокой осадкой да широким днищем судна. К тому же надстройка виднелась и в центральной части яхты, где располагались кубрики для команды, а сам ходовой мостик возвышался над палубой, как на современных пароходах. Небольшая надстройка, соединенная с внутренней секцией кают, виднелась также на основательно приподнятом баке.
Фон Шмидт сразу же прикинул, что параметры "Крестоносца" не способствуют его быстроходности, зато в нем хватало места не только для нижних кают, но и для трюмных запасов воды и продовольствия. Да и вообще, вся яхта, с ее богато меблированными каютами и выступающими обзорными галереями, устроенными по обоим бортам, была рассчитана не на гонки и даже не на океанские переходы, а на вальяжный каботаж да увеселительные прогулки между материком и средиземноморскими островами.
Прежде чем зайти в кают-компанию, которая уже была превращена в штаб группы поиска, фон Шмидт молчаливо обошел шеренгу команды. И сразу же обратил внимание, что представлявший эту разношерстную публику обер-лейтенант Дирнайхт фамилии и должности моряков произносил с таким выражением лица, словно вынужден был построить перед оберштурмбаннфюрером не экипаж элитной яхты, а скопище неких отбросов общества.
Впрочем, барон тоже именами их память не засорял; достаточно было знать, что в его распоряжении находятся двое мотористов и механик, двое рулевых, а также трое матросов палубной и пятеро – камбузной команд, притом что в состав последней входили два стюарда. Отдельной шеренгой стояли семеро вооруженных карабинами и пистолетами охранников.
Однако сразу же проявилось то, что объединяло почти всех собранных на этом борту людей – им было за сорок, и они сумели сохранить вполне приличную армейскую выправку. Только охранники, как на подбор, представали более рослыми, плечистыми и безмятежно угрюмыми. В их ничего, кроме врожденной злобы, не выражающих взглядах минными фугасами таилась бездумная ярость лагерных надзирателей и тюремных палачей.
– Как я понимаю, все они – германцы, все недавние служащие СС и все фронтовики, – не спросил, а скорее вполголоса констатировал фон Шмидт, когда краткий смотр команды был завершен.
– В общем-то… – слегка поколебался Дирнайхт, – все, господин оберштурмбаннфюрер. Прежде чем зачислить в состав команды, всех их пропустили через тир и зал рукопашной подготовки унтер-офицерской школы десантников.
– Даже так?! – не скрыл своего удивления фон Шмидт.
– Исходя их важности операции. К тому же отдаем себе отчет в том, что общее руководство будет осуществлять сам Отто Скорцени. – Обер-лейтенант осмотрел пространство вокруг яхты широко открытыми глазами, словно "солнцеликий гений диверсионного ремесла" уже предстал перед ним, ослепляя своим величием, и выдохнул: – Просто не верится! Скорцени снова с нами, снова в строю. Все – как в старые добрые времена.
– Не думал, что само имя этого человека способно вызывать у вас такой прилив романтической чувственности.
– Что бы вы ни думали по данному поводу, но при одном упоминании об этом человеке, личном агенте фюрера по особым поручениям, обер-диверсанте рейха, отобранные мною для "Крестоносца" люди вздрагивали, подтягивались и клялись, что до последнего вздоха…
– Словом, первое испытание на право считаться помощником капитана этого "фрегата" вы уже выдержали. О том, что и в порту, и в районе поисков возможны стычки с нашими, ну, скажем так, недоброжелателями, команда, надеюсь, предупреждена? Причем не только охранники.
– В случае тревоги все члены команды будут вооружены пистолетами и шмайссерами. Кроме того, в трюме имеется два ручных пулемета, бронебойное ружье и пять фаустпатронов, при пятнадцати гранатах.
– Такому вооружению нашего "Крестоносца" позавидовал бы даже командир линкора "Джулио Чезаре", – снисходительно улыбнулся барон.
– Особенно после того, как, подлежа репарациям, он стал русским флагманом "Новороссийск", и коммунисты пытались приспособить орудия к стрельбе ядерными снарядами, – мрачновато поддержал его шутку обер-лейтенант. – Кстати, в операции "Гнев Цезаря" без Скорцени тоже не обошлось, – вопросительно взглянул он на фон Шмидта, пытаясь понять, согласен ли тот с его уточнением.
– Не обошлось. К тому же замечу, что даже теперь, спустя много лет после войны, кое-кому все еще кажется, что ни одна солидная диверсия без этого человека не обходится.
В створе бухты показалось круизное судно "Генуя", одно из тех, которое знакомило туристов, в основном англичан, с прибрежными красотами Сардинии. Как правило, это были англичане из колоний. Словно бы возрадовавшись, что их метрополия выстояла под натиском гитлеровцев, они теперь со всех концов света слетались на землю предков, чтобы уже оттуда, как было сказано в одном из туристических проспектов, "отправляться на поиски старой аристократической Европы". Другое дело, удавалось ли им это?
Вот и сейчас почти вся палуба была усеяна "колониальными" пробковыми шлемами, между которыми кое-где виднелись белые женские шляпки. Умом фон Шмидт понимал, что теперь англичане предстают в виде союзников, однако эсэсовский дух все еще противился этому противоестественному примирению. Германия и Англия – в роли союзников?! Уму непостижимо!
– Предусмотрено также, – вернул его на палубу яхты фальцетный голос Дирнайхта, – что в случае приближения пиратского судна мы спускаем на воду две моторные спасательные шлюпки, превращающиеся в самостоятельные штурмовые единицы. Сегодня вечером планируем провести полномасштабные морские учения.
– "Полномасштабные", говорите? Ну-ну, "господин адмирал", дерзайте. Но если отречься от иронии, – тут же спохватился барон, – то следует отметить, что наконец-то я слышу доклад истинного офицера. – Впрочем, проворчав еще нечто нечленораздельное, фон Шмидт счел необходимым сразу же четко и ясно уточнить: – И хотя современные пираты – никакие не пираты, а всего лишь отстойное гальюнное дерь-рьмо, тем не менее…
– Кроме того, неподалеку всегда будет находиться патрульный катер французской береговой охраны, с командиром которого у нас имеется секретная договоренность.
– Французской?
– Осмелюсь напомнить, господин оберштурмбаннфюрер, что Корсика по-прежнему принадлежит Франции.
– Какое непростительное упущение!
– Сам жалею, что фюреру не удалось исправить его, даже когда Франция была оккупирована нашими войсками.
– Кстати, предупредите своих бездельников, чтобы поменьше шлялись по палубе, особенно в той части яхты, на которой будем располагаться мы, – произнес фон Шмидт таким тоном, словно матросы уже разошлись и они остались на палубе одни.
– Все моряки и охранники базируются в носовой части судна. К тому же они основательно проинструктированы.
Барон обошел всю яхту, осмотрел каюты команды и ее вооружение и, довольный, вернулся на капитанский мостик. В эти минуты он чувствовал себя командиром боевого корабля, который решил дать бой целой эскадре врага.
20
Июнь 1960 года. Отель "Пристанище паломника" на северо-восточном побережье Корсики
Солнечные лучи, которые буквально выжигали в последние дни зелень поместья, в это серое, дымное утро обещали быть щадящими. И, взойдя на свой Сигнальный Холм, фон Шварц жадно вдыхал утреннюю прохладу моря, с признательностью всматриваясь при этом в едва очерченный круг поугасшего светила. Несмотря на то, что на Корсике он прожил немало лет, к местной жаре так и не приспособился и даже не смирился с ней.
Восходя на свой "дозорный пункт", фон Шварц всякий раз ловил себя на том, что вдали ему чудился берег горного озера, за которым серели снежные вершины Баварских Альп, даже в разгар лета источавшие блаженственную прохладу. И только умевшая хранить тайны сорокалетняя Инга, вот уже в течение десяти лет представавшая перед миром то ли в виде любовницы, то ли гражданской жены, знала, почему в последние годы барон все меньше увлекался расширением своих владений на Корсике. Потому что все чаще помышлял о том, как бы продать островное поместье и, вернувшись в родной баварский Гармиш-Партенкирхен, заняться восстановлением своего родового альпийского замка Эрденбург. Того самого, почти забытого им и со времен войны пребывавшего в запустенье на одном из предгорных плато. Кстати, чем-то напоминающем корсиканское плато, на котором возвышаются теперь строения "Пристанища".
– Чем вы хотите поразить меня в этот раз, штурмбаннфюрер Денхоф? – уловил он присутствие на холме, позади себя, начальника охраны.
– Я только что из Рольяни.
– …В пригороде которого полиция все еще обнюхивает обгоревший остов яхты золотоискателей. Что дальше?
– Теперь она занята более серьезным преступлением.
– Вы превращаетесь в "черного гонца", чуть ли не каждое утро приносящего грозному хану очередную страшную весть.
– Судьба всякого "черного гонца" мне известна, тем не менее… Ночью кто-то убил четверых членов экипажа, а также двух водолазов, причального сторожа и владельца одного из баркасов. Словом, всех восьмерых, кто проводил эту ночь в "Рыбачьем приюте". Кроме того, они убили полицейского, который вместе со сторожем, сменяя друг друга, охранял приют.
Последние слова фон Шварц дослушивал, уже поднявшись из своего широкого, устланного пледом кресла, и в глазах его любопытство смешивалось с ужасом.
– Там что, состоялся бой?
– Ну, боем это назвать сложно. Стычкой – тоже. Тем не менее крови пролилось достаточно.
– Не томите душу, штурмбаннфюрер.
– Террористы по-армейски, ударом ножа сзади, сняли охранявшего приют полицейского, а затем вырезали всех его обитателей без какого-либо шума, прямо в здании, спящими.
– "По-армейски", говорите? – пробормотал владелец поместья, прекрасно понимавший, что в следующую ночь такая же участь может постичь не только "паломников" из "Пристанища", но и его самого.
– Я бы даже сказал, что в действиях нападавших армейская выучка сочеталась с азиатской дерзостью и жестокостью.
– То есть хотите убедить меня, что никакого отношения к этому налету ваши люди не имеют?
– Буквально через час этот же вопрос мне задаст следователь полиции.
– И предполагаю, что являться в полицию "с повинной" вы не намерены?
– Поскольку для этого нет оснований, – отрубил Денхоф; внутренне его всегда бесило стремление барона вникать в те детали всевозможных акций, даже знать о которых ему, в общем-то, не положено. – Другое дело, что ответы вам и следователю будут звучать по-разному, с некоторыми нюансами.
– Вот это уже любопытно. Как именно они будут звучать?
– Полицейскому я скажу, что вообще не имею к этому никакого отношения, а вам, – что не имею к этому никакого… непосредственного отношения. И ни на какие уточняющие вопросы – ни ваши, ни следователя, – отвечать не намерен.
Шварц с тоской взглянул на прибрежные скалы, в очертаниях которых все еще мерещились ему очертания альпийских вершин, и тяжело вздохнул.
– Выводите мой "мерседес", Денхоф, и садитесь за руль. Едем в Лунную бухту.
– Чтобы мозолить глаза полиции и карабинерам? Какой смысл, если мы с вами к этому нападению не причастны?!
– Именно потому, что мы к этому варварству не причастны, мы и должны появиться сейчас на месте резни. В конце концов, и поджоги, и убийства происходят в соседней бухте, в каких-нибудь двух километрах от предающегося молитвам и покаяниям "Пристанища паломника". Полиция, местные зеваки и, конечно же, газетчики, – особенно газетчики – должны видеть и знать, что мы с вами огорчены, озабочены и крайне встревожены происходящим. А вместе с нами встревожены паломники, от пребывания которых зависит наш туристический бизнес; и даже ватиканские кардиналы высказывают озабоченность.
– Или же выскажут в ближайшее время. Вам не кажется фон Шварц, что пост руководителя паломнического центра для вас уже мелковат? Вы вполне могли бы возглавить корсиканскую мафию, которая под вашим руководством очень скоро дала бы фору сицилийской.
– Я подумаю над вашим суровым предположением, – сухо обронил владелец поместья. – А теперь, не отвлекаясь от руля и дороги, сообщите, кто и каким образом вдохновил резню в этом пиратском приюте Лунной бухты.
– Извините, но я решил, что вам не следует вникать в подробности этого нападения, причем ради вашего же душевного спокойствия.
– Не уподобляйте меня страусу. Душевное спокойствие я обретаю только тогда, когда знаю, что вокруг меня происходит на самом деле. И считаю это закономерным.
Денхоф подождал, пока "мерседес" преодолеет наиболее опасный – двадцать метров мелкого гравия, усеянного между скальной тесной и обрывом – участок дороги, зло выругался по поводу чиновников, которые обязаны заботиться о состоянии дорог в этом крае, и только тогда заговорил по существу:
– Тройку этих живодеров из "Корсиканского фронта освобождения" Антонио Сорби вычислил сразу же. К тому же с помощью своих информаторов определил, что они прячутся на вилле одного местного националиста, домашний бункер которого соединен подземным ходом с горной пещерой.
– Откуда тайным лазом местные контрабандисты попадали в катакомбы, – дополнил его рассказ фон Шварц, давая понять, что догадался, о чьей вилле идет речь.
– Так вот, капитан Сорби взял с собой четверых парней и прибыл на виллу. Под угрозой того, что завтра же вилла запылает точно так же, как яхта, а сепаратистов он будет истреблять прямо в катакомбах, как крыс, Антонио вызвал руководителя тройки Луку Зарана, по прозвищу Лукавый, на разговор тет-а-тет. И поставил условие: или в следующую ночь они истребят кладоискателей, после чего он со своими "варварами" забывает об их существовании, или же будут истреблены сами.
– Шантаж примитивный, в духе мафии, но, как оказалось, действенный, – промурлыкал себе под нос владелец поместья, засмотревшись на открывшийся в просвете между скалами отрезок приморской низины, с юга подступающей к Лунной бухте.
Он чувствовал, что теряет интерес к рассказу штурмбаннфюрера, как теряют его к неумело пересказываемому сюжету сентиментального фильма. Теперь им предстояло еще около километра проехать по горному серпантину, чтобы оказаться перед скальными воротами, охранявшими подступы к пристани. Пребывая за рулем, баварец обычно чувствовал, как на этом участке в нем просыпался горец, твердо уверовавший, что горные дороги только для того и существуют, чтобы испытывать на них свои нервы.
– Хотя Заран – человек пришлый, – продолжил тем временем свое монотонное повествование Денхоф, рассказчик из него в самом деле оказался никчемным, – однако ему успели объяснить, кто такой Сорби-Варвар. И когда тот потребовал, чтобы корсиканские боевики снова отправились в бухту и "доделали то, к чему поленились прибегнуть прошлой ночью", обер-сепаратист понял: бегство в Южную Корсику следует отстрочить. А поскольку и вилла, и выходы из катакомб уже взяты под наблюдение, то, наверное, проще довести дело до конца, чтобы затем доложить штабу сепаратистов о проведении крупной боевой операции.
Шульц демонстративно зевнул и, сквозь сонно прищуренные глазки взглянув на открывавшееся справа от них небольшое горное озерце, пробубнил:
– Вы меня разочаровали, Денхоф. Как и ваш Сорби-Варвар. Так все усложнить, втянуть в эту операцию массу исполнителей и еще больше очевидцев… Завтра же этих шакалов Зарана арестуют, и во время первого же допроса они сдадут Сорби вместе со всеми его варварами.
Штурмбаннфюрер мельком взглянул на барона и снисходительно улыбнулся.
– Вы не дослушали мой рассказ до конца, фон Шварц.
– Его конец предугадан, как завершение всем давно известной сказки.
– В таком случае есть смысл продолжить его на обратном пути.
– Стоит ли откладывать, Денхоф?
– Уверен, что после того, как прямо там, в бухте, вы осмотрите "поле боя" собственными глазами, мое повествование покажется вам более одухотворенным или, во всяком случае, не настолько скучным.
– Как всегда, темните, Денхоф… – угрожающе повел вскинутым подбородком барон.