– Что значит "намекнуть", обер-лейтенант?! – осадил его фон Шмидт. – Не забывайтесь. Книга выходила в 1950 году. В то время "намекнуть" означало рассекретить. Разве не понятно, что во всех разведках мира эту книгу итальянского "морского дьявола" штудировали так, как никто и никогда не штудировал Святое Писание?
– Вы правы, барон, – поддержал его Скорцени. – Тем более что окончательный план операции "Гнев Цезаря" стал вырисовываться только в пятьдесят четвертом. До этого отрабатывалось несколько ее вариантов – с высадкой у крымских берегов десанта из подводной лодки; с вербовкой одного из офицеров; с активизацией заранее легализованной агентуры. Словом, один вариант безнадежнее другого.
– Ясно, что окончательный был связан с использованием мини-субмарины "Горгона", да только вряд ли Боргезе когда-либо решится предать огласке все подробности операции.
– Это свидетельствует о том, обер-лейтенант, что князь Боргезе прекрасно понимает: не время пока что раскрывать свои диверсионные карты. Не в том положении пребывает Италия, чтобы первый диверсант страны позволил себе ставить ее под ответный диверсионный удар коммунистов и под волну негодования – пусть даже притворного – их западных союзников. Вам, господа, тоже не рекомендую распространяться по этому поводу.
– Это понятно, господин оберштурмбаннфюрер, – стал навытяжку Дирнайхт. – Все, о чем мы здесь говорим, остается только между нами.
– Кстати, барон, мини-субмарина, которую использовал Боргезе, в самом деле называлась "Горгона", – молвил Скорцени. – Однако таковым было ее официальное название. Сам Черный Князь называл ее "Гневом Цезаря". Это же название послужило и названием всей крымской операции.
– Судя по всему, оно себя оправдало, – сказал фон Шмидт. – Прослышав об уходе "Джулио Чезаре" из военно-морской базы в Таранто, фрегат-капитан поклялся, что не позволит этому итальянскому судну долго пребывать под флагом русских коммунистов. Лучше пустит его на дно. И даже не скрывал этой своей клятвы.
– Иное дело, что тогда, в декабре 1948 года, когда линкор ушел из Таранто в Аугусту, чтобы затем быть переброшенным в албанский порт Влеру, где его ждали русская команда и русский флаг, – многие восприняли эту клятву, как всего лишь стон бессилия мужественного диверсанта; как некую разновидность проклятия.
…Барон был убежден, что Скорцени взойдет на борт яхты вместе с ним и Дирнайхтом, однако тот предложил ему как капитану сначала самому подняться на судно, осмотреть его, познакомиться с командой и только потом уже в качестве полноправного мореплавателя приглашать пассажиров. А сам, в сопровождении охранника и шейха, отправился назад в тоннель.
– С некоторых пор у меня появилось особое пристрастие ко всякого рода бункерам и подземельям, – объяснил он "мореплавателям" свое решение. – Причем связано это вовсе не с моими нечастыми появлениями в бункерах фюрера.
"Мореплаватели" заинтригованно простояли все то время, пока он артистично держал паузу, однако разъяснений так и не дождались: обер-диверсант рейха повернулся и пошел в сторону чернеющего зева тоннеля.
Просто в свое время фюрер приказал ему подготовить к сопротивлению "Альпийскую крепость", в которую должна была превратиться обширная местность в Австрийских Альпах. Конечно же, к созданию такого укрепрайона следовало приступать летом сорок третьего, а не весной сорок пятого. К тому же, отдавая приказ о формировании некоего укрепрайона в облике "Альпийской крепости", ни сам Гитлер, ни Гиммлер, который, судя по всему, должен был стать комендантом этой призрачной горной твердыни, даже не в состоянии были определить ее очертания, хотя бы по карте. Да и вообще не способны были объяснить, что она должна представлять собой.
Однако Скорцени сразу же уяснил для себя, что в условиях тотальной сухопутной и воздушной блокады укрепрайона живучесть его будет определяться состоянием бункеров, пещер, тоннелей, гротов – словом, всего того, что пребывает под толщей скальных грунтов. Тогда он успел побывать всего лишь на нескольких подобных горных объектах, однако этого было достаточно, чтобы понять: у рейха уже нет ни сил, ни средств, ни, тем более, времени, чтобы создать хотя бы некое подобие огромного, фантазией фюрера сотворенного укрепрайона. Он мог строить какие угодно иллюзии по поводу создания "Альпийской крепости" и патриотизма ее последних защитников, но реальность была такова, что даже своим иллюзиям и надеждам доверять он уже не мог.
И вот теперь Скорцени возвращался в подземный форт Валерио Боргезе с твердым убеждением, что когда-то князь намеревался создать точно такой же подземный укрепрайон, о котором в конце войны грезил он сам.
17
Июнь 1960 года. Отель "Пристанище паломника" на северо-восточном побережье Корсики
Полицейский еще не успел дойти до своего мотоцикла, стоявшего за тыльной стороной ресторана, как Шварц подозвал стоявшего неподалеку штурмбаннфюрера Денхофа и вполголоса спросил:
– Сколько парней у вас под рукой?
– Исключая братьев-близнецов Шармеров, моих подчиненных по линии охраны поместья, числящихся у нас ночными сторожами? – переспросил штурмбаннфюрер, зная, насколько щепетилен владелец "Пристанища" в вопросах "чистоты полицейских анкет" своих сотрудников.
– К их помощи мы станем прибегать в крайних случаях, да и то лишь при непосредственной охране поместья.
– Тогда остаются двое моих – Кановски и Дорнер. Да-да, из самых новеньких.
– И вы хотите сказать, что они?..
– …Бывшие диверсанты, – уловил ход его сомнений начальник охраны поместья, – лейтенанты СС, имеющие опыт работы в Албании, Польше и Югославии. Мало того, один из них, Кановски, из ополяченных силезских немцев, умудрился дважды побывать с заданием в России.
– Впечатляющие характеристики, – фон Шварц уже привык к тому, что люди, прибывающие под опекой эсэсовского фонда и всевозможных международных эсэсовских организаций, как-то совершенно неожиданно появляются в их трехэтажном "бараке" для персонала "Пристанища", какое-то время – иногда по пять-шесть месяцев – обитают в нем, а затем точно так же неожиданно и незаметно исчезают. – Где они сейчас?
– Как обычно, в бараке для обслуживающего персонала.
– Но в моем скромном штате туристического центра вряд ли найдутся еще две вакансии.
– Согласно директиве Зарубежного центра СС эти унтерштурмфюреры-лейтенанты уже числятся у нас охранниками пристани, – успокоил его Денхоф. – С оплатой из "Фонда СС".
– Из "Фонда развития паломничества", – поморщился Шварц, – впредь называйте его именно так, поскольку под таким названием фонд и зарегистрирован.
– Кстати, вскоре стараниями этого же "Фонда СС", – не воспринял его уточнения штурмбаннфюрер, – у нас появится прекрасная современная яхта, благодаря которой паломнический центр сможет устраивать экскурсии вдоль побережья Корсики, а возможно, и круизы вокруг нее.
– У меня создается впечатление, – проскрипел зубами фон Шварц, – что "вскоре" ваш пресловутый "Фонд СС" будет чувствовать себя владельцем этого поместья, а мне и в самом деле будет отведена роль его "смотрителя".
– Если бы не этот фонд, с его средствами и возможностями, – сурово напомнил ему штурмбаннфюрер Денхоф, – руины вашего "Пристанища", господин "смотритель", давно стали бы пристанищем для бродячих собак или же превратились в пепелище.
– Не исключено, – сердито проворчал фон Шварц, – что вскоре так оно и случится.
Полицейский давно должен был оставить территорию поместья, однако рокота мотора его мотоцикла слышно все еще не было, и это заставляло баварца напрягаться: где он и чем занят.
– К тому же у нас должно появиться свое судно, свой морской транспорт, – посвящал его тем временем в замыслы эсэсовского фонда штурмбаннфюрер Денхоф. – Тем более что формирование его команды позволит дать работу еще нескольким бывшим эсэсовцам прямо здесь, на базе. С учетом, что в критической ситуации все наши служащие становятся бойцами гарнизона "Пристанища". Именно так, гарнизона Центра, для усиления обороноспособности которого мы еще в этом году возведем каменную, крепостного типа ограду, а в помещении штаб-квартиры центра будет предусмотрен бункер-бомбоубежище.
– Грандиозные планы, – молвил фон Шварц, хотя начальник охраны обратил внимание, что слушал его баварец как-то слишком уж рассеянно. – Странно, что до сих пор меня не посвятили в них.
Только теперь владелец поместья обнаружил, что полицейский так и не оседлал свой трофейный германский мотоцикл с коляской, а прохаживается по аллее парка с садовником-дворником Лемпке. Одному Господу было известно, что этот капитан полиции, этот француз, пытался выведать у угрюмого, медведеподобного саксонца, который до войны служил палачом-висельником в гамбургской тюрьме, а всю войну числился "истопником-уборщиком" крематория одного из лагерей смертников. От послевоенного смертного приговора Лемпке спасло только то, что, провинившись по своей цивильно-тюремной службе, в лагере он и сам числился заключенным, пусть и находящимся на привилегированном положении.
– В эти планы мы намеревались посвятить вас, – не унимался начальник охраны, – недели через две, после прибытия сюда Скорцени. Кстати, тоже по приглашению нашего корсиканского отделения фонда.
– Скорцени снова стремится прибыть сюда?! – мгновенно оживился фон Шварц. – Прекрасно. С этой новости вам и следовало бы начинать изложение каких-то там планов своего фонда, майор Денхоф.
– В таком случае впредь к вопросу о принадлежности поместья мы возвращаться не будем. Одно могу гарантировать: до конца дней своих вы так и останетесь формальным владельцем этого отельного комплекса. И точно так же все мы, персонал этой секретной "Корсиканской базы СС", будем находиться в вашем подчинении. То есть мы подчиняемся вам во всех вопросах, кроме тех, которые относятся к деятельности самого фонда, а значит, и к его связям с прогерманскими организациями и Зарубежным центром СС.
– Позвольте, я правильно понял: по директивам этого самого Зарубежного центра СС, мое "Пристанище" уже проходит в качестве его "Корсиканской базы"?
– Как я уже намекнул, очень скоро здесь же будет располагаться и штаб-квартира нашего Зарубежного центра. Не беспокойтесь, мы вас не стесним, поскольку она займет всего лишь два этажа в офисе "Фонда развития паломничества", строительство которого, с вашего позволения, мы намерены начать на территории поместья уже через месяц. При всем этом Зарубежный центр СС вполне устраивает тот факт, что сами вы никогда не служили не только в СС, но и в обычных войсках. По крайней мере, никто не посмеет обвинить вас в нацизме. К тому же вы все больше становитесь известным на бунтующей Корсике в образе "баварского сепаратиста". Как нам известно, в душах местных корсиканских сепаратистов это находит определенный отклик.
– Не скрою, в самом деле находит. Что приведет Скорцени в "Пристанище" на сей раз? Наверняка тоже не дает покоя клад фельдмаршала?
– В последние годы история клада вызывает такой ажиотаж, что обер-диверсант рейха решил раз и навсегда излечить местных романтиков от этой "золотой лихорадки". Но… – тут же замялся Денхоф, – как вы понимаете, ничего подобного я вам не говорил.
– Поскольку мне и в голову не приходило интересоваться планами Скорцени.
– К тому же мы, кажется, отвлеклись. Итак, у меня под рукой двое опытных диверсантов, которые не числятся в штате "Пристанища", а следовательно, их похождения не способны бросить тень на ваше богоугодное заведение. Какие будут директивы?
– Да после этого разговора я уже начинаю сомневаться, станете ли вы и ваши люди подчиняться моим, как вы любите выражаться, "директивам".
– Мы обязаны выполнять все ваши директивы, – по-военному отрубил штурмбаннфюрер. – Ибо таков приказ Отто Скорцени, которому все мы подчиняемся беспрекословно.
"Таким образом, круг замкнулся, – подытожил их диалог фон Шварц. – И снова на обер-диверсанте рейха". А вслух произнес:
– Я попытаюсь еще на несколько минут задержать полицейского, предложив ему отужинать. А вы усаживайте своих костоправов в машину и гоните к Антонио Сорби. Пусть твой "варвар" разберется с местными людьми этого, как его там… – Он пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить фамилию корсиканского сепаратиста.
– Сержа Гизони, – мгновенно подсказал ему штурмбаннфюрер.
– Я не знаю, как Сорби должен поступать с ними, но ясно, что Скорцени постарается нанести ответный удар.
– Он уже потребовал "зачистить" все подступы к "Пристанищу" и кладу фельдмаршала, – отчеканил Денхоф. – Чтобы к приезду его экспедиции ни одна стая местных или приезжих шакалов у "Пристанища" не выла и прибрежные воды не загрязняла.
– Даже так?! Прекрасно. В таком случае будем считать, что от меня лично никаких директив ни вы, ни Сорби не получали, – тут же очертил границы своей непричастности ко всему тому, что будет происходить на побережье Лунной бухты после отъезда группы Денхофа.
– Что-то вы стали осторожничать, фон Шварц, – не отказал себе в удовольствии упрекнуть его штурмбаннфюрер.
– Осторожничать люди начинают с проявлением у них мудрости, – не остался в долгу владелец поместья.
18
Судя по всему, оберштурмфюрер едва дождался, пока пройдут обусловленные пятнадцать минут, потому что постучал в дверь "кельи" секунда в секунду. Номер, который занимал Тото, по скромности своей не уступал тому обиталищу, в котором оказались они с Дорном. И представал он чем-то усредненным между закутком армейской казармы, тюремной камерой и настоящей монастырской кельей – железная армейская кровать, серое армейское одеяло, небольшая армейская тумбочка с Библией на специальной подставке, да грубо сработанное, почерневшее от времени распятие на стене.
– Так что вас тревожит, Глейвиц? Почему вдруг произошел этот мощный взрыв эмоций?
– Война давно завершилась, и всем нам важно знать, кто мы в действительности.
– Слышали уже, вы – группа "рыцарей Христа".
– Это мало о чем говорит. Важно знать, кому именно, – какой стране, какой организации, каким людям – мы служим, а главное, какова цель существования группы.
– Неужто захотелось наконец выяснить, кто и ради чего в течение уже многих лет возится с вами и вообще содержит вас, законченных бездельников, исстрачивая при этом на содержание группы сотни тысяч песо, франко, лир, фунтов стерлингов и прочей валюты?
– Нас интересовало это давно, вот только проявлять свою любознательность не хотелось, не ко времени было.
– Что же произошло теперь, что вы вдруг решили: все, это время настало?! – предложил Тото одну из двух примитивных, каким-то местным самоучкой сколоченных табуреток, стоявших у такого же грубого стола, а сам опустился на вторую.
Глейвиц вновь осмотрел отельную "келью", машинально полистал "Библию", постулаты которой никогда никаких особых эмоций у него не вызывали, и, только отложив ее в сторону, проговорил:
– Прежде всего, моих бойцов интересует их будущее. Как долго наши патроны намерены содержать их, где и каким образом использовать?
– Ваше будущее давно определено; кельи самых суровых иезуитских монастырей хоть сейчас готовы поглотить вас, превратив дальнейшее существование в молитвенно-покаянное благоденствие.
– Причем самое ужасное, что именно так, в монастырских стенах, нам и придется доживать наши скорбные дни. К содержанию особых претензий пока что нет, к службе тоже. Кроме одной – эта служба не позволяет скопить хоть какое-то количество денег на черный день, получается, что мы – люди без будущего.
– Операция, к которой вы с этого часа привлечены, очень скоро позволит вам, обер-лейтенант СС, зажить безбедно. Да и вашим парням – тоже.
– Сейчас на Корсике и во Франции много говорят о сокровищах фельдмаршала Роммеля.
– Не исключено, что со временем вы будете привлечены и к этой операции. Если, конечно, понадобится. В плане ее проведения все еще много неясностей.
– И кто же за ней стоит? Уж не Скорцени ли, при содействии Боргезе?
– Вам не следует задумываться ни над планом поисковой операции, ни над именами, которые возникают за ней, унтерштурмфюрер Глейвиц, – назидательно посоветовал Тото. – Причем это уже даже не требование, а жесткий приказ.
– Но ведь все, о чем мы здесь говорим, остается сугубо между нами.
– Тем более исключите свое любопытство из наших отношений.
– Следовательно, о том, какой стране или организации служит группа, знать мне тоже не положено, – разочарованно констатировал эсэсовец.
– Пусть вас утешит, что тайная организация эта возвышается над партиями, странами, народами и конфессиями; что она пытается объединить мир под скипетром одного правителя…
– Понятно, – скептически поморщился оберштурмфюрер, – еще один вариант идеи фикс: "Один мир – один правитель!"
– Но с существенным уточнением: впервые в истории на титул этого правителя претендует некий деятель – то ли прямой наследник, то ли кровный родственник Христа.
Глейвиц очумело взглянул на Тото, и британец обратил внимание, что левое плечо бывшего боксера нервно задергалось – верный признак того, что тот нервничает.
– Какой еще "наследник Христа"? Это кого же наши благодетели таким образом пытаются дурачить?
– Доказывают, что в самом деле им удалось сохранить династию, ведущую свое начало от Марии Магдалины. Однако мы в эту историю вникать не будем. Остается фактом, что масоны уже аккумулируют в своих кругах потенциал многих транснациональных промышленных групп, компаний и банковских объединений, а также отдельных государственных деятелей, известных политиков и политических партий. И можно лишь догадываться о ее реальном могуществе и реальных возможностях.
– Это что, какая-то новая политическая сила, новая идеология, которая приходит на смену национал-социализму?
– Название этой организации уже не имеет значения, в любом случае ни вам, ни даже мне она ни о чем не говорит. Важно только то, что теперь вам известно, какого масштаба силы возвышаются за вашими спинами.
Глейвиц медленно, грузно поднялся со стула и, приблизившись к окну, присмотрелся к вершине прибрежной скалы, очертаниями своими напоминавшей изуродованную взрывом солдатскую каску.
– Теперь кое-что проясняется, – произнес он, понимая, что подчиненным своим вынужден будет объяснить ситуацию одной фразой: "Можете не волноваться, о вашем дне грядущем позаботятся точно так же, как заботятся о дне нынешнем".
– Ваше "прояснение" должно достичь такой стадии, чтобы мы никогда больше не возвращались к только что исчерпанной нами теме.
– Считайте, что такая стадия уже наступила.
– Если вы нарушите это свое слово, Глейвиц, я пристрелю вас. Но лишь после того, как вы побываете в подвале у нашего садовника Лемпке. Вы знаете, какой он прекрасный, чувственный собеседник.
– Уверен, что до встречи с этим палачом дело не дойдет.
– Хотелось бы надеяться. А теперь о подготовке к заданию. Катер, который понадобится вам для операции, мы держим не в Бухте Безмолвия, а рядом, за горной косой, в миниатюрной бухточке, к которой можно спуститься отсюда по тропинке. Он стоит в замаскированном гроте, "прикованный" цепью к скале. Ночью к нему спускается один из наших бойцов.