– Уж не намерены ли вы сформировать собственную команду кладоискателей, а, монах Дорн?
– Не скрою, мысль такая возникала. Да только не с моими финансовыми и прочими возможностями. И вообще, я считаю, что окончательно кладом завладеет не тот, кто поднимет его со дна, а тот, кто сумеет перепрятать его в собственные сундуки.
– Или в банковские сейфы, – угрюмо дополнил его Перс.
Тото самодовольно хмыкнул, и на холеном аристократическом лице британца вырисовалась загадочная улыбка.
– Теперь вы понимаете, джентльмены, почему мы с вами втягиваться в эту корсиканскую рулетку не станем?
– Прекрасное название нашей операции – "Корсиканская рулетка", – как бы про себя отметил Глейвиц.
– Так вот, джентльмены, – продолжил свой монолог Тото, – судя по всему, именно слухи о соединении усилий этих двух разведывательно-диверсионных китов – Скорцени и Боргезе – как раз и пробудили от летаргического сна всех тех, кто когда-то мечтал добраться до африканских сокровищ фельдмаршала. Они тут же занервничали, засуетились, принялись наспех сколачивать свои собственные экспедиции. Хотя каждому здравомыслящему понятно, что к таким экспедициям наспех не готовятся. И вообще, тут дело случая.
– Потому и говорю: "корсиканская рулетка" – вот что такое эти поиски на самом деле, – оживился унтерштурмфюрер.
– Вы что-то там проворчали по поводу операции, Дорн. Имелись в виду события прошлой ночи?
– Скорее будущей.
– Правильно мыслите. Строители, которые возводили каменные стены, на коих покоится деревянный настил пристани, замуровали и вход в пещеру, уходящую в глубь этого небольшого хребта. Как потом обнаружили монахи, она всего лишь метров десять не дотягивалась до грота, в котором прячется наш катер. Пригласив бывшего сержанта-взрывника, они с помощью небольших зарядов довольно быстро соединили эти две подземные полости.
– Теперь понятно, куда ведет ход, проложенный с сухой части Монастырской пещеры, – нарушил "обет молчания" Янычар. – Я даже несколько метров прошел по нему.
– Этой ночью вы пройдете по нему все. Ранцы с легкими водолазными костюмами, фонариками и магнитными минами найдете на катере. Оказавшись у стены, разберете ее и войдете в пустоту под настилом. Там двое из вас наденут водолазное снаряжение и по пролому во внутренней стене, появившемуся чуть левее капитанской хижины, войдут в воду. Действовать нужно будет предельно осторожно, поскольку на борту и на причале наверняка появятся часовые.
– Однако пускать это корыто на дно, очевидно, следует не у причала, а в открытом море? – решил уточнить Перс, который прошел самую основательную саперную подготовку и считался в группе главным минером.
– Только поэтому все три мины, которые вам придется установить в носовой части, в центре и под кормой, – с радиодетонаторами. Кстати, прекрасно зарекомендовали себя в деле.
– Во время атаки в Севастополе на линкор "Джулио Чезаре"? – не упустил возможности полюбопытствовать Глейвиц. Но, как всегда в подобных случаях, Тото реагировал резко и жестко:
– Этого вопроса не было, Глейвиц. Он попросту не прозвучал.
– Инцидент исчерпан, господин полковник, – впервые обратился к нему унтерштурмфюрер с наименованием чина, заставив при этом Тото удивиться. Британец настолько давно не слышал, чтобы кто-то обращался к нему по армейскому чину, что и сам уже стал забывать о нем.
– После минирования вы, джентльмены, сразу же возвращаетесь на катер, переодеваетесь в монашеские одеяния и поднимаетесь в свои кельи, чтобы остаток дня провести в искренних молитвах.
– И в покаянии, – не забыл подсказать ему Дорн.
– Или в раскаянии. Надо бы поинтересоваться у кого-то из святош, как будет точнее. Только вы, Глейвиц должны будете занять удобную позицию, желательно где-нибудь за пределами поместья. О предполагаемом времени выхода из бухты Хромой Джо уведомит нас по телефону. Взрывы должны прозвучать с интервалом в две минуты, причем на таком расстоянии от берега, чтобы обитатели "Пристанища паломника" могли наблюдать его.
– Еще один акт устрашения?
– Хотелось бы, чтобы Скорцени, если только он в самом деле прибудет сюда на яхте "Крестоносец", имел возможность лично полюбоваться вашей работой, джентльмены.
– Будьте уверены, она впечатлит даже совершенно невпечатлительного обер-диверсанта рейха.
Полковник уже приказал группе отправляться в "покаянные кельи", чтобы отдохнуть перед ночной операцией, когда, немного задержавшись, Глейвиц вновь предался своему непростительному пороку – любопытству:
– А что за люди будут на этом водолазном боте? Кого они представляют?
На удивление, в этот раз Тото отреагировал спокойно, с какой-то неизгладимой усталостью в голосе:
– Насколько мне известно, это будут итальянцы, из муссолинистов, которых финансирует некий арабский банкир.
– Интересно, много ли их еще появится, этих ревнителей "корсиканской рулетки"?
– По данным ватиканской службы безопасности, готовится еще как минимум три большие экспедиции – одного из донов сардинской мафии, вслед за которой нагрянет, наверное, и сицилийская; некоего Ливийского освободительного движения, которое, скорее всего, сколотит группу из европейцев. А также итальянских красных, так называемых "гарибальдийцев", за которыми, конечно же, просматривается разведывательно-диверсионная служба русских.
– Не их ли представители – уже немолодая, но все еще пылкая пара, – маются сейчас в номерах "Пристанища"?
– Если вы имеете в виду этого красавца-гренадера с паспортом реюньонца и его милую спутницу, то не ошибаетесь. В этом и сомнений никаких быть не может.
9
Июнь 1960 года. На борту яхты "Крестоносец".
В прибрежных водах Корсики
В своем, песочного цвета, брючном костюме военного покроя и в лихо, почти на самый затылок водруженном, желтом берете, оберштурмфюрер Фройнштаг напоминала бойца то ли некоей испанской интернациональной бригады, то ли отряда итальянских партизан-гарибальдийцев.
– Во время общения с островным оасовцем вы, Фройнштаг, снова высказали ту же мысль, которой пару дней назад озадачили меня.
– …Что "оасовский" путч в Алжире, в котором принимает участие множество бывших служащих германских СС, может стать началом возрождения Третьего рейха. Или зарождением четвертого по счету… Для островного оасовца Мачете мои слова стали "елеем на душу".
– Тем более что ваши прошлые заявления выглядели более оптимистично, без этого сомнительно сомневающегося "может".
– Этот путч, которого вскоре, по примеру советских партайгеноссе, германские историки нарекут "Великой Африканской революцией", конечно же, станет началом такого возрождения, оберштурмбаннфюрер, если вас это утешит.
– Просто мне кажется, что пройдет немного времени, и с этой же, только что выраженной вами, мыслью проснется весь мир, – осенил свой лик исполосованной шрамами ухмылкой главный пассажир яхты Отто Скорцени.
– Проснется и… вздрогнет, – подыграла ему Лилия. – Причем без каких-либо "кажется".
Из бухты Жираглиа они вышли еще на рассвете, и теперь почти при полном штиле приближаясь к северной оконечности Корсики, наслаждались всеми возможными красками зарождающегося дня. Даже старый, с облезлыми, поржавевшими бортами пассажирский пароход, который, очевидно, держал курс на Специю или Геную, в лучах утреннего солнца мог показаться обитателям яхты белоснежным лайнером.
– А ведь благое это дело, – вернулся обер-диверсант рейха к словам Фройнштаг, – время от времени заставлять мир вздрагивать. Ибо, вздрогнув от ужаса, он самым естественным образом умиротворяется и неминуемо начинает стремиться к обновлению.
– Вы все больше напоминаете мне фюрера, – сдержанно улыбнулась Лилия.
– В ваших устах, Фройнштаг, подобное сравнение комплиментом никогда не звучало.
– О, нет-нет, – признала его правоту оберштурмфюрер, – напоминаете не обликом, а характером своих философствований. Вы же знаете, что как мужчина никаких иных чувств, кроме чувств разочарования и замешательства, Гитлер у меня не вызывал.
– Увы, этого я знать не мог, – с загадочной вежливостью улыбнулся Скорцени.
– Не юлите, оберштурмбаннфюрер, все вы прекрасно знали.
– Не уверен.
– Знали уже хотя бы потому, что время от времени я сама же и напоминала вам об этом.
– "Порой, конечно, догадывался, вот только полагаться на свои догадки не решался", – такая деликатная формулировка вас устроит?
– Вполне. Чтобы не казаться вам ханжой, замечу: фюрер представал достаточно сильной личностью для того, чтобы идти к своим целям, не прибегая ни к советам, ни к поддержке столь же сильных женщин. Другое дело – поддержка, любовь, благоговение толпы…
– Но, в свою очередь, замечу: чтобы ощущать свое величие, Гитлеру в самом деле время от времени нужна была толпа. Однако величие его в том и заключалось, что на площадях рейха он появлялся только тогда, когда точно знал: сейчас толпе нужен именно он, Гитлер!
– Не вздумайте бросать эти слова в толпу, мой оберштурмбаннфюрер. Особенно здесь, на земле Франции, где и так утверждают, что такие, как мы, ничего не поняли за годы войны и ничему не научились.
* * *
Те пятнадцать лет, которые прошли после завершения войны, ничуть не состарили Фройнштаг – ни внешне, ни внутренне, разве что окончательно сформировали ее, скандинавского облика, германские черты лица, да очертания нешироких, но как-то по-особому развернутых бедер, увенчанных оттопыривающимися ягодицами.
– Насколько мне помнится, вы никогда и не пытались скрывать своего субъективно женского восприятия фюрера.
– Что всегда делало мне как женщине честь.
– Кстати, два уточнения, – не стал ни оспаривать, ни развивать эту мысль ее собеседник. – Во-первых, мы сделаем все возможное, чтобы в скором будущем Черный континент, Фройнштаг, стал нашим, "коричневым". По крайней мере, вся более или менее приспособленная к цивилизованной жизни северная, приморская часть Африки.
– Прекрасная мысль, оберштурмбаннфюрер, – манерно покачала запрокинутой головкой Лилия, которую офицеры службы безопасности вполне оправданно именовали "фурией СС".
– Вот только, далеко не новая, ибо в свое время высказана была еще командующим "Африканским корпусом" фельдмаршалом Роммелем.
– …А во-вторых, – невозмутимо продолжил Скорцени, – когда мы находимся в своем кругу, не утруждайте себя воспоминаниями о моей "настоящей" фамилии – Лерно. Уверенно пользуйтесь "агентурной кличкой" отдела разведки и диверсий СД – "Отто Скорцени".
– Учту, мсье с агентурной кличкой "оберштурмбаннфюрер Скорцени", конечно же, учту. Только вы забыли еще о двух пунктах программы своего восхождения, – запрокинув голову, Лилия всматривалась в пейзаж, составленный из морских скал и склонов прибрежных возвышенностей.
Солнце уже поднялось довольно высоко, однако лучи его с трудом пробивались сквозь дымку горного марева и все еще оставались прохладными. Разве что оголенные склоны прибрежных скал постепенно вспыхивали мириадами разноцветных "светил", вкрапленных природой в их гранитные тела. И неспешное движение яхты превращало их в естественные гигантские калейдоскопы.
– Ни о каких других пунктах я не знаю. И вообще, я не собираюсь садиться за новый вариант нацистского "Майн кампф".
– Ну и напрасно. Кому, как не вам, с вашей известностью, храбростью и популярностью среди бывших служащих СС, следует позаботиться о восхождение на трон рейха? Понятное дело, уже Четвертого.
– Что вы все заладили: "трон рейха", "трон рейха"?! Я всего лишь солдат, ну, еще диверсант, но уж никак не престолонаследник.
– Можно подумать, что Адольф Шикльгрубер родился с короной на голове, да к тому же – прямо в кресле премьера. И заметьте, Лерно-Скорцени, что восхождение свое будущий фюрер начинал, располагаясь в то время на десять ступеней социальной лестницы ниже, чем вы сейчас.
– Если вы, Фройнштаг, намерены объявить себя фюрершей рейха, то ставить следует на кого-либо другого. Если только вообще есть смысл мечтать о новом рейхе и новом фюрере в наши дни и в том положении, в котором находится расчлененная Германия.
– Но ведь принимаете же вы участие в подготовке "оасовского" путча во Франции, нацеливая на него тысячи бывших служащих СС. Надеюсь, не ради благополучия Франции вы намерены жертвовать лучшими солдатами рейха? Значит, вопрос только в том, чтобы уже сейчас определиться с главной целью, создать свою, новую партию, объединить в ее рядах единомышленников и юридически закрепить свое лидерство.
– И вообще, даже во французском Алжире рассчитывать на французов особенно не стоит, – отреагировал исключительно на название страны шкипер фон Шмидт. – После наполеоновской Старой гвардии у французов не было настоящих солдат, – процедил он сквозь почти полностью сжатые, потрескавшиеся губы. – Вояки де Голля – это не солдаты, это всего лишь окопное дерь-рьмо! Как и макаронники дуче, или трусы из испанской "Голубой дивизии".
– Почему же, а солдаты "Иностранного легиона"? Я слышала о них неплохие отзывы даже от офицеров корпуса Роммеля.
– Они хорошо проявляли себя при подавлении восстаний в колониях да при ловле беглых рабов, – твердо стоял на своем фон Шмидт. – Притом что в полках "Иностранного легиона" воевали не французы, а исключительно иностранцы, как правило, уже имеющие опыт войны.
– Достаточно вспомнить, сколько германских ветеранов, в том числе и эсэсовцев, служит в легионе в наши дни, – продолжил его мысль Скорцени.
– Голову на отсечение, что даже эти хваленые французские легионеры не достойны той войны, через которую прошли мы с вами, оберштурмбаннфюрер.
– Во всяком случае, мы в это должны верить, – проговорил Скорцени, настороженным взглядом прощупывая прибрежные скалы, которые, казалось, буквально вырастают из воды.
– Извольте знать мое мнение, господа – не достойны, – завершил барон свой спич с таким пафосом, словно выступал перед огромной аудиторией единомышленников.
Скорцени помолчал, а затем, не обращая внимания на присутствие шкипера, напомнил Фройнштаг:
– Вы так и не назвали те два пункта моего восхождения, о которых я как будто бы забыл.
– После той полемики, которая только что между нами разгорелась, я готова предложить сразу три пункта. Во-первых, вам следует найти клад фельдмаршала и швырнуть его к моим ногам. Во-вторых, вы на корню должны скупить или завоевать этот блудный, между Францией, Италией и собственной независимостью мечущийся остров, – жестом полководца указала она на приближавшийся берег Корсики. – И, в-третьих, давно пора подумать о собственном родовом замке, который прекрасно смотрелся бы где-нибудь в Баварии, а то и прямо здесь, на месте "Пристанища паломника", поскольку это и так уже в некоем роде частная территория баварца.
– Притом что баварский сепаратист фон Шварц будет назначен камердинером замка, – мечтательно рассмеялся Скорцени.
– Ваш родовой замок точно так же хорошо смотрелся бы и где-нибудь на побережье Алжира, – неожиданно увлекся фантазиями Лилии фон Шмидт. – Если эта страна окажется в руках отрядов СС, то почему мы должны отдавать ее французам, пусть даже под властью ОАС? Как минимум часть этой территории может стать германской. Ведь назвали же мы в свое время большую территорию Антарктиды Новой Швабией. Так почему в Алжире не может появиться территория, которая станет именоваться Новой Баварией или Новой Австрией?
– Бог ты мой, даже предположить не могла, какого мудрого и дальновидного единомышленника сумею найти в вашем лице, барон фон Шмидт! – почти вполне серьезно возликовала Фройнштаг. – Не теряйте времени, Скорцени, формируйте команду правителя нового рейха. Рядом с вами на палубе "Крестоносца" уже стоят два стойких бойца.
– Впрочем, стоит ли сейчас об этом?.. – вдруг стушевался барон, всегда убеждавший себя и всех вокруг, что он – солдат рейха, а не его политик.
– Вы правы, фон Шмидт, – прогромыхал обер-диверсант своим походным басом прямо над ухом у шкипера. – Ведь мы приближаемся к берегам благословенного острова Корсики, чтобы со временем поселиться в отеле "Пристанище паломника" и наслаждаться жизнью в ресторане "Солнечная Корсика" моего старого друга, неисправимого баварского сепаратиста господина Шварца.
10
Июнь 1960 года. Италия. Лигурийское побережье.
База штурмовых плавсредств "Сан-Джорджио"
Путь к базе боевых пловцов пролегал по пологому склону берега, которым адмирал Солано и корвет-капитан Сантароне спустились к устью небольшой, впадающей в бухту речушки, чтобы затем подняться на соединяющий ее берега каменный арочный мостик. И хотя коменданту базы довелось побывать на нем несчетное множество раз, все равно вид, который открывался отсюда, по-прежнему продолжал изумлять его.
В самом деле – две окаймленные корабельными соснами и заползающие далеко в залив гористые косы; скалы, восстающие по оконечностям этих кос в виде то ли геркулесовых столбов, то ли изуродованных маяков; парусные яхты и лодки, возникавшие в створе каньона, словно бы на кадрах кинохроники… И, конечно же, россыпи замшелых валунов по берегам, которые издали казались бетонными, но уже основательно искореженными осколками снарядов, колпаками дотов…
Не зря же в начале войны Боргезе предлагал командованию базы привлечь специалистов из саперной роты, чтобы те с помощью взрывчатки превратили пространство между валунами в своеобразные блокпосты, которые очень помогли бы защитникам базы во время высадки вражеского десанта.
– Помнится, сеньор контр-адмирал, вы говорили о намерениях некоего военного промышленника Эрдинга, этнического германца из Швейцарии, прибавить к скупленной им половине предприятий нашей Ломбардии еще и территорию базы. Причем не только "Сан-Джорджио", но и самой Лигурийской военно-морской…
– Скажите прямо: – снисходительно молвил адмирал, – вам стало известно, что недавно у меня побывал Курт Эрдинг, сын и единственный наследник старого, безнадежно разболевшегося промышленника.
О визите этого "младопромышленника" комендант базы штурмовых плавсредств слышал впервые. Другое дело, что, как и накануне операции "Гнев Цезаря", оживились слухи по поводу гибели не только обители боевых пловцов, но и самой Лигурийской базы, местность которых должна была пойти под туристический центр, с аттракционом в виде "диверсионного заплыва на управляемых торпедах времен войны". Так вот, особую ярость вызывал у ветеранов Десятой флотилии МАС именно этот гипотетический аттракцион с "диверсионной атакой коммандос-смертника" на списанный боевой корабль.
Узнав тогда о желании Эрдинга каким-то образом выкупить-выманить землю базы у военно-морского ведомства, Сантароне так и заявил: "Да посадить бы эту сволочь, этого продажного "аттракциониста", в настоящую боевую торпеду, и с полным зарядом взрывчатки!.."
Однако, мысленно переварив эти воспоминания, комендант не стал ни объяснять мотивы своей догадки, ни оправдываться.