11
Когда они поднялись на плато, большую часть которого занимал отель "Корсика", с двумя своими флигелями, на каменистых дорожках его еще дымились обгоревшие бревна западного флигеля, завывали сирены машин скорой помощи и торопливые санитары метались между руинами с носилками, на которых лежали укрытые простынями тела. Облаченные в белые одеяния, они принадлежали уже иному миру, иному бытию.
Скорцени и Фройнштаг проскочили между двумя носилками, чувствуя себя неловко оттого, что и сами они уцелели, и во флигеле их только слегка разметало часть крыши да позабрасывало балконы грудами "взрывного" щебня.
Отель все еще оставался почти совершенно пустым. Постояльцы и обслуживающий персонал покинули его, как покидают здание после первых подземных толчков, предчувствуя, что они не последние. И хотя в небе над островом вновь появились самолеты – очевидно, германские или из тех немногих, что остались верными дуче, – Скорцени и Фройнштаг уже не обращали на них внимания. Быстро переодевшись в мундир офицера СС, Лилия зашла в номер Скорцени и обессилено плюхнулась в кресло, предварительно оттянув его подальше от окна, из которого видна была часть залива и силуэт появившегося вдали судна. Судя по очертаниям, военного.
– Помнится, вы говорили о какой-то мадемуазель, осмелившейся тревожить вас, прежде чем выложили из чемоданчика свою зубную щетку, – молвила эсэсовка, прислушиваясь к тому, как Скорцени блаженствует под душем, который, несмотря на налет и разрушения, все еще функционировал.
– Не злопамятствуйте, Фройнштаг. Вам это не к лицу.
– Я ведь не упрекаю вас в том, что вы самым бессовестным образом увиливаете от прямых ответов.
– В тех случаях, когда эти "прямые ответы" мне неизвестны, – парировал Отто. – Сейчас меня куда больше интересует мой адъютант Родль. Очень хотелось бы знать, где, под крылом какой фурии, он пребывает в эти минуты.
– Да уж, господа офицеры СС, воздух Италии, как, впрочем, и Корсики, вам совершенно противопоказан. Поэтому, на всякий случай, напомните-ка мне имя той самой девицы.
– Жанна д’Ардель. Кажется. Разве я уверял, что она – девица? По-моему, голос у нее был старческим.
– Не пытайтесь оправдываться. В роли подследственного вы совершенно бездарны. Когда после войны вам придется предстать перед трибуналом – следователи будут разочарованы.
– Вы себя во время этого следствия видите в роли переводчицы?
– Не богохульствуйте, штурмбаннфюрер, не богохульствуйте. Словом, о вашей слабой стороне я уже сказала. Иное дело – в ведении допроса. Там вы по-настоящему сильны, признаю. Итак, Жанна д’Ардель… Странно, почему впервые мне пришлось услышать это имя именно от вас?
– Несчастная пока еще даже не догадывается, как ей до сегодняшнего дня везло.
"За стенами этого здания выносят из развалин трупы, – напомнил себе Скорцени. – А ты в это время оправдываешься перед любовницей. Существует некое несоответствие между этими действиями. Неужели не улавливаешь?"
Тем временем Лилия подошла к столику, на котором стоял телефон и, увидев в открытой записной книжке Отто номер штурмбаннфюрера Умбарта, не колеблясь, позвонила ему.
– Это вы, Умбарт? – строго поинтересовалась она таким тоном, будто не она его, Умбарта, тревожит, а Умбарт – ее. – Ваш штаб все еще не разнесло? То есть как это… "кто"? Унтерштурмфюрер Фройнштаг. Да, та самая… – Беседуя с командиром первого батальона "корсиканцев", Лилия краешком глаза подсматривала, как, обернувшись полотенцем, Скорцени важно прошествовал из ванной в соседнюю комнату. – Вам знакомо такое имя – Жанна д’Ардель? Даже так?! Понятно. Откуда оно мне известно? Да уж наслышана.
Скорцени все еще облачался в свой франтоватый приталенный мундир, а Лилия уже возникла в проеме двери его комнаты.
– Сколько раз я давал себе слово не раскрывать женщинам имена их соперниц! Никогда, ни под каким предлогом…
– А ведь все очень просто, штурмбаннфюрер. Жанна д’Ардель – хорошая знакомая подруги Умбарта.
– Только-то и всего, Лилия, только-то и всего… Поэтому будем считать, что вопрос со звонком мадемуазель д’Ардель закрыт.
– А нападение на наш отель? Как быть с ним? Не кажется ли вам, что противнику стало известно о пребывания в нем обер-диверсанта рейха? Так почему бы, решило их командование, не покончить с ним, да к тому же столь бескровным образом.
Скорцени застегнул френч на последнюю пуговицу и только тогда лениво, неискренне рассмеялся.
– Вы неисправимы, Фройнштаг. Ваша фантазия возводит меня в ранг наследника австрийского престола, на которого покушается вся авиация западных союзников.
– За престолонаследниками сейчас никто не охотится, – огрызнулась Лилия. – Для воюющих сторон они не представляют никакого интереса.
– Как и моя скромная персона.
– А вот что касается вас, обер-диверсант рейха и "самый страшный человек Европы", то вы как раз вполне можете сойти за человека, убийство которого способно спровоцировать третью мировую войну.
– С вашего позволения, глубокомысленный тезис этот я оспаривать не стану.
– Прежде чем оспаривать, советовала бы вам время от времени почитывать газеты, причем не только германские.
– Дельный совет, – старательно возился с галстуком Скорцени.
– Меня не оставляет предчувствие, что за вами началась настоящая охота. И не только за телом, но, судя по усилиям княгини Сардони, и за вашей душой.
– Причем в случае с княгиней – исключительно за телом, – мрачно отшутился штурмбаннфюрер. – Во всяком случае, так мне кажется.
– Вот именно, всего лишь кажется. Вряд ли княгиня стала бы польщаться вашими телесами, – вновь блеснула своей прирожденной зловредностью Фройнштаг. – Уверена, что на самом деле она отрабатывает свой хлеб ради иной цели.
"В таком случае встает вопрос: "А кто вы, госпожа Фройнштаг?" – взглянул на нее из-под нахмуренных бровей обер-диверсант рейха. – Может, вас тоже приставили ко мне? Неужели и за мной тоже пустили по следу соглядатая? Интересно знать, кто посмел? Впрочем, это бред, такого попросту не может быть".
С этой успокоительной мыслью Скорцени прекратил разматывать клубок своих подозрений. Тем более что в ту же минуту вновь ожил телефон.
12
Подняв трубку, обер-диверсант рейха, к своему изумлению, услышал теперь уже хорошо знакомый французский прононс Жанны д’Ардель. Хотя она и не представилась.
– Вам опять повезло, господин Скорцени. На сей раз небесные ангелы тоже обошли вас. А, что вы скажете на этот счет, господин личный агент фюрера?
– Сначала объясните, что вы хотите этим сказать.
– Всего лишь констатирую тот неоспоримый факт, что во время бомбежки небесные ангелы вас пощадили.
– Почему это огорчает именно вас?
– Вернее, – не отреагировала д’Ардель, – американские штурмовики оказались предельно точными: бомбы легли на западное крыло отеля. В то время как вы пребываете в восточном, более фешенебельном. Правда, они слегка зацепили центральный корпус, но это уже издержки прицельного бомбометания.
– То есть я обязан поверить, что этот налет специально был организован для того, чтобы уничтожить меня?
– Вы невнимательно слушали, Скорцени. Я ведь ясно сказала, что вражеские пилоты нацеливались на западное крыло отеля, и только поэтому ваш, восточный, корпус уцелел. Заокеанские асы оказались настолько аккуратными, что даже центральная часть отеля, отделявшая ваш корпус от обреченного западного, пострадала самую малость. Выйдите из номера и убедитесь в этом.
– Да сейчас меня не это интересует, – ужесточил тон штурмбаннфюрер. – Неужели хотите убедить меня, что все три звена бомбардировщиков были посланы специально для того, чтобы разбомбить отель, в котором остановился некий германский офицер?
– У вас появилась маниакальная мнительность, господин штурмбаннфюрер. Никто не стал бы сооружать столь сложную комбинацию, задействовав при этом чуть ли не всю американскую авиацию Южной Италии, только для того, чтобы слегка попугать вас. В действительности они стремились ликвидировать расположенную неподалеку базу катеров, ну, еще потрепать береговые укрепления. Но два пилота получили особое задание: нанести удар по отелю "Корсика", – спокойно, вежливо, словно учительница на уроке чистописания, объяснила д’Ардель. – Очевидно, эти парни отличились недавно во время учебного бомбометания на полигоне, поэтому-то на них и остановили свой выбор.
Только теперь Скорцени вспомнил, что за спиной у него все еще стоит Фройнштаг. Он оглянулся. Лицо женщины оставалось невозмутимым, однако глаза откровенно смеялись. Впрочем, обер-диверсанта это не обидело, наоборот, он подумал о Лилии с уважением. Не такая уж эта женщина – взбалмошная фантазерка, как могло показаться. Наоборот, это он выглядел наивным, когда пытался разуверить ее в интересе союзнической контрразведки, а теперь уже и авиации, к своей персоне.
– В таком случае вопрос по существу: почему меня не убивают? – Этот вопрос скорее был адресован Лилии, нежели мадемуазель д’Ардель. Однако штурмбаннфюрер произнес его слишком близко от трубки.
– Согласна, со временем ваши биографы станут ломать над этим фактом не только головы, но и перья.
– Вы слишком легкомысленно реагируете на мою просьбу прояснить ситуацию, – начали прорезаться в голосе обер-диверсанта угрожающие нотки.
– Следует полагать, что у вас появился довольно могущественный покровитель, – не стала тушеваться д’Ардель. – Который к тому же прислушивается к советам человека, очень к вам расположенного. Они-то и вступились за вас. Вовремя и решительно.
– Хотите убедить меня, что вы, лично вы, тоже представляете интересы моего покровителя?
– Естественно, представляю, – очень просто и, как показалось штурмбаннфюреру, охотно, согласилась собеседница. – Вот только убеждать вас в этом не собираюсь.
– Тогда что же вам мешает назвать имя этого высокого патрона? Вряд ли подобное покровительство должно оставаться анонимным, поскольку в таком случае оно теряет смысл.
Д’Ардель снисходительно рассмеялась.
– Человек, задающий по телефону такую массу вопросов, явно напрашивается в гости.
– К вам, в гости?! – иронией попытался Скорцени припудрить свое возмущение.
– Жду вас по адресу, который через несколько минут занесет горничная, – простила ему эту бестактность д’Ардель. – До моей виллы пятнадцать минут ходьбы, тем не менее за вами прибудет бежевый "пежо", за рулем которого совершенно случайно окажется подруга штурмбаннфюрера Умбарта – Марта фон Эслингер. Даю слово, что мы не станем надолго задерживать вас. Скажем, не более получаса. Такой временной расклад вас устраивает?
– Оказывается, вы всесильная женщина: то присылаете за мной бежевый "пежо" с австрийской аристократкой за рулем; то властным жестом полководца напускаете на меня эскадрильи бомбардировщиков… Я начинаю относиться к вам с уважением.
– Попробовали бы относиться к нам иначе, – опять употребила д’Ардель это подчеркнутое "нам". – Уже пора понять, что времена всесильности абвера и СД кончились. Перелом на разведывательно-диверсионном фронте столь же разителен, как и на всех прочих фронтах. Уж извините…
Почувствовав, что Жанна собирается прервать разговор в самом неподходящем месте, Скорцени наконец поспешил задать тот вопрос, который действительно больше всего интриговал его сейчас.
– Мое согласие или несогласие на визит к вам будет зависеть от вашего ответа.
– Как любезно с вашей стороны!
– Итак, госпожа д’Ардель, мне хотелось бы знать, связаны ли мои покровители с Римом?
Аристократка замялась. Скорцени почувствовал, что в эти минуты д’Ардель в комнате не одна и что она вопросительно смотрит на того, под чью диктовку преподносит ему урок деликатного шантажа. Из тех, которыми он и сам время от времени одаривает слушателей своих диверсионных курсов СД.
– Можете считать, что да, – как-то слишком уж неуверенно подтвердила Жанна. – Для вас это имеет какое-то значение?
– Конечно же, имеет! – камнедробильно пророкотал обер-диверсант.
"Неужели папа римский?" – задав себе этот риторический вопрос, Отто Скорцени рассмеялся. Да уж, станет вступаться за него властитель Святого престола, которого он только недавно этого самого престола чуть было не лишил. Но, стоп! Сестра Паскуалина! – вспомнил он о давней пассии папы. Паскуалина Леннарт – вот кто может оказаться тем благоразумным советником, который постоянно подсказывает мстительному патрону католиков, а главное, его кардиналам от службы безопасности Ватикана: "Не горячитесь, этот громила еще может понадобиться нам. Имейте христианское терпение, дайте возможность приобщить этого господина к всесилию ордена нищенского "гроша святого Петра"
13
– Ваша пунктуальность, господин Скорцени, достойна удивления даже в среде пунктуальных германцев, – деловито молвила Марта фон Эслингер, наблюдая, как Скорцени втискивается на сиденье рядом с ней.
Ладно скроенный брючный костюм лишь подчеркивал миниатюрность и изысканность форм этой женщины, хрупкость которой могла восприниматься истинными немками как вызов общепринятой монументальности их бедер и бюстов.
– Да это же вы и звонили мне, фрау Эслингер! Теперь я узнал вас по голосу.
– Конечно, я. Стоит ли подвергать это сомнениям?
– То есть никакой Жанны д’Ардель в природе не существует?
– Не будем спорить с природой.
– И находились при этом где-то рядом с отелем.
– Ничуть не сомневаюсь в вашей прозорливости, – невозмутимо признала Эслингер, срывая с места свой ягуароподобный спортивный автомобиль, не имеющий ничего общего с обещанным бежевым "пежо". – Да, это я звонила и выманивала; и я же отвезу вас к той женщине, свидание с которой способно навеять вам совершенно неожиданные воспоминания.
– Вы так считаете? – усомнился Скорцени, понимая, что имени вновь не услышит. В эти минуты он чувствовал себя прескверно. Его самолюбие оказалось задетым. Игры, затеянные любовницей Умбарта, он, в принципе, мог бы прекратить мгновенно. Его так и подмывало сделать это. И если бы не желание добраться до "покровительницы"…
– Это не я, это она так считает, – ведать не ведала о его благородном гневе Марта фон Эслингер. – У нее есть для этого все основания.
– Речь идет о Стефании Ламбези?
– То есть имеется в виду княгиня Мария-Виктория Сардони, – с той же стоической невозмутимостью обнаружила свои познания владелица дорогого спортивного автомобиля. – Не возражаю, в этом контексте уместно вспомнить и ее имя. Но вы прекрасно знаете, что сейчас она пребывает где-то на севере Италии. Возможно, уже на своей вилле "Орнезия". Словом, немного терпения, господин штурмбаннфюрер; еще немножечко терпения…
Пока она лихо выводила своего мустанга из крутого виража, в который вошла на серпантине горы, Скорцени успел внимательно присмотреться к ее внешности. Короткий, с чуть очерченной горбинкой носик, худощавые смуглые щеки, узкий, почти не выступающий подбородок. Абсолютно ничего привлекательного! А ведь о страсти этой женщины, любовницы штурмбаннфюрера Умбарта, в Корсиканской бригаде СС ходили легенды. Вот что значит познать женщину в постели. И тем не менее… Ну, абсолютно ничего сногсшибательного.
– Пытаетесь понять, что такого особенного мог найти в этой женщине, во мне то есть, ваш коллега и земляк Умбарт… – с ироничным упреком раскрыла его терзания Марта. – Не утруждайтесь, для меня самой это тоже загадка. Злые языки утверждают, что ему льстит забавляться в постели с австрийской аристократкой. Как вы… допускаете такое?
– Я допускаю все, что угодно, пока не сумею убедиться в его ложности. Приемлемая формулировка?
…Небольшая двухэтажная вилла, обнесенная металлической оградой, словно крепостным частоколом, располагалась между тремя размытыми холмами, каждый из которых представлял собой особый природный мир – со своим ландшафтом, растительностью и даже цветом. Один представал в бутафорном подобии скалы, другой был засажен молодым садом, третий напоминал пепельный осколок кратера давно потухшего вулкана.
– Возводить виллу в такой монашеской унылости, когда в полумиле – залив лазурного безмятежья?.. – пожал плечами Скорцени.
– Местность тоже не в моем вкусе, однако же вилла, как вы понимаете, не моя. Всего лишь арендую часть ее.
– Вот почему штурмбаннфюрер Умбарт слывет человеком, погрязшим в бедности, скупости и долгах.
– По крайней мере, по этому поводу вам уже не придется прибегать к донесениям агентуры, – беззастенчиво хихикнула разорившаяся аристократка. – Другое дело, что вам непременно сообщат: "Марта фон Эслингер – австрийская националистка, сепаратистка и масонка".
– Почти традиционный набор обвинений врага рейха, – признал штурмбаннфюрер.
– Однако опыт господина Шварца, владельца отельного поместья "Корсика", свидетельствует, что с некоторых пор к подобным слабостям своих земляков Отто Скорцени относится почти с библейским милосердием.
– А еще он свидетельствует о том, что Скорцени тоже не чужды некоторые непростительные слабости.
– Так уж и "непростительные"?
– Послушайте, госпожа фон Эслингер, – сказал штурмбаннфюрер, выходя из машины и мгновенно примечая, что в беседке, просматривающейся между кустами, притаился охранник, – кажется, вы не понимаете, что ни тот амбал, который притаился в беседке, ни два дебила, которые после третьего выстрела высунут свои головы из жилого здания, не помешали бы мне пристрелить вас прямо здесь же, под венецианской аркой входа на виллу.
– Почему вы предполагаете, что я не осознаю этого? – вздрогнула фон Эслингер, совершенно не ожидавшая, что их полусветская беседа в машине завершится столь ужасным "дипломатическим разъяснением". – Просто мне казалось, что вы прибегнете к своим угрозам еще там, у отеля. А пристрелите – на одном из поворотов, у обрыва или у зарослей. Более неудачного места для зачтения приговора, чем подъезд виллы, даже трудно себе представить.
– Это пока еще не приговор, а обычная констатация реалий.
– Так, мы все же войдем в здание или будем митинговать у ворот? – Марте фон Эслингер понадобилось немало усилий, чтобы заставить себя улыбнуться, однако улыбки как таковой не получилось.
– Войдем, естественно.
– Странные вы, мужчины: одни, садясь рядом со мной в машину, начинают нервно ощупывать мои коленки, другие, столь же нервно, – кобуры своих пистолетов. Даже не знаешь, на кого из вас злиться, а кому сочувствовать. Между тем на втором этаже, в комнате для молитв и покаяний, существует здесь и такая, вас, Отто, с огромным нетерпением ожидает госпожа Леннарт.
– Простите, не понял?
– Я сказала: вас ждет госпожа Леннарт. Вот уж не думала, что, услышав имя "папессы", вы решитесь переспрашивать его.
– Но в это невозможно поверить. Госпожа Леннарт, "папесса", здесь? – с непосредственностью провинциала ткнул он пальцем в сторону виллы. – Как она могла оказаться на острове? Я спрашиваю совершенно серьезно, – повысил голос Скорцени. – Хватит с меня на сегодня мифической мадемуазель д’Ардели.