Женщины взяли такси и попросили водителя довезти их до отеля "Похьянхови". Таксист подумал", что какую-то, видать, конференцию опять проводят, раз из-за границы таких вот манекенщиц самолетом доставили.
– Пашалуста, – сказал он им по-шведски, открывая дверцу машины перед отелем "Похьянхови".
– Пашалуста. Ис вас семетесят крон.
Глава 9
В отеле женщины зарегистрировались. Одну из них звали Агнетой, а вторую – Кристин. Одна была шведка, а вторая – датчанка, несмотря на то что обе проживали в Стокгольме. Женщины спросили у портье, не оставлял ли майор Ремес для них письма и каких-либо инструкций. Они как раз те, кто ему нужен.
Портье протянул им конверт, в котором лежало майорское послание, а также пачка ассигнаций.
В соответствии с инструкцией женщинам нужно было взять такси и ехать прямиком до Киттили. Там им следовало нанять кого-нибудь из знающих эти места лапландцев, который и довезет их благополучно до Куопсувары. Уполномоченный по туризму коммуны Киттиля с радостью окажет помощь в поисках подходящего гида. В письме Ремеса было сказано также, что женщинам необходимо запастись теплой одеждой. Имело смысл также взять с собой достаточное количество спиртного. "Косметику и прочие женские принадлежности также возьмите с собой, – инструктировал заказчик. – Добро пожаловать в финскую Лапландию. С наилучшими пожеланиями майор Суло Ремес".
Женщины потягивали сухое белое вино, красили ногти и трепались о своих профессиональных делах.
– Все же наша блядская доля очень даже ничего, – промолвила Агнета. – Если бы я пошла в институт, то вряд ли оказалась бы здесь. Учила бы в какой-нибудь дыре малолетних засранцев.
По мнению Кристин, в древнейшей профессии были и свои отрицательные стороны.
– Иногда кажется, что все мужики – свиньи. Да и детьми мы, собственно говоря, не можем обзавестись, хотя я так люблю детей.
Агнета согласилась с тем, что дети забавны и трогательны, но они имеют обыкновение вырастать, заметила она.
– Например, мальчики. Они становятся мужчинами. А мужчины, сама знаешь, все как один пьянчуги да кобели.
Кристин с этим согласилась. Лучше всего, если бы в мире вообще не было ни одного мужчины. Но с другой стороны, тогда и эта поездка в Лапландию не состоялась бы. А ведь это так увлекательно: лететь самолетом, сидеть в барах дорогих отелей, позволять мужчинам открывать двери.
Женщины провели два приятных вечера в Рованиеми. Они изучили местные рестораны, взяли напрокат лыжи и покатались на склонах сопки Оунасвара. Они долго спали и заказывали горничной завтрак в номер. Мужчин они не принимали, хотя коридоры отеля "Похьянхови" просто гудели от обилия ретивых северных джентльменов. Особенно в поздние ночные часы.
На третий день девицы стали собираться в дорогу. Они прокатились на такси по дремлющей в зимнем плену Лапландии. В Киттиле они спросили уполномоченного по туризму, не мог бы он порекомендовать какого-нибудь таежного аборигена в проводники дня на два. Они приехали провести зимний отпуск в Финляндии, и их уже ждали в тайге в небольшой бревенчатой избушке. Проститутки показали чиновнику по фамилии Йоутси-Ярви карту, на которой майор Ремес отметил крупным крестиком место, где стояла избушка лесорубов.
Чиновник был рад-радешенек. Наконец-то его многолетние усилия по развитию туризма в коммуне Кштиля увенчались успехом! Эти женщины не какие-то там туристки с рюкзаками, а обеспеченные иностранки, которых привлекло исключительное расположение коммуны Киттиля на земном шаре и которые наверняка оставят в коммуне немало денег, необходимых для развития туризма. Сколько раз Йоутси-Ярви талдычил отцам-руководителям, что именно такого плана туристов нужно заманивать в Киттилю! Вместе с ними в Киттилю, в область и в целом в страну потечет вожделенная валюта. Будут созданы новые рабочие места в сфере услуг, а значит, эти окраины могли бы с надеждой смотреть в будущее, ковать свое процветание собственными руками.
Йоутси-Ярви решил выделить красавицам лучшего из имеющихся проводников.
–– Пиеру Витторма. Старику за шестьдесят, рассудил чиновник, к женщинам он не станет приставать, как это принято у гидов помоложе. Кроме того, Пиера знает здешние места как свои пять пальцев. Вообще-то он тот еще гусь, оленей, говорят, ворует, ну да пес с ним. Главное, чтобы женщины получили способного гида, мужчину, который родился и вырос у таежного костра и знает здесь каждую тропинку.
Услышав о деле и увидев женщин, Пиера Витторм несказанно воодушевился. Ради такого случая у него времени хоть отбавляй! Он умылся, побрился, причесался, густо смазал подмышки дезодорантом и нарядился в самый лучший таежный костюм.
– Уж я-то туризм разовью!
В Пулью Пиера загрузил в мотонарты вещи женщин и попросил туристок усаживаться в сани, привязанные им к снегоходу сзади. Сам он был одет в теплую саамскую кухлянку. Женщинам дал оленьи шкуры для защиты от холодного встречного ветра. Хихикая, Агнета и Кристин завернулись в шкуры. Все это их очень веселило. Они подсмеивались над Пиерой: вот, мол, настоящий Дед Мороз, и отвезет их прямо в свое жилище на сопку Корватунтури. Потеха, да и только!
Пиера, разумеется, прекрасно знал, где находится Куопсувара. В пятидесятые годы он именно там рубил болванки для шпал. Там же он поранил левую ногу так, что до сих пор прихрамывает. Иногда, когда он бывал пьян, чертова нога отказывала и он опрокидывался навзничь. Однако за ногу пенсию не платили, хотя многие обладатели здоровых ног получали и пособие, и пожизненную пенсию. И посему не было ничего удивительного в том, что иногда Пиера забивал оленя с чужим клеймом, приторговывал спиртным и резался в карты со связистами в их избушке. Случалось, что таежный абориген попадал в тюрьму, ибо такие взгляды на жизнь несколько отличались от тех, которые одобряло общество.
Но теперь ему повезло. Две очаровательные бабенки сидели в санях под оленьими шкурами. Пиера не торопясь жал на педаль газа, погружаясь в сумрак зимнего вечера. Сейчас не было никакого смысла торопиться. Пусть те, кто бы они там ни были, подождут в своей Куопсу. Пиера решил провести с женщинами в тайге пару дней, скрашивать которые будет костер. Сам он считал себя по женской части еще о-го-го. Ему только вот не везло, ни одна женщина до сих пор так и не заинтересовалась им до такой степени, чтобы выйти за него замуж Бабы говорили, что от него разит вином, потом и дымом костра. И что он весь в собачьей шерсти и рыбьих костях. Да что там говорить, уши у него, конечно, забиты серой, да и ветры частенько вырываются не ко времени. Но когда бабы начинали смеяться над его желтыми зубами и покрытыми перхотью волосами, тут он не выдерживал и говорил им, чтобы они шли куда подальше со своими пизденками.
Но на этот раз он был чисто выбрит и сзади у него были полные сани иностранных баб. Кругом шумела зимняя тайга. Пиера потихоньку ехал в направлении Куопсу, но обошел ее по большой дуге с северной стороны. Он доставил свой роскошный груз до Сатталомавары, что всего в миле от Куопсу. Там он заглушил снегоход и показал удивленным женщинам, что с движком происходит что-то совершенно непонятное.
Для виду Пиера поковырялся в движке, отсоединил карбюратор, выдул из него бензин на снег. Затем прикрепил его обратно на место и даже попытался завести снегоход. Но с чего бы он завелся, если ключ зажигания не был повернут? Саамская шапка с четырьмя концами, называемая "шапкой четырех ветров", только взлетала, когда Пиера дергал за стартер, но движок на все потуги плутоватого мужичка отвечал совершенно безжизненным голосом*.
Не оставалось ничего иного, как размещаться на ночлег. Женщин темная тайга ужасала. Они сидели в санях, прижавшись друг к другу, пока Пиера не свалил красивую сухую сосну и не зажег особый костер, нодью, когда огонь горит внутри двух положенных друг на друга бревен. Из двух елей он смастерил опоры для заслона, сложил из веток крышу и поставил на огонь чайник с водой для кофе. Проводник разложил внутри заслона душистый лапник и посоветовал женщинам перебраться поближе к огню.
Небесный свод разверзнулся тысячами звезд, мороз крепчал. Ночью сполохи завели свои ночные игры. В направлении Юха-Вайнан Ма тявкала оголодавшая лиса. Это был Пятисотка. Женщин эти таинственные таежные голоса пугали. Однако на Пиеру можно было положиться. Он растирал женщин то с одной, то с другой стороны, чтобы эти самые места у них на морозе не застыли. Хитрющий лопарь с каждым разом просовывал свои руки все глубже под шкуры, в таинственные глубины мехов, пока, наконец, и сам не пропал там: сначала возле одной женщины, а затем и другой.
Всю ночь Пиера Витторм провозился с ними. В заслоне было тепло и радостно. Как только Пятисотка начинал свою душераздирающую песню в Юха-Вайнан Ма, Пиера окунался с головой в омут шведских страстей. Дивны дела твои, Господи, думал он, бывают же на свете бабы: дают и не норовят при этом врезать тебе по уху.
– Вот ведь какие вежливые эти иностранки.
Наконец Пиера нежно укутал женщин в оленьи шкуры. Сам он нырнул между ними, чтобы хоть несколько часов под самое утро все же вздремнуть после привалившего ему ночного счастья.
А в это же время майор Ремес не мог уснуть, выходил во двор. Он прислушивался к голосу Пятисотки, доносившемуся с северной стороны. Однако бесцветное утреннее небо не открыло Ремесу тайну Пиеры. Небо в Лапландии видит все, но никому об этом не доносит. Майор тяжело вздохнул. Его обуревала такая тоска по женской ласке, что даже курить не хотелось. В последнее время он намного чаще думал о женщинах, нежели о померанцевой настойке.
Господь подвергает испытаниям, но не оставляет в беде.
Глава 10
Пиере Витторму не повезло завести снегоход и на следующий день. Он по этому поводу не очень-то расстроился, а отправился на охоту и подстрелил роскошного заиндевевшего глухаря. Он выпотрошил птицу, ощипал и прополоскал ее в проруби. Затем таежный абориген напихал в глухаря больше килограмма репчатого лука, четверть килограмма очень соленого сливочного масла и пару горстей клюквы. В завершение всего он загнал под гузку глухарю можжевеловый сук, на котором и стал готовить птицу на костре. Проводник переворачивал тушку с боку на бок, подставляя ее огню, и смазывал, как обычно, соленым маслом, так что она приобрела красивый золотистый цвет. Аромат был просто изумительный! Готовое мясо ели на вытесанных из сухостойной сосны дощечках. Женщины разливали в покрытые инеем стаканы белое вино. На десерт попили кофе, а затем принялись играть в пятнашки.
И только на третий день Пиера Витторм завел снегоход и как ни в чем не бывало появился в Куопсуваре. Появление такой компании вызвало в лесной избушке переполох и страх. Ойва Юнтунен вынужден был констатировать, что выбранная им захоронка оказалась все же недостаточно далеко в тайге, раз туристы так вот запросто могут сюда нагрянуть. Сначала пожаловала Наска, затем солдатики, потом этот полицейский, а теперь вот целый обоз.
Пиера Витторм выгрузил из снегохода чемоданы женщин и прочую поклажу во дворе лесопункта. Внезапно в голове майора Ремеса промелькнула догадка, что это могут быть заказанные им женщины. С покрасневшими ушами майор Ремес вспоминал, как он звонил из "Похьянхови" в Стокгольм Стиккану.
Тут же выяснилось, что женщин действительно прислал Стиккан. Они передали Ойве Юнтунену привет из Стокгольма.
– Хи-хи, – вырвалось у них. Пиера Витторм занес чемоданы в избушку. Ойва Юнтунен рассчитался с ним за доставку и услуги. Сумма была значительная, потому как Витторм утверждал, будто ему пришлось три дня проблуждать с женщинами в тайге и пробыть две ночи в Сатталомаваре – карбюратор полетел, мать его за ногу.
Когда Пиера пустился в обратный путь, Ойва Юнтунен приказал майору Ремесу выйти с ним в "тюрьму" для разговора.
– Что все это означает? – строго спросил он.
– Да я это, наверное, с пьяных глаз позвонил Стиккану...
Ойва Юнтунен был не на шутку разозлен. Он сразу же по внешнему виду определил, что это за компания к ним прибыла: красивые и молодые, в дорогих нарядах, значит, проститутки.
– И как это тебе пришло в голову заказать сюда этих путан?!
Майор Ремес покашливал и мычал, оправдываясь: мол, осенью было так одиноко, особенно во время проливных дождей и штормовых ветров.
– Я и подумал, что, может, с ними будет веселее... да и позвонил этому Стиккану... пришло вот как-то в голову.
Майор призывно смотрел в сумерках на своего начальника:
– Да я, собственно, больше думал о тебе: мол, молодой парень... Наска-то давно уже не по этому делу. А они ничего, а?
– Да уж, красивы, спору нет, – согласился с ним Ойва Юнтунен. – Но для тех, кто скрывается здесь, вся эта затея с блядями довольно опасна.
– За такие штучки тебя надо было бы посадить этак на полгода, – выговаривал Ойва Юнтунен майору, когда они вышли во двор. На лестнице их уже поджидала Наска и звала в избушку. Женщины без промедления устроились в избушке: стол уже был накрыт на пять человек. Посреди стола стояла бутылка с шампанским. Агнета, темненькая девица лет двадцати пяти с тонкими чертами лица, бросила рулон серпантина прямо на свитер Ойве Юнтунену. Кристин, блондинка, года на два старше Агнеты, привычно открыла бутылку шампанского и наполнила фужеры. Наска выпила шампанское одним духом.
– Могли бы и сказать, что у вас есть жены, я хоть оделась бы поприличнее! Да еще по-шведски говорят. Переведи-ка, Ойва, что они сказали.
Теперь избушка в Куопсуваре получила статус двуязычной. Ойве Юнтунену и майору Ремесу пришлось выступать в роли переводчиков между гостями и Наской. Трудились они в поте лица, потому как женщинам было о чем поговорить. Сначала Наска подивилась, что женщины почти не знали финского, но затем подумала, что, может быть, у городских да богатых просто так заведено. В детстве Наска слышала, что и при дворе царя Николая говорят по-французски, а не по-русски.
– Стара уж я шведский-то учить, В Суоникюле я выучилась немножко говорить по-норвежски, да и то уже все позабыла. По-русски не помню ничего, разве что из псалтыря немного.
Выпитое за здравие согрело и душу Ойвы Юнтунена, и его желудок. Что ни говори, а именно молодое женское общество было здесь как нельзя кстати. Наска душа человек, но безнадежно стара.
Майор Ремес устроил для Агнеты и Кристин экскурсию по избушке. Осмотрели ванную, что привело гостий в восторг. Заглянули в кладовку, ломившуюся от съестных припасов, увидели груды постельного белья, сходили к колодцу, по пути завернув в баню и на конюшню. Женщины попробовали решетку на отверстии для выбрасывания навоза и поморщились.
– Фу, тюрьма!
Ойва Юнтунен продемонстрировал стереоустановку, цветной телевизор. Женщины были поражены блеском лесной избушки. Это польстило самолюбию Ойвы Юнтунена, когда он услышал в свой адрес столько восторженных похвал.
Договорились, что Наска, как человек одинокий, перейдет из комнаты для поваров на кухню. Майор Ремес с "женой", в данном случае – с Кристин, получил в свое пользование поварскую. Агнета переселилась к Ойве Юнтунену в жилую часть избушки. Простыней хватило на всех, ибо майор Ремес накупил их во время поездок в Рованиеми с избытком. Да и туалетной бумаги было еще более сорока рулонов.
Наска относилась к гостьям почти как к невесткам. Это же очень хорошо, что в доме появились молодые женщины. Теперь ей одной не нужно было прибираться в большом доме, готовить на двоих мужчин, не обделенных аппетитом. Особенно Наска радовалась тому, что женщины будут помогать ей стирать.
Агнета и Кристин разложили содержимое своих чемоданов на полках шкафов.С собой у них оказалось видимо-невидимо разного барахла, которое они с готовностью демонстрировали Наске. Там были чудесные ночные рубашки, бюстгальтеры и чулки в сеточку, множество туфель на шпильках и тьма-тьмущая красных подвязок для чулок. Наске казалось, что только у принцесс могут быть такие роскошные туалеты и украшения. И вдобавок женщины взяли с собой огромное зеркало и дорожный утюг.
– Хозяйственные барышни, – отметила про себя Наска. –А сколько у них мыла пахучего да одеколону всякого!
Обветренные ноздри Наски чуть не лопались от обилия ароматов. Кристин подарила ей целый флакон самых дорогих духов. От Агнеты старухе перепала розовая прозрачная ночная рубашка до пят. Она была как пушинка: приходилось смотреться в зеркало, чтобы убедиться, что она надета. Агнета и Кристин были готовы подарить Наске и рыжий парик, но старуха довольствовалась собственными седыми волосами.
– Мы по простоте своей непривычные к такому-то. Да и не по-божески это, ведь недаром говорят, что без воли Господа и волосок с головы не упадет. Нет уж, не надобны мне старой чужие-то волосья.
Обговорили и финансовую сторону дела. Такса была определена в тысячу крон в день. С заработка не удерживались ни выплаты в социальные фонды, ни подоходный налог. О своей "спецодежде" женщины должны были позаботиться сами. На косметику и духи Ойва Юнтунен пообещал выделять пятьсот крон в неделю. Удалось договориться и по поводу вынужденных простоев в "критические дни". Для начала договор заключили на несколько недель, но не менее чем до Крещения.
Затем женщины передали Ойве письмо, которое Стиккан отправил с ними из Стокгольма.
Письмо было кратким и содержательным. Стиккан сообщал, что выполнить заказ оказалось труднее, чем он думал, но в конце концов все уладилось. Жизнь в Стокгольме текла по-прежнему: торговля "живым товаром" не очень-то шла, все эти ревю приносили массу хлопот, порнорынок был напрочь насыщен, а вот игорный бизнес процветал. Так что на жизнь хватало, грех жаловаться.
"Как ты, наверное, знаешь, – писал Стиккан, –– коммерц-техник Хеммо Сиира вышел на свободу. Пару раз он заходил и ко мне, спрашивал, где ты можешь прятаться. Он был страшно взвинчен. Утверждал, что у вас с ним кое-какие счеты. Здесь поговаривают, что он вынес тебе смертный приговор. Этот Сиира на такое вполне способен. Скверная история, не правда ли? Кстати, Сиира побывал в Вехмерсалми и во Флориде. Здесь его не видно недели две уже. Посадить его не посадили, где-то бродит".
Ойва Юнтунен тяжело вздохнул. Убийца-рецидивист Сиира ищет его. Выйдет ли он на след и появится в Куопсуваре или же это место надежное? В эту ночь Ойва Юнтунен спал плохо, и виной тому была не одна Агнета.
– Кто рано встает, тому Бог подает! – кричала на следующий день Наска Агнете и Кристин, которые до полудня не вылезали из постелей. Старуха саамка заставила женщин приняться за домашние дела. Не совсем привычно это было для них, но Наска оказалась терпеливым учителем. Буквально держа за руку, она показывала, как подметать полы, как заправлять специями соус, как кипятить простыни в банном котле перед стиркой. В свою очередь, Агнета и Кристин каждый вечер укладывали Наске волосы. Они учили ее пользоваться термобигудями и выщипывать брови. Они были готовы даже покрыть ее ногти лаком, но на это Наска не согласилась.
– Да не красят же пальцы на руках, – противилась старуха, но позволила, однако, Агнете покрыть красным лаком ногти на ногах, раз уж они все равно не видны в обуви. Кристин набросила на серебристые волосы Наски легкую ткань с золотыми нитями. Наска засмеялась, посмотрев на себя в зеркало:
– Вот бы Киурели сейчас увидел меня!