- Что? Когда? - переспросил ветеринар, переводя взгляд с матери на жену.
Молли тоже стихла и растерянно смотрела на взрослых.
- Как ты это выяснила? - спросила Марта, поднимаясь. - Ведь никто ничего не знал.
- Я вас видела, - ответила ее свекровь. - Я видела вас в сарае.
- А ты видела, что я сопротивлялась? Что он взял меня силой?
- Как будто это имеет значение, - пожала плечами Хельга, оборачиваясь к сыну. - Твой отец переспал с твоей женой, пока ты был в отъезде - и именно он отец Молли.
- Скажи, что она лжет, Марта, - умоляюще проговорил Перссон, и его супруга ощутила приступ раздражения от его возмущения. Какое это имеет значение? Ясно же, что это был всего лишь вопрос времени - когда Эйнар набросится на нее. Это даже Юнас должен был бы понять. После всего, что произошло, он хорошо знает своего отца. То, что она забеременела, оказалось неприятной случайностью, однако ее муж никогда ничего не ставил под сомнение, никогда сам не сосчитал по пальцам недели, хоть и был ветеринаром - он просто признал Молли как свою дочь.
- Все так, как говорит Хельга, - призналась младшая фру Перссон. - Ты был в отъезде, а твой отец не мог устоять перед соблазном. Тебя это не должно было бы удивлять.
Она посмотрела на Молли, молча сидевшую с широко раскрытыми глазами, на которые медленно наворачивались слезы.
- Хватит хлюпать! - шикнула на нее мать. - Ты достаточно взрослая, чтобы узнать правду, хотя лучше было бы, если бы никто из вас ничего не узнал. Но все так, как оно есть. Так что ты намереваешься предпринять, Юнас? Ты хочешь наказать меня за то, что твой отец меня изнасиловал? Я молчала ради общего блага.
- Ты больная, - проговорила Хельга, сжимая руки.
- Я - больная? - переспросила Марта, чувствуя, как в ней начинает бурлить смех. - В таком случае я бы сказала - с кем поведешься, от того и наберешься. Ты тоже не вполне здорова - учитывая то, что ты сделала.
Она указала на кандалы, по-прежнему державшие Молли.
Перссон стоял молча, глядя на жену, и дочь схватила его за ногу:
- Пожалуйста, освободи меня! Мне страшно!
Он резко сделал шаг вперед, так что руки девочки разжались. Она громко всхлипывала, продолжая тянуться к нему:
- Я не понимаю, о чем вы говорите, но мне страшно!.. Освободите меня!
Юнас подошел к Марте, и она вгляделась в его лицо, которое теперь было так близко к ней. Потом женщина почувствовала, как он приложил руку к ее щеке. Их единство осталось нерушимым. Оно существовало и всегда будет существовать.
- Это не твоя вина, - сказал Перссон. - Ты ни в чем не виновата.
Некоторое время он стоял, гладя супругу по щеке. Марта ощущала силу, исходившую от него - ту дикую необузданную силу, которую она почувствовала в нем с самой первой их встречи.
- Нам надо кое-что сделать, - сказал ветеринар, пристально глядя ей в глаза.
Она кивнула:
- Да, надо.
* * *
Впервые за долгое время Анна спала глубоко и без сновидений - естественно, когда ей удалось заснуть. Накануне они с Даном проговорили несколько часов и пришли к выводу, что надо дать ранам затянуться, хотя это и потребует времени. Оба решили, что останутся вместе.
Повернувшись на бок, она протянула руку к Дану. Он лежал рядом и теперь не отвернулся, а взял ее руку и приложил к своей груди. С улыбкой она ощущала, как тепло распространяется по ее телу, до самых пяток, разливается у нее в животе, и… Женщина выскочила из постели, побежала в туалет и едва успела поднять крышку унитаза, как ее вывернуло наизнанку.
- Любимая, что с тобой? - взволнованно спросил Дан, остановившись в дверях. Несмотря на неприятную ситуацию, на глаза у его жены навернулись слезы счастья от того, что он назвал ее любимой.
- Мне кажется, у меня кишечный грипп, - сказала Анна. - Это у меня уже давно.
Она поднялась на дрожащих ногах, пустила воду в раковине и прополоскала рот. Во рту все еще ощущался неприятный привкус, так что она намазала пасту на щетку и принялась чистить зубы.
Дан встал позади нее, глядя на ее отражение в зеркале:
- Как давно?
- Точно не помню, но последние недели две меня то и дело тошнит. Такое ощущение, что болезнь все не может разгуляться по-настоящему, - ответила она со щеткой во рту и почувствовала на плече руку супруга.
- Но ведь с кишечным гриппом такого вроде бы не бывает. Ты не задумывалась о другой альтернативе?
Их взгляды встретились в зеркале, и Анна замерла. Выплюнув пасту, она обернулась к любимому и уставилась на него.
- Когда у тебя в последний раз были месячные? - спросил он напрямик.
Она напряженно задумалась:
- Не помню… Давно… Но я думала, что все это… от стресса. Ты думаешь, что… ведь это было всего один раз!
- Одного раза вполне достаточно, ты прекрасно знаешь, - ответил мужчина, улыбнувшись и погладив ее по щеке. - Согласись, было бы здорово, если бы это оказалось так?
- Да, - проговорила женщина и почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы. - Это было бы чудесно.
- Хочешь, поеду в аптеку и куплю тест?
Анна молча кивнула. Ей не хотелось обманывать себя пустыми надеждами, если речь идет об обычном кишечном гриппе.
- Хорошо, я поеду прямо сейчас, - сказал Дан и поцеловал ее в щеку.
В ожидании она уселась на кровать, прислушиваясь к своему телу. И правда, грудь у нее болела и набухла, да и живот тоже слегка увеличился. Неужели новая жизнь могла зародиться среди того унылого пейзажа, в который превратилось ее тело? Если это так, она готова была поклясться никогда ничего не принимать как данность, никогда не рисковать потерять нечто столь дорогое.
Дан, вбежавший, чуть запыхавшись, в комнату, отвлек ее от этих мыслей.
- Вот, - сказал он, протягивая жене аптечный пакетик.
Дрожащими руками она достала коробочку и, бросив на супруга полный паники взгляд, пошла в ванную. Усевшись на унитаз и держа полоску между ног, Анна постаралась попасть куда надо. Потом она положила полоску на край раковины и стала мыть руки. Они все еще дрожали, и женщина не могла оторвать глаз от маленького окошка, которое должно было показать, изменится ли их будущее, ожидать ли им появления новой жизни.
Она слышала, как открылась дверь. Дан вошел, встал позади супруги и обнял ее. Вместе они смотрели на полоску теста. И ждали.
* * *
Эрика проспала лишь несколько часов, забывшись тревожным сном. На самом деле ей хотелось отправиться в тюрьму немедленно, но она понимала, что не сможет встретиться с Лайлой раньше десяти, если о визите не было объявлено заранее. Кроме того, сперва надо было отвезти детей в садик.
Писательница вытянулась на кровати. От усталости ее тело было вялым и непослушным. Она ощупала рукой пустое место рядом с собой. Патрик все еще не вернулся домой, и его жена очень хотела бы знать, что произошло там, на ферме, нашли ли они Молли и Марту и что сказал Юнас. Но ей не хотелось звонить супругу и отвлекать его, несмотря даже на то, что ей и самой было что ему рассказать. Авось он будет доволен ее вкладом в расследование! Иногда ее любимый сердился, что она лезет в его работу, но больше от того, что он тревожился за нее. А на этот раз он сам попросил ее о помощи. Да и что ей сейчас может угрожать? Эрика только переговорит с Лайлой и после этого передаст все сведения Патрику, чтобы он использовал их в расследовании.
В одной ночной рубашке, со взъерошенными после сна волосами, она тихо вышла из комнаты и бесшумно спустилась по лестнице. Краткие минуты тишины, возможность спокойно выпить чашку кофе, пока дети не проснулись, были для нее на вес золота. Фальк взяла с собой несколько распечаток, чтобы снова прочесть их. Перед визитом следовало хорошо подготовиться. Однако она мало что успела сделать, когда со второго этажа раздались возгласы проснувшихся малышей. Вздохнув, писательница встала, чтобы пойти наверх и заняться своими не в меру бодрыми отпрысками.
Закончив утренние процедуры и отправив детей в садик, она получила еще часок свободного времени и решила перепроверить еще кое-что. Войдя в кабинет, женщина снова остановилась перед картой. Долгое время она стояла, не замечая никакой закономерности, но потом прищурилась - и рассмеялась от неожиданности. Как она могла не заметить это раньше! Ведь все так просто!
Сняв трубку, Фальк позвонила Аннике в участок. Закончив разговор пять минут спустя, она была еще больше уверена в своей догадке.
Картина все больше прояснялась, и если Эрика расскажет то, что выяснилось вчера, то Лайла просто не сможет дальше молчать. На этот раз ей придется рассказать всю историю.
Преисполненная надежд, женщина вышла на улицу и села в машину. Прежде чем стартовать, она еще раз убедилась, что не забыла открытки. Они пригодятся ей, чтобы заставить Ковальскую раскрыть те тайны, которые та носила в себе столько лет.
Приехав в тюрьму, писательница заявила о своем прибытии дежурному:
- Я хотела бы встретиться с Лайлой Ковальской. Я не договаривалась о сегодняшнем визите, но не могли бы вы узнать - может быть, она все равно согласится меня принять? Я хотела бы поговорить с ней об открытках.
Стоя в ожидании у решетки ворот, Эрика затаила дыхание. Вскоре механизм загудел, ворота открылись, и она с бьющимся сердцем направилась к зданию. В крови гулял адреналин, заставляя ее дышать часто и поверхностно - ей пришлось остановиться и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Теперь речь шла не только о давнем убийстве, но и о пяти похищенных девочках.
- Что тебе нужно? - спросила Лайла, когда ее посетительница вошла в комнату для свиданий. Она стояла спиной к ней, глядя в окно.
- Я видела открытки, - сказала Фальк. Она села, достала их из сумочки и разложила на столе. Заключенная стояла неподвижно, и солнце просвечивало сквозь ее коротко подстриженные волосы, так что кожа ее головы была хорошо видна.
- Их не должны были хранить. Я ясно просила их выбросить, - произнесла она тихо.
Тон у нее был не сердитый, а скорее обреченный, и Эрике даже почудился в нем призвук облегчения.
- Их не выбросили. И мне кажется, ты знаешь, кто их послал и зачем, - сказала она Ковальской.
- Я догадывалась, что ты рано или поздно что-то учуешь. Наверное, в глубине души я даже на это надеялась. - Лайла повернулась и медленно опустилась на стул напротив писательницы. Некоторое время она сидела неподвижно, разглядывая свои руки, лежавшие на столе.
- Ты не решалась рассказать, потому что открытки были скрытой угрозой. В них содержался посыл, который могла понять только ты. Так? - спросила Фальк.
- Да. Да и кто бы мне поверил? - Ковальская пожала плечами, и ее руки чуть заметно задрожали. - Я вынуждена была защищать то единственное, что у меня осталось. Единственное, что для меня еще имеет значение.
Она подняла свои холодные голубые глаза и посмотрела на Эрику.
- Ты ведь тоже это знаешь, не так ли? - добавила она.
- Петер жив, и у тебя есть основания полагать, что он в опасности, да? И именно его ты пытаешься защитить? Да, я догадалась, - подтвердила ее мысли посетительница. - И мне кажется, что вы с сестрой куда ближе друг другу, чем стараетесь показать. А разрыв отношений между вами - всего лишь дымовая завеса, чтобы скрыть, что она забрала к себе Петера, когда умерла ваша мать. - Эрика улыбнулась. - В одной из наших бесед ты упомянула, что твой сын шепелявил, а когда я звонила твоей сестре, мне ответил мужчина, который представился как ее сын. Он тоже шепелявил - поначалу мне показалось, что это легкий испанский акцент. Прошло немало времени, прежде чем я это связала - и то наугад.
- Какой у него был голос? - спросила заключенная.
Сердце у Эрики сжалось, когда она осознала, что Лайла все эти годы не видела сына и не разговаривала с ним. Повинуясь внезапному чувству, она положила ладонь на руку Ковальской:
- Он показался мне очень приятным и симпатичным. А на заднем плане я слышала голоса его детей.
Лайла кивнула, не отдернув руку. Глаза ее увлажнились, и писательница увидела, что она борется со слезами.
- Он вернулся домой и нашел бабушку, мою мать, убитой. Он догадался, кто это сделал, и понял, что ему самому угрожает опасность. Тогда он связался с моей сестрой, которая помогла ему перебраться в Испанию. С тех пор она воспитывала его как собственного сына, - вздохнула Лайла.
- Но как ему удавалось все эти годы обходиться без удостоверения личности и других документов? - удивилась Эрика.
- Муж Агнеты - высокопоставленный политик. Ему каким-то образом удалось раздобыть для Петера новые документы, по которым он был записан как их сын.
- Ты поняла, как связаны почтовые штемпели на открытках? - спросила Фальк.
Лайла изумленно посмотрела на нее и высвободила руку:
- Нет, я о них даже не подумала. Знаю только, что каждый раз, когда кто-то исчезал, мне приходила открытка, а несколько дней спустя я получала письмо с газетными вырезками.
- Да что ты говоришь! А откуда они были посланы?
Эрика не могла скрыть своего удивления. Об этом она даже не подозревала!
- Понятия не имею. Отправитель указан не был, и я выбросила конверты. Но адрес был отпечатан штампом, как на открытках. Само собой, я испугалась до смерти. Я поняла, что укрытие Петера обнаружено и что он, возможно, станет следующей жертвой. Сюжеты на открытках я не могла истолковать иначе.
- Понимаю. Но как ты объясняла для себя газетные вырезки? - спросила писательница, с любопытством глядя на Ковальскую.
- Я видела только один вариант. Что Девочка жива и хочет отомстить мне, отнять у меня Петера. Вырезки из газеты - это всего лишь способ показать мне, на что она способна, - отозвалась та.
- Когда ты поняла, что она жива? - чуть слышно спросила Эрика, однако ее вопрос эхом разнесся по комнате.
Лайла подняла на нее свои голубые глаза - и в ее взгляде отразились все долгие годы тайн, скорби, потерь и гнева.
- Когда она убила мою мать, - ответила она еле слышно.
- Но зачем она это сделала?
Фальк ничего не записывала: она просто сидела и слушала. Ее уже не волновало, соберет ли она материал для своей книги. Она даже не была уверена, что у нее хватит сил эту книгу написать.
- Кто знает? - Ковальская пожала плечами. - Из мести? Потому что ей так захотелось и она получала от этого удовольствие? Я никогда не понимала, что происходило у нее на душе. Она была как инопланетянка, устроенная не так, как все мы.
- Когда ты заметила, что с ней что-то не так?
- Рано, почти с самого начала. Мамы всегда чувствуют, когда с их детьми что-то не так. И все же я не…
Она отвернулась, но Эрика успела увидеть боль в ее взгляде.
- Но почему?.. - Писательница даже не знала, как сформулировать то, что хотела сказать. Задавать вопросы было нелегко, но понять ответы на них при всех обстоятельствах было еще труднее.
- Мы поступали неправильно. Я знаю. Но мы просто не знали, как себя вести. А Владек был родом из другого мира с другими привычками и представлениями. - Заключенная умоляюще посмотрела на Эрику. - Он был добрым человеком, но столкнулся с тем, с чем не мог справиться. А я ничего не делала, чтобы помешать ему. Все становилось все хуже и хуже, наше незнание и страх брали верх над доводами разума, и я могу сказать, что под конец я просто ненавидела ее. Я ненавидела собственного ребенка.
Лайла всхлипнула.
- Что ты почувствовала, когда поняла, что она жива? - осторожно спросила Фальк.
- Я оплакивала ее, когда узнала, что она погибла. Верь мне, это правда. Хотя я скорее оплакивала ту дочь, которой у меня никогда не было.
Ковальская взглянула в глаза Эрике, сделала глубокий вдох и продолжила:
- Но моя скорбь стала еще больше, когда я поняла, что она жива и убила мою мать. Единственное, о чем я могла молиться, - чтобы она не отняла у меня еще и Петера.
- Ты знаешь, где она?
Лайла энергично покачала головой:
- Нет. Для меня она - всего лишь злая тень, которая крадется где-то там, снаружи.
Но тут ее глаза сузились.
- А ты знаешь? - спросила она посетительницу.
- Я не знаю, но у меня есть кое-какие подозрения. - Эрика разложила открытки на столе оборотной стороной вверх. - Вот, смотри. Все открытки отправлены между тем местом, где пропала одна из девушек, и Фьельбакой. Я обнаружила это, поскольку нанесла все точки на карту.
Ковальская посмотрела на открытки и кивнула:
- Хорошо, но что все это означает?
Писательница поняла, что начала не с того конца.
- Так вот, полиция недавно выяснила, что в тот день, когда девушки были похищены, в той местности, где они пропали, проходили соревнования по конному спорту, - стала рассказывать она. - Поскольку Виктория пропала по дороге домой из конюшни Марты и Юнаса, они с самого начала фигурировали в материалах следствия. Когда оказалось, что соревнования - общий знаменатель, да я еще обратила внимание на почтовые штампы, у меня возник вопрос…
- Какой? - едва дыша, произнесла Лайла.
- Обязательно расскажу, но прежде я хочу услышать, что же произошло в тот день, когда был убит Владек.
Поначалу в комнате повисла долгая пауза. А потом заключенная начала свой рассказ.