- Я сказала, в коридоре! - повысила голос секретарша.
- А где написано, что нам нельзя ждать в школьной канцелярии?
Лицо мисс Глории побагровело - она еле сдерживалась, но прикусила язык и глубоко подышала. Она не имела права прогонять учеников из приемной и знала, что Тео это известно. Еще она помнила, что родители Тео - известные юристы, которые не колеблясь встанут на защиту сына, особенно если взрослые не правы, а Тео прав. Миссис Бун всегда занимала жесткую позицию, когда Тео случалось выступать против несправедливости.
- Прекрасно, - произнесла она. - Но я требую полной тишины, мне надо работать.
- Благодарю вас, - сказал Тео. Он хотел прибавить, что они еще пошумят, но промолчал. Он настоял на своем, и не было смысла задираться дальше.
Минут пять мисс Глория притворялась страшно занятой, но было уже почти четыре, конец рабочего дня - через полчаса школа закроется. Вскоре дверь кабинета миссис Глэдвелл открылась, выпустив молодых родителей, явно расстроенных состоявшимся разговором. Они поспешили уйти, не глядя на Тео и других ребят. Увидев в приемной учеников, директор сказала:
- Прекрасная речь на дебатах, Тео.
- Спасибо.
- Что здесь происходит?
- Миссис Глэдвелл, это все, что осталось от музыкального кружка мистера Сасстранка. Мы хотим знать, почему нам отменили музыку.
Директриса вздохнула и улыбнулась:
- Не стану делать вид, что я удивлена. Заходите.
Ученики по одному потянулись в кабинет. Тео вошел последним. Закрывая дверь, он не удержался от злорадной ухмылки, адресованной провожавшей их взглядом мисс Глории. К ее чести, секретарша улыбнулась вполне искренне.
Ребята столпились у директорского стола. В кабинете было три стула для посетителей, но присесть никто не решился. Миссис Глэдвелл это поняла.
- Спасибо, что зашли. Мне тоже жаль, что так получается с музыкальным кружком, но… - Она взяла со стола листок. - Сегодня утром из городской школьной администрации поступила служебная записка за подписью Отиса Маккорда, суперинтенданта, главы школьной администрации и моего непосредственного руководителя. Вчера состоялось внеочередное заседание школьного комитета по проблемам бюджета. Судя по всему, школы Страттенберга получат из бюджета города, штата и страны на миллион меньше обещанного: по ряду причин финансирование урезали. Нам придется провести сокращения. Во всех школах увольняют почасовиков, отменяют экскурсии, упраздняют внеклассные занятия вроде уроков музыки мистера Сасстранка, и список можно продолжать. Мне очень жаль, но я ничего с этим поделать не могу.
Миссис Глэдвелл умела разъяснить проблему. Дети ловили каждое слово, и всем стало очевидно: они тоже ничего поделать не смогут.
- А куда делся тот миллион? - спросил Тео.
- Ты про недофинансирование? Некоторые винят экономический спад и трудные времена: налогов собирается меньше, поэтому свободных средств не так много. Другие, особенно городской департамент образования, утверждают, что школы тратят слишком много денег. Я не знаю ответа, моя обязанность - выполнять указания сверху. Помимо учителя музыки, я вынуждена сократить уборщицу, двух работников столовой и четырех преподавателей-консультантов, а также шесть внеклассных программ. Я только что сказала учителю физики мистеру Пирсу, что в этом году его семиклассники не поедут на Растенбургскую АЭС.
- Как же так? - изумилась Сьюзен. - Такая интересная поездка!
- Знаю, знаю. Мистер Пирс возил туда экскурсии много лет.
- Но это же несправедливо - предложить человеку контракт, обнадежить, а посреди года вдруг отказать! - настаивал Тео.
- Несправедливо, согласна, но контракты составляет юрист городского департамента образования.
Ученики невесело переглянулись. Теперь им многое стало ясно.
- Мне очень жаль, - повторила миссис Глэдвелл. - Я хотела бы что-то изменить, но это не в моих силах. Уверена, мистер Маккорд и школьный комитет получат массу жалоб. Вы тоже можете написать претензию. - Помолчав, она добавила: - Ну а теперь, если у вас нет других вопросов, мне нужно торопиться на встречу.
- Спасибо, что уделили нам время, миссис Глэдвелл, - сказал Тео.
- Это моя работа.
Подавленные ученики по одному вышли из кабинета.
Глава 3
Родители Тео еще до его рождения работали в маленькой компании "Бун энд Бун" в старинном перестроенном доме на тихой тенистой улочке всего в нескольких кварталах от главной улицы, центра Страттенберга. Здесь было много офисов, и в погожие дни часто можно было видеть, как юристы, помахивая портфелями, шествуют по тротуару в суд или возвращаются к себе - идти было всего минут десять. Около полудня целые компании юристов, бухгалтеров и архитекторов шли на ленч, смеясь и разговаривая. Секретари и помощники пробегали по улице, спеша доставить важные документы или успеть в суд.
Детей на велосипедах на Парк-стрит можно было увидеть нечасто, но каждый день хотя бы один юный велосипедист - Тео - проносился в ту или другую сторону.
Насколько Тео знал, он, Теодор Бун, был единственным тринадцатилетним мальчишкой в городке, который мог похвастаться собственным кабинетом в юридической компании. Правда, кабинетом его закуток можно было назвать лишь условно, но зато вторая дверь отсюда вела на усыпанную гравием парковку, которой пользовались сотрудники фирмы. В юридических конторах вечно не хватает места для хранения бумаг - юристы физически не способны что-нибудь выкинуть, в результате чего образуется целое бумажное море, - и "кабинет" Тео раньше служил складом для старых папок и чистящих средств. Когда Тео обосновался в комнатке и навел здесь порядок, в качестве письменного стола он поставил ломберный, а на чердаке отыскал сломанный крутящийся стул и починил его с помощью проволоки и суперклея. На одну стену Тео повесил постер "Миннесоты Твинс", за которую болел, а на другую - собственный портрет в стиле анимэ, который на прошлый день рождения ему подарила Эйприл Финнимор.
На столе Тео обычно держал записные книжки и школьные учебники, а под столом спал Судья, его собака. Никто не знал, сколько псу лет и какой он породы; он обретался в собачьем приюте и однажды оказался на волосок от усыпления. Два года назад Тео спас его в суде по делам животных, дал новое имя и забрал домой. Теперь Судья мирно спал по ночам под кроватью Тео, а днем тихо бродил в конторе, придремывая под столом секретарши Эльзы или под длинным столом в комнате для совещаний (если, конечно, совещаний не было), или же болтался на кухне в надежде, что кто-нибудь подбросит чего-нибудь вкусного. Пес весил сорок фунтов и даже на человеческой пище не прибавил ни унции, по словам ветеринара, который осматривал его каждые четыре месяца. Особенно Судья любил соленое - крекеры, чипсы, сандвичи с мясом, но в принципе не отказывался почти ни от чего. Когда у кого-нибудь случался день рождения, пес ожидал кусочек торта. Если кто-то, как правило Тео, заезжал в "Замороженные йогурты Гуффа", пес требовал порцию и себе, обычно с ванилью. А еще Судья был единственным существом в конторе, способным разгрызть совершенно несъедобное овсяное печенье, которое не реже раза в месяц приносила Дороти, секретарша мистера Буна.
Но вот чего Судья в рот не брал, так это собачьего корма. Он предпочитал питаться вместе с Тео, то есть на завтрак - хлопья "Чириос" с жирным (не обезжиренным!) молоком, на ужин то, что ела вся семья, а днем - все, что подкинут в офисе, пока Тео в школе.
Живя среди юристов, Судья знал, что время здесь ценят. Встречи, совещания, заседания суда, графики, записи и так далее - сотрудники фирмы следили за временем, бал здесь правила точность. Собственные внутренние часы напоминали псу, что по средам Тео возвращается из школы в четыре часа, поэтому около половины четвертого Судья ложился под стол Эльзы и дремал. Но дремал он чутко, по-собачьи, полуприкрыв глаза и настораживая уши при каждом звуке в ожидании, когда Тео взбежит по ступенькам и пристегнет велосипед на крыльце.
Услышав знакомые звуки, Судья встал, потянулся, будто неподвижно пролежал несколько часов, и замер в напряженном ожидании.
Тео, войдя с рюкзаком на плечах, сказал: "Привет, Эльза", как делал каждый день. Эльза суетливо вскочила, ущипнула его за щеку и спросила, как прошел день. Поправив ему воротник, она начала:
- Твой папа говорит, ты произнес на дебатах блестящую речь. Это правда?
- Ну, наверное, - отозвался Тео. - Мы победили.
Судья уже размахивал хвостом у ног мальчика, ожидая, пока его погладят и вообще уделят внимание.
- Ты такой красавец в белой рубашке, - расчувствовалась Эльза.
Тео ожидал чего-нибудь подобного - его всегда встречали комментарием по поводу одежды. Будучи старше его родителей, Эльза одевалась как двадцатилетняя и отличалась причудливым вкусом. Но она относилась к Тео, как бабушка, и по праву занимала место в его сердце.
Тео поприветствовал пса, почесал его за ухом и спросил Эльзу:
- Мама здесь?
- Здесь и ждет тебя, - оживилась Эльза. Энергии у нее было хоть отбавляй. - Все сокрушается, что пропустила дебаты.
- Подумаешь, важность. У нее работа, между прочим.
- На кухне есть печенье с орехом пекан.
- Кто пек?
- Девушка Винса.
Тео одобрительно кивнул и пошел в кабинет матери. Дверь была открыта. Миссис Бун жестом пригласила сына зайти. Тео присел, Судья улегся рядом. Миссис Бун слушала, прижимая к уху трубку телефона. Туфли на высоком каблуке были отставлены в сторону - значит, сегодня у хозяйки был долгий день в суде. Сорокасемилетняя Марселла Бун была несколько старше, чем мамы одноклассников Тео, и считала, что в суде женщины-юристы должны выглядеть на все сто. В конторе не было строгого дресс-кода, по крайней мере для миссис Бун, но заседания в суде означали дорогой костюм и высокие каблуки.
Мистер Бун, чей кабинет был на втором этаже, редко ходил в суд и мало заботился о том, как выглядит.
- Поздравляю, - сказала миссис Бун, повесив трубку. - Отец говорит, ты великолепно держался. Жаль, я не смогла прийти.
Они поговорили о дебатах - Тео перечислил все до единого аргументы "Сентрал" и свои возражения, но через несколько минут мать почуяла неладное. Тео поражала острота ее интуиции. Если он пытался подшутить над мамой или с серьезным видом рассказать глупую хохму, у него ничего не получалось: миссис Бун с одного взгляда понимала, что у сына на уме.
- Что случилось? - спросила она.
- Ну, если коротко, то виолончелиста из твоего сына не получится, - ответил Тео и рассказал, почему музыкального кружка больше не будет. - Так обидно, - добавил он. - Мистер Сасстранк прекрасный учитель, обожает свое дело и, по-моему, нуждается в средствах.
- Тео, это ужасно…
- Мы говорили с миссис Глэдвелл. Оказывается, распоряжение о сокращении бюджета поступило из городского департамента образования. Преподаватели-консультанты, уборщица, персонал столовой. Все очень плохо, но директриса вынуждена подчиниться. Она предложила нам подать жалобу в школьный комитет, но если в бюджете денег нет, значит, их нет.
Миссис Бун развернулась на стуле к металлическому шкафу и начала что-то искать. Когда документы искал мистер Бун, он начинал рыться в стопках разрозненных бумаг, хаотично громоздившихся у него на столе. Дела в его кабинете лежали и под столом, и у стола, и верхние документы нередко соскальзывали на пол, да там и оставались. Кабинет миссис Бун был подчеркнуто современным и аккуратным, здесь все лежало на своих местах. Кабинет мистера Буна был старым, скрипучим и захламленным, однако Тео много раз убеждался, что отец способен отыскать нужный документ почти так же быстро, как и мать.
Миссис Бун повернулась на стуле, перелистывая какую-то папку.
- На прошлой неделе приходила молодая женщина по поводу развода. Очень печальный случай. Ей двадцать четыре, маленький ребенок и скоро будет еще один. Единственный кормилец семьи - ее муж, полицейский стажер. Они едва сводят концы с концами, развод им просто не по карману. Я посоветовала ей сходить к брачному консультанту и попытаться спасти семью. Вчера она позвонила - мужа сократили. Мэр приказал всем без исключения департаментам сократить бюджет на пять процентов. У нас в городе шестьдесят полицейских, значит, трое потеряют работу. Один из них муж моей клиентки.
- И что ей делать? - спросил Тео.
- Попытаться как-то продержаться, я не знаю. Очень печальный случай. Клиентка говорила, ей кажется, еще вчера она была в десятом классе и мечтала о колледже и карьере, а сейчас живет в постоянном страхе и не знает, что с ней будет завтра.
- Так она училась в колледже?
- Начала, но материальное пособие урезали.
- И здесь урезали! Мам, что происходит?
- В экономике бывают подъемы и спады. В хорошие времена люди зарабатывают и тратят больше, а значит, и город получает больше денег в виде налогов с продаж, имущественного налога, от…
- Я не совсем понимаю, что такое имущественный налог.
- Это очень просто. Вот мы с твоим отцом владеем этим зданием. Это недвижимость. Земля и строения относятся к недвижимому имуществу, тогда как автомобили, яхты, мотоциклы и грузовики - движимое имущество. Они тоже облагаются налогом, но вернемся к нашему зданию. Каждый год город его оценивает. Сейчас здание стоит четыреста тысяч долларов - гораздо больше, чем мы заплатили за него много лет назад. По результатам оценки город устанавливает ставку налога. В прошлом году ставка составила один процент, то есть мы заплатили четыре тысячи. То же самое и с нашим домом, правда, с жилья берут чуть меньше - мы платим около двух тысяч. Что касается личной собственности, у нас есть два автомобиля, за которые мы платим примерно тысячу долларов. Итого мы платим городу семь тысяч в год.
- И куда идут эти деньги?
- В основном на школы, но из налогов также оплачивается пожарная охрана, полицейский участок, больница, парки, зоны отдыха, уборка улиц, вывоз мусора и много чего еще.
- А у тебя есть какое-нибудь право голоса, куда направлять эти деньги?
Миссис Бун улыбнулась:
- Чисто номинальное. Мы избираем мэра и членов городского совета, теоретически они обязаны к нам прислушиваться. Но в жизни, получается, мы просто платим деньги и надеемся на лучшее.
- Вам неприятно платить налоги?
Снова улыбка в ответ на наивный вопрос.
- Тео, платить налоги никто не любит, но при этом все хотят хорошие школы, тренированных полицейских, квалифицированных пожарных, красивые парки, современное оборудование в больницах…
- Так ведь семь тысяч в год - это немало!
- Тео, семь тысяч долларов - это только городские налоги, а еще мы платим округу, штату и Дядюшке Сэму в Вашингтоне. Сейчас в экономике резкий спад, сокращения идут во всех государственных структурах, не только у нас в Страттенберге.
- Значит, дела везде плохи?
- Ну, мы видали и похуже. Есть ведь и менее защищенные группы населения, как учитель Сасстранк или моя молодая клиентка. Когда работы лишаются наши знакомые, проблема вдруг становится реальной.
- А экономический спад скажется на доходах нашего "Бун энд Бун"?
- Еще как, особенно на бизнесе твоего отца. Люди почти не покупают дома и ничего не строят, сделок с недвижимостью мало. Но об этом не стоит волноваться, мы это много раз проходили.
- Просто это как-то несправедливо.
- А никто и не говорит, что жизнь справедлива.
Зажужжал мобильный: пришло сообщение от Эльзы.
- Мне нужно ответить на звонок. Папа тебя ждет.
- Ладно, мам. Что на ужин?
Это была шутка. По средам Буны обычно заказывали еду в "Золотом драконе". Миссис Бун, при ее занятости, не хватало времени на готовку.
- Креветки в кисло-сладком соусе, - отозвалась она.
- Отлично. - И Тео с Судьей поднялись и вышли из кабинета.
Глава 4
В последний момент Тео отказался от кисло-сладких креветок в пользу хрустящей говядины, одного из любимых кушаний Судьи. Отец заехал в "Золотой дракон", и ровно в семь вечера Буны с деревянными подносами заняли места перед телевизором. Мистер Бун благословил трапезу стандартным "благодарим тебя, Господи", и все приступили к еде. Судья терпеливо ожидал у стула Тео, тоже готовый подзакусить.
Пульт от телевизора был у миссис Бун. Несколько месяцев назад после продолжительной дискуссии Буны пришли к соглашению о ротации: по средам пульт достается следующему члену семьи, а остальные не возражают. Отправив в рот несколько ложек и снова похвалив дебаты, миссис Бун наконец включила телевизор и принялась рассеянно просматривать каналы. Звук был выключен; тишину нарушало лишь чавканье Судьи, уписывавшего хрустящую говядину. Когда пульт доставался мистеру Буну или Тео, на экране сразу появлялся повтор "Перри Мейсона", но миссис Бун переключала каналы довольно равнодушно. Она мало смотрела телевизор и старалась держать и сына от него подальше.
Наконец она выбрала "Страттенберг сегодня", слабенькие местные новости (обычно новостей в городке не бывало), и прибавила громкость. На экране возникло неискренне улыбающееся лицо губернатора. Репортер за кадром говорил:
- Сегодня наш город посетил губернатор Уоффлер и объявил, что наконец-то начинается строительство нового шоссе Ред-Крик, восьмимильной кольцевой автотрассы вокруг города. Проект уже не первый год вызывает ожесточенные споры - строительство обойдется в двести миллионов долларов, но сейчас губернатора Уоффлера поддерживают бизнес-лидеры и официальные лица. Губернатор отдал распоряжение начальнику транспортного департамента сделать объездное шоссе приоритетом и изыскать средства для строительства. - Камера отъехала, и стало видно, как губернатор говорит в микрофон, а за ним стоит группа серьезных людей в костюмах.
- Ушам своим не верю, - вырвалось у миссис Бун.
- Что за шоссе? - спросил Тео.
- В данном случае речь идет о дороге в никуда, которая обойдется в двести миллионов долларов и позволит грузовикам сэкономить минут пять, не проезжая через Страттенберг.
- А еще это остро необходимое четырехполосное шоссе, с появлением которого на Бэттл-стрит исчезнут пробки, - вмешался мистер Бун.
- А еще это экономически нецелесообразный проект. Пять лет назад консервативная группа налогоплательщиков - между прочим, твои единомышленники, Вудс, - назвала этот проект третьим по величине разбазаривания бюджетных средств в Америке.
- А торговая палата пришла к выводу, что вечные пробки на Бэттл-стрит тормозят развитие города, - не сдавался мистер Бун.
- Двести миллионов долларов за пять минут, - вздохнула миссис Бун. - Невероятно!
- Нельзя стоять на пути прогресса, - изрек мистер Бун.
Повисло напряженное молчание.
- Извините, что спросил, - только и сказал Тео.