Были еще вполне реальные встречи у костра в "Артеке", куда нас впускали с нашими палатками в обмен на тематическую беседу. Помню, как Лешка Агеев с умопомрачительно серьезным видом рассказывал, что наша школа носит имя Ларисы Рейснер, первой женщины-комиссара, и что мы сами приехали в Крым на средства, вырученные от продажи собственноручно выращенных яблок. Если учесть, что в нашем школьном дворе росли только березы, то собранный урожай принимал какие-то невероятные формы, граничащие с мировыми открытиями в лучших мичуринских традициях. Обо всем этом в дневнике было рассказано с переменой мест слагаемых, от которой сумма нисколько не изменилась - это нам, московским школьникам, юные артековцы вещали и о Рейснер, и о яблоках.
Особой гордостью нашего дневника стало описание реального события - посещения матери
Павлика Морозова. Это была древняя старушка с седым пучком и трясущимися руками. Она сидела на чисто выскобленной деревянной скамье в комнатке с аккуратными тюлевыми занавесочками и портретом Павлика на стене в громоздкой раме. Разглядывая свои узловатые руки, монотонно, в миллиардный, видимо, раз рассказывала она содержание официального мифа. Казалось, она уже не совсем понимала, почему ее убитый сын вызывает такое восхищение бестолковых, шумных и равнодушных ребятишек. Она отбывала свой срок - так позже я смог определить ее роль хранительницы музея, где сам Павлик никогда не бывал, - переехав в Крым спустя несколько лет после его смерти.
Саня Лушников между тем продолжал:
- В общем, доставали они нас почти полгода. Главное, непонятно было, с какой стороны их брать и как. Все члены банды были местными, керченскими, и с детства знали каменоломни как свои пять пальцев. Потом выяснилось, что все они были из одной школы и чуть ли не из одного класса. Костяк банды состоял из пятерых мужиков и трех девиц. Они оборудовали себе логовище в глубине лабиринтов, устроили все по последнему слову техники...
- У них там даже унитазы голубые были, - вставил, посигналив какому-то дочерна загоревшему прохожему, Герберт.
Да что там унитазы... Они расширили один из заброшенных входов в каменоломни и проложили от него дорогу в глубину. С внешней стороны этот вход хорошо маскировался, но знающий человек мог въехать под землю прямо на машине. У них там и гараж был для полутора десятков ворованных машин. Выбирали, скорее всего, по личному вкусу. Наверное, у Брежнева коллекция была не намного лучше. Несколько "мерседесов" разных моделей, спортивный "ягуар", серебристый "порше", три "джипа" (на них-то они и совершали свои бандитские вылазки), один "кадиллак", не говоря о прочей мелочи. Ну, а таких, как наша сегодняшняя, они просто не брали. Мы так до конца и не выяснили, сколько же машин они успели продать. Схема их действий была гениально проста...
Лушников поднял вверх большой палец, отдавая должное бандитской сметке:
Вы, наверно, можете представить себе, на каких автомобилях теперь приезжают туристы из России - себя показать и поразвлечься. Наши бандитские девицы прекрасно играли роль приманки. Я их видел, девочки - высший класс. Они знакомились с парнями, прибывшими на "чероки" или "мерсе", через день-другой предлагали им устроить роскошный пикник в каком-нибудь только им известном местечке на диком берегу, где никого нет и можно расхаживать хоть нагишом. И здесь они не обманывали - "клиенты" возвращались и впрямь нагишом. Даже очень "крутые" и вооруженные оказывались в конце концов беззащитными перед приятелями девочек, которые предварительно прятались в укромных местах. Они никогда не торопили события. Пикник шел своим чередом, с выпивкой, купаниями в чем мать родила, жаркой любовью на бережку. Когда человек голый, ему не к чему пушку привязать. Так что керченские ребята с "Калашниковыми", вовремя окружив веселую компанию, сопротивления особенного не встречали. Первым делом они, конечно, собирали оружие, если таковое имелось, потом все деньги и всю одежду. Загружали добычу в машину и на ней спокойно уезжали, причем "благородно" оставляли ограбленным немного денег, чтобы те могли добраться до мест более цивилизованных на какой- никакой попутке. Все эти истории доставили много радостных минут местной милиции. Представьте себе, как стоят на дороге и голосуют, например, трое мужиков с лопухами вместо плавок... Каждый раз место "пикника", естественно, менялось.
- Как же вы их выкурили из-под земли-то, ваших детей подземелья? - поинтересовался Ломанов.
В таких делах главное - иметь везде своих людей. Керченские следователи взяли одного типа из банды Башмакова. В ответ на обещание скостить ему немного срок он навел на место дислокации конкурирующих бандитов. Ими, кстати, многие были недовольны. Дело в том, что в их лапы зачастую попадали друзья местных мафиози. Сами должны понимать, кто нынче на "ягуарах" из Москвы приезжает. Вот вы же на нашей развалюхе едете... Мы примерно знали, в какой части каменеломен они оборудовали свое убежище, но там столько входов-выходов, что так просто никого оттуда не выудишь. Пришлось привлечь воинскую часть и спецназ. Направленными взрывами и гранатометами завалили обнаруженные выходы, несколько дней бросали туда на закусь то шашки дымовые, то гранаты со слезоточивым газом. На третий день под землю пошел спецназ. Тогда уже почти точно было известно, где конкретно они прячутся. Никто не ушел. Хотя отстреливались они отчаянно. Вот такие у нас пироги, дорогие мои москвичи, - с нарочито московским аканьем закончил Лушников.
Мы въезжали в Севастополь.
...Лушников, пока мы проезжали через центр города, где все выдавало присутствие флота - и множество морячков в красивой белой форме, и запах моря, и силуэты кораблей вдали, сообщил нам, что мы едем на самом деле за город. Оказалось, что Герберт, наш молчаливый шофер, будет нашим хозяином.
- Понимаешь, Сашок, - доверительно сказал мне Лушников, - сначала хотели поселить вас в гостинице штаба флота. Но там каждый новый человек что волосок на лысине. А на этого лейтенанта, Сотникова, похоже, было преднамеренное нападение. Береженого Бог бережет. Неизвестно, что за интересы в этом деле у особистов и их коллег. Теперь у нас масса "безопасностей" - флотская, русская, украинская. У семи нянек, как говорили наши предки до первой пятилетки, дитя без глазу. С одной стороны. С другой - топтунов в три раза больше. Интересов, сами понимаете, много разных, а я за вас головой отвечаю. Да и пляж там рядышком, всегда между делом искупаться успеете.
Машина остановилась на пригородной цветущей улочке. Близость моря, шуршащего где-то совсем близко, не дала палящему солнцу выжечь местные виноградники. Их здесь было множество. В "нашем" дворе уже наливающиеся соком гроздья висели прямо над головой. Я позволил себе отщипнуть одну ягодку, но она оказалась совершенно кислой.
Герберт представил нас своей жене Оксане, полной, жизнерадостной хохлушке. Та, наметанным взглядом окинув всех троих, выделила Сереже малюсенькую комнатку в доме, рядом с кухней, а нас с Мариной провела в глубину сада, в отдельно стоящий сарай, оборудованный на манер мастерской-музея.
- Это Гера сам вырезает, - смущенно объяснила она присутствие в этой мастерской роскошных моделей кораблей.
Был здесь и старинный фрегат с шелковыми парусами, и крейсер начала века, похожий на печально знаменитую "Аврору", и даже атомный ледокол "Ленин".
- Они плавают? - с искренним восхищением поинтересовалась Марина у подошедшего Герберта.
- Корабли, извиняюсь, не плавают, а ходят. Эти - все действующие, а крейсер "Апостол Андрей" и ледокол "Владимир Ильич" даже радиоуправляемы. Будет время - я вам покажу, - пообещал Герберт.
Оставив Ломанова с Мариной на попечение Оксаны и моря, мы с Лушниковым и Гербертом отправились в военный госпиталь.
Сотников лежал в отдельном боксе, под капельницей. Посетителей к нему не пускали, хотя он выглядел вполне сносно. Во всяком случае, впечатление умирающего он не производил.
- Сейчас говорить с ним бесполезно, - объяснил нам лечащий врач Сотникова капитан третьего ранга Грызун.
Он так и представился: "Грызун". Я, будь помоложе, может, и прыснул бы в кулак, но служба сводила меня с людьми, носившими такие экзотические фамилии, что я к подобному почти привык.
- Пациенту полчаса назад дали сильное снотворное. Очень сильное, точнее наркотик. Омнопон. По личному распоряжению главврача. Лейтенанта сильные боли мучили. - Грызун, как бы извиняясь, развел руками.
В его глазах я уловил какое-то странное выражение: то ли жалости ко мне, то ли сочувствия.
Собственно, врач мало что мог добавить к тому, что рассказал мне Лушников по дороге в госпиталь.
Все произошло в кафе "Марс", где каждый вечер собираются свободные моряки и еще более свободные гражданские. Пьют, танцуют, веселятся. Скандалы, конечно, бывают, но не слишком часто - большинство посетителей друг друга знают если не по имени, то по меньшей мере в лицо.
Армейский лейтенант, затеявший драку, пришел один. Он мрачно пил за угловым столиком. Пил, кстати, как потом выяснилось, не водку, а минералку.
Когда пришел Сотников с девушкой Галей и своим другом мичманом Петренко, народ гулял вовсю. Вновь прибывшая компания заняла столик около стойки бара. Армейский лейтенант, словно специально их поджидавший, пересел за соседний от них столик. Как рассказывали свидетели, никакого повода для скандала не было. То ли армейский лейтенант что-то тихо сказал Сотникову, то ли Сотников сказал что-то ему... Но, извинившись перед друзьями, Сотников с лейтенантом вышли на улицу.
Друзья особо не беспокоились, все еще были совершенно трезвы: мало ли зачем вышли два лейтенанта. Первой спохватилась Галя.
Сотникова нашли на хозяйственном дворе кафе, истекающего кровью. Он был ранен в живот. Выстрела никто не слышал - слишком громко играла в кафе музыка. Загадочного лейтенанта и след простыл.
Раненого подоспевшая "скорая" отвезла в госпиталь...
- Ему, если можно так выразиться, повезло. Пуля прошла навылет и не задела жизненно важных органов, - так Грызун определил состояние здоровья своего пациента.
Сергей с Мариной успели уже вдоволь накупаться и сияли молодостью и здоровьем, как новые полтинники. Чтобы не завидовать понапрасну, я решил срочно последовать их примеру. Они согласились составить мне компанию. Оксана крикнула нам вслед, чтобы мы не особо задерживались, так как она уже готовит ужин.
Вся суета отступила перед морем. Огромное, темное, с лунной дорожкой до самого горизонта, оно обволокло меня серебристыми пузырьками. Усталость выходила из меня прямо-таки физически, отступала и неясная тревога - не вовремя выданное снотворное, непосредственно перед нашим приходом, какая-то машина, то ли случайно, то ли намеренно следовавшая за нами от самого госпиталя почти до дома, недобрые предчувствия... В общем, что-то мне во всем этом не нравилось. Возможно, я просто слишком устал. Но море, море...
На ужин нас поджидали вареники с вишнями. Роскошное блюдо! Особенно в сочетании с домашним темно-красным, чуть вяжущим виноградным вином. Я даже подумал про себя, впрочем отдавая себе отчет в собственной наивности, что когда-нибудь на старости лет переберусь на юг, к морю. Буду возделывать виноград, давить сок и делать из него вот такое вино. "Размечтался, сыщик, ищи вора!" - осадил меня внутри маленький Турецкий...
Ночь благоухала свежеструганым деревом, виноградной зеленью, вином и, конечно, Мариной.
Глава вторая СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ ХРОНИКИ. ПРОДОЛЖЕНИЕ
- июля 1994 года
Лушников, ночевавший в доме, встал первым и развил бурную деятельность. Настолько бурную и целенаправленную, что мы были готовы к выходу и сознательным действиям уже через полчаса. Удивительный Саня человек, на одной его энергии можно ракету в космос запустить.
Ломанову предстояло опросить друзей Сотникова, мы же с Лушниковым должны были отправляться в госпиталь. Марина ехала с нами. Атмосфера напряженности, оставившая было меня вчера вечером, вновь сгустилась, когда мы выехали с нашей тихой улочки, носившей имя "Виноградная", на городское шоссе. За нами следовала серая "пятерка", настолько явно, что даже Марина обратила внимание. Герберт, как-то хитро проехав через пыльные переулки и полуразрушенные арки, сумел от нее оторваться, но у госпиталя она вновь материализовалась, будто ее пассажиры прекрасно знали, куда мы едем.
В госпитале нас поджидал "сюрприз". Честное слово, это было в духе дурного детектива. Хотя и на собственном опыте я сталкивался с этим нехитрым приемом. Мог бы, в конце концов, предугадать хоть раз в жизни! Но опять оказался идиотом!
Ночью Сотников умер.
По всему выходило, что не по собственной инициативе. Грызун сделал предположение об отравлении:
- Возможно, ему просто сделали укол. Это трудно определить, потому что он у нас и так весь иголками был истыкан.
Дежурная медсестра, рыдая, сказала, что заснула-то ночью всего на полчаса, не больше. Мы оказались у разбитого корыта - труп Сотникова уже увезли на вскрытие, никто ничего не знал, не видел и не слышал...
...Начальник госпиталя, капитан первого ранга Хомяков Илья Ильич, оказался высоким плотным человеком лет сорока пяти, со спортивной фигурой и большими залысинами. Он восседал в своем кабинете, словно на троне, было видно, что здесь он - царь и бог. Однако Хомяков делал вид, что готов ответить на мои вопросы. Даже с удовольствием.
Прежде чем задать первый вопрос, я успел про себя улыбнуться - похоже, что фамилии всех врачей этого заведения из одного отряда. Отряда грызунов. Я бы не удивился, если бы встретил Мышкина, Бурундукова, Суркова и, например, Пасюка. Есть же такая украинская фамилия.
Хомяков заметно нервничал. Он явно собирался выдать мне заранее подготовленный ответ на вопрос об омнопоне, который вкололи Сотникову именно за полчаса до нашего приезда, а также о скоропостижной смерти их подопечного. Но я не люблю домашних заготовок. Обычно более искренне люди отвечают на вопросы неожиданные:
- В ваш ли госпиталь привезли единственного спасшегося матроса с яхты "Глория"?
- Да, - коротко ответил Хомяков.
- Он успел что-либо рассказать?
- Нет. Его доставили в бессознательном состоянии. Он слишком долго боролся за жизнь, на саму жизнь сил у него уже не осталось...
Это был как раз тот случай, когда я мог отдать руку на отсечение, что человек не врет. Об этом он говорил с абсолютно чистой совестью. Все именно так и было. О Сотникове, я был уверен, он ничего не скажет. Возможно, я сгущал краски, но уж больно все это мне не нравилось.
Когда я встал и попрощался, я увидел искреннее изумление на лице капитана первого ранга, так и не преподнесшего мне тщательно сварганенной речи.
Я спустился на этаж ниже, где оставил Марину утешать рыдающую медсестру. Лушников помахал мне из дальнего конца коридора, жестами объяснив, что ждет внизу.
Медсестра сидела в своей дежурке, как бедная родственница, сжавшись в комочек на самом краешке больничной кушетки. Марина нервно ходила из угла в угол и что-то убедительно и быстро говорила ей. Когда я вошел, повисла мгновенная и тяжелая тишина. Обе женщины посмотрели на меня. Сестра - затравленным зверьком, Марина с надеждой и нетерпением. Я тоже молчал.
- Лена, ну вот и Александр Борисович! Расскажи ему сама то, что рассказала мне. Это очень, очень важно. - Марина выделила голосом двойное "очень".
Голос ее звучал не настойчиво, а как-то мягко и твердо одновременно. Я и не подозревал, что в хрупкой, веселой девушке таится такая сила убеждения.
Лена молча показала рукой на дверь. Я понял и прикрыл дверь. Наконец она заговорила.
Лена Красовская заступила на суточное дежурство вчера, в девять часов утра. День выдался обыкновенный. В хирургическом отделении был только один тяжелый больной - молодой лейтенант с пулевым ранением в живот. Дежурство проходило в обычных процедурах: уколы, смена капельниц, измерение температуры. У старшины со сломанной лодыжкой неожиданно разболелось ухо, пришлось вызывать лора из соседнего отделения, в общем, привычная суета.
После отбоя и вечерних уколов отделение наконец стихло. В коридоре погасили верхний свет, и Лена поставила чайник. У нее было полчаса до вечернего фильма. Телевизор стоял в холле. В случае, если какой-нибудь больной нуждался в помощи, звонок она могла услышать.
Чайник закипал, когда в дежурку заглянул новенький медбрат из урологического отделения.
- Позвольте представиться, меня зовут Василий, я теперь этажом ниже, в урологии, обосновался, коллегам можно называть меня Васей. - Он вошел в дежурку с бутылкой красного вина.
Он так широко улыбался, что создавалось впечатление, будто несказанно рад и тому, что работает в урологии, и тому, что его можно называть просто Вася.
- Я теперь здесь, надеюсь, буду долго работать, так что хочу познакомиться со всеми, особенно с такими симпатичными.
- Лена, - представилась она.
Вася был среднего роста, улыбчивый и явно не из тех, кто сразу начинает приставать. Поэтому Лена даже обрадовалась, что будет с кем разделить вечерний чай и поболтать, проигнорировав надоевший телесериал. А уж вино... Ну, такое слабое при привычке-то к настоящему, хоть и разбавленному, медицинскому спирту вообще сущий пустяк. Но приятно.
Она помыла стаканы, разглядывая неожиданного визитера. У него было обычное, чуть скуластое лицо, живые карие глаза. Немного портила его нижняя челюсть, тяжеловатая и слегка выдвинутая вперед. Однако ослепительная улыбка и хорошие зубы скрашивали этот недостаток.
Он сразу стал рассказывать какие-то веселые байки из своей прошлой армейской жизни. Про горячий борщ, который заливали новичкам в сапоги, про тупых старшин и остроумных рядовых. Хотя Лена давно работала в военном госпитале и знала армейский фольклор назубок, она все равно смеялась. Вася разлил по мензуркам вино, и тут ее отвлек звонок больного из шестой палаты.
Она оставила Васю и отправилась туда. Старшина со сломанной лодыжкой и стрелявшим ухом просил обезболивающий укольчик. Лена ограничила его таблеткой анальгина - обезболивающее выдавалось только по распоряжению завотделением или лечащего врача. Потом они с Васей выпили...
- Больше я ничего не помню, словно провалилась в темную яму. - Лена всхлипнула.
- Вы думаете, он подсыпал вам что-то в вино? - спросил я.
- Я уверена. Со мной такого никогда не было.
- Почему же вы сразу нам об этом не рассказали?
Лена посмотрела на дверь, на меня, а потом на Марину, как бы ища у нее защиты.
- Саша, я обещала, что, кроме нас, об этом никто не будет знать, - сказала Марина, успокаивающе поглаживая Лену по плечу.
- Я тоже вам это обещаю, - сказал я.
- Когда утром выяснилось, что Сотников умер, я сразу подумала на этого Васю. Позвонила девочкам из урологии, они сказали, что никаких новых сотрудников у них нет... Я совсем растерялась. Не знала, что делать, куда бежать. Как раз в это время приехал наш главный. Он меня вызвал к себе. Ему я все рассказала. Он велел мне обо всем молчать, сказать, что я случайно заснула. Обещал не увольнять.
Она опять зарыдала, пытаясь сказать что-то еще. Я едва разобрал, что она говорит:
- Так жалко лейтенантика, такой молоденький... Это все я виновата...