Кровавый приговор - Маурицио де Джованни 13 стр.


31

Все началось несколько лет назад - наверное, лет пять, потому что ее дочь тогда была еще маленькой. Старуха, измученная болями из-за артрита, больше не могла заниматься мелкими портновскими работами, которыми раньше зарабатывала себе на бедную жизнь. Однажды, летним вечером, она и Кализе сидели на улице, спасаясь от зноя, и каждая рассказывала другой о своих бедах. И Кализе сказала Нунции, что в детстве научилась гадать по картам. Этому ее научила мать, а мать научилась от бабки, бабка от прабабки и так далее, и так далее с очень древних времен. Нунция уже не помнила, кому из них пришло на ум устроить маленький обман.

В то время недалеко от них жила вдова торговца, которая помешалась на своих умерших родных. Дети для забавы выли у нее под окнами. По утрам после этого вдова, которая встречалась с Нунцией возле тележки с зеленью, говорила привратнице, что отдала бы все что угодно, лишь бы еще хоть раз поговорить с мужем. Все что угодно.

С ней Нунция и договорилась. Сказала, что знает женщину, которая может с помощью карт сказать ей все, что та захочет узнать про тот свет. После многих лет откровенных разговоров Нунция точно знала, что хочет услышать эта женщина, и Кармела сказала вдове все это, но понемногу. Сначала пять лир за раз, потом шесть, потом десять.

Когда вдова умерла, счастливая оттого, что соединяется с верной и любящей душой мужа, который простил ей все измены, предприятие "Нунция и Кармела" уже имело около десяти верных клиентов. И слава о гадалке Кармеле расходилась все дальше.

Делалось это так. Человек слышал о Кармеле и приходил к ней. Старуха говорила, что занята и сможет принять его только на следующей неделе, потом записывала имя, фамилию, адрес и причину прихода: любовь, здоровье, деньги. После этого наступала очередь Нунции. Благодаря густой сети привратниц, парикмахерш на дому и уличных торговок, а также с помощью сплетен она через неделю передавала Кармеле сведения, которые были той нужны, чтобы сообщить этому человеку то, что он хотел услышать, по пять лир за одну новость.

- В конце концов, что плохого мы делали? - сказала привратница. - Люди приходили грустные, а уходили счастливые.

В каком-то смысле она и Кармела творили добро.

Теперь имя Кармелы Кализе стало уже хорошо известно, и клиентов было больше, чем гадалка могла принять. Кроме того, Нунция и Кармела начали иногда сами подталкивать судьбу в нужную сторону, чтобы клиенты сильней верили в ответы карт. Встреча с нищенкой или с мужчиной, маленький несчастный случай. Они устраивали эти мелкие и с виду случайные события для клиентов, а те видели в них важные подтверждения, что карты отвечают правду, потому что хотели видеть. Этим занималась Нунция, иногда прибегая к помощи внештатных работников, которые не просили объяснений. Расследования бывали нужны не всегда. В некоторых случаях старуха освобождала Нунцию от работы - как она говорила, потому, что некоторые клиенты сами сообщали ей то, что ей было нужно. Люди любят изливать душу.

Дело шло прекрасно. Заработанных денег оказалось больше, чем им было нужно, чтобы жить лучше и это не бросалось бы в глаза. Денег было столько, что обеим пришлось придумывать, что с ними делать. А в этом городе с лишними деньгами можно делать только одно - отдавать их под проценты.

Эта карусель начала крутиться примерно полтора года назад. Женщина, которая должна была сделать приданое дочери, служащий, чья жена была больна, торговец, у которого были денежные затруднения. Если бы они не вернули долг с процентами, про это узнали бы все: злые языки не пощадили бы никого. Так что вернуть кредит - самый лучший выход.

Маленькая система работала эффективно: два рода деятельности дополняли один другой и прекрасно вращались один вокруг другого. Никаких трудностей не возникало - до нынешних событий.

Нет, она не имеет представления о том, что Кармела делала с деньгами. Об этом старуха молчала. Сама она всю свою часть клала на счет, который открыла на имя дочери в банке на улице Толедо, - маленькими частями, чтобы не вызвать подозрений. Когда Кармела спросила ее о деньгах, то, услышав ответ, сказала покорным тоном, что, в сущности, они больше похожи друг на друга, чем кажется.

И о том, кто мог убить Кармелу, Нунция тоже не имела ни малейшего представления. Кармела со своими картами не представляла угрозы ни для кого. Она никогда настойчиво не требовала от своих должников уплаты долга и всегда давала им дополнительное время. То есть продлевала срок, но за это немного повышала цену. Нунция не знала никого, кто мог быть убить Кармелу, да еще таким образом. Это было невозможно.

- Значит, - заговорил Ричарди, постукивая пальцами по черной тетради, которую держал перед собой на столе, - вы можете добавить имена, адреса и историю ко всем фамилиям, которые записаны здесь, кто бы это ни был - клиенты по картам или должники по ростовщичеству. И рассказать о всех мечтах, которые вы возделывали и выращивали в людях, чтобы они платили вам деньги.

Нунция опустила глаза под осуждающим взглядом комиссара.

- Да. Обо всех.

- Хорошо. Тогда, Майоне, садись рядом с этой синьорой и запиши имена и адреса всех, с кем Кализе виделась в последний день жизни - накануне того дня, когда было обнаружено ее тело. Завтра приведи этих людей ко мне, по одному. Посмотрим им в лицо. Если это ничего не даст, вернемся назад. И будем искать, пока не найдем нужную мечту - болезненную мечту, которая убила старуху. А я ухожу домой: у меня болит голова.

32

В этот вечер Ричарди больше чем обычно была необходима нормальная жизнь - простые движения, обычные и размеренные. Прикосновение к предметам повседневной жизни - стульям, столу, ножам, вилкам и ложкам, еде. Здоровый ум во взглядах, привычные выражения лиц.

Сегодня он достаточно насмотрелся на слезы, ненависть и смерть. Ему не терпелось оказаться у своего окна.

Ему нужно было успокоить Розу, которая не привыкла, чтобы он возвращался домой так рано. Он сказал ей, что завтра у него будет трудный день и потому он хочет отдохнуть подольше.

Он торопливо поел, немного почитал, послушал радио: передавали большие симфонии, которые каким-то волшебным образом всегда успокаивали его. Он закрыл глаза и представил себе кружащиеся в танце пары, одетые как в кинофильмах - женщины в длинных платьях, мужчины во фраках. Они танцевали на ослепительно-белом мраморном полу, двигаясь по траекториям, которые были известны только им самим, и никогда одна пара не задевала другую. Дамы смотрели в глаза кавалерам; одна рука высоко поднята, ее ладонь лежит в ладони партнера; другая рука поддерживает платье.

В темно-красном кожаном кресле, при слабом рассеянном свете лампы с абажуром, он думал о себе и представлял себе жизнь других людей как огромный бал, на котором люди танцуют в одиночку или парами, каждый в своем ритме, и при этом задевают друг друга. А иногда во время танца они сталкиваются, и кто-то падает. В этом случае кто-то, кому это поручено, должен поднимать упавших и наказывать тех, кто стал причиной несчастного случая. Это скверная работа, но все же ее приходится делать.

В обычное время - может быть, на несколько минут раньше - он встал у окна в комнате, которую освещал желтый свет керосиновой лампы. Лампа когда-то принадлежала его матери. В квартире напротив ужин в маленькой столовой подходил к концу. Все уже вставали из-за стола, чтобы после короткого застолья вернуться к своим делам. Кто-то задерживался чуть дольше и выпивал чашку кофе, а самые маленькие дети съедали по куску сладкого.

Ричарди чувствовал, что настоящая любовь, если она не отравляет душу, может стать двигателем жизни. Наблюдая за соседями напротив, он угадывал их чувства. Рассеянный ласкающий жест, улыбка, дружеский подзатыльник. Обычные и необычные движения. Семья.

Ричарди смог бы многими способами объяснить, как больно бывает человеку, который потерял то, чего никогда не имел. Он не помнил - или помнил только смутно - свою больную мать, не помнил ее ласку, тепло ее объятий. Он мог лишь мечтать о ней.

А в доме напротив женщина, которой он был очарован, осталась, как бывало каждый вечер, хозяйкой кухни и начала приводить ее в порядок. Ричарди следил взглядом за ее знакомыми жестами, как человек слушает любимую пластинку, которую слышал уже тысячи раз. Он предугадывал ее движения, изучал ее шаги.

В своих мыслях он привык называть ее "моя любовь". Он никогда не скажет ей эти слова, потому что, вероятней всего, никогда не заговорит с ней. "Я ничего не смог бы дать тебе, кроме моей боли, - подумал он, - кроме моего до ужаса тяжелого креста".

Он никогда не осмелится подойти к этому крыльцу или попросить Розу узнать что-нибудь о соседях напротив. Тем более никогда не станет расспрашивать о ней какую-нибудь сплетницу из их квартала. Так вести себя невероятно для человека, который по профессии собирает сведения о жизни других людей.

Но ему не было тяжело оставаться вдали. Ричарди предпочитал воображать, мечтать, наблюдать издалека. Однажды встретив ее на улице, убежал прочь и, если бы такое случилось опять, убежал бы снова.

Любуясь точными движениями этой женщины и ее светлым обаянием, Ричарди думал о Кармеле Кализе и Нунции Петроне, продавщицах иллюзий. "Какое ужасное преступление выдавать себя перед людьми за человека, который делает то, что сделать невозможно! Привратница сказала, что люди приходили грустными, а уходили счастливыми. Но какое счастье может принести обман? Ты, у которой такие уверенные и спокойные движения, разумеется, не позволила бы мошеннице запачкать твои мечты лживой игрой. Твои сны похожи на тебя. Они, конечно, нежные, как ты, - негромкие, неяркие и спокойные. Ты уж точно не пошла бы к гадалке, чтобы их истолковать. Еще больше, чем обнять тебя, я хотел бы войти в твои сны. И охранять их для тебя".

Майоне ушел из дома Кармелы Кализе вечером. Теперь у него был список людей, которых Кализе видела в последний день своей жизни. Имена, мечты и адреса. Характеристики посетителей, их семей. И объяснение, что заставило человека выпрашивать, словно милостыню, слова гадалки и платить ей за них огромную цену.

Бригадир их не понимал. Никак не мог объяснить себе, зачем человеку нужно так дорого платить кому-то за чтение судьбы по картам. Или они все богачи? Но похоже, в списке есть и люди, которые зарабатывают свои деньги в поте лица. Продолжая шагать по улице, Майоне тряхнул головой. Нунция Петроне подробно и без утайки сообщила ему все эти данные. У нее настоящий дар вести расследование. Майоне, будь на то его воля, сейчас же принял бы ее в полицию на должность капрала, а то и выше. Среди имен было даже одно, которое, кажется, принадлежало важной особе. Об этом надо будет поговорить с комиссаром: такие люди неохотно идут в управление полиции. Но эти проблемы он начнет разрешать завтра. Сегодня у него есть другие дела.

Бригадир стал подниматься по улице, которая вела в кварталы, немного пыхтя при этом: весил он много, а подъем был крутым. Как обычно, люди, мимо которых он проходил, здоровались и снимали шляпы, но все держались на почтительном расстоянии от него.

Майоне решил зайти в гости, но не к Филомене. Сегодня он не пойдет к ней узнавать, как она себя чувствует и не нужно ли ей чего-нибудь; может быть, завтра. Идти домой он тоже не собирался: было еще рано. И домой ему не хотелось, хотя он не желал признаваться в этом даже самому себе.

Он стал взбираться на холм под проспектом Виктора-Иммануила; этот построенный при Бурбонах проспект кольцом окружал старый город. За переулком Святого Николая Толентинского, в глубине тупика, который кончался уже за городом, в зарослях чахлых кустов, стоял маленький многоэтажный дом. Его узкая и крутая лестница вела в комнату на чердачном этаже, где подоконники были покрыты пятнами голубиного помета. Здесь жил человек, который во многих случаях бывал очень полезен бригадиру Майоне.

Все еще тяжело дыша, Майоне постучался в готовую развалиться дверь. Низкий голос изящными интонациями спросил:

- Кто там?

Он назвал свое имя, и дверь открылась.

- Бригадир! Какая честь! Если бы я знала, что вы придете ко мне в гости, я бы накрасилась и сменила белье.

Трудно было сказать, к какому полу принадлежит этот человек по прозвищу Бамбинелла-Малышка. Черные волосы были собраны в пучок, лишь несколько прядей были оставлены свободными и прикрывали уши. Эти уши были украшены висячими серьгами, а лицо Бамбинеллы было густо накрашено. Одежда - яркий халат, который позволял видеть кружева комбинации. Чулки в сеточку, туфли на высоких каблуках. На щеках под толстым слоем пудры была видна щетина.

- Дай же мне войти! Я сократил себе жизнь на десять лет, когда взбирался сюда.

- Да что вы? Такой красивый и сильный мужчина, как вы, устает от короткого подъема? Располагайтесь как дома. Что вам предложить - заменитель кофе, сладкую наливку?

- Стакан воды. И поторопись: я должен с тобой поговорить.

Майоне познакомился с Бамбинеллой примерно за два года до этого дня, когда ворвался в подпольный публичный дом в Сан-Фердинандо. Это было дешевое заведение, где незаконно занимались проституцией уже немолодые женщины или деревенские девчонки. Среди этих безобразных, скрюченных и старых "синьорин" ярко выделялась красавица с миндалевидными глазами. "Недостаток" стал виден, когда полицейские принялись записывать имена, фамилии и место рождения присутствующих.

Майоне пришлось тогда вмешаться, потому что Бамбинелла, чье настоящее имя ему не удалось узнать, быстро попытался обольстить одного за другим трех конвойных, а потом выцарапать ногтями глаза четвертому.

Следующую ночь мужчина-проститутка провел в камере предварительного заключения при управлении полиции и непрерывно плакал, разговаривал или кричал на всех.

Майоне отпустил его и ответственность за это взял на себя. В конце концов, думал бригадир, формально этого мужчину никак нельзя назвать проституткой.

Слушая его долгий бред, полицейский понял, что этот продажный мужчина знает много, даже очень много. И что в благодарность за свое освобождение станет ему полезным информатором.

С тех пор Майоне использовал эту благодарность - экономно, но продуктивно. Несколько раз именно сведения, полученные от Бамбинеллы, имели решающее значение. Бригадир приходил за ними в комнату на чердачном этаже, где Бамбинелла продолжал заниматься своим ремеслом, но уже не так открыто. Майоне закрывал один глаз, и Бамбинелла начинал шептать ему на ухо.

33

Море хлестало волнами скалы на набережной Караччиоло примерно с семи часов вечера. Недавно волнам пришел на помощь ветер, и теперь брызги взлетали так высоко, что были видны с балконов улицы Генерала Орсини в квартале Санта-Лючия.

Руджеро Серра ди Арпаджо повернулся к морю лицом, чтобы чувствовать на коже первое дыхание весны, которое шло от воды. Весенний ветер показался ему угрожающим и не принес успокоения, на которое он надеялся.

Он не мог опоздать надолго. Он не знал, что произошло, но в любом случае это произошло быстро. Газета сообщила о некоторых известных ему подробностях, но о других умолчала. Он не слишком верил в государственную полицию и в судебные органы тоже: он каждый день имел дело с обеими этими службами на протяжении многих лет - больше, чем он любил вспоминать. И всегда представлял их себе в виде большого зверя, который медленно плетется по дорожке стадиона и не способен дойти до финиша.

А в последние годы эту машину еще более затормозила политика, которая замедляла ее ход и изменяла маршрут в своих целях.

Сейчас на кону стояло все, что он создал. В очередной из множества раз он проанализировал возможный ход событий. Он мучился от страха и тоски, как мышь в мышеловке. Вспомнил о крови и закрыл глаза, чтобы подавить приступ тошноты. Одно дело хладнокровно говорить об этом с виновниками преступлений, которых он защищал от осуждения, - с состоятельными подонками, готовыми заплатить за свою свободу. И совсем другое дело оказаться внутри этого.

Столько крови! Он инстинктивно взглянул на свои ноги: они были босые. Он так и не обулся с тех пор, как вернулся домой и снял грязные ботинки. Он должен избавиться от них и сделать это лично: он не может никому довериться.

Он вдохнул ласковый ветер. Нестерпимая тоска, которая сжимала ему горло и мешала дышать, была вызвана не чем-то, что могло случиться с ним. Она возникла из-за того, что сделала Эмма. Для того чтобы получить ответ, он должен заставить себя выйти из дома и пойти в театр. Сегодня же вечером.

Было слышно, как где-то за городом лает собака. Бамбинелла сидел в маленьком кресле китайского стиля, сдвинув ноги и сложив руки на животе, как примерная девочка.

- Итак, бригадир, что вы мне скажете? Вы решили наконец попробовать что-то новое? Вы же знаете, для вас все бесплатно.

- Послушай, Бамбине, я еще не закончил пробовать обычные удовольствия. Разве я могу хотеть других? Ты же знаешь, что я здесь по обычной причине - по работе.

Мужчина-проститутка фыркнул от смеха - получилось изящно.

- Ох, Пресвятая Дева! Какая это скука - всегда одна работа. Возьмите наконец себе отпуск на полчаса! Такой красивый мужчина, как вы, такой мужественный, столько волос! Еще несколько волосков на голове вам бы не помешали, верно?

- Поосторожней, а то добьешься того, что я тебя ударю. Ясно? Мои волосы - не твое дело, и в любом случае они растут там, где должны расти. Думай о своих волосах: у тебя лицо синее.

- Знаю, знаю, бригадир, что у меня растет такая борода, которая видна всегда. Еще одна причина, по которой мне нужно гримироваться. Итак, как идут ваши дела? Я слышал от своих подруг из квартала Санита, что вы выясняете, кто убил донну Кармелу, которая гадала на картах. Это верно?

- Ну и город! - Майоне развел руками. - Чихнешь на вокзале, а в Вомеро кто-то скажет тебе "будь здоров". Да, мы расследуем это дело. Ты что-то знаешь?

- Нет, бригадир. Тут я ничем не могу вам помочь. Мало того что это не моя часть города - там живут одни вонючие оборванцы. Я и не слышал ничего. Я только знаю, что она от нечего делать немного занималась ростовщичеством. Это вам известно?

- Да, это мы уже знаем. А что еще ты знаешь?

- Она неплохо гадала. Одна моя приятельница из Санта-Терезы пошла к ней погадать о своем любимом. Он сказал этой девушке, что работает на стройке в Джульяно и не может встречаться с ней по вечерам. Та раскинула карты и сказала ей, - тут Бамбинелла прищурил глаза и заговорил глухим замогильным голосом, словно сам смотрел в хрустальный шар, - "Следи за ним, и хорошенько следи! Он бывает не в Джульяно, а ходит в комнату над публичным домом на улице Елены". Эта девушка отправилась туда и увидела, как он выходит рука об руку с проституткой! Она хотела изрезать бритвой лица и той шлюхе, и ему. Понадобились три человека, чтобы ее удержать. Гадалка хорошо знала свое дело. Но я не скажу вам, кто мог ее убить.

- Да, - удивленно покачал головой Майоне. - Люди действительно глупы. Как можно верить в такое? Кализе их надувала. Она собирала о них сведения, как я собираю через тебя, и на этой основе составляла свои предсказания. И зарабатывала на тех, кто ее слушал.

Бамбинелла посмотрел на свои покрытые лаком ногти и вздохнул.

- Бригадир! Людям нужно во что-то верить. Вы никогда не испытывали такую необходимость?

Назад Дальше