– Не волнуйся, – пообещал Дмитрий, прихлебывая горький напиток, у которого приятным был только запах. – Видео – не наш с Серегой конек, но у нас в конторе есть отличные специалисты, которые легко во всем разберутся и достоверно скажут, что тебя напугало и вызвало головную боль и тошноту.
Он воткнул флэшку в свой ноутбук, который принес с собой, крикнул Сергея, и они уселись перед экраном, что-то рассматривая. Ариадна бросила испуганный взгляд, но это было явно не привычное ее глазу изображение, а нечто другое.
– Да, – вынесли они вердикт. – Стандартная запись с камеры подверглась специальной обработке – на изображение было что-то наложено. Мы все конфискуем, – они имели в виду то, что было записано на флэшке, – разложим на объекты и доложимся в самое ближайшее время, что ты просмотрела на самом деле.
Ариадна не возражала – пусть делают с флэшкой, что захотят. Во всяком случае они не опровергли ее догадки, что записи обрабатывались. Было бы еще неплохо увести из кабинета Тима ее рабочий ноутбук, который она под одним из кресел спрятала. Но Дмитрию с Сергеем побоялась об этом говорить, не хотелось подставить их – эти двое любопытные, всяко полезли бы на рожон, а тут хитростью надо действовать.
Несколько позже приехал Валерик. Запершись в одной из комнат, все четверо, он, Дмитрий, Сергей и Кондрат Семенович, долго о чем-то беседовали, оставив Ариадну одну перед монитором видеокамеры. Затем снова ужинали и пили уже настоящий кофе, так как Валерик, как он выразился, быстрорастворимую бурду терпеть не мог.
Потом перед воротами "избушки" остановилась машина, из которой вышла Татьяна. При желании и ее автомобиль можно было загнать во двор, но она сказала, что ей надо вернуться назад в город, поэтому бросила свое транспортное средство под забором.
Вся честная компания расположилась в гостиной, приготовившись выслушать женщину, но та отмахнулась от них, заявив, что у нее конфиденциальный разговор к Ариадне.
Теперь они вдвоем заперлись в спальне, которую выделили Ариадне.
– Мне с большим трудом удалось взглянуть на вашу детскую медицинскую карту, – заявила Татьяна с порога. – Повезло, что в архиве работала моя бывшая коллега и хорошая знакомая. Сделать полную копию карты не представлялось возможным, но кое-что все же удалось переснять на телефон. – Я буду рассказывать, а вы меня поправите, если что-то не так я поняла.
Ариадна кивнула.
– Вам полных тридцать лет…
Ариадна снова кивнула.
– Я врач, пусть и бывший, меня заинтересовало, чем вы болели в детстве, что у вас такая раздутая карта. И представьте себе, ничего не нашла. В аварию, где погибли ваши родители, вы попали в возрасте трех лет. У вас была повреждена нога и сильно рассечена щека с губой. Никаких серьезных травм больше вы не получили. Вы хромаете, потому что вам непрофессионально наложили гипс, а губа чуть вздернута, так как в той больнице, куда вас привезли сразу после аварии, даже дежурного врача не оказалось, только фельдшер. Он и швец, и жнец, и на дуде игрец. Все, что мог, он сделал. Кстати, он жив, прекрасно вас помнит, точнее ту маленькую девочку, которой он оказывал первую помощь. Вы в той больнице провели довольно много времени, пока решалась ваша судьба – детдом или опекунство бабушки. Она на тот момент оказалась единственной близкой вашей родственницей.
– У меня же были еще дедушка и бабушка, – жалобно проговорила Ариадна.
Он прекрасно помнила, хотя была тогда совсем маленькой, как сначала прыгала на одной ноге по коридору, а потом бегала по палатам, когда сняли гипс. Женщины заплетали ей косы, делая бантики из бинтов. Однажды одному из больных привезли целую авоську апельсинов, она подошла к его тумбочке и потрогали их пальцами – большие круглые, они пахли невероятно вкусно, а ей никто ничего не приносил, и на обед ее ждала лишь каша-размазня. Мужчина дал ей один апельсин, она потянулась за вторым. Недолго думая, он отдал ей всю авоську. А потом она покрылась сыпью, и ей ставили уколы.
– В России не оказалось никого, – ответила Татьяна. – Другие родственники только-только выехали за границу, и им было не до маленькой осиротевшей девочки.
Ариадна грустно вздохнула – ну ладно тогда, почему позже, когда она подросла, они не пытались связаться ни с ней, ни с бабушкой.
– Не знаю, – словно прочитав ее мысли, ответила Татьяна, – с этим придется еще разбираться. Но вернемся к вашей медицинской карте. Вы были абсолютно здоровым ребенком.
– Я вам говорила об этом, – усмехнулась Ариадна.
– А вот ваша бабушка в этом совершенно не была уверена, – сказала Татьяна. – Она непрерывно таскала вас по врачам и больницам. Зачем она это делала, осталось для меня загадкой.
– Можно поинтересоваться у нее, но это дела давно минувших дней, – пожала плечами Ариадна. – На самом деле я не помню, чтобы бабушка меня водила по больницам. Даже освобождение от физкультуры, справку из диспансера, она приносила мне сама, я ни разу туда не ходила.
– А теперь смотрите, – Татьяна передала Ариадне свой телефон с фотографиями из ее детской медицинской карты.
Мы видим то, что ожидаем увидеть, но не обязательно правду.
Ариадна ничего не понимала: дата, дальше описание приема у психиатра, ровно через месяц снова прием у психиатра, опять через месяц прием у психиатра. Направление на комиссию.
– Я не вижу фамилии врача, – взволнованно произнесла она и испуганно взглянула на Татьяну.
– Саймон, – ответила та, – вас поначалу по нескольку раз в месяц водили к этому, этой Саймон, а потом визиты прекратились. Ваша бабушка сделала еще несколько попыток показать вас другому психиатру, но ее завернули на комиссии – вы здоровы.
– Ничего не понимаю, – потрясла головой Ариадна. – Я должна была помнить, что меня куда-то водили и кому-то показывали. Последняя дата на заснятых вами выписок из карты – девяносто восьмой год. Мне уже в то время было двенадцать лет. Я же не маленькая девочка, чтобы ничего не помнить.
– Вы читайте, читайте дальше, – посоветовала ей Татьяна.
Шизофрения… Диагноз был выведен крупными буквами и обведен красным.
– Это не моя медицинская карта, – потрясла головой Ариадна. – На последнем приеме перед комиссией, поставившей мне этот страшный диагноз, написано, что я ощущаю себя другим человеком, а именно Жанной Кузнецовой. Я не знаю, кто такая Жанна Кузнецова.
– А теперь смотрим на обложку вашей медкарты, – Татьяна, как фокусник, перелистнула несколько фотографий. – Написано ваше фамилия, имя, отчество. Все верно. И дата вашего рождения.
Ариадна кивнула.
– Это не мой адрес, – сказала вдруг она радостно. – Мы с ней полные однофамильцы. Я прописана совсем по другому адресу.
– Нет, – покачала головой Татьяна. – Это ваш адрес. Там когда-то жили ваши родители, и вы оставались прописаны до момента получения вами паспорта. А потом бабушка вас прописала у себя.
– Ничего не понимаю.
Ариадна удивленно взглянула на Татьяну.
– Вам этот адрес ни о чем не говорит? – спросила та.
– Черт! – выругалась вслух Ариадна. – По этому адресу проживает сейчас Тимофей Кузнецов, мой нынешний работодатель, – протянула она. – И я несколько раз за последнее время была в этой самой квартире. Ничего не понимаю, – повторила она снова.
– И имя Жанна Кузнецова вам ни о чем не говорит? – поинтересовалась Татьяна.
– Вообще ни о чем, – пожала плечами Ариадна. – Кузнецов и Кузнецов – только и всего.
– Вот! – вскричала Татьяна радостно. – Я тоже за это зацепилась. А дальше все пошло раскручиваться, как по маслу. Итак, вас долго не забирали из больницы после аварии. Почему? Мне этот вопрос не давал покоя. Пришлось покопаться. Ваша бабушка не ваша бабушка.
– Как не моя? – опешила Ариадна. – Она меня вырастила, выучила.
– Очень просто, – усмехнулась Татьяна. – Эта женщина была женой вашего дедушки, но не являлась матерью вашего отца. Она его мачеха.
– Зачем же она меня тогда взяла к себе? – удивилась Ариадна.
– Это может сказать лишь твоя бабушка, – ответила Татьяна, – но думаю из-за пенсии, которую она получала на тебя пятнадцать лет и… квартиры, которую приватизировала в обход тебя и продала.
– А деньги куда в таком случае дела? – равнодушно поинтересовалась Ариадна. В ее понимании большая трехкомнатная квартира в центре города должна стоить немало.
– Спроси у бабушки, – посоветовала Татьяна. – Я могу только строить догадки, а они, скорее всего, окажутся неверными. Давай вернемся к фактам.
– Давай, – вяло согласилась Ариадна. Ее уже, честно сказать, мало что интересовало – ее никогда не любили, всю жизнь обманывали, вот что было по-настоящему страшно.
– Итак, имя было одно, а девочек две. Одна из них – абсолютно здоровая Ариадна, то есть вы, а вторая страдала психическим заболеванием. Это медицинский факт и никуда от него не деться. Медицинских карточек тоже оказалось на удивление две – твоя настоящая, по которой ты посещала врачей, находилась в поликлинике по месту прописки бабушки, там, действительно, оказалось совершенно мало записей, как и должно быть у практически здорового ребенка. Осталось найти эту второю Ариадну или Жанну. Эта задачка оказалась не из легких. Помог, как всегда в таких делах, случай.
Ариадна понимающе кивнула.
– Помнишь, – Татьяна щелкнула пальцами. Ариадна тоже так часто делала, когда хотела привлечь внимание своей бывшей уже воспитанницы. – Тебя интересовала некая Офелия Грей. Так вот, это третье имя Жанны Кузнецовой.
– Что? – Ариадна ошалело уставилась на Татьяну.
– И ко всему прочему она родная сестра Тимофея Кузнецова и внучка Нинель Артуровны Саймон, которая безрезультатно пыталась лечить ее от шизофрении.
– Так что получается, Тим не ставил над ней эксперименты, он ее лечил? Он не предполагал, что эксперимент ее убьет? Или не исключал такой возможности? – проговорила Ариадна негромко, вспомнив вдруг о самоубийствах подростков. Может, он и ее пытался лечить, считая ее больной, было же известно, что все девушки, работавшие у него помощницами, мягко сказано, были с изюминками? Или все же избавлял мир от таких, как Ольга и его сестра? Кто он Минотавр, запутавшийся в Лабиринте своих умозаключений или все же Асклепий?
– Об этом следует расспросить Тимофея, – ответила на ее риторические вопросы Татьяна, – после того, как ребята-программисты разберутся с записями и скажут могли те лечить или все убивали тех, кто их просматривал.
Ариадна зажмурилась, пытаясь осмыслить услышанное. Какая все же непростая штука – жизнь. И почему в ней порой все так запутано? Казалось бы… Есть белое и черное, но кто-то зачем-то выдумал серое. Есть да и нет. Но люди говорят "наверное", "может быть"…
Последним приехал Филимон. Он не стал дожидаться, пока Татьяна с Ариадной наверху обо всем переговорят.
– Немедленно спускаемся вниз, – приказал он женщинам.
Ариадна улыбнулась – ей нравился его командный тон. Когда он так говорил, она ощущала себя слабой и беззащитной, в то время как он выглядел сильным и решительным мужчиной.
Ни Татьяна, ни Ариадна спорить не стали – все основное они уже обговорили.
Вся честная компания расположилась за большим обеденным столом в гостиной – их заседание, если его можно было так назвать, выглядело, как обсуждение плана боевых действий перед грандиозным наступлением. Впрочем, наверное, так оно и было.
Филимон раздавал указания. По его замыслу Татьяна и Валерий Чараевы должны были дальше разрабатывать Тимофея Кузнецова и его родных. Предстояло им выяснить, как Жанна превратилась в Офелию? И чем она занималась, будучи помощницей Тимофея? Какую роль играла Регина?
Дмитрий с Сергеем пусть разбираются с видеозаписями на флэшке, а чтобы у них было больше материала, он, Филимон, запишется к Тимофею на прием со своей дочерью и в это время извлечет ноутбук из-под кресла.
– Не надо рисковать ребенком, – запротестовала Ариадна. – Мало ли что ей покажет Тимофей. Попроси Ивана, который нам уже единожды помогал, разыграть богатенькую дамочку, которой нужен психоаналитик, ну край как нужен. Тим… офей принимает и взрослых. А у Ивана это получится – в женском обличье он бесподобен.
– А если его Тимофей раскусит? – спросил Кондрат Семенович, молчавший до этого.
– Пусть кусает, – согласилась Ариадна. – Тогда он разыграет перед ним другого человека. У него и одно, и второе получается просто замечательно. Если бы сама не видела, не поверила бы. Только проинструктируйте его, чтобы он ничего, включая фотографии в кабинете психоаналитика не смотрел. Пусть прикрывает глаза, закатывает их, смотрим рассеянным взглядом – только слушать и запоминать, что тот предлагает. Тонкий момент – у Тимофея сейчас помощницы нет, поэтому в первой комнате он сам будет встречать посетителей. У того, кто будет забирать ноутбук, – оно воздержалась от слова "красть", его лишь надо взять, скопировать файлы, а потом вернуть назад под кресло, – будет всего пара минут, не более того, пока Иван с Тимофеем покинут одну комнату и войдут в другую. Если только Иван не проявит чудеса изобретательности и не позволит Тимофею подойти к своему ноутбуку, на который у него выведены камеры видеонаблюдения из предбанника, где я сидела, то времени окажется несколько больше.
– Тогда нам нужен не Иван, а кто-нибудь из актрис нашего театра, – фыркнул Сергей.
– Нет, покачала головой Ариадна, – ваши актрисы играют со сцены, не втягивая своих зрителей в спектакль, который они разыгрывают. А Иван же по несколько раз на дню выступает антрепренером, только для участия в спектакле двух актеров приглашает не артистов театров, а живых людей. Так что импровизация – его конек. В вот если он справится, то можете пригласить его выступать в вашем театре.
– Никаких если, – покачал головой Филимон. – Второго раза у нас не будет, если первый провалится. Тимофей может заподозрить неладное…
Глава 21
Когда были обговорены и уточнены детали плана и роли каждого, все разъехались по своим домам. Кондрат Семенович выпустил верных сторожей-доберманов и вернулся в ярко-освещенную гостиную. По привычке он расположился в кресле перед камином, в ногах уселся Дуглас.
Ариадна с Филимоном поднялись на второй этаж. Кондрат Семенович с завистью посмотрел им вслед – он еще не стар, найти что ли старушку. А то с собаками сам скоро выть и гавкать начнет. Нет, не старушку, а молодую женщину с хорошим аппетитом, чтобы было для кого готовить.
Едва закрылась дверь за Ариадной и Филимоном, они ринулись друг к другу в объятья с той редкостной, мощной и неожиданной чувственностью, которая бывает накануне серьезных испытаний. Возможно, это было оттого, что они так мучительно хотели быть друг с другом, но по независящим от них причинам не могли быть вместе.
– Счастье приходит к тому, кто умеет ждать, – прошептала Ариадна, обнимая Филимона и подставляясь под его поцелуи.
У нее внутри стало слишком горячо. Стон сорвался сам, когда Филимон быстро стянул с нее пуловер, а грудь, освобожденная от "оков" бюстгальтера, оказалась его руке. Ариадна теперь уже сама целовала его. Наверное, слишком жадно, выдавая свое желание.
Ей не нужны были слова, их время еще не пришло. Прелюдии? Ласки? Они тоже были ей не нужны. Удовольствие было упоительным, сильнейшим, оно почти терзало ее, и она видела, что с ним происходит то же самое. Сплетясь с нею, он целовал ее грудь, губы, лоб…
Они рухнули на кровать, с остервенением сдирая друг с друга остатки одежды. Несколько минут, которые казались вечностью, мир перестал существовать для них. Они не слышали никаких звуков, кроме биений сердец друг друга и прерывающегося дыхания. Его движения были скорее грубыми, чем нежными, но Ариадне это нравилось, она не только давала, но и брала с восхищением то, что ей предлагали…
Филимон вытянулся рядом и спросил: – Чего ты хочешь больше всего на свете?
Ариадна, не задумываясь, ответила: – Быть с тобой хоть в раю, откуда я только что вернулась, хоть в аду. Но только с тобой.
Она повернулась к нему, коснулась своим обнаженным животом его живота и приникла губами к вздымающейся жилке на его шее.
– Не хочу, чтобы ты уходил. Никогда…
– Не буду, – согласился Филимон. – Я хотел услышать от тебя именно эти слова. Я… – казалось, что ему не хватало дыхания, – я… буду всегда рядом. Теперь буду рядом. Я не хочу тебя терять. Ты не представляешь, как я перепугался, что с тобой может что-нибудь случиться.
Она нехотя оторвалась от него и перекатилась на спину, счастливо улыбаясь. О чем ей еще мечтать?
– Знаешь, – улыбнулся ей Филимон, – я вдруг осознал, понял, что могу просидеть всю жизнь в зале ожидания, а мой поезд так и не придет. И уж лучше жалеть о том, что сделал, хотя я уверен, с тобой мне не придется ни о чем жалеть, ты выкладываешься целиком, ты полностью поглощена любовью, чем сожалеть о том, чего не сделал. Я хочу жениться на тебе, быть счастливым с тобой, жить с тобой в одном доме, под одной крышей, а не с той женщиной, которая по документам числится моей женой. Кто не обожает недостатки той, которую он любит, тот не может сказать, что он в самом деле влюблен. Может, я конечно тороплюсь, но…
Ариадна закрыла его рот ладошкой, чтобы Филимон не наговорил глупостей.
– Если ты мне делаешь предложение, – сказала она, – то я согласна…
IV век до новой эры. Дворец Минотавра Лабиринт на острове Крит.
Афродита в кои веки ошибалась, Дионис, следивший за ней, это сразу понял. Она ушла, бросив Тесея и Ариадну вдвоем, не удостоверившись, насколько их чувства сильны. Он тоже допустил ошибку – говорить о женщине следует только с мужчинами, и ни в коем случае не стоит сравнивать одну женщину с другой, особенно в их присутствии. В ошибке любой женщины есть вина мужчины, будь то богиня или простая смертная. Но его ошибка исправима. Он здесь и не допустит, чтобы Ариадна, его Ариадна, влюбилась в Тесея – он не заслуживает ее любви. Как жалкий трус, спрятался среди афинянок в Лабиринте у Минотавра. Кто-то же его предупредил, что за руку и сердце принцессы Ариадны, дочери царя Миноса, придется сражаться на арене с другими юношами, прибывшими вместе с ним на корабле. И она достанется лишь одному, тому, кто выйдет победителем, оставшемуся в живых.
Дионис вздохнул, хоть и зря он обидел Афродиту, но она сделала практически невозможное – растопила сердце Ариадны, и теперь оно открыто для любви. Обида порой имеет больше власти над чувствами и поступками женщины, чем любовь.
До острого слуха Диониса донесся звук хлопающих крыльев – свита царя Минотавра. И откуда взялись летучие мыши в Лабиринте?