- Махинатор, бандит и есть, - глядя в глаза Прищепкину, взвешенно ответил Фоминцев. - Однако я не оговорился, Миронова уже лет тридцать знаю, двадцать из которых в качестве мента, поэтому за объективность оценки готов поручиться. А вот ты за годы работы в частном сыске, как мне кажется, отвык оценивать людей и обстоятельства как бы в комплексе, без отрыва от социума. Скажем, нанимают тебя найти преступника или распутать какое–то дело, - находишь, распутываешь и получаешь гонорар. Все, больше ничего тебя не касается. Отсюда и идеализм марсианский какой–то. Мы же - в общем российском котле варимся. Поэтому для нас нет ни белого, ни черного, ни добра, ни зла - в каноническом понимании. Мы вынуждены служить не закону, а собственному пониманию этого закона и судить, исходя из собственного чувства справедливости.
- Если помнишь, из–за неприятия этих правил игры я и ушел из органов, - вставил Прищепкин в поток красноречия Фоминцева весьма существенное замечание.
- Да помню все. - Фоминцев потянулся за сигаретой. - Зря, наверно, тебя упрекнул. Тем не менее закончу мысль. Ведь и Миронова нам приходится оценивать по тому же принципу, в комплексе, так сказать. Бандит бандитом, но к нему в приемные дни со всей области горемыки, погорельцы разные тянутся. И хоть бы одному отказал. Кому деньги, кому заступничество. Миронов вообще личность на редкость сильная, яркая. Однозначно положительная. Он просто–напросто принадлежит к тому людскому неординарному, лидерскому типу, который выбивается из серой массы в любое время. В советское Миронов был бы, наверно, героем–полярником, командармом или покорителем целины. При царе–батюшке - освободителем болгар–братушек или отчаянным народовольцем. В нашем времени Миронов нашел себя - где же еще? - в водочном бизнесе. Вот и весь сказ. - Фоминцев зевнул. - Ну, где там реактивный рыбак наш, не всю еще рыбу перетравил? - Тарасюк на горизонте отсутствовал. - Ладно, найдется, атомоходы не тонут. Давай, Женя, еще по одной да соснем немного. А то опять глаза слипаются.
- Соснуть - хорошая мысль, - примирительно сказал Прищепкин.
И возлегли три богатыря на вольной земле русской, и захрапели дружно так, что заглушили и пение птиц, и стрекот приветствующих начало жаркого дня кузнечиков. Долго ли спали, коротко - все равно разбудил Комиссар Жюс. Воплем. С ведром полным рыбы в одной руке и мобильником Фоминцева в другой.
- Мужики, просыпайтесь! Карнач звонил.
- Ну и что теперь, застрелиться? - пробурчал Капинос.
- Мужики, Миронова убили!
- Кого, кого? - резко оторвал голову от земли Фоминцев. - Миронова?
- Ну да, водочника Миронова, - растерянно ответил Тарасюк, думая, что теперь делать с рыбой: очухается, если выпустить назад в водохранилище, или ей кердык уже конкретный настал?
- Любопытное совпадение, - прокомментировал событие Прищепкин. - Перед сном как раз о Миронове говорили.
- Это не совпадение, - задумчиво возразил Капинос. - Коль Фоминцев в школе с ним вместе учился, соприкасался потом с Мироновым много лет, то, значит, завязалась между ними некая связь энергетическая. Вот Фоминцев что–то и почувствовал. Ну, как родственники чувствуют.
- Бутылку вы как раз мироновскую распивали. Так что связь вполне физическая, - съязвил Прищепкин. - Не было б бутылки…
- Так ведь была бутылка–то. Именно мироновская, - развил свою мысль Капинос, увязав в одну упряжку уровни ментовский ментальный, шаманский астральный и марксовский физический.
Фоминцев между тем набирал Карнача.
- Товарищ генерал, что там с Мироновым стряслось?
Пространный ответ Карнача сильно Фоминцева озадачил, во всяком случае, лицо у него вытянулось.
- Все ясно, товарищ генерал. Вернее, ничего не ясно. Немедленно выезжаем!
- Такого орудия убийства в моей практике еще не было. Миронов обезглавлен мечом, - рассказывал он в несущемся на предельной скорости, трясущемся, подпрыгивающем лягушкой на кочках, ревущем всем своим железным нутром "козлике". - Труп Миронова сегодня рано утром обнаружила домработница. В загородном доме. Миронов был в женском халате.
- Ого! Может, и в чулках с подвязками!
- Жора, тебя в гостиницу?
- Да ну, издеваешься, что ли! - возмутился Прищепкин. - У вас такое дело наклевывается, а я, по–твоему, должен в номере сидеть!
- Отпуск же.
- Отдохнул, хватит. Вон сколько рыбы наловили.
- А где, кстати, моя рыба? - повернулся Тарасюк.
Ведра с рыбой в салоне не оказалось. На берегу оставили.
- Жалко, так и не выпустил, - вздохнул Валера. - Она ведь, в принципе, живая еще была, только с жабрами обожженными. Танкисты например, обгорая в подбитом танке, выживают…
Вот такой у Прищепкина получился отпуск. Трое суток дороги и одна дружеская попойка, на которой Георгию Ивановичу довелось лишь наблюдать за процессом пития. Что же касается выловленной неугомонным Тарасюком рыбы, так даже и не разглядел ее толком. Ну и ладно, зато в его активе - хотя нельзя исключать пассива, - появится дело, в котором будет фигурировать отрубленная голова водочного барона.
* * *
Вообще–то загородных домов у Миронова было несколько. Смерть настигла водочного барона в самом от города дальнем, возведенном в густом сосновом бору, километрах в сорока от Киселевграда.
Что интересно, дом этот оказался именно таким, каким и представлял Георгий Иванович, то есть неким княжеским теремом, чудесным образом сохранившимся шедевром догвоздевого деревянного зодчества. Изящным и кокетливым, устремленным к небу, но крепко стоящим на земле. Хотя Фоминцев досадно мало успел рассказать о Миронове, но и того оказалось достаточно, чтобы Прищепкин в конце концов, уже по дороге, в летящем, словно жаба на метле, "уазике" интуитивно составил себе образ человека кровно русского, даже изрядно идеализированного русского, каким предстает тот в глазах недоверчивых иностранцев в картинах Ильи Глазунова. Если бы только не этот халат бабский!
Терем окружало некое подобие частокола, однако вместо дружинников наблюдали с него за миром бесстрастные пятачки мониторов. Во дворе терема уже стояли запыленный джип Карнача, "уазик" Управления, "жигуль", дряхлый "москвич" лаборатории экспертизы и труповозка. Генерал был в гражданском, эскперты, следователи Управления и вовсе в чем–то дачном… Спрашивается, кто оплатит ментам сорванный выходной?
- Видеозаписи отсутствуют, - сразу сообщил Карнач, поздоровавшись с прибывшими операми, а заодно и с Прищепкиным, который его еще при Советах достал, за руку и кивнув в сторону мониторов.
- Вообще ничего не осталось?
- Вчерашний мониторинг исчез. То есть приезд сюда Миронова, приезд гостей. Сохранились только записи, сделанные на протяжении рабочей недели, когда здесь ни одной живой души, кроме охранника, не было. Белки, вороны, сосны…
- Значит, у Миронова вчера были гости?
- Судя по следам протекторов на траве и бардаке в столовой - были. На джипе приехали, на нем же уехали. Да, чуть не забыл, пистолет мироновский пропал, - "макар" был на нем зарегистрирован. В ящике стола кобуру пустую обнаружили.
- А что показал охранник? - задал дилетантский вопрос Женька Капинос.
- Да что он мог показать? - удивился наивности певуна генерал. - Нету охранника, исчез. О видеозаписях позаботились, как могли про охранника забыть.
- То есть версия самоубийства полностью исключается? - задал Тарасюк еще более дилетантский вопрос.
- Ты что, кирной? - Карнач наклонился к Валериному лицу и принюхался, словно сторожевая собака. - Точно, водкой несет! - торжественно заключил он, словно менты не имеют конституционного права хоть немного расслабиться после напряженной рабочей недели.
Вероятно, сам Карнач вчера ни–ни. Что, кстати, могло произойти с ним только по чистой случайности. Вот уж кто был настоящим ханжой. Но у генерала была другая кличка - Хорь Калиныч. (Подозрение на заимствование из литературного источника полностью исключено, так как программа литературы в полицейской академии с гулькин нос, "Преступлением и наказанием", верно, и исчерпывается. Отчество у генерала было такое редкостное - Калинович. Ну а Хоря - хорька значит - ему за натуру вредную карьеристскую сослуживцы присвоили.)
- Никак нет, товарищ генерал! Не кирной совсем. Десна у меня воспалимшись, так я ее, заразу, спиртом продезинфицировал, - нашелся Валерка.
- Ну–ну, смотри у меня. Чтоб только по праздникам. В День милиции, например… Подумай, разве может человек сам себе мечом голову отрубить?.. Ладно, идите с трупом знакомьтесь. - Прищепкина, однако, задержал. - Посторонним нельзя!
- Да какой же Прищепкин посторонний, - заступился Гунар Петрович. - Неужели не узнали?
- Узнал, - вздохнул Карнач. - Как увидел - сразу дурно сделалось.
- Григорий Калинович, насколько я понял, дело мне собираетесь отдать?
- Допустим.
- Тогда Прищепкин мой человек. Григорий Калинович, ну разрешите. Под личную ответственность.
- Ладно, под персональную. Только если учудит что, целку начнет из себя строить - ну, знаешь же, как он умеет, - звездой ответишь. Договорились?
- Так точно, товарищ генерал! Разрешите идти знакомиться с трупом?
- Валяй.
И друзья–сыскари пристроились за Гунаром Петровичем, который зашагал к терему походкой проводника. Оно и понятно, бывал в том тереме Фоминцев. И не раз.
Внутреннее убранство терема оказалось под стать фасадной наружности. Не только безгвоздевое, но и безполимерное, даже безимпортное. Рубленые скамьи, столы, лавы… Прям как в издательстве "Вагриус", куда сунулся однажды, будучи в Москве, Прищепкин, приняв сей храм литературы за кафе в стиле а-ля рюс. В надежде испить в нем хренового иль медового квасу, на худой конец загадочного сбитня.
По дубовой лестнице, с искусно вырезанными на половицах петухами, Фоминцев повел друзей на второй этаж, где располагался кабинет–палата Петра Олеговича Миронова, и через распахнутую, окованную медью дверь увидели опера энд Прищепкин трудящихся в поте лица экспертов, которые что–то вымеряли, раскладывали собранные образцы по пакетикам, пудрили что–то тальком… Обезглавленный труп Миронова в нелепой позе лежал в холодцовой луже почерневшей крови обрубком шеи к окну. У ларя, который весьма диссонировал с его расшитым какими–то нерусскими птицами халатом.
- А голова где? - нервно спросил Капинос, давя в себе возбужденное представшей взору картиной чувство ужаса. - Что–то головы не вижу.
- Есть, не волнуйся. Вон - в контейнере. На столе который, холодильный. Можешь полюбоваться, - отмахнулся от Женьки медэксперт Валик Балык, светло улыбаясь навстречу Прищепкину. - Сколько лет, сколько зим, а… Каким, Жора, ветром тебя сюда занесло?
- Отпускным, - стараясь выпучить из себя улыбку столь же светлую и радостную, ответил стародавнему приятелю Прищепкин, также побаивающийся трупов и крови.
- Молодец, не забыл нас! - от души похвалил Балык. - А у меня, кстати, внук на прошлой неделе родился. Жена говорит: вылитый дед!
- Наверно, такой же лысый! - роготнул фотограф Синичкин.
- Сам ты лысый, - беззлобно отреагировал на шпильку Балык. - С кудрями, как у ангела, до плеч. Дочка три недели переносила. Кесарево пришлось делать. Уже и пяточки у Егорки загнивать начали. Еще б дня три и… - Вздохнул, нахмурившись; наверно, представил, что было бы с Егоркой, затяни с операцией.
- Поздравляю! - с некоторой заторможенностью, так как вспомнил о существовании сына, который теоретически уже мог бы произвести ему внука, сказал Георгий Иванович. Зато от чистого сердца.
- Ладно, хватит лясы точить. Давайте делом займемся! - призвал к порядку Гунар Петрович. - Что там у вас вырисовывается?
- Следов - море, - ответил за всех зав дактилоскопической лабораторией Ермилов. - На фужерах в "трапезной" - отпечатки пяти примерно человек. Плюс обмусоленные окурки в пепельницах. Плюс…
- Со следами помады есть?
- Нет.
- Одни мужики, значит, - разочарованно протянул Фоминцев, которому меньше всего хотелось, чтобы первой версией о мотивах убийства старинного приятеля была версия о некой "голубой" разборке. - Тут, похоже, деловой сходняк был, - нашелся он.
- А на мече отпечатки сохранились? - спросил Прищепкин.
- Ни одного. Это говорит о том, что преступник тщательно протер не только рукоятку, но и лезвие. Тем самым уничтожил и свои отпечатки, и отпечатки пальцев людей, бравших меч в руки из праздного любопытства.
- Убийство могло произойти по причине ссоры. Кто–то из гостей, в таком случае, отличился. Но в той же мере Миронова мог убить и человек посторонний, который знал, что под утро хозяин останется на даче один. Проник сюда да и убил.
- Как это один останется? С охранником, - напомнил Тарасюк.
- Ага, с охранником, - поправился Прищепкин. - Который, возможно, тоже убит… Кинологов, кстати, вызвали?
- Как раз кинологи поиском следов сейчас и занимаются, - ответил "баллист" Суровцев.
- Факт исчезновения охранника подталкивает к версии, что тот может оказаться и убийцей, - заметил Капинос.
- Запросто, - согласился Фоминцев. - Охранника могли для этого нанять. Для убийства шефа у него могли быть и личные мотивы… - И смущенно добавил: - Однако вовсе не обязательно те самые, о которых вы сейчас дружно подумали.
- Наконец, охранника могли просто подкупить, чтобы не мешал, не путался под ногами. Где–то на время следствия схоронился, как говорится, ушел на дно, - развил до логического предела мысль полковника Тарасюк и механически потянулся за сигаретой.
- Не курить! - упредил щелчок зажигалки Ермилов. - Еще пробу воздуха не взяли. Сурков со своими банками что–то задерживается.
- Да какая там проба, - беспечно махнул рукой Валера. - Запахи застолья и разлагающейся крови все другие забили.
- Порядок есть порядок, - пожал плечами Ермилов.
- Подкупить–то охранника могли, - согласился с Тарасюком Фоминцев. - Но вот оставить в живых после убийства человека такого ранга, как Миронов… И вряд ли охранник сам бы свою участь не вычислил. Поэтому по отношению к нему вижу только два варианта: либо убит, либо убийца… Кстати, - обратился он к Суровцеву, рассматривая меч с длиннющей изогнутой рукояткой, - что можно сказать по позе убитого, по следам на ковре?
- Обожди–ка, дай подумать, - ответил Суровцев, который, глядя на позу трупа, пытался составить финальную сценку. - Миронов, похоже, сидел на этом вот резном кресле, троне… как его еще назвать…
Продолжай, понятно, где сидел.
В общем, убийца оказался сзади, и одним ударом отсек голову. Миронов вскочил…
- Как, без головы вскочил?!! - хором воскликнули и эксперты, и опера.
- Ну да, так получается, - сам удивляясь, ответил Суровцев. - Голова–то - взгляните на меловой круг - видите, где лежала? Слева от кресла. А труп где лежит… И чтобы убийца труп к окну зачем–то подтащил, судя по подогнутым коленям Миронова, тоже не похоже: ноги б вытянулись.
- А чему мы удивились? - пригладив лысину - какой я умница! - сказал Валик Балык. - Жизнь–то, пока бьется сердце, продолжается. Следовательно, несколько секунд после отсечения головы Миронов был еще жив. Поэтому оказался вполне способным вскочить на ноги и сделать несколько шагов по направлению к окну. Но только в том случае, если мозг успел принять информацию о взмахе меча и отдал команду телу на какое–то ответное действие. Ну а какая в данном обстоятельстве могла быть команда? Только одна: добраться до окна и - сигать. - Балык выглянул вниз. - Не очень–то и высоко, метра четыре, наверное. Единственный шанс оторваться от убийцы… Все довольно просто. Впрочем, нужно также констатировать факт наличия у Миронова необычайной жизненной силы, воли к борьбе до последнего.
- Что же касается орудия убийства, - продолжал Суровцев, - то дурацкий меч какой–то, не правда ли? Рукоятка чуть короче лезвия. А уж лезвие настолько кривое, что лично я бы руки тому мастеру, который меч делал, с корнями оторвал!
Сыскари, эксперты нахмурились: такого человека, как Петр Олегович, и - дефективным мечом! Даже если допустить "голубую" разборку - полнейший беспредел!
- Только не надо втирать! Не говорите, будто не курили! Я же вас тысячу раз предупреждал: до моего прихода… - Это появился, наконец, Сурков (по кличке даже не Сурок, а Мухтар - в честь подохшего несколько лет назад по старости лучшего поискового пса Краснопартизанского РУВДа). Единственный эксперт–одоролог, то есть "запаховед", на тысячу верст окрест. Имевший плебейское обыкновение по этой причине постоянно где–то "задерживаться". Генерал Карнач четыре часа назад приехал, а какой–то капитанишка… Незаменимый, блин.
- Не мы курили, - ответил Тарасюк. - Это гости убитого вчера накурили.
А Мухтар все принюхивался.
- Молоком еще пахнет, - вдруг радостно, словно новорожденный теленок, заявил он.
- Ну и что, вполне мирный продукт. Какое отношение может иметь молоко к убийству? - это возник на горизонте готовый стереть одоролога в порошок Карнач.
- А кто вам сказал, что запах молока имеет только молоко? - совершил откровенно хамскую попытку поставить генерала на место Мухтар. И тут же разразился пространной лекцией о природе запахов, что с его стороны выглядело и вовсе каким–то эпатажем на грани фола. - Запах каждого индивидуального объекта биологической группы, в частности молока, представляет из себя некий букет, состоящий из набора запахов молекул компонентов этого объекта. А неповторимость окраса запаха каждого конкретного объекта группы придает процентное соотношение этих компонентов. Однако стоит только поменять процентное наполнение местами и - чудеса! Например, клубника начинает пахнуть резиной. А резина, соответственно, клубникой…
- Выходит, реклама, утверждающая об отсутствии ароматизаторов в составе резины презервативов, не врет? - перебил Мухтара Фоминцев с видом человека крайне заинтересованного в получении на сей счет исчерпывающей информации. (Однако исключительно для того, чтобы как–то "приземлить" спеца, выглядевшего большим ученым в глазах неуча Карнача. И тем самым помочь генералу сохранить лицо. Из чувства служебного долга: ну должна же субординация хоть чуть–чуть соблюдаться.)
- Отсутствуют! - попался на уловку Мухтар. - Вы представляете, ни грамма ароматизаторов! Специалисты по молекулярной инженерии ведущей американской фирмы по производству кондонов сумели…
- Капитан Сурков, - рявкнул багровый Карнач. - Если вы приехали сюда исключительно для того, чтобы посвятить нас в тонкости производства гандонов, то можете сию секунду сдать служебное удостоверение.
- Извините, товарищ генерал! - встал во фронт одоролог. Затрапезный джинсовый костюм, бейсболка… - Разрешите заняться отбором проб запахов?
- О, да Сурков кое–что из Устава еще помнит! - Фоминцев, как бы удивляясь открытию, поднял брови. - Не совсем безнадежен.
- Не патология, - кисло согласился Карнач, терпевший Суркова по той единственной причине, что в управлениях МВД соседних областей одорологов не было ни одного, а у него - хоть и хам, - но был. И, повернувшись к Суркову, рявкнул: - Заняться отбором проб запахов - разрешаю!
Сурков выставил из спортивной сумки целую батарею обычных полулитровых банок с металлическими крышками и с фланелевыми - на дне - полосками, набросил белый медицинский халат и натянул резиновые перчатки.