Кругленькая сумма - семьсот тысяч долларов. Наличными! Но осуществить золотую надежду не так-то просто. Денежки захоронены в... гробу, гроб зарыт в тайнике, а тайник, увы, на дне водохранилища. Тяжело приходится в охоте за "дорогим утопленником" неудачливому грабителю Джону Дортмундеру и его бывшему сокамернику. А тут еще выясняется, что не только этим "ловцам удачи" известно о сокровище...
Содержание:
-
ОБЛОМ ПЕРВЫЙ 1
-
ОБЛОМ ВТОРОЙ 32
-
ОБЛОМ ТРЕТИЙ 50
-
ОБЛОМ ЧЕТВЕРТЫЙ 73
-
ОБЛОМ ПЯТЫЙ? 88
-
Примечания 88
Дональд Уэстлейк
Утонувшие надежды
ОБЛОМ ПЕРВЫЙ
1
Над городом уже занимался серый рассвет, когда Дортмундер отправился домой и застал Мэй на ногах, в зеленых брюках из шотландки и мешковатом свитере. Услышав, как Дортмундер открывает дверь, она вышла из гостиной в прихожую, но вместо своего обычного "Ну, как?" произнесла голосом, в котором слышались одновременно и беспокойство, и облегчение:
- Ты вернулся.
Уставший и расстроенный, Дортмундер не обратил на ее слова внимания и ответил на совсем другой, привычный вопрос:
- Да неважно...
Открыв дверцу стенного шкафа, он принялся неторопливо извлекать из многочисленных внутренних и наружных карманов своей черной куртки инструменты и с глухим лязгом рассовывать их по полкам.
- Ювелир переехал в Ринбек, теперь на месте его магазина итальянская пиццерия. Антиквар забросил свои древности и начал торговать куклами из диснеевских мультиков. А в чековой кассе завели собаку. - Сняв куртку, Дортмундер поднес ее к глазам, рассматривая свежую прореху на спине. - Проклятая подлая псина, - пробормотал он.
- Джон... - произнесла Мэй, в ее голосе слышалось напряжение. Пальцы левой руки сложились так, будто Мэй держала сигарету, сбрасывая воображаемый пепел на пол. Такого не бывало с тех пор, как она бросила курить.
Но у Дортмундера было полно своих забот. Повесив на крючок рваную куртку, он сказал:
- Самое время подумать, не начать ли мне честную трудовую жизнь. Впрочем, я успел прихватить малость, когда вышвырнул пса на улицу и он убежал. - Дортмундер извлек из-за пазухи комок банкнот и положил их на столик в прихожей.
- Джон, - сказала Мэй. Глаза ее округлились и побелели. - Тут какой-то человек.
Дортмундер замер, рука его зависла над деньгами.
- Что такое?
- Он говорит, - Мэй опасливо и подозрительно оглянулась на дверь гостиной, - что он - твой старый приятель.
- Кто говорит?
- Этот человек.
- Эл?.. - раздался хриплый надтреснутый голос, в котором тем не менее сквозили самоуверенные нотки. - Эл, это ты?
На лице Дортмундера появилось озадаченное выражение, сменившееся испугом.
- Нет, я не Эл, - ответил он.
В дверях гостиной появился мужчина - серый и холодный, словно рассвет за окном, сухой и жилистый старик чуть выше шести футов ростом, в серой ветровке, накинутой поверх мятой синей рабочей рубахи, в мешковатых штанах и черных стоптанных ботинках. Его шишковатая квадратная голова прочно сидела на каменных плечах, словно кишащий древоточцами чурбан. Глаза у него были тусклые, щеки заскорузлые, брови кустистые, а жиденькие седые прямые волосы лежали на больших отвислых ушах.
- Привет, Эл, - сказал старик. Губы его при этом оставались неподвижными. Но какому чревовещателю придет в голову использовать такое создание в качестве своего второго "я"? - Как поживаешь, Эл? - Хриплый бесцветный голос прямо протискивался сквозь эти окаменевшие губы. - Давно не виделись.
- Будь я проклят, - ответил Дортмундер. - Значит, тебя выпустили.
2
Старик издал звук, который можно было принять за смешок.
- Удивлен, а? - спросил он. - Я и сам удивляюсь.
- Стало быть, ты с ним знаком, - сказала Мэй так, словно не знала, хорошо это или плохо.
- Мы с Томом вместе сидели, - неохотно объяснил Дортмундер. - В одну пору даже были сокамерниками.
Угловатый, жилистый старик, чей облик так не вязался с домашним и милым именем Том, вновь издал этот свой смешок и добавил:
- Сокамерники. Кореша. Верно, Эл? Сведенные вместе причудой судьбы - так, что ли?
- Да, верно, - отозвался Дортмундер.
- Почему бы нам не посидеть в гостиной? - предложил Том и сжал губы в тонкую прямую линию. - У меня там кофе стынет.
- Да, конечно, - согласился Дортмундер.
Том повернулся и направился в гостиную, шагая так, будто бы его скелет разобрали на части, да так и не сумели толком собрать, явно переборщив с "безумным клеем". Мэй яростно жестикулировала за его сутулой спиной, выражая бровями, плечами и пальцами безмолвное негодование: кто это такой? Как он оказался в моем доме? Когда все это кончится? Дортмундер в ответ подмигивал и кривил рот: понятия не имею, то ли у нас неприятности, то ли нет, поживем - увидим. Они вошли следом за Томом в гостиную.
Том выбрал себе лучшее кресло и уселся, свесив руку до пола. Дортмундер и Мэй заняли места на диванчике напротив. Они выглядели точь-в-точь как супружеская пара, которой только что предложили всерьез задуматься о страховании жизни. Том сдвинулся на край кресла, подался вперед и, взяв со столика чашку, стал с видимым удовольствием потягивать кофе. В нем было что-то от второстепенного персонажа из фильма о Великой депрессии - этакий старикашка, греющийся у маленького костра в обществе бродяг. Дортмундер и Мэй опасливо наблюдали за ним; наконец Том поставил чашку на стол, откинулся на спинку кресла и, слегка вздохнув, заявил:
- А я теперь спиртного - ни-ни. Отучился в тюрьме.
- Сколько же ты просидел, Том? - спросил Дортмундер. - Сколько же ты просидел за всю свою жизнь?
- За всю жизнь? - Том вновь издал свой смешок. - Всю свою жизнь просидел - вот сколько. В последний раз - двадцать три года. А должны были продержать до самой смерти. Тюрьма стала мне домом родным.
- Да, я помню, - отозвался Дортмундер.
- Дело в том, - продолжал старик, - что, пока я жрал казенные харчи, работал на правительство и спокойно спал в камере, мир стал куда хуже, чем в былые времена. Наверно, теперь меня не считают опасным для общества.
- С чего ты это взял, Том?
- Знаешь, почему меня выпустили? - ответил тот. - Все дело в инфляции, урезанном бюджете и переполненности тюрем. Общество взрастило - заметь, самостоятельно, без нашей помощи - целое поколение преступников, мелких воришек, которые и в подметки не годятся таким волкам, как мы с тобой, Эл.
- Это точно, подонков вокруг полно, - согласился Дортмундер.
- Такие люди не отличат чертеж от конфетного фантика, не говоря уж о том, чтобы разработать серьезный план. Сделав шаг правой ногой, эта шваль даже не имеет представления, что делать с левой.
- Да, их полно вокруг, - повторил Дортмундер. - Заползет такой субчик под лестницу и спит, положив под голову краденый телевизор. А нам за него отдуваться.
- Всему этому они учатся в тюрьме, вот что я тебе скажу, - заявил Том. - И главная беда - то, что их к этому подталкивают нечестивые помыслы. Мы-то с тобой знаем, Эл, что если парень заявляется в банк с пистолетом и говорит: "А ну, деньги на бочку и чтоб пять минут никто не шевелился", - то у него на это могут быть только две стоящие причины. Либо его семья живет впроголодь и нуждается в лечении, обуви, учебниках для ребятишек и хочет есть мясо чаще, чем раз в неделю, либо этот парень желает свозить свою девчонку в Майами и малость повеселиться. Либо так, либо этак. Верно?
- Что ж, обычное дело, - согласился Дортмундер. - Только теперь ездят все больше в Лас-Вегас.
- А нынешние шуты даже этого понять не могут, - сказал Том. - Они крадут для того, чтобы кольнуться и наширяться. Они колются и ширяются даже в тюрьме, покупая зелье у охранников, вольняшек, посетителей - у кого угодно, даже у тюремного капеллана. Но спроси у них, почему они не пошли к специалисту по подбору профессии и встали на путь преступления, хотя ни бельмеса в этом не смыслят, и тебе скажут, что в их бедах виновата политика, а они - лишь ее жертвы.
Дортмундер кивнул.
- Я слыхал об этих типах, - сказал он. - Так говорят, когда хотят добиться смягчения приговора, а то и освобождения на поруки.
- Мура все это, Эл, - продолжал настаивать Том.
- Том, да ведь и мы с тобой в свое время вешали судье на уши такую же лапшу, - осторожно заметил Дортмундер.
- Ну ладно, - сказал Том. - Допустим, ты прав. Но, как бы то ни было, из-за инфляции содержать и кормить человека в тюрьме, в тех условиях, к которым мы все привыкли, становится все дороже, а бюджет урезают... Известно ли тебе, Эл, - прервал сам себя Том, - что заключенные с большими сроками - самые здоровые люди Америки?
- Понятия не имел, - признался Дортмундер.
- Так вот, это истинная правда, - сказал Том. - Размеренная жизнь без всяких потрясений, однообразная пища, бесплатная врачебная помощь, регулярные занятия физкультурой - все это приводит к тому, что самыми здоровыми людьми нашего общества оказываются те, кто сидит пожизненно. Это подтвердит любая страховая компания.
- Ну что ж, должно же быть хоть какое-то утешение, - отозвался Дортмундер.
- Вот-вот. - Том снова выдавил смешок. - Сидишь в камере и утешаешься тем, что на воле ты бы помер раньше. - Том отпил кофе - при этом его губы, казалось, оставались плотно сжатыми. - В общем, все одно к одному - удорожание питания и содержания, сокращение бюджета, теперь у них еще меньше денег на содержание и питание - плюс на воле бродят целые толпы мужиков от семнадцати до шестидесяти лет, которых нужно сажать и кормить. И вот губернатор решил сделать мне подарок к семидесятилетию. - Том улыбнулся Мэй плотно сжатыми губами: - Вам и в голову не пришло бы, что мне уже семьдесят?
- Это точно, - согласилась Мэй.
- А я выгляжу моложе Эла, - сказал Том.
Мэй взглянула на Дортмундера, нахмурив брови.
- Джон, - сказала она, - почему он называет тебя Элом? Если ты знаешь его, а он знает тебя и если твое имя - Джон (а тебя действительно зовут Джон), так почему он продолжает называть тебя Элом?
Том издал звук, который мог означать смешок.
- Это наша с Элом тюремная подначка, - сказал он.
- У Тома весьма своеобразное чувство юмора, - объяснил Дортмундер. - Он узнал, что мое второе имя - Арчибальд и что оно мне не нравится.
- Ты это имя просто ненавидишь, - заметила Мэй.
- Самое худшее, что происходит при задержании, - продолжал Дортмундер, - это когда легавый смотрит мне в глаза и говорит: "Джон Арчибальд Дортмундер, вы арестованы!" В такие мгновения у меня просто колени подгибаются, и все из-за этого имечка.
- Короче говоря, Том узнал о твоей ненависти к своему имени и с тех пор называет тебя этим именем?
- Совершенно верно.
- И это он придумал тебе прозвище Эл как уменьшительное от Арчибальд?
- Да.
- Типичная тюремная подначка, - усмехнулся Том.
- И это называется чувством юмора, - сказала Мэй.
- Какая ты понятливая, - отозвался Дортмундер.
- Эл, - произнес Том, - скажи, ты достаточно близок с этой женщиной? Я имею в виду, не стоит ли нам переговорить наедине?
- Видишь ли, Том, - ответил Дортмундер, - если ты собираешься много общаться со мной, то тебе придется мириться с ее присутствием. Такие дела.
- Хорошо, - сказал Том. - По мне - так все в порядке. Просто хочу, чтобы ты был в своей тарелке.
- Тебе что-то от меня нужно, Том? - спросил Дортмундер.
- Да, мне кое-что от тебя нужно, - ответил Том. - Уж не думаешь ли ты, что я соскучился и приехал в гости? Что я пересек континент и завалился к старому приятелю, чтобы поболтать о старых добрых временах? Неужели я похож на человека, рассылающего рождественские открытки?
- Я уже сказал, Том, - терпеливо повторил Дортмундер. - Ты приехал, поскольку тебе что-то нужно.
- Да. Мне кое-что нужно.
- Что именно?
- Мне нужна твоя помощь, - помолчав, сказал Том.
- Деньги? - спросил Дортмундер, догадываясь, что деньги здесь ни при чем. Том Джимсон был не из тех, кто просит взаймы, - он скорее застрелил бы тебя и обобрал твой труп, но не унизился бы до попрошайничества.
- Ну что ж, в некотором смысле - деньги, - ответил Том. - Давай-ка я тебе все объясню.
- Слушаю тебя.
- Короче, дело обстоит следующим образом. Всякий раз, сорвав изрядный куш, я прятал часть навара - или весь целиком - в таком месте, откуда мог бы впоследствии его достать, как только потребуется. Я научился этому у Дилли, когда был еще ребенком.
- Дилли? - спросила Мэй.
- Джон Диллинджер, - пояснил Дортмундер. - Том начинал вместе с Диллинджером и называл его Дилли.
- Прямо в глаза? - спросила Мэй.
- Послушайте, мадам, - сказал Том. - Я всю жизнь был сам себе голова, и если мне захотелось назвать Эла "Элом", я так его и называл. Если мне хотелось назвать Диллинджера "Дилли", я так его и называл.
- Понятно, - отозвалась Мэй. Ее глаза становились все более затравленными.
- Мы с Дилли, образно выражаясь, вместе вышли на большую дорогу. Я имею в виду - когда его в тридцать третьем выпустили из тюрьмы в Индиане, я как раз начинал. Мне тогда было четырнадцать. За тот год я многому успел научиться у Дилли, пока его не настигла смерть, и одной из наук, которые я тогда усвоил, была привычка откладывать на черный день.
- Как же, помню, - заметил Дортмундер. - Когда мы сидели в одной камере, тебе при каждой встрече с адвокатами приходилось сообщать им, где зарыт твой очередной тайник, который они могли выкопать, чтобы получить свой гонорар.
- Адвокаты, - проворчал Том еще более сиплым голосом. При этом его губы чуть шевельнулись, открывая мелкие, белые, острые на вид зубы. - За эти годы они наложили лапу на большую часть моих запасов, а я не получил от них ровным счетом ничего. Но до моего главного тайника они не добрались - черта с два! Я берег его даже от адвокатов. Это моя пенсия. Я выбрал себе местечко на западном побережье, в Мексике, неподалеку от Акапулько. Я уеду туда, как только получу свои деньги - деньги, которые надолго обеспечат мне счастливую и здоровую жизнь. Я стану почтенным пожилым человеком. Это единственное желание, которое у меня еще осталось.
- Прекрасная мысль, - сказал Дортмундер. Интересно, подумал он, что помешало Тому просто сесть на самолет и отправиться на юг? Зачем он приехал сюда, зачем рассказывает эти истории мне, Дортмундеру?
- Мы взяли броневик, перевозивший деньги из Олбани в Нью-Йорк по Сквозному шоссе, - продолжал Том. - Сработали чисто, да только впоследствии моим ребятам не повезло, и я оказался единственным хозяином всех семисот тысяч.
Дортмундер с изумлением посмотрел на него:
- Долларов?
- Чего же еще? Долларов, конечно. Это было за год или за два до моей последней отсидки. Денег было завались, а поскольку делиться не с кем, я купил гроб...
- Ты хочешь сказать, сейф? - вставил Дортмундер.
- Нет, именно гроб, - сказал Том. - Если ты решил что-то надежно спрятать, то лучше гроба ничего не придумать. Водонепроницаемый, герметичный гроб со стальной обшивкой.
- Ну и ну, - поразился Дортмундер.
- Вот тебе и "ну", - сказал Том. - Беда в том, что его просто так не купишь. Фирма-производитель ведет тщательный учет своей продукции.
- Зачем это? - нахмурился Дортмундер.
- Видишь ли, они не хотели бы, чтобы ты купил гроб и, засунув в него свою матушку, зарыл ее где-нибудь на огороде. Самовольное погребение незаконно.
- Полагаю, что так, - согласился Дортмундер.
- Но у меня в то время был один приятель, владелец похоронного бюро, - продолжал Том, - мы вели дело на паях...
Дортмундер и Мэй обменялись многозначительными взглядами.
- ...так что он продал мне один гроб, что называется, из-под прилавка. Чудесная вещь, он стоил каждого пенни вложенных в него денег. Хоронить людей в таком гробу - настоящее преступление.
- Ага, - пробормотал Дортмундер.
- Неподалеку от Сквозного, - продолжал Том, - был маленький городишко под названием Паткинс-Корнерз. Как-то ночью я приехал туда, пробрался за библиотеку, где никто не мог меня увидеть, вырыл яму глубиной в четыре фута, опустил туда гроб и засыпал его землей. А потом уехал, и теперь никто во всем мире - кроме вас, конечно - даже понятия не имеет, что я вообще когда-либо бывал в этом самом Паткинс-Корнерз.
- Так значит, ты хочешь, чтобы я помог тебе вырыть гроб с деньгами и вывезти его из Паткинс-Корнерз? - спросил Дортмундер.
- Именно об этом и идет речь, - ответил Том.
- Мне кажется, это дело - проще пареной репы, - заверил его Дортмундер, решив, что семидесятилетний Том просто боится, что не сумеет вырыть и достать тяжелый гроб.
Однако Том покачал головой и сказал:
- Боюсь, это будет потруднее, чем ты думаешь, Эл. Видишь ли, четыре года спустя - примерно в то самое время, когда тебя поселили в моей камере, - власти штата Нью-Йорк выкупили все тамошние земли да еще четыре селения в придачу, включая и Паткинс-Корнерз, а людей вывезли. Затем землю передали городу и, перекрыв ведущее в долину шоссе дамбой, устроили там водохранилище для нужд прилегающих районов.
- Вот это да, - протянул Дортмундер.
- Потому-то я и обратился к тебе за помощью, - объяснил Том. - Дело в том, что сейчас мои денежки покрыты тремя футами земли и пятьюдесятью футами воды.
- Что ж, - согласился Дортмундер. - Это серьезная задача.
- Но выполнимая, - сказал Том. - В этом и состоит мое предложение. Ты, Эл, парень с головой, так что...
- Спасибо за комплимент.
- ...так что я беру тебя в долю, - закончил Том. - Мы достанем мой ящик - я, ты и, может быть, кто-то еще, затем разделим поровну. Половина мне, половина - тебе, а ты поделишься с теми, кого пожелаешь подключить к этому делу. Триста пятьдесят тысяч. Вполне хватит, чтобы вести жизнь почтенного пожилого человека, особенно в Мексике. Что скажешь?
- Что ж, предложение занятное, - сказал Дортмундер, подумав, что стоило бы разнюхать, что именно произошло с партнерами Тома по ограблению и почему он остался единственным обладателем семисот тысяч долларов. Правда, учитывая почтенный возраст Тома, можно было предположить, что он теперь не столь опасен, как в сорок три или сорок четыре года, когда брал броневик. Одновременно в голове Дортмундера зашевелились мысли о размере добычи и воспоминания о схватке с бешеной собакой и о жалких крохах, доставшихся ему после ограбления кассы. Дортмундер понятия не имел о том, как он будет выкапывать гроб со дна водохранилища на глубине пятидесяти футов, но даже если пригласить еще двух-трех ребят - скажем, для верности - трех, все равно на его долю остается около сотни тысяч. И никаких тебе собак.
- Хорошо, я согласен, - сказал он.