Где же Келп? Черт побери, а ведь он мог и заблудиться. Будем надеяться, что он не запаникует, сказал себе Дортмундер, испугавшись, что Келп может не совладать со своими нервами, и понимая, что у того нет толстой белой веревки, которая, что бы ни случилось, по-прежнему соединяла Дортмундера с лебедкой, с Тайни, с берегом, с миром, полным воздуха и света.
Нужно было идти вперед. Идти вперед. Включить фонарик, чтобы сориентировать Келпа, покрепче ухватиться за веревку - единственную нить, на которой держалась его жизнь, и идти вперед, ощупывая дно под ногами и надеясь, что проклятая дорога в конце концов отыщется.
На кой черт я это делаю?
Ботинок Дортмундера уткнулся в что-то твердое. Это "что-то" оказалось столь же крепким, как и пришедшийся по ноге удар. Ну и дела! Что же дальше?
Дортмундер низко наклонился, ткнул фонариком в грязь и увидел прямо перед собой пень, оставшийся от срубленного дерева. Большая часть коры сгнила и облетела, обнажившаяся древесина порыжела и раскрошилась, а под слоем колышущейся грязи скрывались корни. Корни - черные и кривые, словно пальцы колдуньи - со всех сторон цеплялись за ноги Дортмундера.
Дортмундер шагнул вправо и налетел на что-то еще. Это был другой пень, около фута в высоту, чуть потолще первого. Склонившись над ним, Дортмундер повел фонариком по дуге; его свет вырывал из тьмы все новые и новые пни - коренастую армию пней, толстых и тонких, сгнивших и рассыпавшихся. Они стояли неровными шеренгами - приземистые, не выше фута. Дортмундер описал фонариком более широкую дугу и, развернувшись, обнаружил, что они уже за его спиной - тысячи пней, осаждавших его сплоченными рядами. Их корни переплетались, словно пни дремали здесь все эти годы, подстерегая гостей, неторопливо дожидаясь благоприятного момента и зная при этом, что однажды темной ночью Дортмундер спустится сюда, и уж тогда...
Ну все, хватит! Они ведь неживые, верно? Обыкновенные пни, и ничего более. Нужно взять себя в руки.
Дортмундеру вспомнилась одна деталь, заложенная Уолли в компьютерную модель долины. Прежде чем пустить туда воду, большую часть деревьев спилили, а большинство домов разобрали. Исключение составили лишь совершенно бесполезные постройки и большие кирпичные здания - например, две церкви, пожарная каланча и та самая библиотека, за которой Том Джимсон закопал свой клад. Впрочем, с этих зданий сняли деревянные двери, лестницы, полы и все прочее, что еще могло пойти в дело.
До сих пор Дортмундер серьезно не задумывался, к чему все это может привести. Он не подумал даже о том, как трудно будет спускаться сквозь частокол спиленных деревьев. Но даже если бы Дортмундер и вспомнил о пнях, он все равно понятия не имел о царившей в воде непроглядной тьме и полной невозможности рассмотреть хоть что-нибудь на расстоянии, превышающем несколько футов от горящего фонаря. Он понятия не имел о том, как трудно передвигаться по склизкому илу.
Пригнувшись ко дну и чувствуя поясницей впившиеся в кожу веревку и пояс с грузилами, Дортмундер предпринял попытку отыскать дорогу среди пней. Он двинулся вперед, спотыкаясь о корни и камни (тут были еще и камни), и, вынужденный то и дело сворачивать в сторону, в конце концов осознал, что потерял направление, которое обозначалось словом "вперед".
"Идти вперед" означало "спускаться вниз", не так ли? Оставалось лишь выяснить, где он, этот самый "низ". Стоя в середине крошечного освещенного пятачка, было совершенно невозможно отличить спуск от подъема, уклон - от горизонтальной поверхности.
Куда идти, чтобы добраться до цели? И, что гораздо важнее, куда идти, чтобы вернуться назад? Дортмундер нацелил фонарик на тянувшуюся за ним веревку, но та колыхалась в воде, подчиняясь напору легких потоков и, описывая полупетли, скрывалась во тьме и вновь появлялась из ниоткуда.
Дортмундер поглядел вверх, стараясь определить обратный путь по линии веревки, чуть покачнулся, споткнувшись о что-то еще, на мгновение потерял равновесие, тут же его восстановил, и в этот миг его правая нога выскользнула из ботинка.
Голая ступня сразу погрузилась в холодную мокрую грязь и основательно в ней увязла. Дортмундер потянул ногу вверх и почувствовал, как его стопа коснулась толстого корня и, скользнув под него, намертво там застряла.
Дортмундер быстро наклонился, поводя фонариком из стороны в сторону, чтобы узнать, что произошло с ногой. Неожиданно фонарик ударился о соседний пень, выскользнул из пальцев и пропал.
Темнота. Чернота кругом. Только без паники. Фонарик упал где-то рядом, во тьме. Там же остался и сапог. Там же осталась нога, запутавшаяся среди корней. Только без паники.
Сколько времени он провел под водой? В баллонах воздуха на час. Неужели он торчит здесь уже целый час? И что это за странный привкус появился у воздуха?
Только без паники. Не паниковать.
А что ему оставалось, черт побери?
* * *
Боб стоял, облокотившись о поручень мостика, и рассматривал расстилающееся перед ним тихое озеро, которое все ярче сверкало в лучах восходящей луны. Размышляя об изменениях, произошедших за последнее время в его жизни, Боб впервые пожалел о том, что у него нет настоящего друга. Не приятелей, которых у него хватало всю жизнь - в школе, в колледже, - не дебилов наподобие этих трех шутов, что работали вместе с ним на плотине, а друга - настоящего друга, с которым можно было поделиться самыми сокровенными мыслями.
Ну вот, к примеру. Разве мог он поговорить с этими дураками о том, каково просыпаться в одной постели с женщиной? Нет, они не доросли до таких вещей. Боб знал из богатого опыта о том, что такое укладываться с женщиной в постель. Но ему и в голову не приходило задуматься над тем, каково просыпаться с женщиной, просыпаться утром рядом с другим человеком, женщиной в полном смысле этого слова. Ему было совершенно незнакомо это чувство, охватывающее тебя сразу, как только ты открываешь глаза.
С чем его можно было сравнить? Это было довольно странное ощущение, и не слишком приятное к тому же. И уж никак не плотское. Что-то вроде того, как если бы ты держал в своей комнате крупное животное - овцу, оленя, козу. Впрочем, порой оно больше напоминало лошадь. Оно кашляло и посапывало, почесывалось и бродило по комнате, открывая и закрывая ящики - бледное и бескровное, словно жертва вампира без своей обычной косметики. Словно...
Чудовище! Боб испуганно наблюдал за существом, показавшимся из-под воды. У чудовища была огромная голова ящерицы, длинные, лежащие на спине уши, в змеиных глазах отражался белый лунный свет. Его тело было покрыто чешуей, блестевшей почти как металл. Типичное морское чудовище, никаких сомнений!
Существо направлялось к берегу. Боб следил за ним, часто и глубоко дыша, едва не теряя сознание. Здесь, в вилбургтаунском водохранилище! Прямо как лох-несское чудовище! Прямо как в романе Стивена Кинга! Здесь, у него на глазах!
Около самого берега морское чудовище (озерное? водохранилищное?) вновь нырнуло и исчезло. На его месте остались лишь расходящиеся круги. Боб продолжал смотреть, но чудовище так и не появилось. Ну вот, подумал он, ощущая, как страх уступает место горькому разочарованию, и ведь этого никому не расскажешь. Даже Тиффани.
В особенности Тиффани.
Хм-мм...
Келп вновь вынырнул, на сей раз ближе к берегу, и увидел Тайни и Тома, взирающих на него с любопытством зевак.
Только что ему пришлось пережить немало неприятных минут. Он потерял Джона, запутался среди пней и в конце концов полностью потерял ориентацию. У него не было даже веревки, которая связывала бы его с берегом; веревка осталась у Джона. Не вспомни Келп о ПУПе, торчать бы ему до сих пор на дне.
Он уже начал волноваться, когда ему в голову пришло, что одна из букв "П" означает "плавучесть". Вспомнил он и то, что для включения прибора нужно нажать кнопку, расположенную сбоку. Сбоку, не наверху.
С каким же торжеством он поднимался на поверхность озера, прочь от ила и грязи, рассекая мутную воду, словно птичка, воздушный шарик, словно супермен. Как приятно было выскочить из воды на поверхность, туда, где был воздух; как приятно было увидеть, что луна стала еще ярче, белее, поднялась еще выше! Как приятно было ощутить себя в надежных темно-зеленых ладонях огромной чаши водохранилища и покачиваться свободно и безмятежно, вновь чувствуя себя хозяином собственной судьбы!
Неподалеку от него виднелся берег, а на берегу - светлое пятно "доджа". Келп не был очень уж хорошим пловцом, из тех, что грациозно рассекают воды олимпийских бассейнов. Он собирался просто погрузить ноги и руки в воду и, отталкиваясь и гребя, потихоньку двигаться вперед. Попытавшись приблизиться к берегу при помощи этого обычного способа, Келп обнаружил, что ПУП сделал его тело настолько плавучим, что оно попросту болталось на волнах вниз и вверх, подобно пустой пивной банке.
В итоге он выпустил из ПУПа необходимое количество воздуха, опустился чуть ниже поверхности воды и смог наконец продемонстрировать свой обычный уровень неумения плавать. Некоторое время он так и двигался, затем его нога ударилась о грунт. Остаток пути Келп проделал пешком и вышел из озера, словно коммивояжер по торговле подводным снаряжением, которому неверно указали дорогу.
Он выполз на берег и сорвал с себя загубник и маску. К нему спустился Тайни.
- Как дела? - спросил он.
- Ничего хорошего, - ответил Келп и направился к фургону, намереваясь избавиться от остального снаряжения. - Ничего не видно. И повсюду пни. Передвигаться в таких условиях просто невозможно.
По пути к фургону к ним присоединился Том.
- Что, не удалось забрать мои деньги? - с беспокойством спросил он.
- Понятия не имею, как это сделать, - ответил Келп. - Мы с Джоном... - Он остановился и оглядел площадку. - А где Джон?
- Как это где Джон? - удивился Тайни. - Вы же были вместе.
- Ну и дела, - ответил Келп. - А я-то думал, он меня опередил. У него была веревка, у него...
Келп умолк и, обернувшись, поглядел на безмолвную черную воду. Глубокую, что твоя преисподняя, как он уже убедился. Тайни и Том тоже смотрели на водохранилище, прислушиваясь, приглядываясь, выжидая...
- Что за черт! - пробурчал Тайни.
Тренога лебедки повалилась на песок.
Все трое обернулись, испугавшись звука. Лебедка и тренога ползли к воде, оставляя за собой длинный неглубокий след и, судя по всему, намереваясь совершить ночное погружение.
- Он тянет за веревку! - воскликнул Тайни.
- Держи ее! - завопил Келп. Тайни ринулся вперед и, совершив прыжок, наступил своими здоровенными ступнями на змеящуюся веревку, пригвоздил ее к земле рядом с лебедкой-самоубийцей. Отшвырнув маску и фонарь, Келп бросился к воде и остановился, рассматривая прямую, как струна, веревку, уходящую в глубину.
Тайни поднял с земли отрезок веревки, зажатый между лебедкой и его ногами, и намотал его на руку.
- Потянуть, что ли?
- Да, конечно! - с радостью и облегчением крикнул Келп. - На том конце - Джон!
Тайни начал вытягивать веревку, перехватывая ее руками.
- Что-то тяжелое, - заметил он.
Том приблизился к натянутой веревке и посмотрел туда, где она уходила в темную воду.
- Хотите сказать, он достал деньги?
- Еще бы! - отозвался Келп. - А вы как думали? Джон продолжал идти вперед! Он дошел до нужного места, выкопал ящик, а теперь... - на лицо Келпа набежала тень сомнения. - ...но это невозможно. Я был там, я знаю, - добавил он.
- Что бы там ни оказалось, оно очень тяжелое, - заметил Тайни.
Они стояли на самом берегу, и вода плескалась у их ног. Келп и Том с нетерпением наблюдали за Тайни, который вытягивал веревку, перебирая ее руками и напрягая спину. Внезапно Тайни грохнулся навзничь, гулко ударившись о песок. Его громадные ладони метнулись вверх, ловя внезапно ослабевшую веревку, и мгновение спустя на поверхности воды показался Дортмундер. Он выбрался на берег, тяжело ступая, срывая с себя снаряжение и расшвыривая его налево и направо.
(Если Бобу хотелось увидеть настоящее морское чудовище, то ему стоило задержаться и подождать этого мгновения. К сожалению, первый монстр произвел на парня столь серьезное впечатление, что Боб тут же осознал: он ненавидит свою жену, презирает друзей, коллег и работу. Поэтому он тотчас собрался и уехал в ближайший городок, где работал круглосуточный газетный ларек, чтобы купить журнал "Солдат удачи". Боб ни капли не сомневался в том, что счастье можно отыскать, только завербовавшись в наемники и уехав на другой континент.)
Увлекаемый веревкой, Дортмундер проехал головой вперед сквозь пни и корни многие мили (по крайней мере так ему показалось) и теперь предстал в самом плачевном виде. Он потерял оба сапога, пояс с грузилами, складную лопатку и несколько раз был близок к дому, чтобы выпустить из рук веревку и испустить дух. Его гидрокостюм расстегнулся, и внутрь набилась грязь. И в маску тоже.
Несчастное создание, в котором теперь было гораздо больше от мифологических героев индейцев майя и персонажей сериалов Флэша Гордона, чем от грозного морского чудища, выступило на берег и двинулось к Тому.
Том, по-видимому, испуганный его решительной поступью, пробормотал:
- Эл? Ты в порядке?
- Я хочу сказать тебе лишь одно слово, Том, - заявил Дортмундер, наставив на Тома измазанный грязью палец. - И это слово - ди-на-мит!
- Эл?.. - оторопело проговорил Том.
- Взрывай его! - с надрывом в голосе произнес Дортмундер, махнув рукой в сторону водохранилища. - Делай, что хочешь!! С меня хватит!!!
Тайни, до сих пор лежавший на спине, приподнялся и сел.
- Дортмундер! Ты что, поднимаешь лапки кверху? - спросил он.
Дортмундер резко развернулся, чтобы посмотреть ему в глаза. Сделав над собой ужасающее усилие, он частично обрел душевное равновесие и, вновь ткнув грязной рукой в сторону озера, сказал:
- Ничто не заставит меня вновь спуститься туда, Тайни. Так и знай.
Келп с встревоженной миной подошел к старому другу.
- Джон, я не узнаю тебя. Ты никогда не признаешь поражения.
- Поражения... - эхом откликнулся Дортмундер и, шлепая босыми ногами, отправился к фургону.
ОБЛОМ ВТОРОЙ
30
Мэй натянула рукавицы, открыла дверцу духовки и вынула оттуда огромную белоснежную в голубой горошек кастрюлю со своим знаменитым кассеролем из тунца. Кассероль удался на славу - это было ясно уже сейчас. Хотя бы по запаху. Маленькие душистые пузырьки прорывались сквозь золотистую корочку из тертого сыра и картофельного пюре, в котором утопали макаронные рожки, и наполняли кухню предвкушением кулинарного изыска. Мэй надеялась, что Джон услышит этот запах даже из гостиной.
Именно благодаря кассеролю Дортмундер согласился принять гостей.
- Я и слышать об этом не хочу! - гневно восклицал он поначалу. - Я не желаю в этом участвовать! И не стану терпеть его присутствия в своем доме! Я не желаю опускаться под воду, не желаю разговаривать на эту тему и даже думать об этом не хочу!
Уговорить его оказалось не так-то просто, но кассероль Мэй всегда творил чудеса, и она пообещала испечь блюдо и устроить обед, на котором, помимо всего прочего, можно было бы еще раз обсудить возможность добычи зарытого и затопленного клада Тома Джимсона. И не более того - только поговорить, просчитать различные варианты, подумать, нет ли хотя бы слабой надежды достать для Тома его семьсот тысяч, не взрывая плотину водохранилища Вилбургтауна. Может быть, кто-то сумеет хоть что-нибудь предложить.
- Уж лучше бы не сумели, - сказал Джон, но после долгих размышлений все же согласился. Мэй оставалось лишь приготовить кассероль и надеяться на лучшее. Остальное от нее не зависело.
Всякий раз, когда накрывался стол на шесть персон, Мэй приходилось убирать кофейный столик из гостиной в спальню, ставить вместо него кухонный стол, приносить в гостиную четыре кухонных кресла и деревянный стул из спальни. Джон был вынужден устраиваться в кресле, стоявшем в гостиной, подложив под себя телефонную книгу. При этом он сидел ниже всех, хотя и достаточно высоко, чтобы иметь возможность заглядывать в свою тарелку и принимать участие в беседе. Кухонный стол, если его полностью раздвинуть, был достаточно обширен, а если под скатерть постелить толстую материю, то глухой стук упавшего ножа или стакана, поставленного на проеденную древоточцем столешницу, был почти не слышен.
Мэй вошла в гостиную, неся на вытянутых защищенных перчатками руках кассероль, словно жертвоприношение богам. Гости уже сидели за столом, однако, принимая во внимание малые размеры гостиной и величину стола, занимавшего практически всю комнату, деваться им больше было некуда. Впрочем, Мэй прекрасно знала, что, будь ее гостиная даже размером с бейсбольную площадку, все равно двое из присутствующих в любом случае уселись бы за стол.
- Обед поспел, - объявила она и, поставив кастрюлю на середину стола, принялась распоряжаться своими помощниками. - Джон, спроси гостей, не хочет ли кто-нибудь попить. А вы, Энди и Тайни...
- Кто-нибудь желает пива?
- Конечно.
- Еще бы.
- Естественно.
- ...а вы, Энди и Тайни, сходите за овощами, они лежат на стойке у раковины. Том, вы не могли бы принести хлеб и масло?
- Знаете, - произнес Том, поднимаясь, - я начинаю привыкать к вольной жизни среди людей. Как это показывают по телевизору.
Отправляясь за пивом, Джон бросил на Мэй взгляд, которого она предпочла не заметить.
Малыш Уолли Нэрр поднял глаза и, улыбнувшись влажными губами, спросил:
- Мисс Мэй, может быть, я тоже чем-то могу помочь?
- Вы наш особый гость, - ответила Мэй. - Ведь вы у нас впервые.
- Но я тоже хотел бы принять участие, - озабоченно сказал Уолли, наморщив свой широкий лоб.
- Вы поможете мне приготовить десерт, - пообещала ему Мэй, и Уолли расплылся в счастливой улыбке.
В своей жизни Мэй доводилось встречаться со странными людьми - в их число входили некоторые приятели Джона и иные посетители универсама, где она работала кассиром. Однако Уолли оказался чем-то совершенно особенным. Взять хотя бы его внешность, о которой уже сказано вполне достаточно. Во-вторых, его отношение к Мэй, чем-то напоминающее детскую почтительность. Знакомясь с Мэй, Уолли назвал ее "миссис Дортмундер", и, когда она сказала, что она вовсе не миссис Дортмундер (но и не сообщила ему своей фамилии), и предложила Уолли называть ее Мэй, несчастный парень надолго задумался над тем, как именовать новую знакомую, чтобы было повежливее. Он долго заикался, что-то невнятно бормотал, и в конце концов решил называть ее "мисс Мэй". Тем все и кончилось.
Третьей необычной чертой были размеры Уолли, такого широкого и вместе с тем маленького. Впервые в жизни за столом Мэй оказались сразу два человека, которым пришлось сидеть на телефонных книгах. Джон сидел на справочнике частных номеров, а Уолли, дабы сравняться ростом с остальными, предложили толстенный том телефонов учреждений.