Когда Кремль с его башнями и соборами, с красной зубчатой стеной и голубыми елями остался за спиной Николая Николаевича, сердце его дрогнуло. Он остановился, как вкопанный, словно услыхал беззвучный окрик:
- Стой! Руки вверх! Стрелять буду!
Князев понимал: у него за спиной не может быть никого, во всяком случае, солдата с ружьем.
Он стоял почти минуту, прямой, как столб, стоял до тех пор, пока не услышал тихий голос:
- Мужчина, что с вами? Вам плохо?
Князев оглянулся на женский голос, рядом с ним улыбалась молодая женщина с девочкой лет шести, на тонкой ниточке вздрагивал ярко-желтый шар. Глаза девочки светились радостью и счастьем.
- Дяденька, вам плохо? - повторила она слова матери. - Хотите, я вам дам подержать свой шарик? Он волшебный. Мне клоун его подарил, сказал, что если я не потеряю его, он мне поможет.
- Шарик? - переспросил Князев.
- Посмотрите, какой он красивый! - и девочка нараспев произнесла пухлыми розовыми губками: - Красивый ты, красивый, прекрасный-распрекрасный!
- Нет уж, спасибо, - произнес Николай Николаевич и зашагал очень быстро, так быстро, словно он куда-то спешил, и каждая секунда, каждое мгновение могли быть решающими.
Уже ступив на тротуар, Николай Николаевич оглянулся. На его месте стояла девочка с мамой, а над головой ребенка висел желтый шар, похожий на солнце. И только сейчас Князев заметил, что из его портфеля капает вода.
- Черт подери! - пробурчал он.
Он присел на корточки, открыл портфель. Банка стояла на месте, но пластиковая крышка соскочила. Она, как монета, стояла на ребре. Половина воды успела расплескаться. Князев заглянул в банку: чистая вода, бесценного бриллианта видно не было. Он плотно придавил крышку и с облегчением вздохнул, когда та мягко щелкнула, охватывая стеклянную окружность горловины.
Он даже вспотел, вынул платок, промокнул лоб, прикоснулся к губам. В этот момент на площади Николай Николаевич ощутил страх, не липкий и холодный, от которого рубашка прилипает к спине, руки начинают дрожать, а зубы стучать. Нет, страх, который испытывал Николай Николаевич, был совершенно другого порядка. Князеву показалось, а может, и не показалось, может быть, так оно и было, он просто ощутил это кожей, глазами, обонянием, что, вокруг него образовалось безвоздушное пространство, повисла звенящая тишина. Такая тишина бывает, наверное, лишь в космосе и в самом сердце Земли. Даже уши от этой тишины заложило, словно он попал в пустоту.
Николай Николаевич закачался, как соломинка на ветру. Невероятным усилием воли Князев подавил страх и заставил себя вернуться в реальность. Космический страх исчез, его сменил обычный, человеческий, липкий, пахнущий потом и чем-то еще мерзким, похожим на запах жженой шерсти. Так воняет, смердит пес или кот, выскочивший из горящего дома.
Князеву показалось, что за ним наблюдают, причем со всех сторон, наблюдают и хотят его схватить. Он сорвался с места и побежал, портфель старался держать ровно, словно банка с водой была все еще открыта, и бесценная влага могла расплескаться.
- Не расплескать! Не расплескать! - сам себе твердил Князев. - Не выплеснуть! Скорее, скорее отсюда!
В каждом мужчине от двадцати до пятидесяти ему чудился сотрудник правоохранительных органов. Страх обуял Князева. Он метался по городу, постоянно оглядываясь, ловя на себе взгляды незнакомых людей. Эти взгляды казались ему подозрительными.
Через несколько часов даже маленькие дети в колясках и те стали вызывать у Князева подозрение. "За мной следят, это абсолютно точно! Мужчина в кожанке с крестиком на шее, он наверняка из ФСБ, он за мной идет уже несколько минут. Он звонит по "мобильнику", наверное, сообщает мои приметы и мое местонахождение. Но нет, вам меня не догнать, я вместе со своими солдатами на границе бегал кроссы по двадцать километров в полной боевой выкладке. И сейчас я от вас улизну".
Временами сознание возвращалось к Князеву, но не надолго, на пару минут. Тогда его лицо принимало прежнее выражение, глаза переставали гореть, он успокаивался. Но через несколько минут страх возвращался и гнал его по улицам, заставляя озираться на ходу.
"Мужчина следит за мной. И тот, с газетой, тоже секретный агент ФСБ и тоже наблюдает за мной. А газета в его руках позавчерашняя. Да, да, позавчерашняя, я помню эту газету с портретом президента на первой странице. Да, хотели меня провести на мякине. Думаете, что мы так глупы? Кто же в Москве читает старые газеты?"
Князев не помнил, сколько часов метался по городу, меняя места, пытаясь оторваться от вымышленных преследователей, спасти драгоценный алмаз. Когда его остановили два усатых милиционера, похожие друг на друга, как два валета из колоды карт, Князев испытал ужас, словно упал в бездну.
Остановив его, милиционеры попросили предъявить документы. Удостоверение с двуглавым орлом и правом прохода в Кремль, а также пенсионное удостоверение подполковника пограничных войск произвели на сержантов должное впечатление. Они козырнули, извинились, а затем, глядя в след быстро уходящему Князеву, переглянулись друг с другом. И один и другой повертели указательными пальцами у висков:
- Придурок какой-то! Ты видел, какой у него взгляд сумасшедший, будто спер сто миллионов?
- Ага, - ответил рыжеусый сержант, затем, тронув за плечо напарника, указал на цыганку, пытающуюся облапошить молоденькую девушку. - Пойдем, щеманем, Василий?
- Пойдем.
И они, отойдя друг от друга на несколько шагов, быстро смешались с толпой и двинулись к грязной цыганке с плачущим цыганенком на руках.
Но этого Князев уже не видел. Похожесть милиционеров его потрясла и усилила страх.
"Они везде, они повсюду! - и тут на него словно озарение нашло. - Камень надо спрятать в надежном месте. Оторваться от хвоста, спрятать, а затем вернуться и забрать его. Но где я его спрячу? Как это где? Ты должен пойти на вокзал и спрятать его в камеру хранения. А какой номер я должен набрать? Да что же здесь сложного - год и дату расстрела моего прадеда, Николая Романова, Николая II - вот и все".
У входа в зал с автоматическими камерами хранения он увидел милиционера, резко свернул в сторону и смешался с толпой. Несколько минут двигался в толпе, пока не увидел надпись "Камера хранения".
"Замечательно! - он сбежал вниз по ступенькам. - Я на Белорусском вокзале. Отсюда мой прадед уезжал на фронт под Могилев, где его заставили отречься от престола. Да, да, так оно и было, на специальном царском поезде. Все правильно, все символично, все сходится. Камень я должен спрятать именно здесь, на этом вокзале. Под землей".
Внизу, в самой камере хранения, Князев увидел огромную очередь коробейников, тянущуюся к двум окошкам.
"Господи, сколько же здесь придется стоять! Что ж, если так все сошлось, значит, буду стоять, сколько понадобится".
Он пристроился за толстой женщиной в сером плаще. От женщины нестерпимо пахло потом и сладкими духами, настолько приторными, что Николай Николаевич вынужден был вынуть носовой платок и приложить его к носу. Через пару минут к женщине подошла то ли ее сестра, то ли дочка, такая же вонючая. В руках у женщины была клетчатая сумка такого размера, что в эту сумку вполне можно было бы спрятать десятилетнего ребенка. Женщины начали оживленно шептаться.
- Не украдут? - говорила та, что моложе.
- Нет, я все здесь оставляю каждую неделю, уже три года, и никогда ничего не пропадало.
Очередь двигалась на удивление быстро, и вскоре Николай Николаевич оказался прижатым к решетке. Он мог рассмотреть двух кладовщиков, один из них принимал вещи, выписывал квитанции, другой ставил вещи на стеллажи. Вот и две толстушки сдали свое барахло на хранение и получили три квитанции.
Кладовщик не понравился Князеву с первого взгляда: лысый, с выпученными глазами, без переднего зуба. Его синий халат был заношен, одной пуговицы не хватало, а вторая болталась на тонкой ниточке. На левой поле халата болтался самодельный бэджик, привязанный к карману кусочком шпагата. Из того же кармана торчала металлическая расческа.
"Зачем она ему? - подумал Николай Князев. - Ведь он же абсолютно лысый, что ему расчесывать?"
Когда Князев поставил свой портфель и пододвинул его к цепким рукам приемщика, сердце его странно дрогнуло, а глаза закатились.
- Вам что, мужчина, плохо?
- Да.
- У нас тут душно, - понимающе произнес приемщик и выписал квитанцию. Он взял портфель за ручку и, подвигая его к себе, произнес: - Вот ваша квитанция.
Князев проследил, как моложавый помощник взял его кладь, и она исчезла на втором ярусе дальней полки.
- Трое суток с этого часа, - сказал приемщик, странно заморгав. Ресницы его были белесые. - Фу, никакой вентиляции - Следующий, - сразу потеряв интерес к Николаю Князеву, обратился приемщик к молодому парню, судя по всему, студенту-первокурснику. Тот сдавал на хранение чемодан и большой рюкзак.
Из камеры хранения Князев выбирался медленно, словно всходил по ступенькам на Голгофу, неся на плечах тяжеленный крест. На улице вдохнул свежего воздуха, взглянул на голубое небо, подернутое легкой дымкой облаков, и ему полегчало. Но счастье было недолгим: он увидел двух милиционеров в пятнистой камуфляжной форме, решительно идущих к камере хранения. Резко отскочив в сторону, он спрятался в толпе, подвижной, как разлитая ртуть.
"Надо уходить отсюда, - сам себе сказал Князев, складывая квитанцию и пряча ее между стодолларовыми банкнотами. Милиционеры задержались у входа. - Они ищут меня! Значит, все, теперь меня будут искать. Но ведь они искали меня и до этого, но не нашли, - с облегчением подумал Николай Николаевич. - Почему я от них должен бежать? Разве я сделал что-нибудь плохое? Я забрал то, что принадлежит мне по праву. Бриллиант принадлежал моим предкам, и, если я их потомок, значит, по всем законам, по совести и по правде он принадлежит теперь мне".
Додумать до конца эту спасительную мысль Князев не успел. Опять липкий страх навалился на него, прижимая к земле, делая ноги непослушными, ватными. Князев ушел с привокзальной площади. Он заглянул в "Пельменную" на Малой Грузинской, попросил большой стакан минералки, жадно ее выпил, вытер вспотевшее лицо. Ему было скверно. Кружилась голова, во рту пересохло, руки дрожали так, словно он неделю ежедневно и еженощно пил водку. "Так, теперь отсюда!"
***
Глеб Сиверов мог позволить себе немного расслабиться, редко выдавались такие мгновения. В подмосковном доме отдыха народу было совсем немного - по большей части старики, любители пеших прогулок. Сиверов приехал сюда на пару дней на своей машине. Хорошая еда, баня, сосновый лес, отдельный двухуровневый номер с камином... Нервы восстанавливались в считанные часы. На второй день Сиверов обнаружил, что в доме отдыха есть бильярдная комната, старый бильярдный стол на токарных ножках и всего один пригодный для игры кий. Часть шаров пришлось забраковать - с выбоинами. Глеб неспешно расставлял шары на зеленом сукне, создавая самые сложные для игрока комбинации. Умение играть, а раньше Глеб был заядлым бильярдистом, восстановилось очень быстро, и самые "мертвые" шары послушно залетали в лузы. Тогда Слепой решил усложнить ситуацию. "Буду играть левой рукой. Стреляю же я левой!"
Затея затягивала. Сперва Глеб бил неумело, но потом и с левой руки удары стали получаться. Мобильный телефон Сиверов положил на бортик и, увлеченный игрой с самим собой, на время забыл о нем. Аппарат напомнил о себе резкой трелью. Звонил Потапчук.
- Да, Федор Филиппович, - отозвался Сиверов, злясь, что ему не дали закатить в лузу последний шар.
Голос генерала дрожал, чувствовалось, что он торопится все сказать, времени в обрез.
- ...Глеб, и не перебивай меня. Ты говорил, что следил за Князевым, знаешь маршруты его движения по городу. Любимые места. Нам надо встретиться в городе.
- Что натворил этот безобидный человек?
- Катастрофа, - коротко ответил Потапчук, - его сейчас разыскивает вся милиция Москвы, вся контора на ногах. У каждого патрульного на него ориентировка. Нет, никого он не убил. Но взять его надо немедленно.
- Кажется, я знаю несколько его любимых мест. Если у меня не получится, не взыщите. Выезжаю. Два шара цвета слоновой кости остались на зеленом сукне.
"Как-нибудь я доиграю эту партию, и обязательно левой рукой", - подумал Глеб, садясь в машину.
С генералом Потапчуком Глеб встретился на улице. Тот быстро сел в машину и первое, что сказал, пожав руку, было:
- Тесно у тебя как!
- Ясное дело, Федор Филиппович, это не ваша "Волга". Я же не генерал ФСБ, вот, езжу на дешевенькой японской машине. Потапчук крякнул. В машинах он разбирался и понял иронию Сиверова.
- Тут у нас переполох начался, всех на уши поставили - и МУР и ФСБ. Глеб молчал, аккуратно ведя машину во втором ряду.
- Чего не спрашиваешь, что стряслось?
- Сами расскажете, надеюсь, - пошутил Глеб.
- А мне вот не до шуточек. Уже и министр внутренних дел на коне, и мой шеф - всех построили.
- Убили кого-то, VIP-персону?
- Нет, не убили. Но скандал будет.
- Скандал - это всегда интересно.
- Помнишь, ты мне про Князева говорил, справки наводил?
- Помню, - сказал Глеб.
- Так вот, я беру свои слова назад. Ты был прав, как всегда. Но именно то обстоятельство, что я Князевым раньше других заинтересовался, сыграло со мной злую шутку. Мне приходится расследовать дело, от которого все отпираются.
- В чем я был прав?
- Князев - сумасшедший или прикидывается сумасшедшим.
- Я вам еще не сказал, что Князев с Гусовским встречался.
- Зачем? - спросил Потапчук. Глеб пожал плечами:
- Кто ж его знает? Вы говорили, Федор Филиппович, - не преминул подколоть генерала Сиверов, - что за него люди важные поручились, которым вы всецело доверяете.
- Я уже никому не доверяю.
- А что так?
- Вот так, Глеб, бриллиант из Кремля пропал.
- Какой именно бриллиант?
- Из английской коллекции. Из коллекции английской королевы. Привезли его на выставку сюда в Москву. Это царский бриллиант дома Романовых. Вот его прямо с выставки и украли.
- Хотите сказать, что Князев его украл? - Глеб притормозил и аккуратно свернул в переулок. Затормозил у самого бордюра, вынул пачку сигарет, протянул генералу.
- А ладно, давай. Хуже мне уже не будет, - сказал Потапчук. - Если одновременно пропали и бриллиант, и сам Князев, то вывод один - Князев украл камень.
- И что, Князева найти не могут?
- Ты откуда знаешь?
- Предполагаю, лицо у вас грустное.
- Все-то ты предполагаешь правильно. Действительно, найти его не можем, хотя фотографии раздали и на вокзалах, и в аэропорту - всем участковым, всем гаишникам. А найти не можем. Вот уже четыре часа длятся поиски.
- Понятно, - сказал Глеб. - И вы, Федор Филиппович, полагаете, что бриллиант у него?
- Да. Больше ведь не у кого.
- Логично, - сказал Сиверов, аккуратно стряхивая пепел.
- Ни дома, нигде его нет.
- Вы, наверное, полагали, что он возьмет его и прямо домой понесет? Сядет за стол, лампу включит и любоваться станет?
- Неважно, что мы предполагали, - Потапчук начинал злиться, но пока себя сдерживал. - Факт остается фактом: бриллианта нет, Князев исчез.
- Расскажите поподробнее, как было дело.
Генерал Потапчук изложил Сиверову всю информацию, причем быстро, сжато, понимая, что Глеба не интересуют версии и гипотезы, что для него важна лишь суть.
- Я не предлагаю тебе заняться его поисками, но вдруг что-то в голову придет.
- Хорошо, - сказал Сиверов, раздавливая окурок в пепельнице. Генерал тоже погасил сигарету, сгоревшую до фильтра.
- Куда вас, Федор Филиппович?
- Давай к конторе поближе.
- Остановка, где я вас подобрал, устроит?
- Что, прямо к конторе подвезти слабо?
- Нет, не слабо, могу и к конторе. Клиент всегда прав, куда скажете, туда и доставим. Мы, таксисты, везде ездим.
- Ну наглый же ты, Глеб! Как тебе не стыдно старого человека подкалывать!
- Не такой уж вы и старый, коль продолжаете в конторе служить.
- Не отпускают, - буркнул Потапчук. - Больше он не проронил ни слова до самой остановки. - Ладно, будь по-твоему, Глеб, тормози здесь.
Они пожали друг другу руки. Генерал выбрался из машины и, втянув голову в плечи, зашагал по улице, размахивая портфелем. Потапчук был похож на пожилого школьного учителя, но никак не на могущественного генерала спецслужб.
"Тоже умеет маскироваться", - подумал Глеб, провожая взглядом высокую сутулую фигуру.
Глеб ехал по городу тихо и аккуратно, словно за рулем сидел не водитель-профессионал, а женщина, внимательная и осторожная. Затем резко показал правый поворот и, стремительно подрезав красный джип, свернул в переулок. Быстро проскочил его и влетел в подворотню.
- Спокойно, Сиверов, - сам себе сказал Глеб. - Думай, ты близок к решению, очень близок. Думай же, думай!
Глеб буквально видел перед собой Князева, который идет с портфелем. Портфель, почти как у генерала Потапчука, а в портфеле лежит бриллиант. Он явно обрадован тем, что ему удалось заполучить камень. Наверное, этот камень имеет для него особое значение.
"Какое же? - подумал Сиверов, пытаясь спроецировать себя на место Князева. - Ну какое еще? Ритуальное, магическое, волшебное? Да, наверное, имея этот камень, он действительно ощущает себя русским царем. Интересно, куда он его спрячет?"
В том, что Князев стащил камень не для кого-то, не по чьей-то просьбе, а для себя лично, Глеб был абсолютно уверен. Он не сомневался, что Князев вообразил себя царем.
- Боже мой, как это все интересно, - прошептал Глеб.
И тут его словно током ударило, даже пепел забыл стряхнуть, и серый сгоревший столбик упал с сигареты на джинсы.
- Боже мой, Боже мой, "Боже, царя храни..."! Музыкант, торговые ряды... Он будет там, он обязательно должен там появиться. И, может быть, он уже там появился. А если и не появился, то появится, потому что императорский гимн для него чрезвычайно важен, тем более в такой момент, почти судьбоносный. Ведь не для того, чтобы продать и заработать кучу денег, Князев похитил бриллиант. У этого типа была совершенно другая цель. Значит, он должен появиться там, просто обязан. Я бы на его месте... Ты бы на его месте никогда не оказался, - сам себе сказал Глеб, - у тебя с рассудком полный порядок, ты на эмоции не поддаешься, анализируешь факты. Ты кое-что знаешь о Князеве, составил его портрет, представляешь ход его мыслей. Или тебе кажется, что представляешь? Нет, не кажется, - заключил Глеб.
На этот раз он уже не просто ехал, а мчался стремительно и целенаправленно, однако правила не нарушал. Так ездят очень хорошие таксисты, которым пообещали заплатить, помимо счетчика, еще столько же, и нужно доставить клиента на вокзал, в роддом, аэропорт или казино. Глеб загнал "тойоту" во двор, быстро, глядя в зеркальце, приклеил усы, и с газетой в руках вышел из машины.