* * *
Тадеуш, мой приятель еще по прежней работе, позвонил на следующий день, ужасно озабоченный: у него прострел, даже с постели встает с трудом, а тут спешная работа, и я аккурат могу помочь.
- По-моему, ты всегда любила делать предварительное обследование, обмеры, - напомнил он неуверенно и просительно. - Надеюсь; у тебя это не прошло?
- Нет. По-прежнему люблю. Пристрастие не очень-то обыкновенное, но таки есть. А что, у тебя планы какие-то?
- Не столько планы, сколько совесть замучила. Взял работу, подписал договор - частное поручение, в принципе должен быть проект - капитальный ремонт: обследование и обмеры, как понимаешь, необходимы. И так по-дурацки сложилось, никого не могу найти. Эва со мной возится, да еще на работу ходит…
- Все ясно. А участок большой?
- Не хочу тебя пугать, но, честно говоря, впечатляет. Строение и солидный кусок территории на Праге, все довоенное и неизвестно, в каком состоянии. То есть известно в каком - ремонту капитальному подлежит, только вот этот чертов прострел - не успел рулетку взять в руки.
Он назвал адрес. До этого момента я колебалась: с одной стороны, обследованием всегда любила заниматься, да и неловко отказать Тадеушу, а с другой, времени нету, голова занята совсем другими делами. Мне не больно-то хотелось встревать в эту канительную работу, от которой уже отвыкла, но, услышав адрес, я с ходу загорелась энтузиазмом. Именно там находился возможный новый притон, его-то и хотел разыскать Павел, а меня от поисков оторвала бриллиантовая блажь. Может, и не в том самом строении, где-нибудь рядом, но и то хорошо. К радостному удивлению Тадеуша, я согласилась без уговоров.
- Постой-ка, ведь второго человека надо, есть помощник?
- Я так и знал, что могу на тебя рассчитывать. Помощник есть, я тебе на десерт оставил. Он работал бы один, если бы ты не согласилась, он у меня в напарниках по этому заказу. Гутюша с тобой будет работать.
- Гутюша!..
- Я так и думал, ты обрадуешься… Правильно думал, я сразу повеселела. Я просто обожала Гутюшу, он был работяга добросовестный, да еще и развлекал меня на полную катушку. Он жонглировал польским языком самым удивительным образом, особенно когда нервничал, так что договориться с ним порой бывало трудновато. Но тут все мог объяснить Тадеуш, а мне оставалось лишь приятное общение с Гутюшей. Посему я согласилась на Гутюшу без всяких оговорок.
- Работа срочная?
- Да. Если уж точно, начать следовало неделю назад. Ты могла бы завтра приступить?
Само собой - как раз планировала с завтрашнего дня шастать на Праге в поисках притона.
- Ладно, обследование и обмеры сделаю, но чертить будет Эва, у меня и приборов нет. С Гутюшей ты договоришься или мне самой?
- Да я с ним уже договорился, ты только позвони, в котором часу и прочее. Телефон его у тебя есть? А в моей благодарности не сомневайся. До гроба не забуду…
- Гутюша, а что там будет? - спросила я по дороге назавтра утром.
Гутюша на сей раз пребывал в спокойствии и высказался более или менее внятно.
- Кооператив это получил. Многоотраслевой. Мелочевкой малой будут заниматься, а все вместе - производство, бюро и так далее. Комнаты гостевые, столовка и так далее. Этакая веерная программа, и сдается мне, себе кусок урвут - квартиры понаделают и так далее.
- А сейчас там что?
- Да всякая всячина. В основном люди живут, только жить там так же удобно, как волу в полушубке щеголять, сама увидишь. До войны склады понатыканы были, теперь тоже мешанина всякая. Поликлинику себе тоже отгрохают.
- А куда подеваются все, кто там сейчас?
- Никуда. Все к этому кооперативу относятся, так, поперемещают туда-сюда и здание приспособят к новому профилю.
- А нам рабочее местечко отвели?
- Отвели. На третьем этаже, номер четырнадцать. Ключ у меня.
- Сперва покажешь мне объем работ, ведь Тадеуш говорил что-то об участке. Погода как раз что надо, так что начнем с помещений, но глянуть на место хотелось бы.
Моросил дождь, когда мы подъехали. Вход был с другой стороны, не там, где я успела побывать, но я сразу сориентировалась: строения и участок вместе образуют как бы угол двух улиц и могут иметь общие входы-выходы. Хмурый, обшарпанный четырехэтажный дом настроения не прибавлял.
Наша комната оказалась на третьем этаже и была в некотором смысле оборудована: два стула, стол, электроплитка, какие-то полки, шкафчики и ящики, и даже - ошеломительный комфорт - кошмарного вида уборная. Я выглянула в окно. Большой двор с трех сторон ограждали строения вроде нашего, а четвертую замыкал одноэтажный барак и старая ржавая сеточная ограда. По неприглядности двор вполне соперничал с нашей уборной: разоренный, захламленный, в выбоинах и ухабах, в одном углу возвышалась груда щебня и мусора, поросшая сорняком, далее - утрамбованная земля, бетон и строительные отходы. В процессе осмотра я локализовала проходные дворы и подворотни, где шлялась в поисках наркоманского притона, они находились левее: если бы я тогда определила дорогу по азимуту и могла напрямик протаранить стены и ограды, оказалась бы в нашем дворе.
Гутюша знал об окружении все.
- Тот барак - дом призрения. Детский сад или что-то в этом духе, во всяком случае для детей малость того, развитых наискосок. Пока неясно, что с ним делать, может, и снесут, а обмерить придется. Весь участок наш, до той сетки. Дом, высунься поглубже в окно, увидишь весь от левой водосточной трубы до кучи щебенки направо. Щебень тоже надо обмерить - его уберут. Остальное нас не касается.
- А сия возвышенность?
- Развалины. Еще после этого, как его, пожара войны. Что-то стояло, обрушилось, возможно, остались подвалы. Место спорное.
- То есть как?
- Утрясают. Заказчик хотел бы все оттяпать, да, пожалуй, не получит, и вон ту четвертушку, - Гутюша описал рукой небольшое полукружье, - отдадут другим, а Тадеушу придется делать забор. Изолироваться. Нам тоже начхать, как там решат.
Да, работка предстоит что надо. Понятно, почему Тадеуш собирался сделать все сам: обследование территории под снос можно поручить кому угодно, а обследование для перестройки и ремонта требует точности и дотошности. Гутюша для меня был сущим даром судьбы: монтаж, электрическое и санитарное оборудование знал превосходно, хотя в принципе и работал конструктором.
Начали мы с четвертого этажа, пока что оставив в покое чердак, потому как я не взяла с собой халат, а пыль там скопилась с допотопных времен. Через три часа спустились этажом ниже.
- Эва не начнет чертить, пока мы не дойдем хотя бы до какого-нибудь конца, - буркнула я озабоченно. - Работа на срок?
- Две недели, - ответил Гутюша. - Было три, да одна пролетела. Я потом тоже сяду за чертежи. Ничего, поддадим жару, пойдет.
Я осмотрела ближайшую дверь.
- Что там? Не дай Бог, квартира?
- Квартира. Не страшно. Если жильцов нет, придем попозже.
На звонок открыла пятнадцатилетняя девочка, которую вовсе не интересовали наши проблемы. Она уселась с книгой за стол, игнорируя наше присутствие. Любопытно, что придумает Тадеуш, - на жилое помещение эта квартира не годилась ни в коем разе.
- По-моему, все столярные работы делать заново, и вообще следует пробить окна, если это для людей назначается, а не для коров, - заметила я критически.
- Да уж, надо бы, - согласился Гутюша. - Запиши в объяснительной, у них тут напряжение.
Я уже не искала причин, почему в жилой квартире вместо окон электропроводка высокого напряжения - времени не хватало. Гутюша локализовал выводы электрических проводов и обмерил расстояния от розетки до стены и до пола. К девочке зашла подружка. Я удивилась: в такую пору обе должны быть в школе.
- Эта психопатка ко мне пристала, - начала подружка прямо от двери. - Почему не сказала мне, что ее выпустили?
Вдруг увидела посторонних в соседней комнате и примолкла. Девочки зашептались, с минуту как будто спорили, иногда повышая голос, так что до меня доносились отдельные слова.
- Каська просто дура, - горячилась подружка. - Он из нее веревки вьет.
Они еще пошептались про какую-то Каську и про что-то еще, потом наша хозяйка заглянула к нам.
- А вы еще долго здесь будете? - спросила она вежливо. - Нам к часу пора в школу.
Я почему-то порадовалась, что девочки не прогуливают.
- Вам далеко? - спросила я, взглянув на часы.
- Нет, близко, минут пять ходу.
- Сейчас половина первого. Успеете. Нам тут еще работы на пятнадцать минут.
- Даже меньше, - поправил Гутюша. - Уборная без канализации по вертикали.
- Стенки надо проверить. Беги с нулем к внешней.
Девочек наши занятия не интересовали, они шептались и хихикали, сидя на топчане. Через десять минут мы ушли.
- Что, тут живет какая-то психопатка? - спросила я Гутюшу с легким беспокойством, обмеряя коридорчик у лестничной клетки. - Я предпочитала бы обойтись без психов, с ними хлопот не оберешься.
- Два семьдесят восемь, - ответил Гутюша. - Есть, но она приходящая. Бывает изредка. Кажется, какая-то мамаша какого-то ребенка из этого малолетнего исправительного дома. Погоди, тут не хватает калорифера. Есть выход и зашпунтовано.
Какое-то все-таки облегчение, что не я буду заниматься проектированием, а Тадеуш. Не позавидуешь такой творческой работе.
Помещение рядом оказалось единицей административной. Три присутствующих работника совершенно нас проворонили, увлеченные без памяти обсуждением несправедливости чего-то распределенного. Здесь была газовая плита с духовкой и ниша с ванной, где не наблюдалось водопровода.
На втором этаже мы решили отдохнуть.
- Приведи в порядок эти наброски, - порекомендовала я Гутюше. - Если собираешься чертить, лучше сам это сделай. А я пересчитаю обмеры, поглядим, на сколько не сходится.
- Надо бы про ключи смекнуть, - ответил Гутюша, разворачивая фольговый пакет с завтраком. - Эти чинуши пойдут домой, а нам здесь торчать. Подожди, я схожу к ним, глядишь, чайник одолжу и стаканы, пообедаем, а то с голодухи много не нафурычишь.
Я отвыкла от Гутюшиной лексики за последние годы: очевидно, он имел в виду, что голодному работа не в радость. Гутюша-снабженец оказался на высоте: позаимствовал все, даже кофе и чай, забыл только про ложки. Размешивая сахар в стакане шариковой ручкой, сообщил, что на первом этаже два частных суперпредприятия: дворничиха держит нечто вроде публичного дома, а экс-работник кооператива, ныне пенсионер, торгует водкой. Блудилище владельцу не мешает - дворничиха на хорошем счету и частная инициатива поощряется, а пенсионер зашибает бабки на паях с кадровиком и потому почитается священной коровой. Никто ничего не видит и не слышит - ликвидируй эту малину, кадровик потерял бы вторую зарплату.
Обмеры четвертого и третьего этажей разошлись у нас всего на десять сантиметров, это значило: primo - обмеряли мы тщательно, secundo - с домом покончили на удивление добросовестно. Сложили вместе листки с эскизами, и набросок объекта начал явственно вырисовываться.
После трех дней каторжных мучений мы очутились наконец в подвале.
* * *
- Что бы это такое могло быть? - спросила я, похлопывая рукой по неструганым доскам, напоминающим дверцы стенного шкафа. - Что за ними? Это наша крайняя стена.
Гутюша щелкнул затвором рулетки, и лента со свистящим шорохом уползла в футляр. Подошел к доскам и приложил ухо.
- Кажется, был подвальный ход дальше, - решил он. - Ничего не вижу - темно, как в негритянском черном кофе.
Таинственный проход не на шутку заинтересовал меня. Пробраться в том направлении - это же награда за нашу галерную работу. Гутюшу не требовалось долго уговаривать, ведь Тадеушу необходимо знать такие вещи, придется что-нибудь тут придумывать и обмеры необходимо сделать. Не тратя лишних слов, Гутюша ухватился за одну доску.
- Сделано на совесть. Смотри-ка, вот тут малость подается. Ты придержи, а я надавлю.
Получилось наоборот: мне пришлось надавить, а Гутюше рвануть, но в данном практическом случае нас не особо заботило правильное употребление глаголов. Однако доску оторвали понапрасну, оказалось, дверная - в ней с одного боку врезан защелкивающийся замок, а с другого прибиты петли. Открывались двери на нас, только вот ручки не было - решила дело оторванная доска. Гутюша энергично рванул и отлетел назад, а у меня железка, подобранная для придавливания бумаг, вывалилась из рук.
Я заглянула в темную нишу и потянула воздух.
- Вонь какая-то. И опять дверь. По-моему, у нас фонарик есть, поглядим, где тут петли.
- Холера, занозу всадил, - поморщился Гутюша. Он пососал палец, огляделся и достал из сумки фонарик. - Эта штука, наверно, противостоит наперекор всему.
Учтя Гутюшины соображения, я подумала, что вторая дверь открывается от нас, но наваливаться всем телом было неохота. Гутюша посветил сперва туда, потом сюда, обе стороны выглядели одинаково - неровная поверхность сколоченных досок. Ниша пропиталась каким-то странным запахом.
Занятые дверью, мы внимания не разбазаривали и только теперь, в поисках петель, увидели еще кое-что. Гутюша обвел фонариком это нечто, луч света на мгновение замер, после чего рывком вернулся влево.
От увиденного совсем перехватило дыхание, и так уже затрудненное из-за смрада.
Довоенные стены подвала оказались двойные, между ними находилась дилатационная щель. Две стены рядышком, обе в полтора кирпича, вместе - почти восемьдесят пять сантиметров, между двумя дверями из неструганых досок должны образовать ровную поверхность, разделенную посередине двадцатисантиметровой щелью; с правой стороны такая поверхность имелась. А с левой было выдолблено, вернее, выкрошено узкое вертикальное углубление, а в углублении стоял.., человек. Да, да, неестественно вытянутая человеческая фигура.
- Так и сердчишку недолго с копыт долой, - пробурчал Гутюша. - Вишь, где прятки себе затырили.., да из башки вон…
Шалая фразочка Гутюши отвлекла меня от страшного первого впечатления: пока над ней размышляла, присутствие духа, ускакавшее было добрым галопчиком, снова вернулось. Скопытиться от сердца и в самом деле можно было с ходу, запрятали по-идиотски, именно "затырили" - притащили и позабыли. Из-за налипшего слоя какой-то дряни трудно было сразу распознать в фигуре витринный манекен, старый и заплесневелый, изображавший, надо полагать, мужчину.
Мне удалось наконец пошевелиться, сделать шаг назад и шепнуть Гутюше:
- Не трогай, еще развалится, а нам придется убирать.
- Ты что?! - возмутился Гутюша. - Труп, что ли, щупать?
- Какой труп, спятил? Разве труп способен сохранять вертикальное положение? Это старый манекен, наверно, его украли и спрятали, пожалуй, еще до войны.
Гутюша с недоверием посмотрел на меня, на манекен и снова на меня.
- Думаешь?.. Возможно. Еврей портной, к примеру, спрятал перед немцами…
- Не перед, а от немцев, - поправила я машинально. - Нет, пожалуй, от немцев он бы сам себя прятал, а не манекен… Или ты думаешь, внутри у него что-нибудь есть? Ценности - в куклу, а куклу в подвал?
Гутюша оживился от моей догадки. Предложил осмотреть с пристрастием, вдруг да обнаружится что-нибудь ценное. Я ничего не имела против, только сначала отделаться бы от работы, кроме того, здесь стоял странный и крайне неприятный запах. Я опять потянула воздух, принюхалась и подытожила:
- Только не сейчас. Сколько времени проторчал, так проторчит еще немного, проветрится к тому же. Не чувствуешь разве, как пахнет? Похоже, какой-то консервант.
Я отошла, так у меня заслезились глаза. Запах, казалось, знакомый, только с парфюмерной примесью и еще чем-то, так что драло горло и резало глаза. Гутюша сосредоточенно принюхивался.
- Лак для полов, - решил он. - Только более элегантный - древесный, наверно.
Я охотно согласилась - кой черт голову ломать и придумывать несусветные объяснения. Конечно, он прав: лак для пола на совесть дерет горло и глаза, правда, здесь он благоухал деликатней и послабей, чем при целевом употреблении, да еще какой-то парфюмерной кислятиной отдавал. Я бросила заниматься обнюхиванием и вернулась к проблеме дверей.
- Потом все осмотрим спокойно, сперва закончим весь интерьер, - решила я. - Если насвинячим, затолкаем все в эту щель и делу конец. Убирать мусор не собираюсь.
- Оставлять на виду нельзя, еще стрельнет что кому-нибудь в башку, - рассудительно поддержал Гутюша. - Смотри, вот тут петли, дай-ка я пихну…
Пихание эффекта не достигло. Вопреки нашим предположениям, вторая дверь открывалась так же, как и первая - к нам, то есть ее надо было потянуть, только вот за что? По всей видимости, пройти можно было в одну сторону - оттуда сюда, а не отсюда туда. В области темени у меня засвербило нечто вроде мысли.
- Обследуем после, без спешки. Давай обмерим только дверной проем и уйдем - в носу щиплет невыносимо.
Гутюша послушно обмерил, задвинул на место полуоторванные доски и призадумался.
- Слушай-ка, а вдруг это не манекен, а самый обыкновенный труп?..
Я записала обмеры и постучала по лбу карандашом. Гутюша, похоже, совсем обалдел, хотя.., черт его знает… Правда, мне не доводилось слышать, чтобы труп сам собой держался вертикально и благоухал лаком для пола, но всяческих консервирующих средств изобретено в последнее время до холеры и все возможно. А вдруг он просто-напросто висит? Мы ведь не разглядывали внимательно, запах тошнотворный и видок такой - любоваться, в общем, не тянет. На первый взгляд - манекен как манекен, только старый и облупленный…
А окажись манекен трупом, последствия катастрофические! Вместо обмеров даем показания, милиция рыщет повсюду, нас выбрасывают из подвала, пломбируют вход, забирают бумаги, к тому же нас, упаси Боже, подозревают, все кувырком, препятствия неодолимые, а обследование надо закончить в срок…
- Гутюша, типун тебе на язык, - заартачилась я. - Не городи чепухи, еще накличешь. Будь хоть сто трупов, а для нас манекен и точка. Подумай логически, у нас чертовски мало времени. Гутюша, вопреки видимости, умел думать логически, а потому решительно отвернулся от трупа. В подвалах нас ожидал еще миллион мучений: километры разных проводов и кабелей, к тому же действовала местная котельная. Самое жуткое место во всем здании!
Дождь давно перестал лить, но с домом мы разделались и выбрались во двор только на третий день.
Кооперативный дворник прицепился к нам, как репей к собачьему хвосту. Заявил, ему, мол, ведено соблюдать закон, и представил нам вбитые в землю колышки, означающие границу территории. Колышки дугой огибали развалины, и по ним требовалось установить ограду. Таскался сторож за нами повсюду, смотрел в руки и все нудил, чтобы мы случаем не переступили запретной черты - за что последовало бы страшное наказание. Какое - он не уточнял, равным образом непонятно было, кто оное наказание понесет: мы, Тадеуш или заказчик. Убрать из проекта эти завалы всем было на руку, отпадала проблема расчистки и вывозки щебня, а посему дворницкие директивы нас устраивали.
Мы опустили с крыши шнур, на конце которого привязали камень, и Эва могла теперь взяться за чертежи. Словом, со всем обмеренным хламом мы отправились к Тадеушу.