Остаток дня прошел как обычно. Я позвонила по телефону, что дала мне госпожа Дред, и ко мне приехали специалисты по выведению краски. Подозреваю, что ребята пользуются препаратом, который с природой не дружит (и боюсь, что тритоны теперь станут бесплодными), но краска со стены исчезла со скоростью света. В час дня вернулись Мероу с Госс. Доложили, что расклеили листовки везде, где собирается молодежь, – у кинотеатров, недорогих ресторанов и клубов. Кажется, они неплохо провели время. Я расплатилась с Госс, и девчонка ускакала с весьма довольным видом. Еще бы! Во-первых, она сегодня получила работу на целых три месяца, а во-вторых, сделала доброе дело.
Потом я занялась стиркой. А когда пришел Джейсон, отвела его в ближайший обувной магазин и купила ему пару белых поварских ботинок, новое белье, еще один рабочий костюм и две белых тенниски.
– В этом будешь работать в пекарне, хорошо? – сказала я. – Не можешь же ты бегать по плитке в носках, это негигиенично. А то еще простудишься и заразишь Мышиную Полицию.
Джейсон, у которого поначалу был весьма затравленный вид – интересно, из какой он семьи? – засмеялся и пообещал не чихать на моих кошек. Потом мы с ним убрались в пекарне, я дала ему десять долларов и большой пакет с провизией, а когда он ушел, поднялась к себе в ванную. Погрузившись в горячую воду (сегодня решила побаловать себя ландышевой пеной), я протерла лицо огуречным лосьоном, прошлась по телу махровой мочалкой и впала в транс.
Когда я через какое-то время приоткрыла глаза, в ванную вошел Дэниел и сел на бортик рядышком с Горацио. Мне было так тепло и уютно, что я не восприняла его появление как вторжение в жилище. Он нежно улыбнулся и погладил мое плечо, его пальцы скользнули в воду и обхватили мою грудь. Потом он поднялся и вышел. Я даже усомнилась, не привиделось ли мне все это во сне, но, выйдя из ванной, увидела Дэниела, который сидел у меня в гостиной на кушетке.
– А что, позвонить в дверь было нельзя? – спросила я, хотя мне было так хорошо, что сердиться просто не было сил.
– Я знал, что ты в ванной, и мне захотелось взглянуть, – просто сказал он. – Ты же в тот раз сама меня приглашала.
– Да, но… – Ведь и на самом деле приглашала! – И что?
– Ты красивая. Я всегда это знал. А вошел я в дверь. Просто я тогда запомнил твой код. У меня хорошая память. Ну что, где твои листовки?
– На столе. – Спорить с Дэниелом бесполезно. Для него не существует границ. Может, он в полнолуние превращается в летучую мышь? Ну и пусть.
– Нет, я никогда не видел эту девочку, – задумчиво глядя на фотографию, сказал он. – Хотя здесь она на три года моложе. Кто знает, какая она сейчас? Я работаю в "Супах рекой" всего полгода… А это что такое? – спросил он.
Я привстала и увидела, что у Дэниела в руках рекламный буклет, который мне всучил Джеймс.
– Это рекламный проспект агентства недвижимости. Мой бывший муж хочет, чтобы я продала квартиру и вложила деньги в эту компанию.
– И ты это сделаешь?
– Ни за что! Мне тут нравится, и потом я не собираюсь вкладывать деньги в сомнительное предприятие. Когда в большую игру вступает маленький игрок, дело скорее всего закончится весьма плачевно. Как говорит профессор Дион, hinc illae lachrimae.
– Извини, Коринна, но я говорю только на иврите, греческом и арабском, – усмехнулся Дэниел.
– Ну и ну! Да ты еще и полиглот? А это латынь. "Вот откуда эти слезы". Надеюсь, экономического образования у тебя нет? И курсы бухгалтеров ты не оканчивал? Тогда я дам тебе один совет. Никогда не вкладывай деньги в компанию, которая тратит на рекламные буклеты астрономические суммы. Ты только посмотри. – Я взяла проспект у него из рук. – Да в него вложены средства, вполне сравнимые с валовым национальным продуктом какой-нибудь африканской республики! Мелованная бумага, глянцевая обложка, а какой дизайн, а печать-то какая! Знаешь, на что это похоже? На акционерные сертификаты, которые были у моего деда. "Силвер Ривер Ойл". Медные рудники в Аргентине. Каждый из них был истинным произведением полиграфического искусства, и каждый не стоил и куска дерьма пеликана. Даже маленького куска дерьма не стоил.
– Значит, деньги надо вкладывать в компанию, которая печатает рекламные проспекты на туалетной бумаге?
– Именно так. Тем более что большинство проспектов лучшего и не заслуживают. – Я перелистнула страницу и, сраженная догадкой, со злостью чертыхнулась.
– Что такое?
– Эта компания занимается тем, что скупает старые, но еще крепкие здания и перестраивает их. Джеймс предлагает мне продать квартиру и вложить деньги в эту компанию. Как же я сразу не догадалась! Вот негодяй!
– Коринна, о чем это ты? – с недоумением спросил Дэниел.
– Прочти-ка вот это.
Я ткнула пальцем, Дэниел пробежал абзац глазами и спросил:
– Ну и что?
– Как это что? – изумилась я. – Ты прочел?
– Прочел. Только ничего не понял. Увы! – Дэниел развел руками.
– По какому адресу дом, который они собираются сносить в первую очередь?
– Дом номер 156, Литтл… – Дэниел замолчал и, сложив два плюс два, вполголоса ругнулся.
– Вот именно! Джеймс хочет, чтобы я вложила деньги в компанию, которая собирается продать дом, где я живу. Понимаешь? Чтобы я вложила деньги в снос дома, где я живу. Ведь это же адрес нашей "Инсулы"!
От возмущения я вскочила и принялась носиться по гостиной, едва не наступив на Горацио.
– Теперь понятно, кто пытается нас выжить отсюда. Это Джеймс! Ну да, это он!
– А ты его приглашала в эту квартиру? – спросил Дэниел, взяв меня за плечи и остановив мои метания.
– Нет. Я купила ее через год после развода.
– А он тут кого-нибудь знает?
– Только беднягу Холлидея. Но все это безобразие началось еще до того, как Энди сюда переехал. И потом он не в том состоянии, чтобы разрисовывать стены краской. Ему не до этого.
– Ты права. Коринна, ты, главное, успокойся и послушай, что я тебе скажу. Даже если это Джеймс, не стоит на него вот так сразу наезжать. Это ничего не даст. Никаких улик против него у нас нет. И потом у него наверняка есть сообщник. Тот, кто знает в доме все ходы и выходы. Джеймс не знает.
– Верно, – согласилась я. – Ну ладно. Отпусти меня. Мне нужно попросить прощения у Горацио. Я его чуть не раздавила.
– А мне нужно смазать перила твоего балкона чем-нибудь жирным, – заявил Дэниел. – Бредни про блудниц – это пустяки, а деньги, и притом немалые, это мотив серьезный.
Мне удалось выманить Горацио из-под кушетки, успокоить его оскорбленные чувства с помощью кошачьего коктейля и немного успокоиться самой. Джеймс! Каков наглец! Он что, решил, будто я сделаю так, как он захочет? А может, я сама внушила ему это за годы совместной жизни?
Я пошла на кухню, достала джин, а сама все думала и думала. Наверное, это я во всем виновата. Джеймс с его отвратной манерой устраивать по утрам жесткие дискуссии вынуждал меня уступать ему – сначала потому что я хотела сделать мужу приятное, а потом мне просто стало наплевать, что и как он делает. В результате Джеймс привык к мысли, что жена у него мягкая и сговорчивая женщина. Как же он удивился, когда я заявила, что ухожу от него, и отдала ему ключи! А как разозлился! Расстались мы с ним ужасно. Может, именно поэтому я столько лет даже не пыталась найти себе любовника или, как выражаются нынче, партнера. Правда, в конце концов мы с Джеймсом вроде как простили друг друга, но друзьями так и не стали.
И теперь уж точно не станем. Надо спросить у соседей: может, им присылают рекламу этой компании? И если это так, надо срочно ввести их в курс дела.
Да, с Джеймсом мне все понятно. Он ничуть не изменился. Я взяла буклет и начала читать с пристальным вниманием. Будучи бухгалтером, я без труда обнаружила в нем массу изъянов: и мелких (как насчет разрешения на снос? а ограничение высотности зданий? а проблемы с наследниками?), и размером с залив Порт-Филлип (финансирование? активы? капитал?).
Да, главный вопрос – это именно капитал. Я не поняла, каким образом компания собирается его наращивать и что за дела у нее с банком из Сингапура. Все цифры были состряпаны абы как. Короче, в проспекте содержались по большей части демагогические разглагольствования и ничем не обоснованные обещания. Когда Дэниел вернулся с балкона, я ему так и сказала.
– Может, мы тогда зря волнуемся? – спросил он. – Тогда никто не станет вкладывать в них деньги, и предприятие лопнет само собой.
– Может, так и будет. Но рассчитывать на это нельзя. Раскупают акции и куда более странных предприятий. Ведь рынок ценных бумаг работает по принципу песочницы. Стоит одному ребенку сказать, что красные леденцы самые вкусные, как все дети захотят именно их. Знаешь, это своего рода стадный рефлекс. Все хотят только красные леденцы, пока не выяснится, что они пачкают губы, и кто-нибудь не скажет, что зеленые леденцы помогают освоить скейтборд. И тогда красные уже никому не нужны, и все хотят исключительно зеленые. На рынке та же психология, что и на детской площадке.
Дэниел слушал меня с живейшим интересом, что было приятно, а вид у него был несколько обескураженный – как у всех людей, не искушенных в денежных делах, при столкновении с жестокой реальностью мира капитала. Между тем я продолжила лекцию:
– Однако для начала ему придется убедить нас продать свои квартиры. Ведь мы не просто жильцы, мы владельцы. И ему придется уговаривать всех и каждого.
– Пока что он никого не уговаривает, а просто запугивает женщин, – заметил Дэниел.
– А что, по-моему, это хорошее начало, – парировала я.
Мы поднялись в сад не в лучшем расположении духа. "Господи, мне так тут нравится! – думала я, любуясь панорамой города. – Не позволю Джеймсу и его дружкам выжить меня отсюда". Мы сели в розовой беседке, и я налила нам коктейль. Горацио снова скрылся в кустах. Интересно, что у него там за дела?
И тут вечернюю тишину разорвал крик Труди. Мы подбежали к ней, и она показала на траву, которой так гордилась. Почти вся лужайка пожухла. Приглядевшись, я увидела, что полоски мертвой травы складываются в буквы: "ШЛЮХА". Труди заплакала. Я еще ни разу не видела слез на ее лице.
– Как же он это сделал? – спросила я.
– У меня пропадать вещи, – сквозь всхлипы сказала садовница. – Сначала пестицид. Потом гербицид. Он сделать это гербицидом. Полить им траву. Когда я его поймать… – Тут она перестала плакать и сжала руки в кулаки. А руки у Труди рабочие. Сильные руки. – Когда поймать, я его убивать.
– Давайте снова позвоним нашей несчастной полисменше, – предложила я. – Успокойтесь, Труди. Глотните моего джин-тоника и вытрите слезы.
Труди уже не плакала. Не обращая внимания на протянутый ей стакан, голландка схватила бутылку джина, сделала внушительный глоток, а потом тряхнула головой и выпалила:
– Просто шок. Но я все равно убивать его!
Глава тринадцатая
Лепидоптеру Уайт, бьюсь об заклад, от всех нас уже мутило, но она тут же явилась. Внимательно осмотрев выжженную траву, она заметила то, что все мы упустили, – след ботинка на лужайке.
– Похоже, этот тип хромает, и каблук на одном из ботинков нуждается в набойке, – сказала она. – А еще мы знаем, что он довольно неуклюжий. Хотя, возможно, это результат магического заклинания.
Поскольку Мероу сегодня лавку не открывала, она тоже поднялась в сад. Услышав последнее замечание миз Уайт, она соизволила улыбнуться. Вот это да – Мероу улыбается полисменше! Чудеса, да и только! После того, как миз Уайт сделала несколько снимков на месте преступления, мы снова принялись утешать Труди, и в конце концов все плавно перетекло в импровизированную вечеринку. Профессора, впервые самостоятельно вышедшего с палочкой на прогулку, усадили в розовую беседку. Даже Энди Холлидея с неразлучной бутылкой нам удалось вытащить из квартиры на свет божий.
Многие наши жильцы, конечно, трудились в поте лица, а компьютерных умников при свете дня на улицу не выманишь – того и гляди, превратятся в монстров из какой-нибудь новомодной игры или растворятся в воздухе как призраки. Я спустилась домой за бокалами и оставшимися маффинами.
Старший констебль Уайт взяла кексик, уселась на предложенный стул и через пару минут с увлечением обсуждала с Труди, как лучше ухаживать за азалиями. А я и предположить не могла, что про цветы можно столько всего рассказать!.. Дэниел с профессором принялись философствовать об устройстве мира (социума) и способах достижения всеобщего мира (согласия). Мы с Мероу тоже нашли себе местечко под солнцем и наслаждались последними лучами ультрафиолета. Холлидей с минуту молча взирал на Дэниела, а потом моргнул и буркнул:
– Я вас уже видел.
– Очень может быть, – невозмутимо ответил Дэниел. Похоже, этот ответ вполне умиротворил Энди: он откинулся на спинку пластикового кресла и впал в обычное для него состояние полутрезвого бытия. А я решила спросить у соседей, не получал ли кто из них предложения продать свою квартиру.
– На прошлой неделе мне звонил какой-то мужчина, – откликнулась Мероу. – Но я его быстро отшила.
Профессор дожевал маффин и, вскинув бровь, заметил:
– И мне тоже звонили. По-моему, в прошлую среду. Тогда мне еще нельзя было ходить, поэтому я от нечего делать отвечал на все звонки. Честно говоря, не люблю я это дело. Пустая трата времени, ей-богу! Мне позвонил один старый знакомый, потом кто-то из университетского клуба и этот тип по поводу продажи квартиры. Я тогда не придал этому значения. Терпеть не могу подозрительные звонки, поэтому предпочитаю делать вид, будто их не было вовсе. Я сказал ему, что мне это неинтересно, и положил трубку.
– А, судя по голосу, это был человек молодой или не очень? – спросила я.
Профессор пожал плечами.
– Не помню. Но голос точно был мужской.
– Точно, – подтвердила Мероу. – Мне показалось, звонил мужчина средних лет.
– И мне звонил, – вставила свое слово Труди. – А я сказала: "Убирайся!". Мне здесь хорошо. Было хорошо, – со вздохом добавила она.
Могу поспорить, Труди скорбела по поводу загубленной лужайки.
– Когда все это безобразие закончится, я приду и вскопаю лужайку, – пообещал ей Дэниел. – Засеете ее, и будет новая. Только еще лучше.
Труди протянула руку и в знак благодарности похлопала Дэниела по плечу. Оценив мускулатуру, с одобрением кивнула и сказала:
– Хорошо. Если копать ты, дело идет быстро.
– А мне никто не звонил, – сказала я.
– И мне, – подхватил Холлидей, – правда, я не всегда отвечаю на звонки. Последнее время мне не до этого.
Я решила поделиться догадками относительно своего бывшего мужа со старшим констеблем Уайт и, когда мы спускались в лифте, заманила ее к себе. Остальным было чем заняться. Мероу собралась провести ритуал по возвращению блудной дочери Холлидея в отчий дом, что требовало личного присутствия Энди. Труди занялась розами. Я собиралась подвести итоги месяца, а профессору Диону пора было отдыхать. А вот Дэниел был мне кое-что должен. Играть, так начистоту. Как говорится, какой мерой мерите, такой и вам отмерится. Во всяком случае так частенько говаривала моя бабушка.
Я дала миз Уайт адрес Джеймса и буклет, который он мне всучил, и проводила ее к выходу. Закрыв дверь, я прислонилась к ней спиной и, чуть задыхаясь от волнения, сказала:
– Ты заходил ко мне в ванную и видел меня обнаженной.
– Видел, – подтвердил Дэниел, садясь на кушетку вместе с Горацио.
– Теперь моя очередь, – заявила я.
– Как скажешь, – спокойно ответил он и наклонился расшнуровать ботинки.
Я замерла. Одно дело сказать, а другое… Дэниел раздевался передо мной – не спеша, без бравады и, я бы сказала, с достоинством. Снял ботинки, куртку, расстегнул белую рубашку… Он был так хорош собой, что у меня голова закружилась. У него совершенный, прямо-таки скульптурный торс. Увидев такую натуру, Микеланджело тут же схватился бы за резец. "Дэниел – это не гора мышц а-ля Шварценеггер. Он скорее бегун и скалолаз", – думала я, глядя как рубашка соскальзывает с его плеч.
Когда он остался без джинсов, я заметила у него на бедре небольшой глубокий шрам. Потом он стянул прозаичные черные трусы и предстал передо мной во всей своей первозданной красоте. Позволив мне насладиться видом спереди, Дэниел медленно повернулся ко мне спиной. Да он вылитый Святой Себастьян с полотна Тициана, только стрел не хватает.
Не помню, каким образом я очутилась с ним рядом. Руки сами собой заскользили по спине, ягодицам, коснулись еще одного шрама на бедре – рана была сквозная. Кожа Дэниела горела огнем. Я обняла его со спины, уткнулась лицом между лопатками и ощутила солоноватый вкус его кожи.
– Ну? – спросил Дэниел.
Я ощутила, как он напрягся в ожидании моего ответа.
– Не сейчас, – выдавила я, осознав, что пока еще не готова. Не могу и все.
Опустившись без сил на кушетку, я смотрела, как он одевается, все так же не спеша, с достоинством.
– Но скоро, – уточнил он.
Я кивнула. Ну конечно же скоро! Иначе я самовозгорюсь. Когда Дэниел натягивал джинсы, я прикоснулась к шраму и спросила:
– Пулевое ранение?
– Граната со шрапнелью. Поэтому и шрам такой. А пацан, который ее бросил в меня, погиб. В этом мире столько зла! – Он опустился рядом, привлек меня к себе и тихо добавил: – И столько же добра.
– Мальчик погиб? – переспросила я, чувствуя, что вот-вот нащупаю ключик к Дэниелу.
– Погиб, – ответил он, спрятав лицо мне в волосы. – Я его застрелил. Сразу же. Ему было лет четырнадцать.
Я крепко обняла его. Он не плакал. Думаю, все слезы давным-давно выплаканы. Дэниел расстегнул мою блузку и прижался лицом к моей груди. Какое-то время мы так и сидели, не говоря ни слова.
Дневной свет стал гаснуть. Я смотрела, как солнечные лучи ползут по оконному стеклу, а Дэниел внезапно выпрямился и крепко поцеловал меня в губы.
– Коринна, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.
– Что, Дэниел?
– Я должен уйти. Поэтому спрашивай обо всем, что хочешь знать, прямо сейчас.
– Где ты живешь? – спросила я, не придумав ничего лучше. – Как тебя найти?
Он отпустил меня, записал в блокнот, лежавший на столе, свой адрес и номер телефона и снова сказал:
– Спрашивай.
И тогда я задала вопрос, который давно меня мучил, хотя сформулировать его должным образом у меня не получилось:
– Почему ты считаешь меня красивой?
– Потому что так оно и есть, – просто ответил он. – Подумай сама, где мне довелось бывать, и что я там видел. В Палестине – голодные, больные, изможденные. В Мельбурне – недопитанные бездомные дети и тощие наркоманы. Я без ума от твоей плоти, от твоих изгибов… – сказал он, нежно поглаживая мое бедро. – Никогда не худей, слышишь? – добавил он, поцеловал меня еще раз и ушел, не забыв взять листовки с Шери Холлидей и мешок с хлебом.
На душе у меня творилось такое! Я не знала, что думать и что делать, да так и просидела на кушетке, пока за окном совсем не стемнело и не пришло время кормить кошек и ложиться спать. Что я и сделала. Всю ночь мне снились эротические сны, в результате чего я проснулась в четыре вся в поту и жару и, чтобы привести себя в чувства, срочно приняла ледяной душ.