После такового открытия поручая Вашему Сиятельству окончательное за сим разыскание о сокрытых деньгах обще (совместно) с Полковником Яковлевым и препровождая к Вам вышеупомянутую записку с планом № 1 и брульон, представленный мне г. Яковлевым, предлагаю Вам отправиться с Штаб Офицером сим получившим от меня о том предписание, в Смоленскую Губернию, и когда он убедится, что найденное им местоположение больше всякого другого сходствует с французским планом; то по соглашению с ним, вместе тот час приступить к открытию денег, потребовать для сего необходимое число людей рабочих от местного Земского исправника.
А дабы от Земской полиции оказываемо было Вам должное содействие и удовлетворение всех Ваших и Полковника Яковлева законных требований, равно и со стороны владельца той земли, в коей будут отыскиваться деньги не было делаемо никаких препятствий, отношусь я о том к Военному Губернатору г. Смоленска, коему и обязываетесь Вы лично вручить прилагаемый при сём секретный конверт за № 14.
В случае отыскания зарытых денег, Вы доложите о том, какой монетою и в каком количестве оных найдено будет, составить акт за общим Вашим подписанием, пригласив к тому и Земского Исправника, а потом деньги сии следует отвести в г. Смоленск и, доложив об оных Военному Губернатору Генерал-майору Князю Трубецкому, сдать их в тамошнюю Казённую палату, получив в принятии документ за подписанием Председателя и всех членов Палаты.
По исполнению чего, и по представлению ко мне по почте рапорта о действиях Ваших вместе с окончательным актом и документами имеете отправиться дальше, для выполнения другого поручения возложенного на Вас предписанием моим от сего числа за № 2066.
Подпись: Граф Бенкендорф.
Проклятое и совершенно непонятное слово "Брульон" вновь попалось мне на глаза, что невольно притормозило скорость чтения. Сняв трубку телефона, я на ощупь набрал телефон Михаила Воркунова, вместе с которым некогда заканчивал одиннадцатый класс московской школы № 283. Трубку взяла его жена Наталья.
– Мишуни дома нет, – певучим голосом сообщила она, – и когда придёт, не знаю.
– А может быть, ты мне поможешь? – заторопился я, – чувствуя, что она собирается повесить трубку.
– В какой же области требуется помощь? – тут же заинтересовалась она.
– В области языкознания!
– Ну-у, здесь я несомненный "специалист", – хохотнула она. За день так на работе наговариваюсь, что язык опухает.
– Я не про то. У вас дома случайно нет франко-русского словаря?
– Зачем он тебе?
– Да здесь мне попалось одно французское словечко, и мне крайне любопытно выяснить, что оно означает.
– Словарь у меня где-то есть, но вот так сразу отыскать его я вряд ли смогу! Сам знаешь, какие у Мишуньки везде завалы! Но ты его произнеси, может быть, я и на слух вспомню.
– Так ты что, – обрадовался я, – французский знаешь?
– Не то чтобы очень хорошо, – голос Натальи заметно увял, – но в школе я именно его и изучала.
– Слово звучит как "брульон", – постарался я выговорить как можно более правильно.
– Бульон? – недоверчиво переспросила она. Так это же такая жидкость, которая образуется при варке мяса…
– Брульон, а не бульон, – буквально закричал я в микрофон, – улавливаешь разницу?!
– А, поняла. Так брульон, как мне вспоминается, это что-то из области рисования. Набросок, чертёжик, что-то в этом духе…
Выяснив значение непонятного слова, я вновь вернулся к своему занятию. Становилось ясно, что на руках у Яковлева имелся некий эскиз какой-то местности, и основной его задачей было отыскать такой район на просторах между Вязьмой и Дорогобужем, который бы в максимально степени соответствовал тому, нарисованному неизвестно кем, эскизику. Но кто изначально нарисовал данный "брульон", и почему рисовавший не был привлечён к поискам, мне было абсолютно не понятно. Видимо речь об этом шла как раз на тех страницах, которые я не мог прочесть. Тем временем события в старорежимном Санкт-Петербурге развивались стремительно.
14 мая 1840. Секретно.
Шефу Жандармов, Командующему
Императорской Главной Квартирой Господину
Генерал-адъютанту и Кавалеру Графу Бенкендорфу
На предписание Вашего Сиятельства от 24 Апреля за № 13 имею честь донести, что воды реки Днепр вступили в берега и Полковнику Яковлеву, командируемому для обозрения некоторой прибрежной части, в отыскании сего не может встретиться никакого затруднения в исполнении возложенного на него поручения.
Генерал-майор Князь Трубецкой
– Короче говоря, – решил я, – только к следующему лету все необходимые приготовления к завершающей части поисковой операции были сделаны, и со дня на день можно было ожидать от высокопоставленных копателей доклада о ходе раскопок. Как я и ожидал, данная бумага не замедлила появиться. Но совершенно не того содержания, какого я ожидал. Вместо победных реляций моему ищущему взору предстало нечто совершенно иное.
18 июня 1840. Секретно.
Генерального Штаба Полковник Яковлева. Рапорт.
На почтеннейшее предписание Вашего Сиятельства от 10 мая за № 15 сим имею честь донести, что по сделанным надлежащим изысканиям при М(ызе). Александрии в земле, к сожалению, ничего не найдено. Рвы были прорыты во всех направлениях, глубиною от 2,5 до 3 аршин и потом железными щупами длиною до 4,5 аршин всё пространство, ограничиваемое течением реки, и большой дорогою проникнуто в шахматном порядке, расстояние дыра от дыры на 1 аршин. Где встречалось какое-либо сопротивление, там немедленно вскрывали, так что на глубине семи аршин не осталось нигде сомнительного места.
Видя таковую неудачу, произвёл я дальнейшую рекогносцировку от Орши до Борисова, но на этом пространстве не мог отыскать места подобного изображённому на французском плане. Вслед за сим, для последней попытки отправляюсь я вместе с Адъютантом Вашего сиятельства Князем Кочубеем в Смоленскую Губернию, на место, представленном на плане, снятом мною в Ноябре прошлого года.
Полковник Яковлев № 185 9 июня 1840 М. Александрия
Глава четвёртая: Бесплодные хлопоты
Не успел я посочувствовать бедному полковнику, как тут же выяснил, что именно по тому же поводу писал князь Кочубей. Одну часть его доклада, на мой взгляд, самую существенную, я прочитал даже несколько раз подряд.
"… прибыли на станцию Александрию 20-го числа текущего месяца по совещанию с Полковником Яковлевым приступил к пространству земли заключающую между обеими ветвями речки впадающей в Днепр, было в присутствии каждого из них изрыто пересекающимися канавами шириной в три с половиной сажени и глубиною в два с половиной аршина. То же самое пространство было после того пройдено щупами в четыре с половиною аршина. При малейшем сопротивлении я взрывал землю, но без всякого успеха…"
Штаб-ротмистр Князь Кочубей
№ 25 Александрия, Июня 9-го
– Вероятно для производства столь масштабных раскопок, – быстро сообразил я, – было привлечено довольно большое количество народа, об этом особо упоминает наш Князь Кочубей. Ведь кроме крестьян, без счёта набранных в ближайших деревнях, была истребована из Могилёва специальная команда в 12 жандармов при одном унтер-офицере. Но если все усилия наших высокопоставленных поисковиков были тщетными, то это означает только одно – они просто искали не в том месте. Это была для меня радостная весть, однако поначалу я не понял, отчего она меня столь сильно воодушевила.
В следующем рапорте Кочубей честно пытается проанализировать причины, постигшей их неудачи. Такой анализ от непосредственного участника событий – просто елей на сердце любого человека, прикоснувшегося к краешку тайны, тем более что это косвенным образом подтверждало мою догадку. Ведь в таких откровениях непосредственного участника событий могут неожиданно всплыть доселе неизвестные и не оглашённые ранее подробности. И действительно при внимательном прочтении текста, я обнаружил весьма показательные строки.
"…доношу Вашему Сиятельству, что оное местоположение, предназначенное для взаимных наших изысканий, в некоторых только частях соответствует с французским планом. Действительно, река, пересекающая своим извилистым течением почтовую дорогу в трёх местах на французском плане, здесь пересекает оную в двух только местах и, следовательно, вместо трёх мостов, необходимых для проезда по дороге, существует оных только два. Местность со времён прохождения французской армии могла измениться, ибо почва земли весьма рухлая (видимо хотели написать рыхлая) и плотины, существующие для водяных мельниц, были за десять лет смыты напором воды в весеннее время, что мог заключить из собранных мною вестей. Я приступил к взрытию земли 2-го числа текущего месяца, почёв (предпочёл) необходимым занимать большое количество людей для скорейшего хода занятий, привлекающих на себя любопытство окрестных жителей и проезжающих по большой дороге. По совещанию с Полковником Яковлевым я разрезал весь участок земли двумя большими поперечными каналами шириной в три сажени и больше, глубиной…
Окончив изыскания, предназначенные мне Вашим Сиятельством в Могилёвской Губернии, отправляюсь в Смоленскую Губернию для продолжения оных…"
Поскольку изначально экспедицией Яковлева было найдено два места, в которых подозревались наличие крупных денежных захоронений, то мне показалось естественным, что сиятельные кладоискатели начали с самого ближайшего к столице государства местности. Ведь столица Российской империи в те времена была в С-Петербурге, и Могилёвская губерния, была расположена к ней гораздо ближе, нежели Смоленская губерния. Но раз там их ждала неудача, то несомненно, что они поехали на второе. Любопытству моему не было предела. Дрожащими от волнения руками я перевернул следующую страницу и принялся читать рапорт князя Кочубея от 25 июня.
"Окончив изыскания, порученные от Вашего Сиятельства в Могилёвской Губернии, я отправился вследствие предписания Вашего от минувшего мая месяца 10 дня за № 16 обще с Полковником Яковлевым в Смоленскую Губернию Смоленского Уезда в деревню Цурики, место, предназначенное для новых исследований. Вашему Сиятельству известно (неразборчиво) Яковлева в первое его путешествие, что местность здесь ещё менее сходствует с французским планом, чем Могилёвской Губернии деревне Александрии. Не смотря на то, всё пространство, заключающееся между ветвями речки облегающей деревню Цурики, было тщательным образом обойдено длинными щупами Почва земли песчаная в иных местах каменистая. При малейшем сопротивлении я взрывал землю, но без всякого успеха. Не смотря на все усилия, я не мог найти цели возложенного на меня от Вашего Сиятельства поручения.
В соответствии предписания Вашего от минувшего Мая месяца за № 2006, отправляюсь в Саратов для приведения в исполнения второго поручения возложенного на меня от Вашего Сиятельства".
Заодно я посчитал не лишним изучить его аналогичное донесение своему непосредственному начальнику.
Москва Июня 18 дня 1840 года. № 35. 23 июня 1840. Секретно.
Господину Начальнику Штаба Корпуса Жандармов
свиты Его Императорского Величества
Генерал-майору и Кавалеру Дубельту Рапорт.
Рапортом моим от текущего июня месяца 9-го дня за № 26 честь имею довести до Вашего Превосходительства неутешительные мои действия в Могилёвской Губернии. В содействии предприятия Вашего от минувшего мая месяца 20-го дня за № 11 я отправился в Смоленскую Губернию для дальнейших изысканий. (Пропуск) …в которых только маленькая партиях (эпизодах) сходится с французским планом. Не смотря на то, я обще (совместно) с Полковником Яковлевым принял все нужные меры для самого тщательного осмотра местности. Но и здесь всевозможные исследования прошли без всякого успеха.
Окончивши таким образом все исследования порученные мне по Высочайшему повелению, честь имею донести до сведения Вашего Превосходительства, что отправляюсь в Саратов…"
Гвардии Штаб-ротмистр Князь Кочубей
Итак, едва я выяснил для себя истинное значение загадочного слова "Брульон", и дочитал удручающие рапорты официальных лиц о полной неудаче всего предприятия, как меня буквально обуяли самые вожделенные мысли. Переместившись на диван, я закинул руки за голову, закрыл глаза и благостно погрузился в самые приятные рассуждения, какие только может испытывать не слишком обременённый домашними хлопотами мужчина. Перед моим внутренним взором, словно страницы приключенческого романа начали раскрываться картины предстоящих подвигов. Вот я открываю истинное местоположение клада полковника Яковлева. Вот вгрызаюсь в землю острым как бритва заступом. Вот мои руки погружаются в груду сверкающих золотых кружочков, и пальцы просто купаются в весело позвякивающем золоте.
А далее мои мысли и вовсе воспарили в заоблачные дали. Я, то летел в личном самолёте, окружённый сонмом обольстительнейших стюардесс, то на борту шикарной яхты вдохновенно бороздил неведомые лазурные моря, примерно в такой же замечательной компании. Впрочем, вскоре зеркальную поверхность виртуально-сказочного моря зарябила бурными волнами, а у самолёта внезапно заглох двигатель. Одна простенькая мыслишка разом разрушила все мои блестящие мечты. Крайне некстати вспомнилось о том, что я пока тоже не знал того, где же на самом деле была закопана малая касса Наполеона. И сколько бы денег в ней не содержалось, она была для меня столь же недоступна, как и поверхность Луны. Я со вздохом поднялся с дивана, и уже не пытаясь удержать в памяти обрывки своих мечтаний, принялся собирать разбросанные по столу листы в аккуратную стопочку. И надо же было такому случиться, что когда я укладывал ту их часть, где содержался французский текст, часть листов сместилась, и перед моим взором предстал уголок ещё одной рукописной карты.
– Ура, – едва не закричал я на весь подъезд, – так вот он каков "План № 1"! Что же я его раньше-то не заметил?
Я уселся на стул и впился глазами в незамысловатый рисунок в надежде на то, что мигом разгадаю все его загадки. План и впрямь был несложен и в то же время достаточно подробен. Широкая река, украшенная стрелочкой, и втекающая в неё с севера речка поменьше. Столь прихотливо извилиста была та скромная речка, что её в трёх местах пересекала некая дорога. На одном из извивов её, как раз посередине между двумя мостами был нарисован аккуратный крестик, который как было нетрудно догадаться, и означал место захоронения искомой кассы. Но что означали остальные значки и кружочки, изображённые на карте, так и оставалось для меня загадкой. Ведь все прочие пояснительные надписи были сделаны на непонятном для меня французском языке. Впору было закуривать и начинать ломать голову над тем, где отыскать хорошего переводчика. Но поскольку я сроду не курил, то просто вышел на балкон, слегка охладить свою не в меру перегретую голову.
– В принципе, найти переводчика с французского не так уж и трудно, – размышлял я, рассеянно глядя на сидящих у противоположного подъезда старушек. Вот только как соблюсти приличествую случаю секретность? Чёрт знает, что там на самом деле понаписано в офранцузенных документах Дела № 31? А вдруг первым обо всём узнает именно переводчик, чужой и никому неизвестный человек. И почему бы ему самому не заняться поисками клада, имея все козыри на руках? А мне он может потом предоставить несколько иной перевод, слегка, что ли подкорректированный. Ведь проверить его я всё равно не смогу! Для этого придётся искать другого переводчика!
Проблема сохранения столь эксклюзивной информации была столь важна, что, поразмышляв ещё немного, я решил привлечь к первому в своей жизни кладоискательскому проекту лишь чету Воркуновых. Это было удобно и практично сразу по нескольким причинам. Во-первых, Наталья утверждала, что пусть и слабо, но знала французский язык. Пусть ей недоставало практики, и многое элементарно забылось, но основы она помнила. Во всяком случае, ей будет куда как проще возобновить полузабытое, нежели мне выучить то же самое с нуля. Во-вторых, с самим Михаилом мы были знакомы достаточно давно, чтобы доверять друг другу даже в столь деликатной сфере. К тому же он имел высшее образование и мог при случае посоветовать нечто весьма дельное.
Но самое главное состояло в том, что эта пара являла собой классический пример принципиальных и крайне консервативных домоседов. Насколько я мог убедиться, дальше своей дачки в Апрелевке они никуда не выбирались, неизменно отвергая мои предложения съездить на отдых за рубеж или даже в привычный Крым. Так что я мог быть гарантированно уверен в том, что, даже имея на руках часть дела полковника Яковлева, они точно не бросятся очертя головы в ближайший лес с лопатами.
И в ближайшее воскресенье я без особого приглашения заявился к моему другу на его крохотный шестисоточный участок, украшенный столь же скромной деревянной хибаркой. Чтобы не выглядеть невежливым, я намариновал мяса для шашлыка и припас бутылочку хорошего анапского кагора. После обеда на свежем воздухе, когда вино и сочное мясо несколько ослабили критическое осознание реальности, я исподволь завёл разговор о деле Яковлева. Не торопясь поведал буквально разинувшим рты супругам о том, как попали ко мне ксерокопии секретного дела, а также в подробностях и лицах рассказал о том, что мне из него удалось узнать. Особый акцент я сделал на том факте, что "малая касса" так и не была обнаружена, несмотря на все старания.
– Так может они денежки-то те, втихомолку и прикарманили? – задумчиво отозвался Михаил, когда я замолчал.
– Кто?
– Кочубей с Яковлевым. А что? Запросто могли! Под покровом ночи, например…
– Окстись, Миша! – звонко хлопнула его по спине Наталья. Это же были не какие-то там нищие советские голодранцы, а образованные господа! Князь и полковник генерального штаба! О чём ты говоришь? Да к тому же не они сами занимались раскопками-то. Небось, землю-то у них копали мужики, да военные сапёры. И если бы те что-нибудь отыскали, то тут же об этом узнали бы все. Ты подумай сам, зачем им было карьерой своей рисковать, что-то там втихомолку присваивать? Они, надо полагать, не бедные были люди!
– Денег всегда не хватает! – сыто рыгнул Михаил. Я бы, например, не отказался, хотя бы от горсточки тех денежек. Интересно, они у французов были золотые или серебряные?
Он пристально взглянул на меня, и сразу стало понятно, что мой рассказ его заинтересовал не на шутку. Но ответить по существу мне было нечего, поскольку и в этом вопросе я пока был полным профаном. Впрочем, быстро нашёлся, что ответить.