На лестничной площадке остановилась, ловя себя за левую грудь. Слов нет никаких, чтобы описать этот смрад в квартире. Быстро, однако, рехнулся дед. Прямо на глазах гаснет у него психика. А еще через какое-то время станет этот тип похожим на ребенка. Перестанет реагировать на время суток. Ведь перестал же убирать в квартире. И, что характерно, ничего поделать никто не сможет. Старость. Выход один, и он лишь под крышкой гроба. Ничего, кстати, странного: все там будем. Кому ни скажи, каждый с этим соглашается, так что не надо лохматить бабушку.
Людмила Николаевна спустилась по широким мраморным ступеням в просторный вестибюль и вышла на улицу, чуть не столкнувшись с какой-то дамой. Тощая, с накрашенными подглазьями, лезет напролом в подъезд. Где-то Людмила ее видела, но где – не припомнит. На лавочке бродяга сидит. Бородатый, косматый. Неопределенного возраста. Нигде от них спасу нет.
Бачкова вырулила к тротуару, села в машину и громко хлопнула дверью.
– Вези меня, Анатолий Семенович, к другому объекту. Ох! Сил моих больше нет!..
Решетилов включил передачу и пошел потихоньку с одного переулка к другому. Адвокат с некоторых пор стал подрабатывать в фирме водителем. Юридические услуги его почему-то вдруг стали невостребованными. Чувствуется, кто-то стремится подмять его под себя. Конкуренты. Да он и сам не хочет больше скакать с процесса на процесс. Лучше уж с этой фирмой работать. Юрист-водитель – это даже интересно.
– Не понял, – сказал, едва слушая, Решетилов.
– Это надо видеть, говорю!.. Гадючник в квартире устроил!.. И еще говорит, чтобы мы у него убирались…
– Так мы же убираемся. Раз в месяц выгребаем лопатами – пусть говорит спасибо. Зато никто потом не скажет, что мы работаем с нормальными людьми…
Бачкова согласилась с его доводами:
– Нас самих после этого назовут ненормальными. У меня такое впечатление, что он гадит теперь по углам. Забудет про унитаз и навалит где-нибудь. Разве же за ним уследишь!..
Она замолчала. Поправила волосы и отвернулась к окну.
Следующей оказалась старуха лет восьмидесяти. Та забывала, как ее зовут. Раньше помнила, теперь забыла. О детях тоже ничего абсолютно не помнит. Идеальная мишень для мошенников в области недвижимости. Однако поговорить до сих пор любит.
– Здравствуйте, проходите, – говорит она вежливо. – Присаживайтесь. Но что-то я вас не помню. В прошлый раз была другая. Худенькая такая. Тамара Борисовна, кажись, зовут.
– Это же когда было! – Бачкова смотрит на нее, разинув рот. – Целый месяц прошел, как вас другие обслуживают…
– Ах, да! Вы совершенно правы, – быстро та соглашается. – Простите, пожалуйста, старушку. А как вас зовут?…
"Да какая тебе разница, рухлядь ты старая. В субботу сто лет, а все туда же, в знакомые метишь…" – чуть не вырывалось у Бачковой. Смотрит на клиентку снисходительно и называет свое имя и отчество. Потом протягивает бумажку, где компьютерным принтером выбито: "Бачкова Людмила Николаевна".
– Это не тот ли Бачков, который…
– Не тот и не другой, – прерывает поток Бачкова. – И не третий. Нас здесь вообще никогда не жило.
Старуха между тем, оказывается, живет здесь уже не в одном поколении. И прадеды жили на этих территориях, и деды, и внуки. Да только в разных местах все теперь. Кто там, а кто и не там. Трудно сказать, конкретно где, учитывая, что старуха всю жизнь учительствовала. Оттого и память плоха. От беспрестанного напряжения коры головных полушарий. Плоскостопие извилин теперь у нее.
Бабушка отошла от двери и села на диванчик в просторной прихожей. Мужа у нее тоже теперь нет. Одна. Кто и где живет, один бог знает.
Бачкова еще раз для верности потянула ноздрями воздух. Уловила отдаленный запах старушечьего жилища – выходит, что хозяйка квартиру проветривать пока что не забывает. Эта еще поживет, потреплет нервы в свое удовольствие.
– Таблетки у вас не закончились? – запела о своем Бачкова. – Употребляете? Регулярность для вас должна быть на первом месте. Не забываете, пожалуйста.
– Что ты, милочка, – проблеяла старушка. – Уж это-то я не забуду… Мне телевизор заменить бы, потому что тот, который вы мне привезли, не идет. Кинескоп весь черный, как это… у негра задняя часть. Как, впрочем, и передняя…
Хозяйка хихикнула.
– Где мои семнадцать лет? – Неожиданно спросила. И тут же ответила: – Убей, не помню…
Она откинулась на спинку дивана и принялась разглядывать пальцы. Потом проговорила:
– Вот, опять позабыла. Как зовут вас, позабыла. А ведь только что помнила. Наполеона помню. Гитлера тоже. Шикельгрубером звали. Сталина помню, а вас нет. Бычкова, что ли…
Людмила Николаевна поправила. Вынула из дамской сумочки таблетки и поставила перед старухой на стол.
– Пустую принесите мне!
– Так она же еще не закончилась…
– Не важно. Несите. Мы сейчас в эту остатки пересыплем. Мне для отчета требуется.
Хозяйка повиновалась. Принесла с кухни пластиковую баночку и протянула "начальнице".
Та быстро пересыпала остатки таблеток в новую, убрала пустую емкость в сумку и поднялась, взглянув на часы.
– Засиделась я у вас. А меня ведь еще ждут несколько человек.
Поправила прическу – и за дверь. Только ее и видели. Одинокий человек вновь остался один. Но что может поделать Бачкова, если не она придумала такую жизнь. Кто-то другой виноват, что существует подобная несправедливость. Один родится, растет и становится под конец матерым. Второй на глазах дряхлеет и превращается в немощного старика, за которым нужен уход. В старину эту функцию выполняли дети. Теперь дети все больше ускользают от своих прямых обязанностей. Вот и появляются на белом свете бабы Глашы, деды Шуры и прочие другие…
Бачкова машинально взглянула вдоль улицы и ничего не отметила про себя, кроме двух одиноких лиц разного пола. Ходят и заглядывают по мусорным бакам. Бутылки ищут, скорее всего, а ведь тоже когда-то имели недвижимость. Теперь они могли бы рассчитывать на помощь благотворительной организации под названием "Небесные дали".
Решетилов покорно ждал. Куда мадам пожелает ехать?
Мадам желала в офис. Устала. Надо отчитаться перед директором. Нашел тоже девочку. Вместо медицинской сестры с некоторых пор эксплуатирует.
Приехали в ЦГБ, обогнули вокруг громадного пристроя из красного кирпича и у бетонных ступенек остановились. Прибыли. На табличке золотистыми буквами выведено: ООО "Небесные дали". Гноевых лично название придумал. Под тонким руководством адвоката Решетилова А.С. Если скрупулезно подойти, станет понятным, кто на самом деле в организации директор. Другое дело, что разбираться некому. У Гноевых с Репетиловым все схвачено. До такой степени, что цепенеют скелеты у некоторых любопытных. Таких, например, как любопытные менты из Заволжского РОВД.
Решетилов выбрался из машины и пошел позади технического директора, буравя взглядом квадратную фигуру. Даже намека на талию не предвидится. Зато волосы сделала огненно-красными. Гноевых зовет ее не иначе, как красавица ты наша. Но сегодня вновь послал вместо медсестры. Проветриться. А Решетилова прикрепил к ней водителем. Следят друг за другом – это же так очевидно. Гноевых за технической директрисой, а та за ним. Один Решетилов за ними обоими. С дуру согласился тогда с Филькиной съездить в Крестовые Городищи. Под самый вечер приехали. Филькина – шельма оказалась баба! – взяла в руки сверток и подалась в сумерках к церкви.
Ушла и с концами. Тот час тянулся, словно сутки. Потом с колокольни раздались неясные хлопки. Затем одинокие выстрелы со стороны дач и торопливые очереди из автоматов Калашникова совсем рядом.
Анатолию Семеновичу сделалось так страшно, что остальное он помнил отрывисто. Торопливо ловил пальцами ключ зажигания и все не мог поймать. Потом давил на газ, колотясь на заросших кочках. Позже стало известно, что Филькину привезли в труповозке. Пришлось хоронить за счет предприятия. Со старого места работы помогли одними соболезнованиями. Недолюбливали Тамару на работе.
Гноевых сидел в кабинете. Кивнул лысиной и снова уставился в бумаги. Смотрит, кому из клиентов и сколько исполнилось, кому и как должны, щелкает калькулятором.
Потом поднял глаза:
– Съездили, рассказывайте…
Бачкова подобралась. Поправила через платье лямку лифчика и стала подробно излагать. Ситуация в пределах допустимого. Правда, тот, который ведет разгульный образ жизни, окончательно опустился. Короче говоря, есть опасение, что может загреметь в Карамзинскую психбольницу.
Гноевых внимательно слушал. Допустить, чтобы человек попал в лечебное учреждение, значит, подставить учреждение под очередной удар. А ведь оно существует для того, чтобы оказывать помощь бедным и одиноким. Другое дело, что этот старикан вовсе не бедный, хотя и одинокий. Пенсия у него раз в пять побольше будет, чем у некоторых социальных пенсионеров. Так что если начнут разбираться… То опять же ни к чему не придут. Потому что и военный пенсионер может рассчитывать на помощь по договору пожизненной ренты с иждивением. Об этом в Гражданском кодексе прямо написано.
Директор встал, подошел к двери и прикрыл ее плотно, лишив секретаршу любимого занятия – подслушивать служебные разговоры.
– Значит, опустился, говоришь, окончательно? А лекарства? Употребляет?
Он вернулся в кресло и продолжил говорить.
– Страшная вещь – старость. Здесь никто не может помочь. Все разговоры о достигнутом – чушь собачья. Это я вам как ученый-медик говорю. Нет пока что в природе лекарства от старости.
Решетилов с Бачковой слушали, переводя дух. Надоел. Умудрился защитить кандидатскую в области геронтологии и рад.
– Лучшее средство от перхоти, – продолжал директор, – это гильотина. Так, к сожалению, и в нашем случае. По-моему, спорить с этим бесполезно…
Решетилов с Бачковой опять согласились. Молча. Работодатель всегда прав. Тем более что у этого нового русского кругом все схвачено. Начиная от прокурора района и кончая председателем федерального районного суда Царапкиной Валентиной Петровной. Та пудрит мозги и тем и другим. И одинаково никого не боится. Нельзя в отношении судей вести оперативное наблюдение, вот она и старается изо всех сил, пока новый президент судейский иммунитет под самое некуда не обрезал.
– Сорок дней скоро будет Филькиной, – проговорила Бачкова и нахмурилась. – Нельзя забывать… Все там будем.
Решетилов оживился:
– Старалась все-таки тоже для предприятия…
– Уже сорок дней?! – удивился Борис Валентинович. – Ужас прямо какой-то… А что с ней на самом деле случилось? Ясно, что пулевые ранения, но оттуда они взялись? И синяк на правом плече – величиной с каблук, будто она перед этим стреляла…
– Кто ее знает, – уклончиво ответил Решетилов. Он был просто уверен: не подошло еще время рассказывать о том случае, когда несся на внедорожнике сломя голову по темному лесу. Брякнешь лишнего – даже лучшему другу, например, – и сам уже сидишь в местном "обезьяннике". А рассказывать много есть о чем. Накопилось неожиданно.
Глава 25
На амбулаторном долечивании Коля Лушников долго задерживаться не стал. Съездил несколько раз в поликлинику УВД и вышел на работу, таская в кармане не закрытый еще бюллетень. Не думал, что так все случится. Надеялся, что удача не покинет его. И когда по нему вдруг ударили с колокольни, откатился в сторону, в самый карниз. И это спасло. Потом что по тому месту, где только что лежал, еще несколько раз ударило. От досок летели щепки. Одна из пуль ударилась снаружи в печную трубу и с воем ушла в сторону. Снайпер просто издевался теперь над домиком, будучи уверенным в полной победе.
Позже Лушников помнил смутно. Не думал, что так получится. Но больше всего не думал о том, что за ним станет ухаживать Света Казанцева. Старший лейтенант. Высокая и стройная. В первый раз, когда Лушников только что прибыл с острова, ее нос показался ему довольно длинным. Конечно, вовсе не клюв, как, допустим, у бабы-яги…
Светлана Аркадьевна пришла, чтобы навестить больного, и села у кровати. И незаметно просидела до вечера в одноместной палате.
Они говорили. Вначале о майорском здоровье, потом о службе. А чуть позже о личной жизни. Но совсем немного. Отец у Николая недавно звонил на остров, надеясь вызвать в бывшей снохе хотя бы чуточку сострадания. Потом рассказал о разговоре сыну. Николай надеялся – вот-вот ему позвонят на мобильный телефон. И не дождался. Штормило, вероятно, на острове. И свалило ветром все передающие антенны. Однако была ведь еще и почта. И проводной телеграф существовал. Бывшая жена не желала знать своего бывшего мужа. Так что наличие в прошлом жены разговору нисколько не мешало.
Теперь Коля сидит целыми днями в кабинете с овальными углами и лепной штукатуркой. Водительское удостоверение, что отобрал в первый же день по приезду на родину у мужика на перекрестке, так и лежит в столе. Пытался разыскать через адресную службу УВД, но пусто оказалось в банке данных. Живет такой деятель, но по другому адресу. Обратился туда – тоже напрасный труд. Жил, да сплыл в неизвестном направлении. Короче говоря, блуждающий форвард получился. В ГАИ тоже ничего конкретного не могли сказать. Не их дело разыскивать автовладельцев.
Об изъятом удостоверении Лушников молчал. Слишком ненормальной получилась тогда развязка. С применением огнестрельного оружия. Причем сам он тогда имел на этой территории слишком хлипкий статус – отпускник. Теперь у него статус оперившегося мента. Посидеть на нарах тюремных успел, в перестрелке побывал. Осталось раскрыть преступления, чтобы окончательно закрепиться. Но для этого надо получить оперативную технику для постоянного пользования. Именно. Ту самую, что поступила недавно для оперативного наблюдения за объектами наблюдения. Крохотные системы, позволяющие записывать изображение и звук. Нужно лишь удачно разместить такую штуку в помещении или снаружи и веди потом наблюдение, сидя в машине. Нужно лишь выйти на объект и сесть тому на хвост. Однако с теми данными, что в "Убойном отделе" сейчас накопились, сильно не прыгнешь. Пусто пока что. Одни трупы и ноль сведений. Одно понятно, что госпожа Филькина была связана с Уколовым. Тот в свою очередь вышел на Казанцева. Но Филькина мертва, и дело вроде бы можно закрывать, поскольку цепочка заканчивалась на ней. Одно бескопокит по-прежнему: согласно наблюдениям оперативников, остававшихся в секрете недалеко от церкви, на дорогу из зарослей на большой скорости вырвалась машина и пошла в сторону шоссе. Выходит, что Филькина приезжала не одна. Кто-то ей помогал. И это верно, потому что без машины только идиот какой-нибудь мог бы рискнуть, но не Тамара Борисовна.
Лушников поднялся и вышел к себе в кабинет. Сел за стол и продолжил рассуждение. Если гибнет главный герой, то это не значит, что все остальные уходят вместе с ним.
Майор открыл папку и вынул оттуда постановление Ли Фу о розыске лица, впрыснувшего несчастному старику повышенную дозу препарата. Оттого он и окочурился. Результаты исследования указывают на его следы. А старик – еще один клиент "Небесных далей". И Филькина работала там же. В тот день она приходила к старику и быстро ушла. Соседи видели ее. Однако это опять ничего не дает, поскольку подозреваемая мертва. Осталось лишь предприятие, в котором она успела отработать всего два дня. Предприятие, о котором никто по-прежнему ничего не знает, кроме того, что оно призвано облегчать людям жизнь.
Дверь скрипнула. Вошел Гаевой. Встал у окна и стал смотреть вниз. Во взгляде все та же озабоченность, словно потерял дорогую вещицу и никак не может найти.
– Я что думаю, – проговорил, не оборачиваясь к Лушникову. – Мы идем как бы с конца. А надо с начала. С убийства старика Пирожкова и его сожительницы Шиловой надо нам начинать. Нас смутило то обстоятельство, что оба убиты выстрелом в упор из пистолета. И мы все подумали, раз два огнестрела, значит, это дело рук обычных бандитов, решившихся на грабеж, либо заезжих гастролеров. И при этом упустили другую сторону, которая сама напрашивалась. В тот момент против тебя возбудили уголовное дело, и мы расстроились. Не до того нам было, чтобы строить версии…
Начальник РОВД отвернулся от окна и уставился Лушникову в глаза.
– А теперь представь такую ситуацию. Убийство старика Пирожкова произошло из-за того, что тот решил расторгнуть договор и подготовить завещание своей супруге. Помнишь, согласно показаний соседей, у них были хорошие отношения. Женщина была моложе. Кроме того, известно, что женский пол живет дольше, вот он и решил завещать ей квартиру. Но чтобы это сделать – ты же сам говорил об этом, – ему было нужно расторгнуть этот рабский договор. Кроме того, помнишь, закон предусматривает очень жесткие рамки его исполнения. Ведь мы не знаем, чем в тот момент занимались и о чем думали оба старика. Может, они ходили на консультацию к адвокату.
– Вполне вероятно…
– Вот видишь! – Лицо подполковника покрыла резкая сетка морщин. – А что такое юрисконсульт на частном предприятии – это, по-моему, всем известно. Работает и думает в рамках хозяйских пожеланий. И вообще – что, значит, юрист? В одном месте мух гонять. Во втором человеческие судьбы решать. Кроме того – нам теперь точно известно – в твоем аресте не последнюю роль сыграли прокурор Зудилов и председатель суда Василиса Прекрасная. Слышал о такой? Я не считаю, что она, допустим, бегает со шприцем по району и делает уколы всем под ряд. Это было бы только смешно. Но правовое прикрытие обеспечивает. Поэтому я прошу тебя взять их тоже к себе под колпак. Терять нам нечего. Мне все равно скоро на пенсию – надо же после себя хоть что-то оставить. Не хочу я больше терпеть, чтобы в районе все оставалось по-старому. Надоело. Конечно, это только мечты. Но мечты не сбываются сами по себе – их надо подгонять…
Лушников внимательно слушал.
– Порода у нас такая – легавая… – продолжал подполковник. – Бегать и нюхать воздух. И пусть о нас слагают небылицы… Сесть на хвост прокурору Зудилову и Василисе Прекрасной – вот о чем я мечтаю больше всего. Как ты на это смотришь? Согласен со мной?
Он словно бы проверял через Лушникова собственную точку зрения на происходящее.
– Представь себе, – напомнил он. – Слепили уголовное дело, которое яйца выеденного не стоит. Мне кажется, им хотелось либо нас запугать, либо устранить что-то очень важное. Оказывать протеже в таком деле – это надо без мозгов быть… Либо через чур зависимым… Так что поезжай.
– Куда? – удивился Лушников.
– Возьми в УВД один экземпляр аппаратуры и возвращайся назад. Будем потихоньку смотреть. Писать на пленку. Чтобы потомки помнили… В УВД там есть такая насадка, что можно действовать издалека. Недавно нам выделили. Эксперту и всем остальным пока ни слова. Только ты и я будем знать. Тем более что тебя в районе мало кто знает. Транспорт у тебя свой имеется. Понимаешь, не хотелось бы, чтобы потом обо мне говорили: "Укатали сивку крутые горки…"
Лушников посмотрел на часы. Середина дня. Так что можно съездить на склад и возвратиться до окончания работы в прокуратуре и суде.
– Не торопись. – Гаевой словно бы понял его мысли. – Размотать клубок не так просто. Но это наш долг. Кроме того, все может обернуться ложным подозрением, и нам придется рыть в другом месте. Пока что надо копать в этом. Наблюдай. Пиши на пленку. Для всех остальных ты пока что на больничном листе. Долечиваешься… И помни: Гноевых является зятем прокурору района Зудилову. Хотя он этот факт тщательно ото всех скрывает…