– Мне бы в квартиру попасть…
– Говорю, не переживай раньше времени. Попадем! У него эта была, скорее всего, вот он и постеснялся открыть. Или, может, ему не дали. Не будем гадать.
Гирин пронзительно взглянул на жену, и та быстро ушла на кухню.
– Тетка Настасья! Соловья баснями не кормят… – пустил ей вдогонку муж.
– Знаем… Ждите.
– Сплошь и рядом один беспредел и мошенничество… – Гирин присел на диван. – Договоры пекут как блины… Сегодня ты собственник – завтра уже никто. Это же видно невооруженным глазом.
Майор запаса Гирин знал, о чем говорил. Хотя бы взять того же кума. Подмахнул подпись под договором и теперь не знает, что ему делать.
Хозяйка быстро накрыла на стол. Бутылку в середку поставила. Рюмки хрустальные приготовила.
– Это ты правильно сделал, Коля, – говорит, поправляя поредевшие кудряшки. – Вовремя ты поспел…
Хозяин распечатал бутылку. Наполнил рюмки.
– За твой приезд. И за удачу, чтобы разобраться удалось. Подняли… Потом пойдем. Ешь. С дороги все-таки…
Пообедали, быстренько собрались и пошли к Александру Сергеевичу, на ходу строя планы. Сейчас как придут, как начнут враз говорить, так он сразу поймет. Что был неправ. Что заблуждался. Нельзя торопиться было с женитьбой. Вот – приехал же сын. Подпишут рапорт о переводе, и будет жить в этом городе у отца.
Пришли, постучали в дверь и не получили ответа. Дворник тетя Вера вошла в просторный вестибюль.
– Нет там никого! – крикнула снизу. – Увезли вчера в больницу.
Поднялась и остановилась, глядя по очереди на всех.
– Вчера, говорят, увезли на скорой. Спросите у соседей-то.
А те сами на стук выползли. Двое супругов Тыжных. И подтвердили: так и было! Подъехала машина и забрала. Куда увезли? А кто его знает! В больницу, само собой…
– Вот и попал в квартиру…
Лушников хмурится. Лечь бы. Отдохнуть. Забыться после долгой и трудной дороги со множеством пересадок. Но не тут то было. Такое ощущение, что его поджидали и сделали все, чтобы не позволить войти в квартиру. Из-под носа увели родителя. Еще неизвестно, где тот сейчас находится. Да и жив ли вообще?…
– Ну, что… – Гирин тоже хмурился. – Нечего стены подпирать. Идем к нам. От нас и позвоним… Чо ж… Будем искать. И на том спасибо… Хоть какая-то информация.
Вернулись к Гириным. Куда звонить? С чего начать?
– Дай, я буду звонить, дядя Ваня… – попросил Николай. Положил перед собой блокнот, ручку и придвинул телефон.
– Скорая?… Куда доставили вчера?… В ЦГБ?… В какое отделение?…
Вскоре стало известно все. Лежит в отделении общей терапии на седьмом этаже. Номер палаты такой-то.
Лушников записал и поднялся.
– Съезжу…
Однако Гирины не отпустили. Вместе сходят. Посмотрят в глаза его бестолковые. А пока надо хоть часок отдохнуть – все равно там неприемные часы пока что.
Отвели племянника в комнату и уложили на кровать, плотно прикрыв после себя дверь.
– У него же пол под ногами играет…
– А вечером сходим.
Вечером быстро собрались, вышли из дома и сели на троллейбус. Только бы больного в другое место не перевели. Прибыли, поднялись пешком на седьмой этаж и обратились к сестре. Нельзя ли увидеть такого-то. С диагнозом непонятным.
– Как это? – медсестра ухмыльнулась. – Разве же так бывает?
Посмотрела в список.
– Сердечная недостаточность у него. Так что сами к нему идите. По одному… Не может он сам ходить.
Лушников вдруг снова вспомнил: кто-то вместо отца находился в квартире. Кто? И вновь сказал об этом Гирину. Тот лишь повел плечами. Потом поговорим.
Втроем, не обращая на протесты медсестры, прошли в указанную палату. И вздрогнули, увидев запавшие глаза и обострившийся нос. Мумия египетская, и та краше бывает.
– Саня, – заскрипел Гирин, устремляясь вперед, – что она с тобой сделала?!..
Но "мумия" вдруг отворила глаза и вполне ясно спросила:
– Кто? Как вас понимать?…
– Вот. – Гирин обернулся. – Опять провалы в памяти. А ведь недавно еще вполне соображал. Что с тобой случилось? Как ты сюда попал? Мы же с тобой договаривались…
– Ну…
– Вот и Настя не даст соврать. Иди сюда, Анастасия… Посмотри. Не нос, а шило. Скажи, Саня, что молчишь?… Как ты?… Можешь говорить?… Сын к тебе приехал…
Александр Сергеевич перевел взгляд.
– Коля… – тихо произнес.
Поднял безвольную кисть и тут же опустил. Не было сил держать. И не было сил радоваться. Просто смотрел на сына и понимал, что где-то в закоулках ума теплится родственное чувство.
– Вот как мы, – проговорил снова, вздрогнув голосом. – Сил… нету. Чтобы встать…
Николай присел рядом на край кровати, взял отца за руку. Тот с трудом отворил глаза, посмотрел и снова опустил тонкие веки.
– Как ни приду к нему, спит, – говорил Иван Иваныч. – Всю дорогу во сне в последнее время. Ему и есть-то некогда… Выпьет горсть таблеток и на боковую. Что за таблетки хоть пил?
– А… – едва шевельнул пальцем Сергеич. – Тамара приносила. Ими только и живу. Вот, пять принесла…
– Поняли теперь?! – встрепенулся Гирин, – Разве же я вру?!..
Александр Сергеевич отворил глаза и ткнул пальцем в тумбочку. Посмотрите, если не верите.
Сын потянул на себя верхний ящичек и наклонился. Сунул руку, чтобы найти там таблетки, и ничего не обнаружил, кроме аспирина в жестком пластиковом пакете.
– Были… – Отец не сдавался. – Утром приносила целый бутылек. Перед вами опять была…
– Такие, что ли? – Гирин сунул руку в карман пиджака и достал оттуда бумажный сверток. Развернул. Высыпал на ладонь. Аккуратные розовые таблетки в глазурованной оболочке.
"Мумия" скосила глаза и облизнулась, глотая слюну.
– Они самые. Как бы их употребить.
– Обойдешься, – сухо заключил Гирин. – Я пошутил. Именно. Похожие, да не те. Мне против кашля недавно выписывали.
– Я тоже кашляю, – "Мумия" хитрила, не желая сдаваться. Но друг был упрям.
– Тебе нельзя – мозги заклинить могут. Что даже фамилию свою не вспомнишь. Понял?
Кажется, дошло. Кивнул одними глазами и опять закатил их под веки. Обиделся, как ребенок.
– Мы тут тебе принесли, – сказала Настасья. – Ты ешь, пожалуйста. Хоть через силу, но не лежи. Ходить надо, аппетит нагонять…
Поговорили еще. Больше сами с собой, чем с больным.
Тот не хотел больше открывать глаза. Измочалил весь организм с гостями этими. Тихо дернул кистью, дав понять, что могут идти, и отвернул лицо к окну.
– Папа, – спрашивал сын. – Где ключ от квартиры? Мне негде ночевать… Слышишь меня?
Отец молчал. Впал в забытье и летал себе где-то опять в облаках.
Николой посмотрел на часы. Пожалуй, сиди. Кроме мозолей, ничего здесь не высидишь. Встал и вышел из палаты. Родня за ним. Тетка в слезах.
В коридоре у окна остановился, поджидая Гирина.
– Что за таблетки, дядя Ваня.
Тот подошел:
– Видал, как уцепился за эти сиреневые. Пришлось соврать, – раздул ноздри Гирин. – Тут как дело было: зашел – он вне себя. Давай мне уши тереть насчет таблеток. Мы тяпнули с ним. Он покушал хорошо и уснул. Я цоп их – и в карман. Думаю, проверить надо. И таскаю до сих пор в кармане.
Мимо торопилась девушка в белом халате.
– Можно вас на минутку? – позвал Николай.
Та с готовность подошла.
– Слушаю вас…
– Можете вы сказать, что это за таблетки? – спросил он. – Хотя бы примерно. А то таскают тут одному. Он и старается.
Девушка напряглась. Почему она должна отвечать?
Лушников вынул удостоверение, развернул. Майор полиции такой-то.
– Кроме того, – продолжил. – Хотелось бы уточнить назначения. Что ему прописали?
– Идемте со мной, – позвала та. – На дежурном посту вам ответят.
Подвела и сказала:
– Помоги товарищу из полиции… У него вопрос по его компетенции…
Другая девушка в белом халате и удостоверение спрашивать не стала. Обычная безалаберность. Взяла в руки медицинскую карту больного и стала читать. Ничего необычного. Рядовые мероприятия, связанные с выводом организма из голода. Подкормка сердечной мышцы.
Лушников слушал. Потом разжал ладонь.
А вот такие лекарства ему предписаны? – тихо спросил.
Медсестра внимательно посмотрела на розовые таблетки. Смяла губы и качнула отрицательно головой.
– Насколько я понимаю, это мощные таблетки, применяемые в психиатрии. Подавляют желание бодрствовать, успокаивают. Я бы их не советовала… Но лучше вам обратиться к лечащему врачу – он же заведующий, как раз сегодня дежурит. Пройдите в ординаторскую…
И показала, куда нужно пройти.
Лушников двинулся вдоль коридора. Гирин с теткой за ним. Вошли внутрь. Человек лет тридцати, мужского пола, что-то быстро писал. Лишь кивнул, даже не взглянув на вошедших. Затем закончил писать.
– Извините. Прошу садиться…
– Скажите…
Лушников протянул ему горсть таблеток. Врач уставился на них, словно это был цианистый калий, и ему предлагали его испробовать на язык.
– Моему отцу выписывали это снадобье?
– Ну что вы… – доктор даже не спросил фамилию больного. Он и так знает, поскольку эти штучки в лечебной практике его отделения вообще не употребляются.
– У нас, извините за выражение, не психушка… – добавил, улыбнувшись.
Врач откинулся назад, сверля глазами вошедших.
– Не беспокойтесь. Вот мое удостоверение.
Доктор внимательно прочитал текст, взглянул на фото, а потом в лицо Лушникова.
– У нас еще вопрос: что будет со здоровым человеком, если его кормить этими пилюлями?
– Трудно сказать, – начал вслух думать доктор. – Скорее всего, если давать их в больших дозах, это приведет к апатии, а затем к истощению организма. В принципе, возможна и смерть. Как, вы говорите, его фамилия?
Лушников назвал. Доктор ухватился пальцами себе за нос.
– Интересный случай, – проговорил. – Как раз у него истощение сердечной мышцы. Откуда это у вас?
– Случайно изъяли, – сказал Гирин. – К нему ходит знакомая. Гражданская жена, как принято сейчас говорить. Кстати, она тоже работает медсестрой. Нам бы хотелось, чтобы вы усилили контроль. Филькина Тамара Борисовна – слышали о такой?
Лицо у доктора дернулось вбок. Слышал, конечно. Но теперь эта дама у них не работает. В частной больнице какой-то трудится. Проговорил и замолчал.
Лушников придвинулся к нему.
– Вы представляете, что происходит? Догадываетесь? Нет?… Я прошу не пускать ее больше к вам. Как это сделать – ваша проблема… Хотя бы до завтра.
Доктор молча и часто кивал. Хорошо, что предупредили… А то бы не знал, от чего тот несчастный страдает.
– И прошу вас пока не распространяться. Я вам верю, ни в чем не подозреваю, но если с отцом что-то случиться… – Лушников опустил глаза. – Думаю, все будет хорошо, доктор. Но если у него снова окажутся эти таблетки, я стану думать, что их ему дали вы…
Майор поднялся и протянул руку. Полиция надеется на современную медицину.
Спустились с седьмого этажа. Лушников вышел из больницы сам не свой. С какой ноги танцевать? Голова кругом идет.
– Может, живого-то не будет до завтра, – бормочет, часто моргая, тетка Настасья. – У них же здесь тоже мафия одна. Что хотят, то и делают…
– Ничего. Только бы эта жена, прости господи, не опередила.
– Ой, – вспыхнула Настасья. – Она это – как ее? Переезжая сваха – так раньше-то называли. Трепать юбками специалистка. Так что можно обходиться без китайских церемоний. Бедна как церковная крыса – вот и вцепилась в Александра Сергеича… У нее ведь и дочь еще имеется. Вертится на языке, а вспомнить не могу, как зовут.
– Киркина Надежда, – подсказал Гирин и стал уговаривать: – Бросил бы ты якорь здесь, Коля, потому что, как это говорят-то? Двуликий Янус, а не человек это. Наводит тень на плетень. Забери его, пока у него совсем акции не упали. Ее от земли не видно, а все туда же… Липнет, как пиявка, к чужому телу…
– Села обоим на голову. Конечно, не дом терпимости устроила. Но все-таки не понятно как-то… К тому же, причем эти таблетки?! Она что?! Доктор, что ли, чтобы их назначать, холера?…
Сели в троллейбус и поехали назад, изнывая про себя. Приехали, подошли к подъезду, смутно догадываясь: стоят две штуки женского пола и поглядывают святыми глазами в наступающих сумерках. Ждут специально. Потому что это им позарез надо – иначе бы стали они здесь тереться!
– А мне Саша и говорит, – принялась тараторить Тамара Борисовна. – Сына во сне видел. Должен, говорит, на днях приехать. Здравствуй, Коля.
Шагнула навстречу и протянула руку. Волна жалости прокатилась по спине у Лушникова. Зря, может, думал ерунду всякую. Дочь тоже руку протягивает. Этакий жест приближения.
– Идемте к нам, – пробормотала. – Посидим…
– Извините, мы тоже устали, – стала отказываться тетка Настасья.
Гирин соглашался. Почему не пойти к человеку, если тот приглашает.
Развернулись и пошагали в другую сторону. К дому, где жили Филькина и Киркина. Говорят, у них когда-то была квартира. Большая. В Средней Азии. Теперь у них всего лишь одна комнатка в общежитии.
Вошли. Посредине комнаты стоит стол. Обычная посуда. Несколько бутылок, включая почему-то шампанское. Настасья поморщилась – грозу хотят от себя отвести. Те еще селедки обе.
– Садитесь, – командует хозяйка. – Мужчины, открывайте водку, вино. Наливайте дамам…
Ей вроде бы даже весело. В глазах скачет огонь. Сергеич в больнице, а дама сердца у него веселится.
– Как твоя работа, Николай? – смело спрашивает Киркина. – Все служишь?
– Как вам сказать… Нас теперь принято больше ругать.
– Ешкин кот. Какие бы вы ни были плохие, но вы хорошие…
Она улыбалась…
Отсидели в гостях часа полтора и засобирались домой.
Тетка Настасья вдруг заговорила:
– Приехал, а в дом попасть не может. Разве же это нормально? У кого ключи-то?
– Разве же вы не спросили? У Александра Сергеевича? – Киркину с Филькиной бросило в жар. Заговорили враз. – Разве же нам известно. У него были все ключи, потому что нам чужого не надо.
– И это… Я еще хотела сказать про таблетки…
– Какие еще таблетки?
– Не давайте ему больше, а то он совсем не ест ничего.
Вот так! Начистоту, прямо и вывалила. Как из корзины.
Тамара Борисовна моментально надулась. Не было никаких таблеток, а если и были, то это какая-то ошибка.
– У каждой ошибки есть фамилия, имя и отчество, – закончила Гирина. Она знала, о чем говорила.
Встали и вышли из жилища, сухо поблагодарив. Так и не поняли, для чего их приглашали. Надеялись, что хоть вопрос с ключом от квартиры прояснится, да куда там. Не видели и не знают ни одна ни о чем.
Глава 7
А утром, как только рассвело, Филькина кинулась в больницу. Слава богу – своих людей у нее хоть пруд пруди. Как только перебралась, сразу принялась заводить знакомства – кому шоколадку дешевенькую, кому семечек горсть, кому чего – оно и накопилось со временем. И Сергеич этот, который сейчас в больнице лежит, тоже посильно участвовал в этом процессе. На его деньги покупались те шоколадки и семечки. И духи с колготками.
Тамара Борисовна торопилась. Надо было до смены дежурств исхитриться, перехватить зяблика и слегка вправить ему мозги. За одно и поговорить не мешало бы, прояснить – куда его клонит в настоящий исторически значимый момент. Ей и самой стало в последнее время казаться, что старик сделался вроде слегка как умом тронутый. И без того богом убитый, а тут к нему сынок припожаловал. Вместе они таких дела наковыряют, что потом бульдозеров не сковырнешь. Видали таких! Вчера ключи от квартиры надумали просить… Не было пятнадцать лет – так нет, явился… Где поставить чемодан?! И если не принять срочных мер, то действительно – это получится Синичкин труд. Все старания насмарку.
Поздоровалась на вахте, уверенно шагая в белом халате, подошла к служебному лифту и попросила доставить ее до седьмого этажа. Изжога у нее почему-то с утра – потому и нельзя много ходить. А то бы она не стала беспокоить по пустякам.
Пожилая дама понимающе кивала. Почему не подвести, если лифт для того и создан, чтобы возить. Исключительно персонал и неходячих больных.
Поднялись на этаж. Тамара выскочила из просторной кабины и поскакала на высоких каблучках за угол. Только бы своих застать кого.
Подбежала к посту.
– Ой! Так торопилась, – принялась тараторить. – Думала, не успею, чтобы вас застать. Как тут мой-то?
– Кто? Ах, этот… У которого дистрофия?
– Вот именно…
– Лежит себе. Потихоньку отходит и даже хотел кушать.
Филькина, топчась как на углях, посмотрела на часы – вроде как время поджимает.
– К нему запретили… – опередила девушка.
– Да я быстро – одной секундой! – крутнулась на месте Тамара. – Только туда и обратно. Хоть взгляну да в лоб поцелую…
Медсестре пришлось согласиться. Как откажешь? Знают немного друг друга…
Тамара белым пятном проскочила по коридору и скрылась за дверью палаты. Подошла, присела на край кровати.
Александр Сергеевич хлопал глазами. Выспался и начинал соображать.
– Как ты? Все лежишь? – произнесла стандартную фразу Тамара. – А я одна там воюю. Кончились у тебя таблетки?… Вот тебе еще упаковка. Спрячь, а то ведь они находят и все лишнее выбрасывают. У них же предписание… у медиков…
Достала из кармана упаковку и сунула тому под одеяло, почувствовав леденистое прикосновение руки. Хиреет на глазах организм. Не много, видать, осталось тому сопротивляться. Еще пара глубоких "затяжек" – и каюк "истребителю". Просто уснет и не проснется. И сведений об истинной причине гибели никаких. Официальный диагноз: остановка сердечной мышцы на фоне истощения. А что бы вы хотели – жил один, питался через раз да к тому же пил. Естественная смерть большинства алкоголиков.
– Коля приехал, – радостно проблеял Сергеич, блестя глазами. – Приходили вчера…
– Знаю, – оборвала его Тамара. – А ты и обрадовался. Ты что же думаешь, пришли твоим здоровьем заниматься? Ошибаешься. Им твоя "сталинка" нужна – вот что!
Двинула головой по сторонам – что-то разошлась, лишнего говорить стала, однако снова продолжила прежнюю линию.
– "Не делайте из ребенка кумира" – может, слышал? Иначе он вырастет и потребует жертв. Вот он и приехал, дитятка твой.
– Он и раньше всегда приезжал. По месяцу жил, бывало… И по полтора.
– И что из того?! Ему деньги нужды твои и квартира. Пропишется к тебе, а самого в дом-интернат сдаст. Это у них теперь в моде, у молодых.
– Знаю…
– Ну, вот. Раз знаешь, тогда и думай. Ключ у меня просил, а как я дам, если я не хозяйка.
– Что ты наделала!.. – Лушников ощетинился. Вскинулся головой кверху. – Как ты могла! Ведь он же мне сын…
– А мне он никто. Он же меня первой и вышибет вместе с дочерью, а ведь мы с тобой все-таки жили…
Она прикусила язык. Надо было сказать: не жили, а живут до сих пор, и еще долго будут делить супружеское ложе. Подумала и сморщилась.
– Что с тобой?…
– Голова что-то кружится. Побегу. Яблоки вот возьми… Апельсины. Выздоравливай поскорей.