Поскольку мне никогда не приходилось иметь дело с такими суммами, я запуталась в нулях и махнула на арифметику рукой. А что? Сама Яша Квасильева как-то рассчитывала размер такой вот кучи денег и ошиблась на два нуля! Это обнаружила самая дотошная в нашем клубе Анжелика Петраускайте и подняла шум. Разгорелись страсти, часть клуба решила писать Яше письмо с вопросом: нечаянно ли она забыла про эти два нуля, или просто использовала такой художественный прием? Вторая часть клуба была резко против письма – какое право мы имеем отнимать драгоценное время у знаменитой писательницы своими дурацкими вопросами? Всех помирил сын Земфиры Крюконян. Он отыскал в Интернете сайт Яши Квасильевой, где можно было задать вопрос необременительно для Яши, потому что на большинство отвечают ее секретари. И якобы там уже под сорок тысяч разнообразных вопросов. Клуб не поверил – тогда дитя повело самых недоверчивых в Интернет-кафе, залезло на этот сайт, и мы просто обалдели. Там хватило бы материала на тысячу докладов! Поэтому мы решили на сайт больше не лазить, чтобы не было соблазна воровать оттуда информацию, а до всего докапываться своими мозгами.
Что касается нулей – мы дали вундеркинду записочку, чтобы он присоединил к этой энциклопедии и наш вопросик. И уже второй год ждем ответа.
Вряд ли я вынесла из квартиры эти проклятые баксы. Во-первых, чтобы так уверенно это утверждать, нужно было видеть меня с ними. На лестнице мне даже никто из жильцов ни разу не попался. На улице я могла быть замечена с быком за плечами и с картиной в пакете. Если Корявый решил, будто в пакете баксы, так это, наверно, были десятитысячные банкноты. Были же у нас раньше десятитысячные рублевые бумажки?
Конечно же, я и про кресло подумала, которое Наталья дала мне на сохранение. Но вот как раз с креслом-то меня никто наверняка не видел! И, если деньги в кресле, почему мне дают на возврат целых десять дней? Достаточно сказать: падла, выставь кресло на улицу!
И ведь менты произвели обыск…
Менты, конечно, всякие бывают. Вот полковник Запердолин – умница. А те, что разгромили Натальину квартиру – так вряд ли. Но и они обратили бы внимание на кучу долларовых пачек.
Значит, кто-то в промежутке между убийством и явлением ментов успел тут побывать и вынести денежки?
Или же не я одна такая умная и умею сводить печати с бумажных ленточек.
Так или иначе, не только тот, кто дал Наталье деньги, был с ней знаком, но и тот, кто их спер.
Моя мысль опять пустилась по кругу и вертелась бы довольно долго, если бы глаза не заметили на полу раскрытую сумку. Я ее знала – это была старая Натальина сумка, на днях она купила себе новую. Эту же собиралась выставить на мусорку – а уж тогда бы я ее пригребла для Лягусика. В святой уверенности, что имею на сумку полное право, я ее взяла и полезла вовнутрь – мало ли какие забавные мелочи там остались? Как-то я вот так подобрала еще совсем хорошие джинсы, а в кармане была телефонная карточка. Я ее отдала Лягусику, и подружка-сестричка смогла обзвонить всех одноклассниц. Правда, кончилось это слезами. Все они оказались замужем, погрязли в детях, мужьях, квартирах и телесериалах, ни одна не читала даже книжек про огнеопасную страсть, не говоря уж о гениальных творениях Яши Квасильевой. Как же они в метро-то ездят – удивилась я. Спят сидя, не иначе.
В сумке обнаружилась записная книжка с телефонами. Я чуть не завизжала от восторга. Вот они, знакомые! Среди них наверняка и тот, что дал на сохранение деньги, и тот, кто их спер!
Продумав легенду, дрожащими руками я набрала первый номер. К трубке долго никто не подходил, и я уже забеспокоилась. Наконец мне ответили "Але?"
– Здравствуйте, дирекция аукциона "Сотбис" беспокоит. У нас выставляется картина Леонардо да Винчи, отреставрированная Натальей Петровско – Разумовской. Она выступает в качестве посредника, и ей за это причитается полмиллиона долларов. Но у нее сменился телефон. Вы не подскажете, как ее найти?
Это была ловушка как раз в духе Яши Квасильевой! Полмиллиона долларов – слова, на которые должен хоть как-то отреагировать и тот, кто дал их Наталье, и тот, кто их спер!
– Вы хоть знаете, который час? – спросил заспанный голос.
– У нас в Лондоне… – залепетала я. – По нашему времени, сэр…
В трубке раздались гудки. Этит человек явно не имел отношения к долларам.
Тавким образом я прошлась по сорока пяти номерам и к трем часам ночи имела следующие результаты: двадцать раз трубку никто не взял, двадцать раз меня обматерили с разной степенью интенсивности, а пять раз я напоролась на автоответчик.
Я задумалась – может ли что-то означать цифра "45". То, что баба ягодка опять? Символична ли она? Или еще рискнуть?
Я набрала сорок шестой номер и автообветчик произнес:
– Вы звоните в салон эксклюзивного антиквариата "Мебелюкс". К сожалению, сейчас все консультанты заняты, но вы можете приехать в любое удобное для вас время по адресу Старый Арбат…
Дадее в трубке пискнуло и хрюкнуло, после чего запись закрутилась по новой. Я посмотрела на настенные часы – время было самое подходящее, чтобы разъезжать по эксклюзивным салонам… Стоп! "Мебелюкс"! Ведь именно туда собиралась сдавать страшное кресло Наталья!
Тут у меня в голове заварилась каша.
Я знала, что этот самый эксклюзивный антиквариат стоит бешеных денег. Недавно Наталья реставрировала матросский сундучок, о котором было точно известно, что он привезен из Голландии в Россию в начале восемнадцатого века. Его дальнейшую судьбу восстановил один искусствовед и, наверно, немало за это получил. Он доказал, что сундучком вполне мог пользоваться Петр Великий. А где "мог", там и "пользовался". Тут же вокруг старой рухляди началась драчка. В конце концов, его прикупил какой-то новый русский и поставил у себя в предбаннике.
– По приколу, блин! – так он объяснил эту причуду. – Его царь на столе держал, а я на него голой жопой сяду!
Наталья раз четыреста пересказывала мне эту историю, особенно наслаждаясь репликой нового русского.
Так вот – если где поблизости от Натальи и вертелись большие деньги, полмиллиона баксов или вроде того, так это был салон "Мебелюкс". Там я наверняка могла взять оба следа – и похитителя баксов, и похитителя Лягусика!
А заодно…
Я понимаю, что это нехорошо. Яша Квасильева никогда бы так не поступила. Но ведь Яша Квасильева и не жила в подвале с Лягусиком! И не одевалась на мусорке! И не мыла окна в чужих квартирах!
В общем, я решила сдать туда кресло – если получится, конечно. Оно настолько страшное, что за него вполне можно огрести несколько тысяч этих самых баксов. Хорошую квартиру на них не купишь, но хоть бы комнатенку в коммуналке площадью восемь метров, нам с Лягусиком для начала хватит. А потом я еще как-нибудь заработаю, и мы обменяем эту комнатенку на другую, а потом на третью…
Честное слово, надоело жить в подвале без документов!
Когда я залепила дверь Натальиной квартиры бумажной полоской и спустилась к себе в остохреневший подвал, бомжи уже задыхались и хрипели.
Конечно, если мне удастся спасти Лягусика, она мне никогда не простит, что я выбросила восковник. Но если я его не выброшу, то сама с ним этой же ночью сдохну. И спасать Лягусика будет просто некому.
Опять же, три покойника – это для меня многовато. Их даже просто выволакивать на мусорку – и то умаешьтся. А если меня кто-нибудь застукает с мертвым бомжом?
Чертыхаясь и матерясь в стиле папашкиной подруги Фроськи, потому что стиль Яши Квасильевой тут был неуместен, я полезла снимать развешанную по потолку лиану и прокувыркалась с ней больше часа. Потом я сгребла ее в кучу и в охапке поволокла из подвала.
Местом ее последнего упокоения стал мусорный контейнер, куда я затолкала вонючую сволочь на самое дно.
Спать оставалось уже совсем немного.
Утром меня разбудила бомжиха. На неизвестном языке она жалобно меня о чем-то умоляла. Я продрала глаза и ахнула. Эта мерзавка красила губы огрызком помады, и вот у нее последняя крошка кончилась. И она просила у меня косметику!
Я чуть было ее не зашибла, но вовремя вспомнила жалостливого Лягусика. Вот Лягусик сейчас все запасы бы вывернула! Поэтому бомжиха отделалась лишь общеизвестным посылом в конкретном направлении.
Тем временем зашевелились и оба бомжа.
Раз уж я приютила этих страдальцев, то мне и следовало их кормить. По крайней мере, Яша Квасильева всегда так делает. Когда к ней в особняк, как кирпич с крыши, свалился знаменитый Моисей Борисов со свитой, а свиту составлял кордебалет в количестве сорока семи смазливых мальчиков, Яша кормила эту ораву все три месяца – пока Моисей Борисов не сжалился над ней и не повез кордебалет на гастроли в Новую Гвиану. Одновременно она, кстати, расследовала убийство одиннадцати банкиров подряд. И именно тогда ее хватили по затылку прикладом от исторического мушкета.
У меня еще оставалось немного овсянки. Вообразив, будто передо мной сорок семь смазливых мальчиков, я кое-как справилась с отвращением и наплюхала кашу в консервные банки троих чумазых бомжей. А потом, прибравшись во дворе и вымыв один подъезд, пошла к Агнессе Софокловне.
Я хотела взять у старушки что-то этакое, ридикюль дореволюционный, что ли, чтобы в салоне эксклюзивного антиквариата выглядеть почти как своя. У нее еще был совершенно трогательный зонтик с ручкой из слоновой кости в виде изогнувшейся голой бабы. Агнесса Софокловна очень этим зонтиком дорожила – по семейному преданию, он был в качестве трофея привезен из Парижа в 1815 году русскими казаками.
– Стало быть, вы, детка, хотите выглядеть как настоящая дама? – уточнила Агнесса Софокловна, услышав мою просьбу. – Тогда вам придется начать с обуви. Я могу ссудить тапочки, которые привез прапрадедушка из Хивинского похода. В них, говорят, сам эмир навещал свой гарем.
Я сперва лишилась дара речи – какой, блин, гарем?!? Но когда старушка достала с антресолей исторические тапочки, я ахнула. Они были, понятное дело, без задника и с острейшими загнутыми носами. Такой нос – последний писк обувной моды, а тапочки впридачу были поверх золотой парчи густо расшиты бирюзой.
– Смотрите не потеряйте, они запросто слетают с ноги, особенно в метро, – тут престарелая дама вздохнула, а в мою душу вкралось подозрение – уж не пыталась ли она сама ездить в этой обувке в метро?
Вкралось подозрение – это я хорошо подумала. Так бы и сама Яша Квасильева подумала, увидев эти тапочки и услышав старушку.
– А я и не надену их в метро, – пообещала я. – Возьму с собой в пакете, а переобуюсь уже перед входом в салон.
– Очень разумно, – одобрила Агнесса Софокловна. – А теперь, деточка, не могли бы вы принести мне провизии из лавки? Вот списочек, вот деньги, а сдачу, пожалуйста, оставьте себе.
Я обрадовалась – во-первых, сделаю доброе дело, во-вторых, заодно прикуплю еще овсянки.
Нежная Лягусик совершенно не умела стряпать. Дадже если бы Лягусик хоть раз в жизни осуществила благое намерение и приютила бомжа, все равно ничем, кроме сухого хлеба и овсянки на воде, она бы его не кормила. А почему я должна быть гуманнее Лягусика?
– Мне бы еще зонтичек, – смущенно сказала я.
– Разумеется, и зонтичек! Будете, как настоящая дама. Кстати, знаете ли вы, детка, что женщины делятся на три категории?
Я знала, но старушке доставляло такое удовольствие рассказывать этот анекдот, что я помотала головой.
– Ну вот, детка, женщины делятся на три категории – на дам, не-дам, и… – тут она сделала выразительную паузу и даже подняла пальчик. – И дам-но-не-вам!
И вдруг на старушкиных глазах показались слезы.
– Агнесса Софокловна, что с вами? – переполошилась я.
– Ах, детка… только сейчас мне пришла в голову страшная мысль – а не слишком ли часто я была женщиной третьей категории?
– Агнесса Софокловна! – воскликнула я в возмущении. – Да это же моя мечта – стать женщиной третьей категории!
– А вы, детка, простите, которой?
– Увы – второй…
Но у меня не было времени оплакивать свою несостоявшуюся судьбу. Я взяла деньги, список, сумку – и понеслась в магазин.
Когда я тащила обратно полуторанедельный запас провизии, откуда-то сильно издалека донессы перекрывающий все посторонние шумы голос:
– Люстра, стой!
Ко мне через дорогу пробивалась среди автомобилей Земфира Крюконян, одна из самых надежных активисток нашего фан-клуба поклонниц Яши Квасильевой. Макшины гудели, шоферня материлась благим матом, но Земфира, распихивая капоты мощными боками, продвигалась вперед, как танк.
– Люстра, сенсация! Дожили! Я уж думала, никогда этого не узнаем!
Тут ее наконец зажало между двумя легковушками.
– А что, а что?! – я схватила ее за руку: уперлась и выдернула на тротуар.
– Ты не поверишь! Вот теперь генеалогическое древо уже почти полное!
– А по какой линии?
– Наконец-то стало известно, кем была бабушка Яши Квасильевой!
– Ну?!?
– Она была карточным шулером!
Я так и открыла рот. А Земфира сунула руку в сумку и помахала перед моим носом новехоньким очередным романом, причем так быстро, что я не могла сложить буквы в слова. Даже когда обложка замерла, я все равно не могла одолеть два длинных слова – буквы так и плясали.
– "Кандибобер в террариуме"! – провозгласила Земфира – Прикинь – Яше грозит пожизненное заключение!.. А дальше я еще не дочитала! Голую Яшу нашли в горящей постели в обществе двух мужских трупов!
– Не может быть!
– Так я ж говорю! А она берет себя в руки и вместо того, чтобы преследовать своего двойника, восемь страниц рассказывает про бабушку! Представляешь, какая сила воли? И знаешь, прямо за душу берет! Я в метро ехала – обревелась. Особенно когда бабушка проигрывает на бегах дедушкин фамильный портсигар с бриллиантами! И когда с окна снимают штору, чтобы завернуть бабушку, проигравшую вечернее платье! Счастливая ты, Люстра! – неожиданно заключила она.
– Это почему? – насторожилась я.
У нас в клубе, как положено, плетутся интриги. Особенно много шуму подняли, когда Яша в одном романе пообещала выйти замуж за полковника Запердолина. Прикиньте – нашлись дуры, которые измененными голосами звонили Запердолину, причем шесть дур умоляли его жениться на Яше, а семь – ни за что не делать этого и не похищать у литературы нашу гениальную писательницу. На этом основании все переругались, и отколовшаяся часть клуба направила Яше решительное письмо. Там был видвинут ультиматум: если Яша выходит замуж, то мы перестаем покупать ее книжки. В самом деле, пока она не замужем, читать ее безумно приятно, так и кажется, что про себя читаешь. Яша сообразила, что за письмом, подписанным традцатью семью незамужними женщинами и девицами, стоит многомиллионная армия покупательниц, и выходить замуж отказалась наотрез. Вот я и подумала, что завязалась очередная интрига, ведется вербовка сторонников и проводится пересмотр ценностей – скажем, год назад набойка от каблука якобы принадлежавшей Яше босоножки была признана недействительной.
– Ну, во-первых, у тебя есть та фотография, где Яша с канделябром. А во-вторых, у тебя же есть Лягусик!
– Но при чем тут Яша?
– Ты что, в своем уме?! Прикинь – Яша, пока не стала писательницей, тоже жила вместе с подругой и вела с ней общее хозяйство!
– Погоди, не трещи! – я задумалась и вспомнила. – Ну что ты, Земфира, все путаешь? Светик была ей не просто подругой, а дочкой ее младшей свекрови Нинели Аристарховны. У тебя склероз преждевременный, да?
– У самой у тебя склероз! – и Земфира, закатив огромные восточные глаза, зачастила так, что сразу стало ясно: она цитирует наизусть кусок одного из лучших романов Яши Квасильевой.
– "Незамужняя Светик вела большую переписку по объявлениям. Отчаявшись найти себе белого жениха, она вышла замуж за пожилого негра и уехала с ним то ли в Камерун, то ли в Зимбабве. А там как раз произошел завершающий этап государственного переворота, перебили всех племенных вождей, и оказалось, что из всех претендентов на трон уцелел только Мвалабобе, благополучно пересидевший все тридцать четыре года гражданской войны в институте Дружбы народов имени Патриса Лумумбы". Вот!
Эта же история более подробно излагалась в "Крокодилы тоже плачут", а родословную Мвалабобе можно найти в "Контрольной улыбке" и в "Противогаз для Золушки". Но мне было не до научных споров. Я задумалась – ведь еще не так давно в Лумумбе можно было найти приличного негра средних лет, вполне владеющего русским языком, и даже если он не вождь племени, то всяко не нищий. Сходить, что ли, в разведку?
Я вежливо избавилась от Земфиры, отнесла продукты Агнессе Софокловне и побежала переодеваться. Она мне что-то еще кричала вслед, размахивая зонтиком и ридикюлем, но мне уже было не до старушки.
Люди теперь живут неплохо и выносят на мусорку очень даже приличные вещи. Вот, скажем, юбочка от Готье. Там сбоку пятнышко было, то ли чайник поставили, то ли кастрюлю. Ну так я отчистила пятнышко абразивной пастой, а получившуюся дырку художественно заштопала шпагатом из хозяйственного магазина – уборщица Любка отмотала мне от рулона, а я ей за это дала на ночь "Труп-невидимку". Получилось очень даже современно – теперь же за эксклюзивные лохмотья бешеные деньги платят.
Свекор одной из наших жиличек преподавал как-то в Лумумбе, и я побежала узнавать, как туда добраться, чтобы поменьше пересадок. И тут мне неслыханно повезло – от волнения прихватило живот. Хозяйка, свекрова невестка Рената, распахнула передо мной дверь туалета, я торопливо вошла, устроилась как полагается и… не поверила своим глазам!
За настенную штуковину для рулона туалетной бумаги был засунут "Кандибобер в террариуме"! Кто-то читал его здесь и забыл!
Если эти люди забывают где попало труды несравненной Яши Квасильевой, подумала я, а не хранят их как зеницу ока на отдельной полочке, под стеклом, то будет только справедливо, если я приватизирую сокровище. Тем более, что несколько первых страниц зачем-то уже выдрали…
Сунув книжку дрожащими руками под юбку и приведя себя в порядок, я покинула туалет, решив на будущее почаще сюда заглядывать. Теперь оставалось только добежать до метро.
Я так хотела поскорее углубиться в новый шедевр, что перепутала линии и перроны.
Два часа спустя я подсознательно удивилась – что-то слишком долго еду. В книге как раз была пауза – преступники напустили мусоровоз на джип Альфонса Альфонсовича, Яша, вся в слезах, стучала по перевернутой машине в надежде услышать голос любимого свекра, и тут по какой-то странной аналогии стала вспоминать про бабушку-картежницу, и вспоминала уже страниц этак пять. Но про бабушку мне уже толковала Земфира, я оторвалась от романа и спросила у пассажиров, где нахожусь.
Оказалось, я еду себе по кольцевой и еду, наслаждаясь Яшей Квасильевой, а институт имени Патриса Лумумбы…
Стоп! На кой хрен мне понадобился институт имени Патриса Лумумбы?!?
Не поступать же туда я собралась!
Что-то я там хотела отыскать, но что? Свекра Ренаты? Нет! Вспомнила! Негра! Почтенного, солидного, седеющего негра, хорошо говорящего по-русски.
Но как я докатилась до негра?